».
Он исчез в той же чаще, куда только что ускакал заяц. Там не было поездов, но там были волки и неизвестно еще, кого они предпочтут: тощего косого или хорошо упитанного домашнего любимца.
Я тоже завопил не хуже своего обезумевшего помощника. Чуть не плача, я помчался вслед. Но тут же остановился, вовремя поняв, что дело это теперь не столько бесполезное, сколько вредное. Набегавшись вволю, поняв бессмысленность такой погони, Кир мог вернуться назад по своему следу, и я должен был оставаться на месте.
Я с тоской слушал, как удаляется от меня его «и-и-и», и сердце мое сжималось, я уже был готов думать, что в последний раз слышу его голос. И вдруг «и-и-и» оборвалось. Неожиданно. Так же неожиданно, как и возникло.
Мгновение в лесу стояла зловещая тишина, а потом я услышал, как мой друг жалобно повизгивает и скулит. Жуткие картины представились мне. Я бросился на помощь, забыв о стенокардии и ружье.
Через минуту спринтерского бега по глубокому снегу я увидел Кира. Целый и невредимый, счастливо размахивая хвостом, он рванулся навстречу мне, но поводок, зацепившись за сук срубленного дерева, не пустил его.
Обессиленный, я упал рядом со счастливым охотником.
Как я благодарил Бога за то, что в наших лесах полно всякой бесхозяйственности! И рубят их, и уничтожают и городские огородники и деревенское мужичье, и делают это, когда угодно и кому как заблагорассудится. А у нас, кроме лесов, еще и другого богатства полно. Не зря так зарятся на наши богатства толстосумы свои и зарубежные.
* * *
Возвращались мы домой с охоты через поляну, на которой по разрешению горисполкома Гелия выгуливала свою собаку. Конечно, я мог бы с Киршей пройти и стороной. Сначала я даже и думал так сделать, но почему-то сделал наоборот. Может быть, оттого, что уж очень грустной и одинокой выглядела Гелия на заснеженной поляне.
А может быть, оттого, что она пристально смотрела в ту сторону, откуда мы с Киром обычно появлялись, и мне захотелось появиться е другой стороны и не то, чтобы обрадовать ее, но как-то приятно удивить. В общем, мы «нарисовались» за ее спиной.
Дара первая заметила нас и гумкнула приветливо. Гелия обернулась и просияла. Нет, она не просто просияла, она расцвела так, как это умеют делать молодые женщины и зимой, и летом, и в любое другое время года и суток. Хорошо, что она не злопамятна, а то ведь подходил и не знал, то ли ругаться начнем, то ли мириться будем. Теперь все стало ясно. Наши дружеские отношения продолжаются!
Она глазами ощупывает рюкзак за моей спиной. Из него торчит зачехленное ружье. Придает мне дополнительный вес и возвышает меня в ее глазах.
— А вы, оказывается, в самом деле охотник.
— А то как же! — не без гордости восклицаю я. — Трепаться — не в моих правилах.
— И что-нибудь несете?
— А то как же! — отвечаю теперь уже весело и хлопаю рукой по болотным сапогам, которые лежат в рюкзаке и которые прихватил с собой по недомыслию.
Но это я знав, что хлопаю по сапогам, а она-то этого не знает, и ей ужасть, как хочется узнать, что я несу.
И она напрямую спрашивает:
— А что там, если не секрет?
— Мне нечего скрывать. Я не браконьер. Что положено было по путевке, то и взяли.
— А что вам было положено? — допытывается она.
— Двух тетеревов для первого раза разрешили добыть.
— И вы их убили?
Я морщусь, как от зубной боли.
— Охотники так не говорят. Грубо очень. Что значит — убили?!
— Это значит, лишили двух невинных птичек жизни.
Она хлопает ресницами, и мне кажется, ее глаза блестят от слез.
— Какое ханжество! — изображаю я на лице негодование. — Вы за свою маленькую жизнь наверняка вагон мяса съели! Переведите-ка все это в курочек, поросеночков и бычков. Солидное стадо подучится! А теперь еще вот ваша собака помогает вам со вторым вагоном разделаться. Вон какая морда довольная, и все от того, что хорошо кушает.
Гелия обиженно и сердито смотрит на меня.
— А что ваша помогает вам делать?
Я с достоинством принимаю вызов:
— У меня — охотник! Ничего зря не ест! Если бы путевка не лимитировала нас, у меня был бы полный рюкзак дичи, и зайца еще прихватили бы. Теперь улавливаете разницу между нашими собаками?
— Удавливаю, — вяло произносит она. — Но все равно я не люблю хищников. Мне моя Дара милее.
