Да, он совершит свой роковой шаг, не дрогнув, разве только с
содроганием отвращения! Видимо, при таких мыслях человеческий взгляд
приобретает почти вещественную тяжесть,- точно прочтя их у своего спутника,
миссис Шамуэй с каким-то напряженным лукавством оборачивается к нему.
М - с Ш а м у э й (после долгого пристального взгляда). Скажите мне,
мистер Мак-Кинли... но сперва дайте слово сказать только правду и не отводя
глаз!..
М а к - К и н л и. О, я готов.
М - с Ш а м у э й. Признайтесь, о чем таком нестерпимо ужасном вы
подумали сейчас?
Ни единая черточка не дрогнула в лице м-ра Мак-Кинли.
М а к - К и н л и. Я подумал, что почти всегда мы трагически упускаем подходящий
момент уйти из жизни.
Ее глаза щурятся в поиске правильной разгадки.
М-с Ш а м у э и. Ваше сожаление, Мак-Кинли, распространяется и на меня?..
Мне даже почудилось, что вы хотите немножко помочь мне в этом.
М а к - К и н л и (бесстрастно). Оно распространяется на всех. Для себя я
уже решил. На днях я навсегда прощусь с вами. (В ответ на ее недоверчивый
испуг.) О нет, пока еще не то!.. Я просто решил уйти в сальваторий.
М - с Ш а м у э й. Что же, это так модно сейчас... как в прошлом веке
уходили в монастырь! У меня две ближайшие подруги уже с месяц там. (В раздумье.)
Вообще вам нельзя отказать в благоразумии, мистер Мак-Кинли. Конечно, если
застигнет большая война, это новые налоги, сборы на калек, даже, говорят,
очереди за маслом, как в Европе! (Странная идея загорается у нее в глазах.) А
может быть, нам сделать э т о не откладывая и вдвоем?.. И мы с вами пролежали бы
ближайшие триста лет вместе, где-нибудь на дне океана, как влюбленные голубки!
Если бы вы согласились, мы могли бы завтра же и записаться...
М а к - К и н л и (печально качает головой). Это исключено, дорогая миссис
Шамуэй. На двоих и чтобы не валяться где-нибудь без присмотра, в дрянной, наспех
высверленной норе,- на это нужна сравнительно значительная сумма, а я не смогу
реализовать свои ценности в столь короткий срок. Разумеется, если бы вы захотели
доверить мне необходимую сумму, я бы мог все оформить завтра же... даже пока вы
спите.
М - с Ш а м у э й. Ну, в таком случае разумнее было бы сходить туда
вдвоем!
М а к - К и н л и (холодно). Простите... Что вы имели в виду, миссис
Шамуэй?
Миссис Шамуэй медлит, двусмысленная саркастическая усмешка змеится по
ее губам. Ее, видимо, ужасно возбуждает начавшаяся острая игра. У нее сейчас
торжествующие, точечные, ненавистью сверлящие зрачки. Наверно, призраки
невинных жертв вот с таким же выражением впоследствии навещают по ночам
своих палачей. М-р Мак-Кинли надеется, впрочем, что за двести пятьдесят лет
пребывания в целебном кокильоне подобная гадость как-нибудь выветрится из
памяти!
М - с Ш а м у э й. Я думаю, затем хотя бы, что ведь потребуется личное
присутствие при заключении контракта... (Пауза.) Между прочим, знаете, какой
смешной случай мне рассказала на днях моя компаньонка, мисс Брэйк? Один аферист
купил на женины деньги два места в самом роскошном сальватории и, представьте,
замуровался т а м со своей любовницей. Правда, жена кинулась было за ним
вдогонку, но где их там найдешь, в этих так называемых бездпах непроглядного
времени!
Следует поединок взглядов. Едва приметная скорбь разочарования
читается в бесстрастном лице м-ра Мак-Кинли.
Д и к т о р. Вот видите, мистер Мак-Кинли, а вы еще колебались, жалели
старую чертовку, надеялись обойтись без э т о г о. Среднему человеку трудно
добиться удачи в условиях современной цивилизации! Теперь остается только
запастись инструментом и засучивать рукава...
Мистер Мак-Кинли торжественно поднимается, складывает на столе
салфетку, молча сует под нее очень крупный банкнот и, поклонившись своей
даме, печально движется к выходу. Лакей провожает его в благоговейном
полупоклоне. М-с Шамуэй кусает губы, она почти несчастна: ей страшно
утратить, может быть, единственный в ее бездарном существовании шанс на
счастье, которого в конечном счете она так и не узнала никогда. Не столько
раскаяние, как боязнь прогадать толкает ее вослед ушедшему м-ру Мак-Кинли.
