Я молча протянул деньги, и она, взяв их, ушла.
Мы молчали, и хозяйка, дойдя до лестницы, обернулась:
- Мне бы не хотелось вас торопить, но постарайтесь окончить ваше
общение, скажем, через два часа. Мой жилец может прийти домой обедать, и,
думаю, не очень обрадуется, увидев в своей комнате чужих людей.
Через полчаса безуспешных поисков Оливия, устало опустившись на
колченогий табурет, произнесла:
- С самого начала мне было ясно, что это бесполезно. Давайте уйдем
отсюда.
- Мы обыскали все вероятные места, - кивнул я, стряхивая пыль с рук,
- но ведь могут быть еще и тайники.
- Это пустая трата времени, Брайан. Этот человек был простым бедным
студентом, а не конспиратором. Зачем ему было устраивать в своей комнате
какие-то тайники?
- Не знаю... А может быть, есть такие мелочи, которые он мог просто
уронить, потерять... Допустим, лист бумаги вполне мог застрять в углу
ящика стола, например.
- Где? Мы перерыли все ящики и... - она вдруг остановилась на
полуслове.
Мы одновременно посмотрели на радиатор под окном. Отодвинув батарею
бутылок и груду окурков и, открутив ржавые болты ограждения радиатора, мы
увидели использованные билеты, бечевки, шпильки для волос, окурки и
какие-то листочки бумаги.
Оливия, став на колени, выгребла смятое меню какого-то ресторанчика,
обрывок пожелтевшего листка с цифрами, конверт с маркой, адресованный
некому Марио Пинотти, две открытки с видами города и листок, совершенно
чистый с обеих сторон.
- Это была хорошая идея, - пожал я плечами, - но, к сожалению, и она
не дала нам нужных результатов. Вы были правы, Оливия, идемте отсюда.
- Брайан! Посмотрите, - Оливия стояла у окна, разглядывая чистый
листок бумаги на свету. - Чернила выцвели, но кое-что можно еще разобрать.
Я взял бумагу из ее рук.
Да, едва заметные знаки были различимыми. Я с великим трудом смог
разобрать следующее: "Институт Галилея. Среда. 7 июня..."
- Г-м-м-м... Это интересно, - отметил я. - Какой же это год?
- Я знаю простую формулу, как определить дату, - произнесла Оливия. -
Минуточку...
Она задумалась.
- Да! Это было седьмое июня тысяча восемьсот первого года, среда. Но
это может быть так же и 1890 год, а также 1911...
- О, это уже лучше, чем ничего! - воскликнул я. - Давайте быстрее
проверим! Институт Галилея? Будем надеяться, он еще существует.
В институте Галилея нас встретил пожилой мужчина с желтоватыми усами.
- 1871 год? Это было довольно давно, сеньоры, - удивился он нашим
поискам. - С тех пор в институте обучалось довольно много студентов.
Многие выдающиеся ученые проходили под его арками.
- Пожалуйста, сеньор, - прервал я его, - мы пришли не просить вас о
принятии нас в институт. Все, что нам нужно, это взглянуть на данные о
Джулио Максони. Конечно, если ваш архив в таком состоянии, что их нельзя
отыскать, то вы так и скажите, и я использую этот факт в своей статье,
которую сейчас пишу.
- Так сеньор - журналист? - заинтересовался он, поправляя галстук и
быстро что-то пряча в ящик стола. "Что-то" издало при этом легкий звон.
Потом он быстро вышел и вскоре опять появился с объемистым томом,
похожим на регистрационную книгу муниципалитета. Он водрузил ее на стол и
сказал:
- Вы говорите, Максони? Какой год? Ага. 1872-й... Так какой Максони
вам нужен? Джулио Максони? Тот самый Джулио Максони? - он подозрительно
посмотрел на нас.
Я на всякий случай кивнул.
- Так вам нужен Джулио Максони, выдающийся изобретатель? Изобретатель
телеграфного ключа, маслобойки и гальванического элемента?
Я улыбнулся, как ревизор, которому не удалось найти ошибку в
проверяемых отчетах.
- Очень хорошо, - кивнул я. - Вижу, что у вас здесь, в институте,
порядок. Позвольте взглянуть.
- Вот, пожалуйста. Он был первоначально зачислен в
электромеханический колледж. Тогда он был простым писарем из бедной семьи.
Здесь он начинал.
Я не слушал его болтовни, перелистывая записи. Здесь тоже был его
адрес на улице Карлотти. Здесь же было указано, что во время поступления в
институт ему было двадцать четыре года, сообщалось, что он был католиком и
холостяком. Да, я вынужден был признать, что этого очень мало.