Это она уже говорит, уходя от нас по направлению к своему дому.
— Что ж, по-вашему, мы- хищники? — кричу я гневно.
Не оборачиваясь, она едва заметно кивает головой.
Ну, кой черт занес меня на эту поляну! Ну, все настроение пропало. А ведь так было хорошо… даже живыми с охоты вернулись.
* * *
Жена страшно удивилась нашему раннему возвращению.
— Привет! — воскликнула она. — Время еще обеденное, а вы уже наохотились.
— А что делать? — устало вздохнул я, сбрасывая рюкзак в прихожей. — Этого нашего домашнего зверя нельзя в лесу с поводка спустить.
— Да ну! — изумляется она.
— Вот и да ну! — передразниваю я и неторопливо раздеваюсь, посматривая на диван, возле которого уже вертится горе-охотник. С кем поведешься, от того и наберешься. Умные охотничьи собаки сами выбирают, с кем им идти на кровавый промысел. У этого нет выбора…
Устал бедняга и страху натерпелся.
— А что же случилось? — спрашивает жена, расстилая на диване для любимой собаки одеяло.
— Случилось то, что и должно было случиться с настоящим охотником. За зайцем погнался, сломя голову.
— Ого! — восхищается она. — А ты что в это время делал?
Ужасно неприятный вопрос…
— Я?… Я тоже бежал.
— С ружьем или без ружья?
Господи, какие детали!…
— Ну, разве с ружьем за ним угонишься.
— За кем это за ним? — подозрительно смотрит на меня супруга.
Я ужасно не хочу, чтобы она узнала правду. Ее настойчивое стремление к истине угнетает меня, но я пытаюсь держаться и надеюсь все свалить на зайца.
— Как это, за кем? — гордо поднимаю я голову и тут же под пристальным взглядом жены опускаю, и уже тоном ниже говорю:
— И дураку ясно, за кем…
— Так ты, выходит, чуть было не проворонил его?!
Господи, но почему женщины и учатся в школе лучше нас, мальчишек, и порой даже лучше нас, мужчин, соображают?! Как я не хотел, чтобы она додумалась до того, до чего уже додумалась!
— Но опыта-то нет никакого, — лепечу я в свое оправдание.
— Больше я тебе не позволю брать его в лес! — решительно заявляет хозяйка. — Пес у тебя водяной, покупай лодку и на Ильмене ловите с ним уточек. Лесов там нет, одна вода — видно далеко, бог даст и не потеряетесь.
— Может быть, и мне в лес не ходить? — робко предлагаю я.
— Не-не! Ты ходи! Ружье купил — теперь оправдывай его!
Зря я сболтнул про зайца… она себя уже в шубе заячьей видит… А я стою в дверях в одних подштанниках и, в общем-то, имею жалкий вид босяка. Но она этого не замечает. Она всецело занята собакой.
— Охотничек ты наш! — говорит она псу и, ласково поглаживая его, приглашает улечься на диван.
Дважды просить себя он не заставляет.
— Такая умная собака и дураку досталась! — сокрушенно качает супруга головой.
Ну и напрасно она так думает. Даже дураку ясно: в лесу хорошо, а на диване лучше. Меня так и приглашать не надо, я и без уговоров могу культурно полежать.
Но не тут-то было. Повздыхав немного над нашим питомцем, она начинает присматриваться ко мне. Под ее, казалось бы невинными взглядами, я чувствую себе как под рентгеном — неуютно чувствую. Есть что-то у нее на уме. Глаза смежил. Затаил дыхание… Жду. И не напрасно жду. Окончательно убедившись в моей никчемности, она после затяжной и изнурительной паузы вяло роняет:
— Тебе надо постажироваться.
Я вздрагиваю. Гневно распахнув глаза, решительно возражаю:
— Никуда я не поеду!
— Ты думаешь, я тебя за границу пошлю? Мне еще не чуждо сострадание и милосердие. Там без меня ты пропадешь. Тебе надо научиться охотиться в наших родных лесах. Я не верю, что ты ни на что не годишься. Я не хочу в это верить и найду тебе наставника. Есть у меня один на примете. Благородный человек. Не пьет, не курит, и ружье, судя по его рассказам, уже не один раз оправдал.
* * *
— Естественный отбор вкупе с неестественным, навязанным людьми, создал удивительную породу собак, — объясняю я жене, запихивая в рюкзак болотные сапоги. — По своему умственному развитие они превосходят волка, но исключительно преданы человеку и без людей не мыслят своего существования. Хотя независимость лайки — одна из главных ее особенностей и основная черта характера.
