Сашка помнил этот вечный спор отца с матерью о том, что некоторые только и знают, что пропадают на работе, а другие и семью никогда не забывают. Он любил и уважал отца, а потому всегда был на его стороне, но сегодня ему думалось о другом. Сашка вяло слушал трескотню матери, вставлял бессмысленные «да», «ага» и «надо же», а сам думал о Галочке. Ему невыносимо хотелось ее увидеть. Он с трудом сдерживался, чтобы не сбежать прямо от праздничного стола, заставленного материнскими разносолами в честь его возвращения. Не сбегал из-за того, что не знал, каким образом лучше предстать перед Галей и что ей сказать. Вернее, не так. Он уже в поезде знал, что скажет: «Выходи за меня замуж», но вот как лучше все это обставить, еще не придумал. То ли сначала выследить Галочку и встретиться будто бы случайно, то ли заявиться прямо к ней домой с букетом и конфетами.
Уже лежа на широкой домашней постели с чистым похрустывающим бельем, Сашка решил, что лучше все-таки встретиться «случайно». Хорош он будет со своим букетом, если Галя его выставит за дверь. Своим вниманием она его никогда не баловала. О том, что беременная Галочка может ему не понравиться, он даже не мыслил. Он знал, что она всегда будет нравиться ему… любая…
Вербицкий выследил Галочку в ее собственном дворе. По-быстрому юркнул в подъезд дома, где жили Харины, и занял позицию у окна практически напротив двери ее квартиры. Тут уж она его никак не минует. Сашка уже видел, как располнела и отяжелела бывшая одноклассница, как смешно топорщилась на ней какая-то невероятно смешная шубейка, но оказалось, что все в ней его только умиляло. Галочка тяжело и чересчур долго поднималась по ступенькам лестницы, отдыхая на каждом этаже. Сашка уже весь измаялся в ожидании, когда она вдруг появилась на площадке с раскрасневшимся лицом и в сбившемся на сторону теплом пуховом платке. Девушка застыла перед ним в немом удивлении. Вербицкий не мог оторвать от нее глаз. Перед ним стояла высокая статная красавица. Ее белокурые волосы спутались под платком, отдельные тонкие прядки свисали вдоль нежного узкого лица с глазами чистого небесного цвета. Нос был прямым и точеным, как у античной статуи. Губы, слегка припухшие и розовые, чуть приоткрылись. Сашка отчетливо видел, что если бы с Галочки снять смешную шубку, разодеть в шелка и парчу, а волосы убрать в прическу ХIХ века, то с нее можно было бы писать портреты. Торчащий вперед тяжелый живот нисколько не мешал.
Галя очнулась первой. Она заправила выбившиеся пряди за маленькие ушки и удивленно воскликнула:
– Сашка! Ты откуда здесь? Ты же вроде бы уезжал учиться… У вас что, каникулы?
Сердце Вербицкого царапнула ее полная неосведомленность. Он понял, что она ничего не знала о нем, никого не расспрашивала и вообще никогда не вспоминала после того памятного дня в их школьном туалете.
– Я-то… – промямлил он. – Вообще-то я не поступал в институт…
– Почему? – искренне удивилась Галя. – Ты же хорошо учился!
– Да так вот получилось… – Сашка понимал, что сейчас не время рассказывать ей о своем житье-бытье на флоте и о приключениях в Севастопольском госпитале. Скорее всего, это ей абсолютно неинтересно. Он предложит ей совершенно другое, очень стоящее в ее положении. Вербицкий собрался и выпалил давно заготовленную фразу: – Выходи за меня замуж, Галя!
Галочка отшатнулась от него, как от ненормального, и чуть не оступилась. Сашка задержал ее за плечи и спас таким образом от неминуемого падения. Плечи он не отпустил, а, глядя в самую глубину ее небесных глаз, принялся говорить быстро-быстро, чтобы она не перебила его и не вклинилась со своими возражениями:
– Я все знаю, Галя… я понимаю, чей ребенок, но мне все равно! Я люблю тебя. Все это время только о тебе и думал. Если ты выйдешь за меня, то у ребенка будет моя фамилия. Он будет как бы наш общий! У него будет отец, и никто не посмеет называть его безотцовщиной! А если ты… потом… так и не сможешь со мной… мы разведемся, Галя… по первому твоему слову!
