— С Габриэль? Она знает, кто ты на самом деле? Или ты использовал ее, чтобы добраться до меня?
Неожиданно Джо почувствовал укор совести и то стремление оберегать, которое он впервые испытал, когда Габриэль висела в ночи на перилах балкона. Он оттолкнулся от двери.
— И ты еще смеешь говорить, что я использовал Габриэль? Это ты годами использовал ее, создавая законное прикрытие для своих грязных делишек!
Его негодование было вызвано не одним только желанием защитить своего осведомителя. Кевин отвернулся.
— У нее все будет хорошо.
— Когда я разговаривал с ней сегодня утром, она не казалась мне человеком, у которого все хорошо.
Кевин вновь посмотрел на него, и впервые в его взгляде мелькнуло что-то помимо надменности и враждебности.
— Что ты ей сказал? Что она знает?
— Что она знает, тебя не касается. Запомни одно: в «Аномалии» я выполнял свою работу.
— Да, как же! — проворчал Кевин. — Когда ты притиснул Гейб к стене и запустил свой язык ей в глотку, это мало напоминало работу.
Уокер поднял глаза на Джо, и тот выдавил из себя небрежную улыбку.
— Выпадали и такие удачные деньки. — Он пожал плечами и покачал головой, как будто слова Кевина ничуть его не задели. — Знаю, ты сейчас на меня сердишься, но хочу дать тебе один совет. Можешь принять его, а можешь опять послать меня черту — дело твое, но совет таков: ты не из тех людей, которых волнуют чужие судьбы, и сейчас не самое удачное время для угрызений совести. Твой корабль идет ко дну, приятель, и ты либо спасешься, либо потонешь вместе с остальными крысами. Я советую тебе спастись, пока еще не поздно! — Он в последний раз окинул Кевина взглядом и вышел из комнаты.
Уильям Стюарт Шелкрофт вовсе не был сговорчивым, как заявлял Кевину шеф полиции. Он сидел в камере предварительного заключения, уставясь за ограду, и верхняя лампочка отбрасывала сероватый свет на его лысую голову. Джо смотрел на торговца художественными ценностями и ждал выброса адреналина в кровь. Этот прилив неизменно наступал, когда приходило время развязать язык преступнику — даже предупрежденному о том, что его слова могут быть обращены против него. Но сейчас прилива не было. Вместо этого Джо испытывал усталость. Умственное и физическое опустошение.
Остаток дня он держался бодро, поддерживаемый той всеобщей энергией, которая наполняла полицейский участок. Многократно выслушивая подробности ареста Кевина и Шелкрофта, он старался не думать о Габриэль и об их дальнейших взаимоотношениях.
— Кто-то принес сюда цветы? — спросил Уинстон, сидевший через проход.
— Да, пахнет цветами, — поддержал Дейл Паркер, детектив-новичок.
— От меня ничем не пахнет, черт возьми! — рявкнул Джо и уткнулся носом в бумаги.
До конца рабочего дня он благоухал, как сиреневый куст, и ждал, когда на шею ему упадет топор. В пять часов он схватил со своего стола папку с документами и отправился домой.
— Пр-ривет, Джо! — поздоровался Сэм, как только Джо вошел.
— Здорово, приятель! — Джо бросил ключи и бумаги на стол перед диваном и выпустил Сэма из клетки. — Что сегодня было по телевизору?
— Джер-ри, Джер-ри! — проскрипел Сэм, вприпрыжку вышел из проволочной дверцы и взлетел на дубовый телевизионный ящик.
Джо несколько месяцев не разрешал Сэму смотреть Спрингера — с тех пор, как тот нахватался из фильма дурных выражений и повторял их в самые неподходящие моменты.
— Твоя мама — толстая шлюха!
— О Боже! — вздохнул Джо и опустился на диван. Он, Сэм забыл эту фразу. — Как ты себя ведешь? — сурово вопросил сидевший на телевизоре попугай.
Джо откинул голову назад и закрыл глаза. Его жизнь летела ко всем чертям. Он чуть не загубил свою карьеру, причем с риском распроститься с должностью. Он по уши завален писаниной, а его попугай грязно ругается. Все идет наперекосяк!
Занимаясь делами, Джо думал о Габриэль, о том дне, когда он ее арестовал. Меньше чем за неделю его мнение о ней повернулось на сто восемьдесят градусов. Он уважал ее и с сожалением думал о том, что она скорее всего права насчет своей работы. Теперь ее имя и ее салон связаны с самым громким преступлением штата, и ей, видимо, придется закрыть салон. Но спасибо ее проныре адвокату — она не потеряет все. Во всяком случае, Джо на это надеялся.