Ей удается догнать своего нового друга лишь на улице. Ночной мокрый
город, и никого вокруг. Льет полноценный дождь: уж осень. Мак-Кинли уходит
пешком, полный оскорбленного достоинства: это самая крупная и острая ставка
в его жизни. Некоторое время м-с Шамуэй, такая же промокшая, почти
умоляющая, молча, как девчонка, бежит сбоку.
М - с Ш а м у э й. Простите меня, мистер Мак-Кинли, если я заподозрила...
лучшие из ваших побуждений. Столько дурных людей кругом, а я так суеверна, так
перепугалась в тот раз, когда вы спросили меня о моем здоровье, только виду не
подала! Ну, простите, пощадите же меня, если хоть немножко успели меня
полюбить...
Без единого слова м-р Мак-Кинли переходит наискосок пустынную в этот
час ночи огромную площадь. Если взглянуть сверху, то комично и даже
трогательно видеть эту пару, шагающую прямо по лужам, под проливным дождем,
которого оба они до самого конца не замечают. Значительно выше своего
спутника, м-с Шамуэй всеми средствами пытается пробиться в его трагическое
безмолвие - задержать за рукав, заглянуть в глаза, встать ему на дороге.
М - с Ш а м у э й. К тому же я еще не заплатила вам того своего двойного
проигрыша на скачках. И вот так всю жизнь, представьте: в нужную минуту у меня
не оказывается с собой мелких денег... Ну, хоть взгляните на меня, дорогой друг!
Но м-р Мак-Кинли неумолим, хотя возможно, что, промочив ноги, чего
терпеть не может, он и в самом деле не слышит сейчас чертовой старухи.
Д и к т о р. Нет-нет, прищеми ведьме хвост, помучь, не сдавайся! Впрочем,
поторопись: тебе еще надо заранее обзавестись ключом от ее квартиры, изучить
расположение комнат, иначе ты просто не сможешь ни проникнуть к ней, ни
разыскать потом что-нибудь в потемках!
М - с Ш а м у э й. Мне, право же, и самой так досадно за свою ошибку. Но
поймите, я так одинока... Кроме приятелей покойного мужа, вдового кузена да вот
еще компаньонки мисс Брэйк, у меня буквально никого на свете. Я одинока,
трусиха, всего боюсь! Мои опасения тем более понятны в наш век, когда все кругом
рвут свое счастье зубами прямо из рук судьбы...
М а к - К и н л и (глядя прямо перед собой). У вас болезненная фантазия,
миссис Шамуэй. Вам надо найти более выносливого друга. У меня нет других женщин
на примете... и, к сожалению, я не слишком пригоден для таких диких сцен
ревности.
М - с Ш а м у э й. О бессердечный человек, вы и теперь еще можете
вскружить голову любой женщине... Хотя, правду сказать, именно это качество с
самого начала сделало вас для меня человеком-загадкой! Ну, проводите же свою
Энн, мистер Мак-Кинли, в знак того, что вы перестали сердиться. Я живу совсем
недалеко...
М а к - К и н л и. Нет, только не сегодня, Энн. Не просите.
Промокшие и молчаливые, они еще одну улицу бредут рука об руку, давая
время зарубцеваться душевному шраму, нанесенному этой размолвкою.
Все уладилось; и вот, как прежде, наши герои проходят мимо объектива -
в парке, по набережной на закате,- держась за руки, как робкие любовники. Их
диалог похож на воркование еще неплохо сохранившихся голубков.
Д и к т о р. И многие, глядя на сентиментальную пару, вздыхали при мысли,
сколько им пришлось преодолеть препятствий, прежде чем отыскали друг друга в
сутолоке жизни.
При сменяющихся, как указано, пейзажах происходит один и тот же
сквозной разговор.
М - с Ш а м у э й. Так почему же все-таки вы не женились раньше, милый
Мак-Кинли?
М а к - К и н л и (со вздохом). Иногда друга приходится искать всю жизнь,
прежде чем найдешь.
М - с Ш а м у э й. Как жаль, что мы не встретились с вами раньше, т о г д
а! Я была моложе и, по общим отзывам, гораздо лучше. Говорят даже, у меня была
красивая спина. Некоторые намекали даже, будто со спины я напоминаю...
Долгое, соединяющее их молчание.
М а к - К и н л и (тихо и кротко). Так кого же вы напоминали со спины?
М - с Ш а м у э й. Не настаивайте, это лишнее.
М а к - К и н л и. Я умоляю вас!
М - с Ш а м у э й. Но, боже, зачем, зачем вам это?
М а к - К и н л и. Ну, просто так... чтоб знать.
М - с Ш а м у э й. Мне стыдно, пожалейте меня, Мак-Кинли!