Девушка смотрела на него широко раскрытыми глазами и удивленно покачивала головой. Сашка не мог допустить, чтобы она отказалась, а потому возобновил атаку:
– Если ты хочешь, мы можем всем сказать, что я потому и дрался с Лагутенком, что мы с тобой уже… А можем и не говорить… Как хочешь! Я люблю тебя и буду оберегать от всех… вот увидишь…
Запал кончился. Он видел, что его проникновенная речь не вызвала в Галочке ответной бури эмоций, а потому отпустил ее плечи и рухнул на подоконник в совершенно раздавленном состоянии. Она не примет его. Неужели так любит эту сволочь Якушева, который уже давно и счастливо женат? Вербицкий уже совсем собрался уходить, не взглянув на Галочку, но она вдруг сказала:
– Хорошо. Я выйду за тебя замуж, только…
– Что «только»? – живо отозвался Сашка.
– Только не требуй от меня любви… по крайней мере, сразу… Может быть, потом… я привыкну и… Хорошо?
Разве мог Сашка чего-то от нее требовать? Ему было достаточно одного только согласия Галочки.
Шумной свадьбы не было, что неудивительно: невесте через два месяца рожать. Молодые по-тихому расписались в ЗАГСе, а потом пару часов посидели за столом с родственниками. Застолье было печальным.
Мать Сашки еле крепилась, чтобы не разрыдаться. Не такой невесты она хотела для своего сына. Ее Сашенька всем удался: высокий, стройный, с мужественным открытым лицом. Да за него любая девушка пошла бы, даже несмотря на то что он немного повредил ногу! И зачем ему эта бледная дылда с чужим ребенком в животе? Он, конечно, сказал, что любит ее, но это более чем странно: никогда ничего и вдруг – нате вам – любовь!
Илья Петрович все застолье прикидывал так и эдак и в конце концов пришел к выводу, что Галя Харина наверняка носит под сердцем ребенка его сына. Видимо, не все так просто было с теми двумя безобразными драками, которые учинил после выпускного Сашка. Да разве он теперь расскажет? Взрослый стал. Но то, что сын женился по большой любви, Илья Петрович видел отчетливо. А вот Галя… С Галей-то все как раз и неясно… И собой ничего особенного не представляет, да и любовью к Сашке не горит. Или она просто особа малоэмоциональная?
Мать малоэмоциональной особы сидела за праздничным столом ни жива ни мертва. Она вообще не рассчитывала на то, что Галина когда-нибудь выйдет замуж, а уж того, что ее возьмут в жены прямо с таким огромным животом, – даже и в мечтах не было. И ведь кто взял-то: Саша Вербицкий, умница, красавец и сын директора завода, у которого дом – полная чаша! Ольга Степановна вяло ковыряла вилкой в салате, поскольку каждую минуту ждала, что всю их семью попросят выйти вон, объявив свадьбу недействительной. Но тихое торжество катилось своим чередом, и ее Галя даже два раза поцеловалась с Сашей под жидкие крики «Горько!».
Галин отец, Роман Егорович, тоже мало чего понимал, но дальнейшую тактику собственного поведения уже выработал. Если этот Сашка вдруг объявит, что передумал, и не станет жить с его дочерью, он даст ему в морду и даже не посмотрит на то, что тот сынок директора завода, на котором они с женой всю жизнь работают. В общем, если вдруг что, уж он отыграется на Сашке за изломанную Галькину жизнь. А поскольку решение принято, то не грех как следует выпить и закусить, потому что где еще такой жратвы попробуешь, как не в директорском доме. И он один на этой свадьбе ел и пил за троих.
Галочка была тиха и спокойна. Она решила для себя, что выходит замуж ради ребенка, а значит, делает правое дело. Она не слишком верила в искренность Вербицкого, который утверждал, что хочет лишь одного: чтобы она была рядом, но надеялась на то, что в ближайшее время ей не придется выполнять супружеские обязанности. Живот у нее уже, что называется, лез на нос, и можно сказать Сашке, что до рождения ребенка врач запрещает интимные отношения любого рода.
Сам Сашка был счастлив. Он не мог не видеть, что невеста не пылает к нему страстью, но надеялся, что со временем сумеет заслужить ее любовь. Он будет заботиться сначала только о Галочке, а потом – о них двоих, вместе с родившимся ребенком. Будет любить его так же, как саму Галочку, потому что этот маленький человечек будет – плоть от плоти ее, и ему, Сашке, плевать, откуда он взялся. Потом… когда-нибудь… у них с Галей непременно будут свои дети, а пока… Словом, пока все складывается так, как ему и мечталось на узкой флотской койке.