Тут он вспомнил о ее мягких губах, о твердых сосках, упиравшихся в его грудь. О том, как она ласкала его спину и живот. Перед глазами его стояли ее серьги в виде колец с бусинками, запутавшиеся в ее волосах, он еще ощущал тепло ее тела, лежащего под ним.
Она была прекрасна в одежде и восхитительна — без нее. Она перевернула весь его мир, свела его с ума. Будь на ее месте любая другая женщина, он попытался бы придумать способ снова ее раздеть. Он сел бы в машину, поехал к ней домой и уговорил бы ее сесть голой ему на колени.
Она ему нравилась. Очень нравилась. Но испытывать симпатию — еще не значит любить. Даже если бы отношения с ней не были так запутаны, он все равно не хотел продолжения. Не желая обидеть Габриэль, он, однако, решил держаться от нее подальше.
Тяжело вздохнув, он рассеянно провел рукой по волосам. Может, он зря волнуется и ему не в чем себя укорять? Может, она ничего и не ждет. Она уже большая девочка. И умная. Должна же она понимать, что все, что между ними было — в постели, на полу, в ванной, — это просто ошибка. Наверное, она со страхом думает о новой встрече с ним. Пару часов им было приятно друг с другом — очень приятно. Но это больше не повторится. У их отношений нет будущего.
Занавесив окно и выключив свет, Габриэль сидела одна в своей темной гостиной и смотрела пятичасовой выпуск местных новостей. Главной темой вновь была кража картины Хилларда, только на этот раз на экране мелькала фотография Кевина.
— Сегодня в связи с самой крупной кражей в истории штата был арестован местный житель, бизнесмен Кевин Картер… — начал обозреватель.
Репортаж сопровождался кадрами, на которых был запечатлен парадный вход «Аномалии». Показали, как полицейские выносят из салона ценные гравюры, висевшие в кабинете Кевина, его компьютер и папки с его документами. Они опустошили его письменный стол и обыскали салон на предмет краденых вещей. Габриэль знала все, к чему они прикасались, потому что была там. Одевшись, она приехала в свой салон и видела, как они это делали. Она стояла бок о бок с Марой, Фрэнсис и своим адвокатом Рональдом Аоуменом. Не было только Джо.
Он не приехал.
Об аресте рассказывали долго. В одном углу экрана появилась фотография Уильяма Стюарта Шелкрофта, в другом — Кевина. Представитель полиции отвечал на вопросы репортера.
— С помощью осведомителя, — сказал он, не назвав ее имени, — мы вели слежку за мистером Картером…
Дальше показали мистера и миссис Хиллард, которые поблагодарили полицейский департамент Бойсе.
Габриэль нажала кнопку и выключила телевизор, потом бросила пульт на диван, рядом со своим радиотелефоном. Джо не звонил.
Ее жизнь рушилась на глазах у всего мира. Ее деловой партнер, человек, которому она доверяла, которого считала своим близким другом, оказался вором. В новостях не упоминалось ее имя, но все, кто ее знал, могли предположить, что она тоже виновна. Она кратко обсудила с Рональдом возможные варианты, например, закрыть салон, а потом открыть под другим названием. Но хватит ли у нее сил начать все сначала? Надо будет обдумать этот вопрос, когда в голове прояснится.
Телефон, лежавший рядом с ней на диване, зазвонил, и тревожно екнуло сердце.
— Алло, — ответила она, не дождавшись второго звонка.
— Я только что посмотрела новости, — начала ее мать, — сейчас выезжаю.
Габриэль постаралась скрыть свое разочарование.
— Нет, не надо. Я сама скоро к тебе приеду.
— Когда?
— Сегодня вечером, попозже.
— Тебе нельзя оставаться одной.
— Я жду Джо, — сказала Габриэль. Если Джо придет, она будет не одна.
Поговорив с мамой, она набрала воды в ванну, добавив в воду лаванду и иланг-иланг, и положила трубку мобильника рядом с ванной. Однако, когда раздался очередной звонок, это опять был не Джо.
— Ты смотрела новости? — спросила Фрэнсис.
— Смотрела, — отозвалась Габриэль нарочито бодрым голосом. — Послушай, я перезвоню тебе позже, ладно? Я жду звонка от Джо.
— А почему бы тебе самой ему не позвонить? — Потому что у нее нет номера его домашнего телефона, а в телефонном справочнике он тоже не значится. Она проверяла — дважды.
