Проследовав по проходу
среди мусора, я добрался до нее и нажал на огромную, железную,
изогнутую ручку. Сначала я увидел и услышал торопливую возню,
громкий шепот, а затем глазам моим в полумраке помещения, едва
освещенного низко горевшей, словно она стояла на полу, свечой,
представилось беспорядочное бегство каких-то личностей, жавшихся
по углам, на четвереньках вползавших под край стола, под нары.
Один из пробегавших задел свечу, и наступила кромешная тьма,
полная сварливого шепота и пыхтения. В воздухе, который я набрал
в легкие, стояла удушливая вонь немытых человеческих тел. Я
поспешно отступил к двери.
Старый монах, когда я проходил мимо, поднял глаза над
молитвенником.
- Не принял отшельник, а?
- Он спит,- бросил я на ходу.
Меня догнали его слова:
- Как кто в первый раз приходит, так всегда говорит, что
спит, а вот как во второй раз, то надолго остается.
Возвращаться я был вынужден через часовню. Панихида,
видимо, уже состоялась, поскольку гроб, флаги и венки исчезли.
Мессу тоже отслужили. На слабо освещенном амвоне стоял
потрясавший руками священник. На его груди под парчой
вырисовывалась квадратная выпуклость.
- ...ибо сказано: "И опробовав все искушения, дьявол
отступил от него, но до времени".
Высокий голос проповедника вибрировал, отдаваясь от
скрытого во мраке свода.
- "До времени" сказано, а где же пребывает он? Может, в
море красном, бурлящем под кожею нашей? Может, где-то в природе?
Но разве сами мы, о братия, не являемся частью природы
необъятной, разве шум ее деревьев не отзывается в костях ваших,
а кровь, струящаяся в жилах наших, разве менее солена, чем вода,
которой океан омывает полости скелетов своих тварей подводных?
Разве пустоши глаз наших не ищут огонь неугасимый? Разве не
являемся мы в итоге суетной увертюрой покоя, супружеским ложем
праха, космосом и вечностью лишь для микробов, в жилах наших
затерянных, которые изо всех сил мир наш заполонить стараются?
Являемся ли мы неизвестностью, как и то, из чего возникли мы,
неизвестностью, из-за которой удавляемся, неизвестностью, с
которой общаемся...
- Вы слышите? - прошептал кто-то за моей спиной.
Краем глаза я уловил поблескивающее бледное лицо брата-
офицера.
- О том, как удавляемся, об удушении... и это называется
провокационная проповедь! Ничего проделать грамотно не умеет. И
это называется провокатор!
- Не ищите ключ к тайне, ибо то, что отыщете, шифром
сокрытым окажется! Не пытайтесь постичь непостижимое! Смиритесь!
Голос с амвона отдавался в каменных закоулках храма.
- Это аббат Орфини. Он уже заканчивает. Я его сейчас
вызову. Вы непременно должны этим воспользоваться. Будет лучше
всего, если вы доложите о нем,- шипел бледный брат, почти
обжигая мне затылок и шею своим зловонным дыханием. Ближайшие из
прихожан стали оборачиваться.
- Нет, не надо,- вырвалось у меня.
Но он уже спешил по боковому проходу к алтарю.
Священник исчез. Внезапная поспешность, проявленная
монахом, обратила на меня внимание присутствующих. Я хотел было
незаметно уйти, но у входа образовалась толчея. Пока я
раздумывал, монах уже появился снова, ведя с собой священника,
разоблаченного до мундира. Он схватил его за рукав, подтолкнул
ко мне, скорчил за его спиной многозначительную гримасу и исчез
в тени колонны.
Последние из прихожан покинули часовню. Мы остались
вдвоем.
- Желаете исповедоваться? - певучим голосом обратился ко
мне этот человек.
У него были седые виски, волосы на голове высоко
подбриты, напряженное неподвижное лицо аскета, во рту - золотой
зуб, блеск которого напомнил мне о старичке.
- Нет, ничего подобного,- быстро произнес я. Затем,
вдохновленный неожиданной мыслью, добавил: - Мне нужна лишь
некоторая информация.
Священник мотнул головой.
- Прошу вас.
Он уверенно направился к алтарю. За алтарем находилась
низкая дверь, освещаемая лишь розоватым светом рубиновой
лампочки, подсвечивавшей какой-то образок. Коридор, в котором мы
оказались, был почти темным. Повернутые лицом к стене, накрытые
или завешенные кусками материи, по обеим сторонам стояли статуи
святых. В комнате, в которую мы вошли, яркий свет ударил мне в
глаза. Стену напротив занимал огромный несгораемый шкаф.