Первая брачная ночь супругов Вербицких была, наверно, самой целомудренной на всем земном шаре. Молодые люди сидели на постели рядышком, в полном свадебном обмундировании. Галочкина голова покоилась на Сашкиной груди, и он, блаженно улыбаясь, гладил свою молодую жену по волосам. Потом они, стесняясь друг друга, разделись и улеглись на широкую деревянную кровать, на которой можно было свободно разместиться четверым. Галочкиному животу было вполне комфортно. Жить Галя стала в большой просторной квартире Вербицких. Она привыкла к постоянной работе по дому и каждый день рвалась на помощь свекрови. Сашкина мать гнала ее от дел не только потому, что привыкла со всем управляться сама, и не потому, что невестка была беременной. Тамара Ивановна хотела видеть ее как можно реже. Галин живот, в котором развивался чужой ребенок, был ей ненавистен. Она с трудом сдерживала раздражение при виде невестки и неосознанно желала ей ни дна ни покрышки.
Жители Григорьевска долго судачили о странной свадьбе, но в конце концов перемалывать одно и то же устали, негласно постановили считать, что в Гальке Хариной сидит Сашкин ребенок (раз уж тот на беременной женился), и интерес к молодым Вербицким постепенно угас.
Несколько раз на улицах города встречались две юные пары: Якушевы и Вербицкие. Молодые мужья торжественно вели под руки своих беременных жен, но на их лицах читалась отнюдь не гордость, а непреходящее желание перегрызть друг другу глотки.
Вербицкий считал Якушева виновником всех своих несчастий. Сначала он каким-то непостижимым образом пролез в постель к его Галочке, а теперь усиленно делает вид, что не имеет к ее ребенку никакого отношения. Конечно, Сашке и не надо было, чтобы Колька предъявлял какие-нибудь права на малыша и досаждал Гале, но гордую и независимую морду Якушев носил совершенно напрасно. А еще зря воротил свой нос от Галочки. Она куда лучше его Люськи, которую беременность превратила в абсолютный шар на отечных ножках. Даже лицо Скобцевой-Якушевой округлилось до такой степени, что живо напоминало сказочного колобка, которому для смеха накрасили губы ярко-красной помадой.
Якушев же, глядя на бывшую Харю, каждый раз думал о том, что она как была Харей, так ею и осталась. Звучная Сашкина фамилия ее ничуть не украсила. Галька осталась длинной и тощей бледной немочью со странно прилепленным впереди выпуклым животом. С одной стороны, Колька был где-то даже благодарен бывшему однокласснику за то, что он избавил его от обязанностей перед Хариным ребенком, с другой стороны, ненавидел за это же. Получается, что Сашка – положительный герой, а он, Николай Якушев, – мерзавец и сволочь, что на самом деле совершенно не соответствует истине. Эта Галька собственноручно разделась почти до самого голья и заманила его в постель, чего он сам совершенно не хотел. Да его любой мужик оправдал бы с ходу, если бы посмотрел на эту Харю повнимательней. Ну разве можно лечь с ней в постель по доброй воле? Да никогда! Одни мослы! То ли дело Люська: горячая, страстная, а тела столько, что утонуть можно, будто в только что подошедшем сдобном тесте.
Люся Скобцева-Якушева с ревностью оглядывала Харину черную котиковую шубку. Вербицкие разодели свою невестку в пух и перья. Таких шубок, как у Гальки, не было больше ни у кого в Григорьевске. Надо непременно попросить Кольку, чтобы он поговорил со своим отцом. Директор овощебазы – величина ничуть не меньшая, чем директор завода, а потому пусть расстарается и купит невестке такую же шубу, как у ненавистной Хари. И еще ботиночки такие же, с кроличьей опушкой. А что касается Кольки, то видно невооруженным глазом, что ему на Сашкину жену даже смотреть противно. Ревности к Гальке она не испытывает, желает только одного: встречаться с ней как можно реже. К сожалению, полностью избежать встреч невозможно. Городок у них маленький, женская консультация – одна, роддом – один, детская поликлиника – тоже. Ну да ничего! Вот они обе родят, и Сашкин отец, возможно, будет вызывать врачей к своему внуку на дом! Хотя какой он ему внук! Этот будущий Харин ребенок Вербицким вообще никто, и Сашка, как ни пыжится, полюбить Харенка все равно никогда не сможет!