— Я уверена, что он позвонит, как только придет с работы. — Раньше он вряд ли сможет поговорить с ней об этом деле — и об их отношениях, и о том, что будет дальше.
После того как Фрэнсис повесила трубку, Габриэль вылезла из ванны и надела новые шорты цвета хаки и белую футболку. Она оставила волосы распущенными, потому что думала, что ему так больше нравится. Она откровенно ждала его звонка и даже не пыталась обмануть себя, зная, что обманщица из нее никудышная. С каждой секундой тревога ее росла.
В половине восьмого, на свою беду, позвонил инвалид, торгующий электрическими лампочками.
— Нет! — завопила она в трубку. — Оставьте меня в покое! — Она нажала кнопку отбоя и бросилась на диван, уверенная, что только что создала для себя жуткую карму. Разве можно кричать на калеку?
Весь ее мир рушился, а она волновалась не столько за свой бизнес, сколько за личную жизнь. Нервы ее были взвинчены. Сердцем она понимала, что если ей удастся связаться с Джо, то все будет хорошо.
Она даже не знала номера его телефона. Чтобы с ним поговорить, ей надо было позвонить в полицейский участок или оставить сообщение на его пейджер. Они занимались любовью, и он разбередил ей душу и тело, как никто другой. Это было больше чем секс. Она любила его, но не знала, как он сам к ней относится, и эта неизвестность, была хуже всего.
Они занимались любовью, а потом он выбежал из ее дома, как будто за ним гналась свора собак. Да, конечно, так было надо. Рациональная часть сознания говорила ей, что он не мог уйти по-другому. И все же… ведь он даже не поцеловал ее на прощание. Даже не оглянулся.
Раздался звонок в дверь, и она вздрогнула. Посмотрев в глазок, она увидела Джо в солнечных очках с зеркальными стеклами. К горлу подкатил комок.
— Джо! — сказала она, распахивая дверь. Она не смогла больше вымолвить ни слова. Ее жадный взгляд вобрал его всего сразу, от темных волос, черной рубашки и джинсов до черных ботинок. Она вновь подняла глаза к его волевому мужественному лицу с четкой линией чувственных губ. Губ, которые меньше двенадцати часов назад прижимались к ее бедру.
— Ты смотрела новости? — спросил он. В его голосе было что-то тревожное. — Ты разговаривала со своим адвокатом? — Наконец она обрела дар речи.
— Да. Ты пройдешь в дом?
— Нет, это ни к чему. — Он отступил к краю крыльца. — Но я хочу поговорить с тобой насчет того, что случилось между нами сегодня утром.
Габриэль заранее знала, что он скажет.
— Только не надо извиняться, — предупредила она, понимая, какой болью отзовутся в ее сердце его извинения. Неужели он считает все случившееся ошибкой? — И не говори, что это больше не должно повториться.
— Если я промолчу, легче не станет, Габриэль. Я сам виноват в том, что произошло. Ты была моей тайной осведомительницей. Существуют строгие правила, регламентирующие отношения между детективом и осведомителем. Я нарушил эти правила. Если ты хочешь поговорить с представителями власти, я могу подсказать тебе, к кому обратиться.
Она посмотрела на свои босые ноги, потом вновь подняла глаза к своему отражению в его очках. Опять он о правилах! Ей плевать на правила и регламент! Она не хочет говорить ни с кем, кроме него! Его слова относятся к тому, что они сделали, а не к тому, что он чувствует. Пусть он ее не любит, но не испытывать взаимного притяжения он не может.
— Я был не прав, и прошу прощения.
Это признание причинило боль, но у нее не было времени предаваться обидам. Она должна высказать ему все то, что у нее на сердце, и услышать его ответ.
— Я не нахожу здесь ничего такого, о чем стоило бы жалеть. Видишь ли, я не сторонница беспорядочного секса. Конечно, ты вряд ли поверишь в это после того, что случилось сегодня утром, но я питаю глубокие чувства к тому человеку, с которым ложусь в постель.
Его губы сложились в прямую линию, но она зашла слишком далеко и не собиралась отступать.
— Не знаю, как это вышло, — продолжала она. — Всего несколько дней назад я даже не подозревала о том, что ты мне нравишься. — С каждым произнесенным словом на лбу у него появлялись морщинки. — Я еще никогда не любила по-настоящему. То есть несколько лет назад мне казалось, что я люблю Флетчера Уайзивера, но то, что я к нему испытывала, нельзя даже сравнивать с моими чувствами к тебе. Раньше у меня не было ничего подобного. Он снял очки и потер лоб и виски.