Священник указал мне на кресло, а сам перешел на другую сторону
заваленного бумагами и старыми книгами стола. Несмотря на
мундир, он по-прежнему выглядел как священник, с белыми
чувственными руками и сухожилиями пианиста, его виски были
покрыты сеткой голубых жилок, кожа, казалось, прилегала на
голове прямо к сухим костям черепа - все в нем дышало
невозмутимостью и спокойствием.
- Я слушаю вас.
- Вы знаете шефа Отдела Инструкций? - спросил я.
Он слегка приподнял брови.
- Майора Эрмса? Знаю.
- И номер его комнаты?
Священник смешался. Он попытался теребить пуговицы
мундира так, словно это была сутана.
- Вероятно, произошла...- начал он, но я его прервал:
- Итак, какой это номер, по вашему мнению, господин
аббат?
- Девять тысяч сто двадцать девять,- ответил аббат.- Но я
не понимаю, почему я...
- Девять тысяч сто двадцать девять,- медленно повторил я.
Мне казалось, что я уже не забуду этот номер.
Священник смотрел на меня со все большим удивлением.
- Вы... Прошу прощения... Брат Уговорник дал мне
понять...
- Брат Уговорник? Тот монах, который привел вас? Что вы о
нем думаете?
- Я в самом деле не понимаю...- проговорил священник.
Он все еще стоял за письменным столом.
- Брат Уговорник является руководителем кружка
монашеского рукоделия.
- Это полезное дело,- заметил я.- И что же, позвольте
узнать, эта ячейка изготовляет?
- В основном литургические облачения и принадлежности для
церковной службы, всякую религиозную утварь...
- И больше ничего?
- Ну, иногда... по особому заказу... Например, для Отдела
Слежки и Доносительства недавно была изготовлена, как я слышал,
партия кипятильников для чая с подслушивателями. А
Геронтофильная Секция заботится об одежде и разных мелочах для
болезненных старцев, скажем, о грелках с пульсографами.
- С пульсографами?
- Да, для регистрации затаенных влечений... Магнитофонные
подушечки, в расчете на разговаривающих во сне... И так далее.
Но как же так, разве брат Уговорник не говорил вам обо мне?
- Он говорил мне о различных...- я замолчал.
- Сотрудниках нашего Отдела?
- Мы говорили...
- Прошу прощения...
Священник вскочил с кресла, подбежал к сейфу и тремя
уверенными движениями набрал номер на цифровых дисках.
Стальная дверь, щелкнув, приоткрылась.
Стали видны груды разноцветных, с печатями, папок.
Священник стал лихорадочно рыться в них, вытащил одну, и я снова
увидел его бледное лицо с блестевшими на лбу и под носом
капельками пота, мелкими, как булавочные острия.
- Прошу вас, располагайтесь, я сию минуту вернусь.
- Нет! - крикнул я, вскакивая с места.- Передайте эту
папку мне! - Мною руководило какое-то вдохновение.
Он обеими руками прижал папку к груди. Я подошел к нему,
впился взглядом в его глаза и взялся за картонный край папки, он
не хотел ее отпускать.
- Девятнадцать,- медленно проговорил я.
Капли пота, как слезы, катились по его щекам. Папка сама
перешла в мои руки. Я открыл ее. Она была пуста.
- Служба... Я действовал... Приказ свыше,- лепетал
священник.
- Шестнадцать,- сказал я.
- Пощадите! Нет!
- Сядьте, пожалуйста. Вы не выйдете из этой комнаты, пока
не получите разрешения по телефону, святой отец. Понимаете?
- Так точно!
- И сами вы не будете никому звонить?
- Нет! Клянусь!
- Хорошо.
Я вышел, закрыл за собой дверь, прошел по коридору,
миновал пустую потемневшую часовню, спустился по винтовой
лестнице. Снаружи часового уже не было. Я вызвал лифт - и вдруг
обнаружил, что держу в руках отобранную у священника желтую
папку.
Комната девять тысяч сто двадцать девять находилась на
девятом этаже. Я вошел туда без стука.
Одна из секретарш вязала на спицах, другая ела бутерброд
с ветчиной и помешивала чай. Я поискал глазами следующую дверь,
в кабинет шефа, но здесь не было видно никаких других дверей.
Это меня шокировало.