Галина Харина-Вербицкая при встречах на улицах города с Якушевыми не испытывала ничего. Она даже не удивлялась этому. То, что интим с Колькой был страшной ошибкой, она поняла уже давно. Она не испытывала ни ненависти, ни злости. Якушев был посторонним человеком, бывшим одноклассником. А с бывшими – все бывшее. К ошибкам прошлого не стоит возвращаться. Люся Скобцева никогда в Галиных подругах не числилась. Врагиней побыла, конечно, некоторое время, пока боялась, что Кольке придется проявлять заботу о двух новорожденных сразу. Но теперь-то что им делить? Они обе – законные жены. Галин ребенок – только ее ребенек! А у Люськи – будет свой собственный!
Как-то после одной из таких встреч Сашка вернулся домой в самом мрачном расположении духа. – Что случилось, Саша? – спросила Галя, разматывая пуховую белую шаль, которая очень красиво смотрелась на ее голове, контрастируя с чернотой новой шубки.
Сашка помог жене раздеться, провел ее за руку в спальню, которая когда-то была его комнатой, усадил поудобней в кресло, сел напротив и неожиданно, а потому как-то излишне резко сказал:
– Не сможешь меня полюбить, да?
Галя испуганно вжала голову в плечи и промолчала.
– Нет, ты не молчи! Ты ответь! – не собирался отвязываться он.
Юная женщина перевела дух и спросила:
– Ты уже пожалел обо всем, что затеял?
– Я?! – Вербицкий не ожидал этого вопроса, а потому был застигнут врасплох. Он и сам не знал, жалел об этом или нет. С одной стороны – он жалеть никак не мог, потому что продолжал любить жену. Лежа с ней в постели, он мечтал об одном: вот Галочка родит, отойдет от родов и тогда… Эту фразу он никогда не додумывал до конца, поскольку, уже только дойдя до ее середины, всегда боялся, что не выдержит, развернет Галю к себе лицом и зацелует до смерти. С другой стороны, он боялся, что собственная жена так никогда и не позволит ему этого: вырвется, надает по физиономии… И что ему тогда делать?
Галя зябко запахнула на груди белую шаль, которая упала ей на плечи в коридоре, и печально проговорила:
– Да, ты! Если хочешь, мы можем развестись… Хоть завтра…
Сашка нервно вздохнул, облизнул вмиг пересохшие губы и натужно, будто слова застревали где-то внутри напрягшегося горла, проговорил:
– То есть тебе все равно… есть я, нет меня… Так, значит?
– Нет, это не так… – горячо отозвалась Галя. Она прислушалась к себе и поняла, что вовсе не так равнодушна к своему мужу, как он это пытается представить.
– А как? – воскликнул Сашка, и в его голосе послышалась такая мука, что Галочка бросилась к нему на грудь и горячо зашептала в ухо:
– Не так, не так… Ты для меня… Я не знаю, как сказать, но… в общем, очень важный человек… Мне с тобой спокойно, Саша, как никогда, ни с кем… Мне даже дома, с родителями не было так хорошо, как с тобой…
– Но все-таки не любишь?
– Я. я не знаю… – Галя продолжала неловко прижиматься к мужу тугим животом.
– Этого нельзя не знать! Я точно знаю, что люблю! Как можно не знать!
– А если любишь… то… потерпи еще, Саша…
Галочка подняла на мужа свои чистые голубые глаза, а он невольно потянулся к ее губам, нежно-розовым, чуть припухшим. И она не смогла отвести от него свое лицо. И он поцеловал ее так, как не посмел в первую брачную ночь, чистую и целомудренную. И уж совсем по-другому, если сравнивать этот поцелуй с тем, первым, в нише из овощных ящиков. От этого нового поцелуя у юной женщины все поплыло перед глазами. Она еще не знала, что поцелуи могут действовать так странно. Даже когда ее целовал Якушев, все было совсем не так. С Колькой она будто пробовала на вкус взрослую жизнь, проверяла, насколько она хороша и насколько подходит ей. Колькины поцелуи ей подходили, а вот все остальное – нет. Но именно из этого «остального» и образовался в ее организме ребенок, которого она почему-то, вопреки нынешнему полному неприятию его отца, уже любила изо всех сил.