— У тебя сегодня был трудный день, и ты, наверное, просто запуталась.
Габриэль взглянула в его усталые глаза цвета темного шоколада.
— Не говори со мной так, будто я не знаю, что чувствую. Я взрослая женщина и не путаю секс с любовью. Есть только одно объяснение тому, что сегодня случилось: я люблю тебя.
Он опустил руку. Лицо его стало растерянным. В воздухе повисла неловкая пауза.
— Только что я призналась тебе в любви, и ты никак на это не реагируешь?
— Боюсь, моя реакция тебе не понравится.
— А ты все же попробуй.
— Есть еще одно объяснение, более разумное. — Он почесал в затылке и сказал: — Нам пришлось изображать влюбленную пару. Мы слишком увлеклись, втянулись и спутали игру с реальностью.
— Может быть, ты и спутал, а я нет. — Она покачала головой. — Ты мой ян.
— Что, прости?
— Ты мой ян.
Он шагнул со ступеньки ее крыльца.
— Твое что?
— Вторая половинка моей души.
Он надел солнечные очки, вновь спрятав за ними свои глаза.
— Нет.
— Не говори мне, что ты не чувствуешь притяжение между нами. Ты должен его чувствовать.
Он покачал головой.
— Я не верю во всю эту чепуху насчет родства душ и большой красной ауры, — сказал он, уже стоя на тротуаре. — Через несколько дней ты будешь радоваться, что я исчез из твоей жизни. — Джо глубоко вздохнул. — До свидания, Габриэль Бридлав, — сказал он и пошел прочь.
Она открыла рот, чтобы окликнуть его, сказать ему, чтобы он не уходил, но в конце концов собрала остатки гордости и самоуважения, ушла в дом и закрыла дверь, чтобы не видеть этих широких удаляющихся плеч. В груди болело так, как будто ей вырезали сердце. Она оттянула ворот футболки, и из горла ее исторглись первые рыдания. Как это могло случиться? Она нашла свой ян, и он должен был ее узнать. Но он не узнал. Она никогда не думала, что избранник ее сердца не отзовется на ее любовь. Она никогда не думала, как сильно это ранит.
Глаза наполнились слезами, и Габриэль прислонилась спиной к двери. Она ошибалась: лучше было бы не знать, что он ее не любит.
И что же теперь делать? Это не жизнь, а сплошной хаос. Бизнес загублен, деловой партнер — в тюрьме, а избранник души не ведает о том, что он избранник! Как жить дальше, если в душе выжженная пустыня? Знать, что он где-то здесь, в том же городе, но она ему не нужна… Она ошибалась еще в одном: неизвестность не самое страшное.
Зазвонил телефон. Она сняла трубку после четвертого звонка.
— Алло, — произнесла она, и собственный голос показался ей пустым и отрешенным.
После короткой паузы ее мать спросила:
— Что случилось после нашего последнего разговора?
— Ты же медиум, ты и с-скажи, — голос ее надломился, и она зарыдала. — Когда ты пророчила мне темноволосого страстного любовник-ка, почему ты не предупредила, что он разобьет мне сердце?
— Я сейчас за тобой заеду. Быстренько собирай чемодан, и я отвезу тебя к Франклину. Поживешь у него.
Габриэль было двадцать восемь лет, в январе исполнялось двадцать девять, но ещё никогда поездка, к деду не вызывала в ней такой радости.
Глава 16
Габриэль сидела на корточках возле дедушкиного старого кожаного кресла и втирала теплое имбирное масло в его больные кисти. Костяшки пальцев Франклина Бридлава пылали огнем, а сами пальцы были узловатыми из-за артрита. Легкий ежедневный массаж приносил ему явное облегчение.
— Ну как, дедушка? — спросила она, подняв взгляд к его морщинистому лицу со светло-зелеными глазами и кустистыми седыми бровями.
Старик медленно, насколько мог, согнул пальцы.
— Получше, — объявил он и потрепал Габриэль по голове, как будто это была его старая кривоногая гончая Молли. — Умница. — Его рука скользнула по ее плечу вниз, к подлокотнику кресла, а глаза медленно закрылись. Это случалось с ним все чаще. Вчера вечером он заснул посреди ужина, с вилкой, поднесенной ко рту. В свои семьдесят восемь он уже не расставался с пижамой. Переодевшись с утра в свежую, он шел по коридору к себе в кабинет. Единственная уступка наступившему дню заключалась в тапочках, которые он обувал.
Сколько помнила Габриэль, дедушка работал в своем кабинете до полудня, а потом поздно вечером.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28