- К майору Эрмсу, со специальной миссией,- объявил я.
Секретарши словно бы и не слышали. Та, которая вязала,
сосредоточенно считала петли.
"Может, нужен какой-то пароль?" - мелькнуло у меня в
голове. Я еще раз окинул взглядом небольшую комнату. Вдоль стен
стояли секции узких полок, разделенных вертикально на большое
число узких ячеек. Над одной из них, довольно высоко, висел
раскрашенный в цветочки микрофон. Обратиться еще раз значило
смириться с поражением. Я положил свою желтую папку на стол той
девушки, которая ела.
Она посмотрела на нее, продолжая жевать. Над зубами у нее
розовели десны. Затем мизинцем отодвинула салфетку, в которую
был завернут хлеб, но так, что часть его осталась выдвинутой за
край бумаги.
Я подошел к полке и в глубине ячейки заметил за ней что-
то белое - поверхность двери.
Она была загорожена полками. Без раздумий я ухватился за
секцию и стал ее отодвигать. Вертикальные пластины, делящие
полки на ячейки, угрожающе зашелестели.
- Шестнадцать, семнадцать...- считала зловещим шепотом
секретарша,- девятнадцать...
Полки за что-то зацепились. Дверь освободилась лишь
наполовину. Я заметил, что она отворялась в ту сторону, нажал на
ручку и протиснулся между косяком и боковиной секции полок.

4

- Наконец-то вы изволили явиться! - приветствовал меня
юношеский голос.
Из-за письменного стола красного дерева поднялся офицер
со светлыми, как лен, волосами, без кителя, в одной рубашке. В
комнате было очень жарко. Из ящика стола он достал маленькую
щеточку.
- Вы запачкались о стенку.
Он чистил мне рукав и в то же время говорил.
- Я ждал вас со вчерашнего дня. Надеюсь, вы провели ночь
не наихудшим образом? Работа не позволяла мне сегодня отойти, но
я этому даже рад, ибо из-за этого мы не могли разминуться.
Минуточку, вот тут еще немного известки. Однако, я уже настолько
глубоко вошел в ваше дело, что отношусь к вам как к старому
знакомому, а ведь мы, собственно, еще ни разу не виделись. Я -
Эрмс, да вы, впрочем, знаете.
- Да, знаю,- сказал я.- Благодарю вас, не утруждайте
себя, господин майор, это пустяк. У вас есть для меня
инструкция?
- Ясное дело, иначе зачем бы я сидел здесь? Чаю?
- Да, пожалуйста.

При этом он все время улыбался. У него была обаятельная
наружность светловолосого мальчишки, хотя присмотревшись к нему
поближе я обнаружил вокруг его смеющихся голубых глаз морщинки,
однако это были морщинки смеха. Зубы у него были как у молодого
пса.
- Ну, к делу, мой дорогой. Инструкция... Где же это она у
меня была, эта инструкция...
- Только не говорите, что вам надо за ней выйти,- заметил
я.
Я слабо усмехнулся. Он залился таким неудержимым смехом,
что у него даже слезы выступили на глазах. Поправляя
развязавшийся галстук, он сквозь смех проговорил:
- Ну и шутник же вы! Нет, не нужно мне никуда выходить,
она у меня здесь.
Он показал рукой в сторону. Из бледно-голубой стены
выступала стальная оболочка небольшого сейфа. Он подошел к нему,
покрутил кодовые диски так, что сейф аж завибрировал, извлек из
его недр толстую пачку бумаг, перевязанную шнурком, бросил ее на
стол и, опершись на нее сильными большими руками, сказал:
- Ничего не скажешь, задал вам наш старик задачу. Крепкий
орешек! Придется попотеть. Для вас это, наверное, впервые?
- В общем, да,- сказал я.
Поскольку он смотрел на меня одобряюще, я добавил:
- Если бы я пробыл здесь подольше, то сделался бы,
наверное, первоклассным специалистом даже без всяких там миссий.
У вас тут помимо воли пропитываешься этим...
Я не мог подыскать слова.
- Этим колоритом! - воскликнул он. И снова рассмеялся.
Вместе с ним смеялся и я. Мне было легко и хорошо.
Мне вовсе не пришлось превозмогать себя, чтобы помешать
чай. Было даже странно подумать, с чем это совсем недавно у меня
ассоциировалось.
- Я могу с этим познакомиться? - спросил я, указывая на
перевязанную пачку бумаг.