Якушев тоже пробовал Галочку, юный муж – любил. И через этот поцелуй его любовь перелилась в Галю живительной, горячей струей. Глаза беременной женщины широко раскрылись удивляясь, а губы уже сами тянулись к Сашке – надо срочно проверить: будет ли во второй раз так же хорошо, как в первый. И было хорошо, и было еще лучше, чем в первый!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
Уже лежа на широкой домашней постели с чистым похрустывающим бельем, Сашка решил, что лучше все-таки встретиться «случайно». Хорош он будет со своим букетом, если Галя его выставит за дверь. Своим вниманием она его никогда не баловала. О том, что беременная Галочка может ему не понравиться, он даже не мыслил. Он знал, что она всегда будет нравиться ему… любая…
Вербицкий выследил Галочку в ее собственном дворе. По-быстрому юркнул в подъезд дома, где жили Харины, и занял позицию у окна практически напротив двери ее квартиры. Тут уж она его никак не минует. Сашка уже видел, как располнела и отяжелела бывшая одноклассница, как смешно топорщилась на ней какая-то невероятно смешная шубейка, но оказалось, что все в ней его только умиляло. Галочка тяжело и чересчур долго поднималась по ступенькам лестницы, отдыхая на каждом этаже. Сашка уже весь измаялся в ожидании, когда она вдруг появилась на площадке с раскрасневшимся лицом и в сбившемся на сторону теплом пуховом платке. Девушка застыла перед ним в немом удивлении. Вербицкий не мог оторвать от нее глаз. Перед ним стояла высокая статная красавица. Ее белокурые волосы спутались под платком, отдельные тонкие прядки свисали вдоль нежного узкого лица с глазами чистого небесного цвета. Нос был прямым и точеным, как у античной статуи. Губы, слегка припухшие и розовые, чуть приоткрылись. Сашка отчетливо видел, что если бы с Галочки снять смешную шубку, разодеть в шелка и парчу, а волосы убрать в прическу ХIХ века, то с нее можно было бы писать портреты. Торчащий вперед тяжелый живот нисколько не мешал.
Галя очнулась первой. Она заправила выбившиеся пряди за маленькие ушки и удивленно воскликнула:
– Сашка! Ты откуда здесь? Ты же вроде бы уезжал учиться… У вас что, каникулы?
Сердце Вербицкого царапнула ее полная неосведомленность. Он понял, что она ничего не знала о нем, никого не расспрашивала и вообще никогда не вспоминала после того памятного дня в их школьном туалете.
– Я-то… – промямлил он. – Вообще-то я не поступал в институт…
– Почему? – искренне удивилась Галя. – Ты же хорошо учился!
– Да так вот получилось… – Сашка понимал, что сейчас не время рассказывать ей о своем житье-бытье на флоте и о приключениях в Севастопольском госпитале. Скорее всего, это ей абсолютно неинтересно. Он предложит ей совершенно другое, очень стоящее в ее положении. Вербицкий собрался и выпалил давно заготовленную фразу: – Выходи за меня замуж, Галя!
Галочка отшатнулась от него, как от ненормального, и чуть не оступилась. Сашка задержал ее за плечи и спас таким образом от неминуемого падения. Плечи он не отпустил, а, глядя в самую глубину ее небесных глаз, принялся говорить быстро-быстро, чтобы она не перебила его и не вклинилась со своими возражениями:
– Я все знаю, Галя… я понимаю, чей ребенок, но мне все равно! Я люблю тебя. Все это время только о тебе и думал. Если ты выйдешь за меня, то у ребенка будет моя фамилия. Он будет как бы наш общий! У него будет отец, и никто не посмеет называть его безотцовщиной! А если ты… потом… так и не сможешь со мной… мы разведемся, Галя… по первому твоему слову!
Девушка смотрела на него широко раскрытыми глазами и удивленно покачивала головой. Сашка не мог допустить, чтобы она отказалась, а потому возобновил атаку:
– Если ты хочешь, мы можем всем сказать, что я потому и дрался с Лагутенком, что мы с тобой уже… А можем и не говорить… Как хочешь! Я люблю тебя и буду оберегать от всех… вот увидишь…
Запал кончился. Он видел, что его проникновенная речь не вызвала в Галочке ответной бури эмоций, а потому отпустил ее плечи и рухнул на подоконник в совершенно раздавленном состоянии. Она не примет его. Неужели так любит эту сволочь Якушева, который уже давно и счастливо женат? Вербицкий уже совсем собрался уходить, не взглянув на Галочку, но она вдруг сказала:
– Хорошо. Я выйду за тебя замуж, только…
– Что «только»? – живо отозвался Сашка.