— Кто о чем, а шелудивый о бане, — сердится она.
Мой покладистый характер не дает ей покоя. Но я не обращаю внимания на этот грубый выпад, я пытаюсь умиротворить ее своей собачьей ерундицией.
— У лайки есть что-то от кошки, которая любит гулять сама по себе. И охотится лайка своеобразно. Пока она не выйдет на зверя, охотник практически не видит и не слышит ее, разве что изредка мелькнет между деревьями.
— Так ты, что, на охоту собрался?
Я ждал этот вопрос. Бодро отвечаю:
— Сама говорила, что стажировка мне необходима. Забыла, что ли, что состыковать меня хотела… А тут случай подвернулся. Один мой знакомый, узнав, что я купил ружье, уговорил меня поехать с ним на охоту. А у него — лайка. Охотничий инстинкт и умение лайки охотиться не идут ни в какое сравнение с возможностями других ее сородичей по профессии.
— Ты кончай заливать! Я его знаю?
— Сомневаюсь. Он очень скромный человек. Не дебошир и не пьяница, и нашим дворовым сплетницам к нему не подкопаться.
— С трудом верится в его приличное воспитание, но раз он у нас не на слуху, то, пожалуй, можно на него и положиться…
В машине нас было трое, считая и собаку.
Великолепный пес сидел рядом с хозяином и с деловым видом посматривал на великолепные зимние пейзажи, мимо которых мы ехали.
— Лайка у вас — чистокровка, или как? — поинтересовался я.
Мой попутчик глубокомысленно поиграл толстыми губами и окинул меня насмешливым взглядом:
— Все лайки — чистокровки. Решайте сами: этих собак сама природа создала, они насчитывают не одно тысячелетие и к научной кинологии в силу своего возраста никакого отношения не имеют.
Древняя Греция — родина науки о собаках — как государственное образование возникла гораздо позже.
— Кинология в точном переводе означает слово о собаке, — в тон ему сказал я. — В Древней Греции она не имела никакого отношения к науке. Это, если так можно выразиться, был своеобразный литературный жанр, и, пожалуй, такое определение — ближе всего к истине. Греки восхваляли собаку в стихах и прозе и некоторым псам воздавали почести более высокие, чем их собственным хозяевам.
— А вот это — не справедливо. Каков хозяин — такова и собака. Они — в одной связке, и славу, и бесславие делить между ними надо поровну.
Он как будто бы немного поскучнел, но я в тот момент этому не придал значения, а только весело заметил:
— С претензиями обращайтесь к древним грекам.
Он охотно согласился и явно был удовлетворен тем, что его попутчик оказался таким толковым. А я любовно почесал пса за ушами, и у меня невольно вырвалось:
— Хорош сукин сын!
— Хорош-то хорош, — проворчал хозяин, — да убежит он от меня в лесу.
— Так зачем же вы взяли его, если уверены, что он потеряется? — удивился я.
— Вы не так поняли меня. Лайка не может потеряться в лесу.
В городе — это другое дело, чуть не доглядел — и нет собаки. А на охоте он убежит к вам. Видите ли, по его мнению, я плохо стреляю…
А этот сукин сын с гонором, зря лапы набивать не станет. Хотя… чего уж тут греха таить, может быть, когда-то раз-другой и промазал…
О подобных собаках я уже слышал, а вот встретиться со столь критически настроенным кобелем пришлось впервые.
— Не расстраивайтесь, — рассмеялся я. — У меня тоже кривое ружье.
Мы не «взяли» зайца, хотя, будь попроворнее, могли бы убить косого. Но пока мы брали ружья на изготовку, след его простыл. Мы не «взяли» тетерева, хотя могли запросто расстрелять птицу в воздухе даже из наших «кривых* ружей, если бы наш пес не «повис» у пернатого хитреца на хвосте.
Мы запросто могли «взять» белку, которую он сам облюбовал на елке, но не стали стрелять. Слишком красив зверек, и убить его вот так за ненадобностью, ради охотничьего азарта, у нас руки не поднялись.
Всякая хорошая охота кончается традиционным столованием.
Если бы это было не так, многие бы заядлые охотники бросили бесперспективное занятие. Женатые мужчины, настоловавшись, говорят о работе и о политике. Особаченные мужики, стоит им только чуть-чуть раскрепоститься, начинают превозносить своих собак.
Наш помощник терпеливо ждал своей очереди и дождался.