- Это уж как вам будет угодно.
Он передал мне через стол сверток, оказавшийся довольно
увесистым.
- Прошу вас.
Однако его тихий, полный настойчивости голос
препятствовал мне взглянуть на бумаги.
- Может, сначала мы все же наведем порядок в отношении
некоторых... недоразумений - таким неблагозвучным служебным
термином это у нас определяется. Вы мне поможете, не так ли?
- Да? - пробормотал я одними губами, ставшими вдруг
какими-то чужими и непослушными.
- Может, нужно куда-нибудь позвонить? - подсказал он,
деликатно опуская глаза.
- Верно! Я совсем забыл! Священнику из Теологического
Отдела. Я совершенно о нем забыл! Я могу отсюда позвонить?
- Ах, я даже это за вас сделаю.
- Вы? Но как... откуда...
- Да пустяки. Не оставалась ли еще какая-нибудь мелочь?
- Даже не знаю... А что мне следует делать? Может,
рассказать вам?
- Я не настаиваю.
- Это все было испытанием, господин майор, да? Меня
подвергали испытанию?
- Что вы понимаете под испытанием?
- Ну, не знаю, что-то вроде предварительного изучения. Я
понимаю, что пригодность кого-то, кто в какой-то мере является
новичком, может быть поставлена под сомнение, и поэтому ему
подсовывают...
- Минуточку... Прошу прощения...- Он был возмущен и
огорчен.- Сомнения? Изучение? Подсовывание? Как вы могли
допустить что-либо подобное? Я имел в виду, что вы... ну же!..
Взяли там - ведь так? - намереваясь вручить мне... Какой же вы
забывчивый!
Он улыбнулся, видя мою беспомощность.
- Ну же!.. Там, в часовне... Это у вас сейчас с собой,
наверное, в кармане, ведь так?
- А-а!
Я вытащил фальшивый палец и подал его майору.
- Спасибо,- сказал он.- Я приобщу это к делу. Это должно
основательно усугубить его вину.
- Там есть что-нибудь внутри? - спросил я, глядя на
сморщенный палец, который он положил перед собой.
- Нет, откуда?..
Он поднял розовую колбаску так, чтобы я мог видеть ее на
свет. Палец был прозрачен и пуст.
- Просто будет фигурировать в деле, как свидетельство
демонстративности. Ему от этого еще больше не поздоровится.
- Старику?
- Ну да.
- Но он же мертв.
- Ну и что? Это был враждебный акт. Вы ведь видели, как
он из-под флага того...
- Но ведь это был труп.
Он тихонько рассмеялся.
- Дорогой коллега - я, пожалуй, могу вас так называть? -
хороши бы мы были, если бы позволяли всяким вот так, смертью, от
всего отвертеться? Но довольно об этом. Спасибо за
сотрудничество. Вернемся к нашему делу. Перед отправкой вам
предстоит еще одно, другое, третье...
- Что?
- Ничего особо неприятного, уверяю вас. Обычное
ознакомление. Протодевтика. Вы имеете хотя бы самое элементарное
представление о шифрах, которыми вам надлежит овладеть?
- Нет, я, пожалуй, в этом совсем не ориентируюсь.
- Вот видите. Существуют шифры опознавательные, деловые,
отделов и специальные. Это вам надо бы запомнить.
Он усмехнулся.
- Ежедневно они, ясное дело, изменяются, и сколько с этим
хлопот! Например, каждый отдел имеет свой собственный внутренний
шифр, поэтому когда входишь туда и что-то говоришь, то одно и то
же слово или имя означает на разных этажах нечто совершенно
иное.
- И имя?
- А как же? Да не смотрите так! Вот, допустим, ха-ха,
настоящее имя, предположим, главнокомандующего! Вы не заметили
некоторой специфичности в именах сотрудников его штаба?
- Действительно...
- Ну вот видите...
Он посерьезнел.
- Итак, зашифрованы знания, чины, приветствия...
- Приветствия?
- А как же? Представьте себе, что вы разговариваете по
телефону с кем-нибудь, находящимся снаружи, и говорите,
например, "добрый вечер" - и вот отсюда уже можно сделать вывод,
что у нас работают круглые сутки, что у нас есть смены, а это
уже для кое-кого важная информация,- подчеркнул он.- Впрочем,
любой разговор...
- Как? Даже теперь, когда мы...
Он кашлянул с некоторым смущением.
- Обязательно, дорогой мой.
- Простите, но я действительно не понимаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26