– Только не требуй от меня любви… по крайней мере, сразу… Может быть, потом… я привыкну и… Хорошо?
Разве мог Сашка чего-то от нее требовать? Ему было достаточно одного только согласия Галочки.
Шумной свадьбы не было, что неудивительно: невесте через два месяца рожать. Молодые по-тихому расписались в ЗАГСе, а потом пару часов посидели за столом с родственниками. Застолье было печальным.
Мать Сашки еле крепилась, чтобы не разрыдаться. Не такой невесты она хотела для своего сына. Ее Сашенька всем удался: высокий, стройный, с мужественным открытым лицом. Да за него любая девушка пошла бы, даже несмотря на то что он немного повредил ногу! И зачем ему эта бледная дылда с чужим ребенком в животе? Он, конечно, сказал, что любит ее, но это более чем странно: никогда ничего и вдруг – нате вам – любовь!
Илья Петрович все застолье прикидывал так и эдак и в конце концов пришел к выводу, что Галя Харина наверняка носит под сердцем ребенка его сына. Видимо, не все так просто было с теми двумя безобразными драками, которые учинил после выпускного Сашка. Да разве он теперь расскажет? Взрослый стал. Но то, что сын женился по большой любви, Илья Петрович видел отчетливо. А вот Галя… С Галей-то все как раз и неясно… И собой ничего особенного не представляет, да и любовью к Сашке не горит. Или она просто особа малоэмоциональная?
Мать малоэмоциональной особы сидела за праздничным столом ни жива ни мертва. Она вообще не рассчитывала на то, что Галина когда-нибудь выйдет замуж, а уж того, что ее возьмут в жены прямо с таким огромным животом, – даже и в мечтах не было. И ведь кто взял-то: Саша Вербицкий, умница, красавец и сын директора завода, у которого дом – полная чаша! Ольга Степановна вяло ковыряла вилкой в салате, поскольку каждую минуту ждала, что всю их семью попросят выйти вон, объявив свадьбу недействительной. Но тихое торжество катилось своим чередом, и ее Галя даже два раза поцеловалась с Сашей под жидкие крики «Горько!».
Галин отец, Роман Егорович, тоже мало чего понимал, но дальнейшую тактику собственного поведения уже выработал. Если этот Сашка вдруг объявит, что передумал, и не станет жить с его дочерью, он даст ему в морду и даже не посмотрит на то, что тот сынок директора завода, на котором они с женой всю жизнь работают. В общем, если вдруг что, уж он отыграется на Сашке за изломанную Галькину жизнь. А поскольку решение принято, то не грех как следует выпить и закусить, потому что где еще такой жратвы попробуешь, как не в директорском доме. И он один на этой свадьбе ел и пил за троих.
Галочка была тиха и спокойна. Она решила для себя, что выходит замуж ради ребенка, а значит, делает правое дело. Она не слишком верила в искренность Вербицкого, который утверждал, что хочет лишь одного: чтобы она была рядом, но надеялась на то, что в ближайшее время ей не придется выполнять супружеские обязанности. Живот у нее уже, что называется, лез на нос, и можно сказать Сашке, что до рождения ребенка врач запрещает интимные отношения любого рода.
Сам Сашка был счастлив. Он не мог не видеть, что невеста не пылает к нему страстью, но надеялся, что со временем сумеет заслужить ее любовь. Он будет заботиться сначала только о Галочке, а потом – о них двоих, вместе с родившимся ребенком. Будет любить его так же, как саму Галочку, потому что этот маленький человечек будет – плоть от плоти ее, и ему, Сашке, плевать, откуда он взялся. Потом… когда-нибудь… у них с Галей непременно будут свои дети, а пока… Словом, пока все складывается так, как ему и мечталось на узкой флотской койке.