М а к - К и н л и. Я хочу.
М - с Ш а м у э й. Мне так трудно выговорить то слово! Боже, помоги мне!
(Умирающим голосом.) Ну, на Джоконду...
Благоговейная пауза.
М а к - К и н л и. Так вот, запомните, Анна: вы для меня и сейчас такая
же, какою были т о г д а!
М - с Ш а м у э й (трепетно). О, имейте в виду, несчастный Мак-Кинли, я
жадная! Вам придется доказывать это всю жизнь!
За время этого диалога, где слова перемежаются вздохами или пожатием
рук, день постепенно сменяется вечером, и вот уже совсем к ночи м-р
Мак-Кинли со своею дамой добираются до старого добротного здания, видимо, с
дорогими квартирами и в фешенебельном квартале. Пользуясь пустынностью
улицы, поздним часом и отсутствием уличных свидетелей, можно и задержаться
чуть дольше положенного у подъезда.
М - с Ш а м у э й. Ну, вот я здесь и живу... довольно уединенная улица,
правда? Покойный муж не терпел уличного шума... людского в особенности.
(Продолжая ранее начатый разговор.) Но успокойте же меня! Значит, вы полагаете,
что, пока мы с вами будем дремать у себя в сальватории, за двести пятьдесят лет
эти ужасные вояки утихомирятся наконец на земле?
М а к - К и н л и. Безусловно. При нынешних темпах военного прогресса к
тому времени на земном шаре уж ровно ничего не останется. Нечего станет
разрушать, некого покорять, нечему завидовать.
М - с Ш а м у э й. Где же мы станем жить тогда? Бегать наподобие
бездомных кошек посреди гадких руин?
М а к - К и н л и. Ну, к тому времени успеет заново отстроиться очередная
за нами цивилизация.
М - с Ш а м у э й. Мне нравится ваш оптимизм, мистер М а к - К и н л и.
(Мечтательно.) И все же больше всего, больше, чем войны, я боюсь, пожалуй,
старости, которая однажды тихо постучится в дверь!..
М а к - К и н л и. Мы встретим ее у камина вдвоем!
М - с Ш а м у э й. Благодарю, милый друг! (Со вздохом.) Ну как жаль, что
мне пора, а то мисс Брэйк увидит нас из окна.
М а к - К и н л и. Который у вас этаж?
М - с Ш а м у э й. Четвертый... (В ответ на попытку своего кавалера взять
за руку, войти в подъезд вслед за нею.) О, ради бога, не надо, только не сейчас!
Вот в средине будущей недели мисс Брэйк уедет на месяц к родным на Запад. И я
останусь одна, совсем одна... и в вашей власти... (Шепотом.) Тогда!
М а к - К и н л и (страстно). Но почему вы огорчаете меня, почему нельзя
сейчас... почему?
М - с Ш а м у э й. Ну как вам сказать, дорогой... Мне просто хочется
спасти вашу душу!
Вследствие краткой и безмолвной борьбы за обладание дверной ручкой
миссис Шамуэй неосторожно выпускает из руки свою сумку, часть содержимого
разлетается вокруг - бумажки и туалетные вещицы.
М - с Ш а м у э й. Вот и доигрались...
Мистер Мак-Кинли на коленях у ее ног: собирает рассыпавшиеся по
тротуару мелочи своей дамы.
Д и к т о р. Не зевай, Мак-Кинли, ключ от двери лежит прямо под тобой...
нет, ступенькой ниже. Временно наступи на него ногой, пригодится. Так... ура,
сдвинулись наконец! Шепни ей понежнее "спокойной ночи", обожги ее жарким взором
на прощание!
Следует корректный мужской поклон в ответ на воздушный, несколько
затянутый жеманный поцелуй Шамуэй. Она уходит, печально оглядываясь.
Оставшись в одиночестве, м-р Мак-Кинли роняет перчатку, чтобы иметь
предлог, не вызывая подозрений со стороны возможного наблюдателя, нагнуться
за роковым ключом. Некоторое время затем он стоит с почтительно поднятой
головой и без шляпы, устремив взор на этаж своей дамы.
Д и к т о р. Ладно, сматывайся к черту, артист... Чего доброго, ее
компаньонка заприметит твое лицо. Теперь пора подумать и о топоре!
Н а д п и с ь: "В ту же ночь..."
По дороге домой он мимоходом, как бы по рассеянности, остановился у
знакомой витрины с разложенными там топорами, тесаками, косарями и другими
надежными инструментами для убоя и разделки туш.
Н а д п и с ь: "В ту же ночь..."