— Лайка — не гончая собака, — сказал его хозяин, опуская в мусорное ведро одну за другой две пустых поллитровки. — Кругами бегать вместе с зайцем мой не будет. Свою задачу он выполнил, косого поднял, а мы с тобой слишком долго целились… вот и закусывай теперь вареной колбасой.
— Дичь тоже хорошая закуска, если приготовить ее с умом, и домой мы пришли бы не с пустыми руками, — беззлобно заметил я.
— Лайка — не легавая собака, и мой пес все сделал правильно!
Ну, посмотри его глазами на нас с тобой! Он поставил косача на крыло? Поставил! А мы с тобой, что делали?… То-то и оно! А мой пес, еще раз скажу тебе, не легавая собака, и он не мог, раскрыв рот, равнодушно смотреть, как улетает дичь. Я же предупреждал тебя, что он не верит в меня, а на зайце и ты оплошал. Вот он и вынужден был взять инициативу, если можно так выразиться, в свои лапы.
— Да, лапы у него быстрые, как у борзой…
— Борзой в лесу делать нечего! На первой же встречной березе она оставит свои мозги. И потом, вся эта мелюзга — для лайки не добыча. Лайка работает по крупному зверю. Вот если бы он встал на след кабана или лося, вот тогда бы… — мечтательно произнес хозяин гаража, срывая пробку с третьей поллитровки.
Я поспешил укротить его фантазии:
— У нас нет лицензии на отстрел крупной дичи… то бишь, кажется, зверей, — тактично напомнил я ему, подставляя свой стакан под струю благодатной жидкости.
— Нет и не надо! — не отрываясь от розлива, решительно возразил он. — Обойдемся вареной колбасой. Ее тоже не поймешь из чего сделали… может быть, даже из кабана. А вот если бы нам попался медведь, мой бы запросто сцепился с ним, и без всякой на то лицензии у нас была бы медвежья шкура.
Наш четвероногий охотник сидит около машины, и всем своим видом утверждает, что мы правильно говорим о нем, и, сохраняя неподражаемое достоинство, терпеливо ждет, когда люди расщедрятся на очередной кусок вареной колбасы.
Всякая хорошая попойка для члена городского охотничьего общества кончается вытрезвителем или домашней головомойкой. Деревенский охотник может и за околицей протрезветь, и таким образом избавить себя от многих неприятностей.
Домой я ввалился поздно вечером, раскрепощенный и с зачехленным ружьем за спиной.
— Вот какой ты с охоты пришел… — угрюмо констатировала жена факт моего возвращения.
Я не слышу злой иронии в ее голосе. У меня прекрасное настроение, и сейчас даже родная супруга запросто испортить его не может.
— Как ты догадалась, милая? — бурчу я себе под нос, выражая искреннее удивление. — Или ружье порохом пахнет?
Она воротит нос от ружья и от меня.
— Не люблю, когда подтрунивают надо мной, — сердится она и презрительно щурит глаза. — Рюкзак пустой… С пустыми руками явился… Никак не могу ваять в толк, с какой собакой ты ходил на охоту?
Улыбка на моем лице становится еще шире. Я готовился к худшему и на более строгое дознание. А это разве вопрос? Я с радостью отвечаю:
— С лайкой, дорогуша, с лайкой!
Супруга опять ощупывает меня все тем же презрительным взглядом.
— Вот у одного моего знакомого, — наконец говорит она, — гончая собака, так она на охоте притащила ему целую палку вареной колбасы. Туристы где-то расслабились, ну она и воспользовалась их ротозейством.
— Лайка, с которой мы охотились, тоже любит вареную колбасу, с широкой улыбкой на лице объясняю я. — Но, к сожалению, она не умеет воровать. Мы имели дело с благородным животным, и для него дурной пример — не заразителен.
— Если бы ты знал, каким перегаром от тебя несет, ты бы вообще заткнулся! А вот другой мой знакомый не пьет… с кем попало, и у него легавая собака. Так он с помощью своего сеттера в прошлый охотничий сезон двух бекасов добыл.
— Бекас — птичка соизмеримая с воробьем. А лайка мелочиться не станет. Лайка по крупному зверю работает, но ничего приличного мы не встретили в лесу. Вот если бы нам попался медведь… из его шкуры могла бы получиться великолепная шуба для тебя.
— Да куда же мне, такой хрупкой женщине, медвежья шуба! — решительно запротестовала жена. — И машины у нас нет, чтобы я могла ходить в медвежьей шубе.
— Милая! — с нежностью восклицаю я. — Женщине от престола легче отречься, чем от шубы. Но я принимаю твое самоотречение! Ты, как никакая другая женщина, самокритично оцениваешь свои возможности, и оставайся без шубы!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12