Первая брачная ночь супругов Вербицких была, наверно, самой целомудренной на всем земном шаре. Молодые люди сидели на постели рядышком, в полном свадебном обмундировании. Галочкина голова покоилась на Сашкиной груди, и он, блаженно улыбаясь, гладил свою молодую жену по волосам. Потом они, стесняясь друг друга, разделись и улеглись на широкую деревянную кровать, на которой можно было свободно разместиться четверым. Галочкиному животу было вполне комфортно. Жить Галя стала в большой просторной квартире Вербицких. Она привыкла к постоянной работе по дому и каждый день рвалась на помощь свекрови. Сашкина мать гнала ее от дел не только потому, что привыкла со всем управляться сама, и не потому, что невестка была беременной. Тамара Ивановна хотела видеть ее как можно реже. Галин живот, в котором развивался чужой ребенок, был ей ненавистен. Она с трудом сдерживала раздражение при виде невестки и неосознанно желала ей ни дна ни покрышки.
Жители Григорьевска долго судачили о странной свадьбе, но в конце концов перемалывать одно и то же устали, негласно постановили считать, что в Гальке Хариной сидит Сашкин ребенок (раз уж тот на беременной женился), и интерес к молодым Вербицким постепенно угас.
Несколько раз на улицах города встречались две юные пары: Якушевы и Вербицкие. Молодые мужья торжественно вели под руки своих беременных жен, но на их лицах читалась отнюдь не гордость, а непреходящее желание перегрызть друг другу глотки.
Вербицкий считал Якушева виновником всех своих несчастий. Сначала он каким-то непостижимым образом пролез в постель к его Галочке, а теперь усиленно делает вид, что не имеет к ее ребенку никакого отношения. Конечно, Сашке и не надо было, чтобы Колька предъявлял какие-нибудь права на малыша и досаждал Гале, но гордую и независимую морду Якушев носил совершенно напрасно. А еще зря воротил свой нос от Галочки. Она куда лучше его Люськи, которую беременность превратила в абсолютный шар на отечных ножках. Даже лицо Скобцевой-Якушевой округлилось до такой степени, что живо напоминало сказочного колобка, которому для смеха накрасили губы ярко-красной помадой.
Якушев же, глядя на бывшую Харю, каждый раз думал о том, что она как была Харей, так ею и осталась. Звучная Сашкина фамилия ее ничуть не украсила. Галька осталась длинной и тощей бледной немочью со странно прилепленным впереди выпуклым животом. С одной стороны, Колька был где-то даже благодарен бывшему однокласснику за то, что он избавил его от обязанностей перед Хариным ребенком, с другой стороны, ненавидел за это же. Получается, что Сашка – положительный герой, а он, Николай Якушев, – мерзавец и сволочь, что на самом деле совершенно не соответствует истине. Эта Галька собственноручно разделась почти до самого голья и заманила его в постель, чего он сам совершенно не хотел. Да его любой мужик оправдал бы с ходу, если бы посмотрел на эту Харю повнимательней. Ну разве можно лечь с ней в постель по доброй воле? Да никогда! Одни мослы! То ли дело Люська: горячая, страстная, а тела столько, что утонуть можно, будто в только что подошедшем сдобном тесте.
Люся Скобцева-Якушева с ревностью оглядывала Харину черную котиковую шубку. Вербицкие разодели свою невестку в пух и перья. Таких шубок, как у Гальки, не было больше ни у кого в Григорьевске. Надо непременно попросить Кольку, чтобы он поговорил со своим отцом. Директор овощебазы – величина ничуть не меньшая, чем директор завода, а потому пусть расстарается и купит невестке такую же шубу, как у ненавистной Хари. И еще ботиночки такие же, с кроличьей опушкой. А что касается Кольки, то видно невооруженным глазом, что ему на Сашкину жену даже смотреть противно. Ревности к Гальке она не испытывает, желает только одного: встречаться с ней как можно реже. К сожалению, полностью избежать встреч невозможно. Городок у них маленький, женская консультация – одна, роддом – один, детская поликлиника – тоже. Ну да ничего! Вот они обе родят, и Сашкин отец, возможно, будет вызывать врачей к своему внуку на дом! Хотя какой он ему внук! Этот будущий Харин ребенок Вербицким вообще никто, и Сашка, как ни пыжится, полюбить Харенка все равно никогда не сможет!