Перед тем как лечь в кровать, уже раздетый, м-р Мак-Кинли тщательно
пересчитывает оставшуюся в карманах наличность. Раздумчиво поглядывая на
мигающую в окне рекламную иллюминацию сальваториев, он припоминает дневные
расходы, потом переправляет записанную на дверном косяке оставшуюся сумму
сбережений - 930 на 792.
Н а д п и с ь: "В ту же ночь..."
Он спит, и ему опять снятся охваченные пламенем деревья, бегущие
солдаты, вокзалы в пору эвакуации, убитые с затоптанными лицами, и еще дети,
дети... заплаканные малютки везде. Проснувшись, он сидит впотьмах,
вслушиваясь в жалкий и тянущий за душу неизвестного происхождения детский
плач.
Д и к т о р. В общем, выпала хлопотливая неделя: до заключительной
развязки времени оставалось в обрез - подкопить мужества и обзавестись кое-каким
необходимым для задуманного предприятия инвентарем...
Тот же облюбованный железо-скобяной магазин, и в нем стенд со
всевозможными мясницкими приборами. М-р Мак-Кинли пропускает все это через
свои руки, выбирая топор поухватистей, даже, пользуясь отсутствием
свидетелей, прикинул один под мышку. Нерешительность: может быть, взять вон
тот, удобный, исторически испытанный стилет из арсенала староанглийских
подкалывателей? Нет, топор верней! Когда поднял глаза, на него посматривает
сбоку чрезвычайно проницательный приказчик.
П р о д а в е ц. Боитесь, что несколько тяжеловат? А попробуйте еще вот
этот, вскиньте на руку!
М а к - К и н л и. Мне хотелось бы что-нибудь полегче, но вместе с тем...
П р о д а в е ц. Зато наша сталь высшей марки, без износу: никакая кость
не устоит. (Иронически.) Если угодно, в подвале у нас найдется пробный чурбак
для подобных вам скептических покупателей...
Д и к т о р. В непогожие вечера наш герой занимался холостяцким шитьем на
досуге, приспособляя сезонную одежду к потребностям текущего дня.
Вечер и дождик в окне. Сидя на кровати по-портняжьи, с поджатой ногой,
машинально посасывая то и дело прокалываемый палец, м-р Мак-Кинли производит
какую-то перешивку в своем пальто. Для надежности в ход пущена особо толстая
нитка, почти дратва. Нет, портной из вас, м-р Мак-Кинли, никогда не
получится! С непривычки грубая, почти кулевая игла трудно входит в толстый
драп, приходится протаскивать ее плоскогубцами. Крупным планом видно все
рабочее поле: м-р Мак-Кинли прикрепляет к подкладке у плечевого шва широкую
тряпичную петлю. Затем, с помощью надетой на лампу картонной коробки убавив
свет, предусмотрительно став спиной к объективу, м-р Мак-Кинли примеряет
что-то в углу, затем снова терпеливо шьет, машинально высвистывая мелодию
мечты.
Девчоночий голосок окликает его из-за двери.
Д е в о ч к а. Мама спрашивает у вас, мистер Мак-Кинли, не надо ли помочь
вам? У нее нашлась игла потоньше.
М а к - К и н л и. Спасибо, маленькая, я уже пришил свою пуговицу!
Д е в о ч к а. У вас такая толстая пуговица?
М а к - К и н л и. Нет, но очень ценная, и я боюсь ее потерять!
Наконец непривычное дельце совсем улажено. М-р Мак-Кинли примеряет
пальто и все так же, украдкой от объектива и замочной скважины, вправляет в
петлю под мышкой какой-то неудобный продолговатый предмет. Затем - пример
странностей человеческого поведения наедине с собой: м-р Мак-Кинли
застегивается, извлекает зачем-то из короба в углу, верно, от отца
сохранившийся черный котелок и в этой необъяснимой маскировке не подходит, а
скорее как-то сбоку вдвигается в доступное нам поле большого поясного
зеркала. При этом задетая ногой за шнур лампа со стеклянным дребезгом,
десятикратно усиленным в воображении, разбивается о пол. О, теперь уж не до
нее! Освещенный подрагивающим рекламным светом из окна: мрак - свет - мрак,
м-р Мак-Кинли с головою набочок глядит на нас из черноты зеркальной рамы, и,
возможно, это наиболее страшный момент в предполагаемом фильме.
По припухлому бугорку возле подмышки слева угадывается обушок
спрятанного орудия, которым в конце недели будет распахнута наконец желанная
дверь в будущее.
Когда, вот также под вечерок однажды, м-р Мак-Кинли двинулся наконец
привести в исполнение свой план, все это, столь чудовищное вначале, имело
теперь вполне обжитой вид, даже вызывало несколько легкомысленный отклик у
подсматривавших за ним соседей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13