Галина Харина-Вербицкая при встречах на улицах города с Якушевыми не испытывала ничего. Она даже не удивлялась этому. То, что интим с Колькой был страшной ошибкой, она поняла уже давно. Она не испытывала ни ненависти, ни злости. Якушев был посторонним человеком, бывшим одноклассником. А с бывшими – все бывшее. К ошибкам прошлого не стоит возвращаться. Люся Скобцева никогда в Галиных подругах не числилась. Врагиней побыла, конечно, некоторое время, пока боялась, что Кольке придется проявлять заботу о двух новорожденных сразу. Но теперь-то что им делить? Они обе – законные жены. Галин ребенок – только ее ребенек! А у Люськи – будет свой собственный!
Как-то после одной из таких встреч Сашка вернулся домой в самом мрачном расположении духа. – Что случилось, Саша? – спросила Галя, разматывая пуховую белую шаль, которая очень красиво смотрелась на ее голове, контрастируя с чернотой новой шубки.
Сашка помог жене раздеться, провел ее за руку в спальню, которая когда-то была его комнатой, усадил поудобней в кресло, сел напротив и неожиданно, а потому как-то излишне резко сказал:
– Не сможешь меня полюбить, да?
Галя испуганно вжала голову в плечи и промолчала.
– Нет, ты не молчи! Ты ответь! – не собирался отвязываться он.
Юная женщина перевела дух и спросила:
– Ты уже пожалел обо всем, что затеял?
– Я?! – Вербицкий не ожидал этого вопроса, а потому был застигнут врасплох. Он и сам не знал, жалел об этом или нет. С одной стороны – он жалеть никак не мог, потому что продолжал любить жену. Лежа с ней в постели, он мечтал об одном: вот Галочка родит, отойдет от родов и тогда… Эту фразу он никогда не додумывал до конца, поскольку, уже только дойдя до ее середины, всегда боялся, что не выдержит, развернет Галю к себе лицом и зацелует до смерти. С другой стороны, он боялся, что собственная жена так никогда и не позволит ему этого: вырвется, надает по физиономии… И что ему тогда делать?
Галя зябко запахнула на груди белую шаль, которая упала ей на плечи в коридоре, и печально проговорила:
– Да, ты! Если хочешь, мы можем развестись… Хоть завтра…
Сашка нервно вздохнул, облизнул вмиг пересохшие губы и натужно, будто слова застревали где-то внутри напрягшегося горла, проговорил:
– То есть тебе все равно… есть я, нет меня… Так, значит?
– Нет, это не так… – горячо отозвалась Галя. Она прислушалась к себе и поняла, что вовсе не так равнодушна к своему мужу, как он это пытается представить.
– А как? – воскликнул Сашка, и в его голосе послышалась такая мука, что Галочка бросилась к нему на грудь и горячо зашептала в ухо:
– Не так, не так… Ты для меня… Я не знаю, как сказать, но… в общем, очень важный человек… Мне с тобой спокойно, Саша, как никогда, ни с кем… Мне даже дома, с родителями не было так хорошо, как с тобой…
– Но все-таки не любишь?
– Я. я не знаю… – Галя продолжала неловко прижиматься к мужу тугим животом.
– Этого нельзя не знать! Я точно знаю, что люблю! Как можно не знать!
– А если любишь… то… потерпи еще, Саша…
Галочка подняла на мужа свои чистые голубые глаза, а он невольно потянулся к ее губам, нежно-розовым, чуть припухшим. И она не смогла отвести от него свое лицо. И он поцеловал ее так, как не посмел в первую брачную ночь, чистую и целомудренную. И уж совсем по-другому, если сравнивать этот поцелуй с тем, первым, в нише из овощных ящиков. От этого нового поцелуя у юной женщины все поплыло перед глазами. Она еще не знала, что поцелуи могут действовать так странно. Даже когда ее целовал Якушев, все было совсем не так. С Колькой она будто пробовала на вкус взрослую жизнь, проверяла, насколько она хороша и насколько подходит ей. Колькины поцелуи ей подходили, а вот все остальное – нет. Но именно из этого «остального» и образовался в ее организме ребенок, которого она почему-то, вопреки нынешнему полному неприятию его отца, уже любила изо всех сил.
Якушев тоже пробовал Галочку, юный муж – любил. И через этот поцелуй его любовь перелилась в Галю живительной, горячей струей. Глаза беременной женщины широко раскрылись удивляясь, а губы уже сами тянулись к Сашке – надо срочно проверить: будет ли во второй раз так же хорошо, как в первый. И было хорошо, и было еще лучше, чем в первый!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19