- Известно ли сеньору, где он жил, когда сделал свой гигантский вклад
в науку? - обратился я к служителю.
- Как? Вы шутите, сеньор? Местонахождение Музея известно, по-моему,
даже туристам! - Архивариус как-то странно посмотрел на нас.
- Музей? Какой музей?
- Тот самый Музей, который находится в бывшем доме и лаборатории
Джулио Максони. Там, где находятся свидетельства его замечательной
карьеры!
- А у вас случайно нет под рукой адреса этого Музея?
Он улыбнулся нам с выражением превосходства:
- Улица Алланцио, номер двадцать восемь. Любой ребенок покажет вам
дорогу.
Мы поблагодарили служителя и повернулись, чтобы уйти.
- Кажется, нам повезло, - сказала Оливия.
- А... Как называется газета, которую вы представляете, сеньор? -
клерк догонял нас. - Не мог бы синьор сказать это?
Мы остановились, и служитель, запыхавшись, подбежал к нам. Оливия
хихикнула. Надо было быстро отвечать.
- Видите ли, приятель, мы представляем лигу умеренности, -
симпровизировал я. - Вопрос о Максони был просто уловкой. На самом деле мы
пишем статью под названием "Распитие спиртных напитков на работе и во что
это обходится налогоплательщику". Вам все понятно?
Клерк обалдело кивнул головой.
В дверях я оглянулся: он все еще стоял, хлопая глазами.
Музей Максони был солидным зданием с латунной табличкой, извещавшей,
что дом-музей-лаборатория изобретателя Джулио Максони открыт с 10 до
16.00, а по воскресеньям - с 13.00 и до 18.00.
Я позвонил.
Через несколько секунд дверь открылась, и оттуда выглянула заспанная
женщина.
- Вы что не видите? Закрыто! Сейчас же убирайтесь!
Я успел вставить ногу в пространство между дверью и косяком.
- Но на табличке написано... - начал я.
- Мало ли что там может быть написано. Приходите завтра.
Я засмеялся и налег плечом на дверь. Женщина попыталась
воспрепятствовать мне и уже было открыла рот, чтобы сказать что-нибудь
нелицеприятное.
- О, не говорите этого! - остановил я ее. - Графиня не привыкла к
выразительности здешней речи. Представьте себе женщину, которая очень
долго прожила на берегу озера Констанс. - При этом я многозначительно
показал глазами на стоявшую за моей спиной Оливию.
- Графиня? - выражение лица у женщины изменилось. - О, если бы я
знала, что ее милость окажет нам честь своим посещением...
- Вход, охраняемый драконом! - усмехнулась Оливия. - Но вот является
добрый рыцарь, который уничтожает этого огромного дракона одним словом.
- Я воспользовался маленькой ложью. Теперь вы - графиня. Смотрите
немного свысока и улыбайтесь.
Мы прошли по коридору и вошли в зал с высокими потолками и окнами,
застекленными матовыми стеклами. Вдоль стен тянулись стеллажи, гнувшиеся
под тяжестью огромного количества книг. "Интересно, где находится
лаборатория?" - шепнул я Оливии.
Она пожала плечами, и я продолжал свой обзор комнаты.
Взглянув на корешки книг, я заметил одну с названием "Эксперименты с
перемещением токами высокой частоты". Автор Никколо Тесла. Очень
интересно! Я взял книгу в руки. Сплошная бредятина - одни, вернее, почти
одни, математические знаки.
Я посмотрел остальные книги. Вряд ли здесь можно было найти то, что
нам нужно.
"Дракон" вернулся, успев переодеться и нанести слой косметики на
лицо. Она подобострастно посмотрела на Оливию, которая довольно холодно ей
улыбнулась. Я подмигнул своей спутнице и обратился к смотрительнице:
- Ее милость хотела бы осмотреть лабораторию великого ученого. Она
хотела бы видеть то место, где Максони совершал свои открытия.
Служащая, стараясь держаться поближе к "графине", провела нас через
сад к дверям лаборатории.
- Мастерские еще не полностью отреставрированы, - предупредила она,
открывая замок.
Зажегся свет, и мы различили какие-то запыленные, бесформенные
предметы, закрытые брезентом, немытые окна и пыль. Всюду пыль.
- Он здесь работал?
- Конечно, в те времена лаборатория была не так захламлена. Но,
видите ли, ваша милость, нам решительно не хватает средств и мы не можем
составить описание всех предметов, которые были у него в лаборатории,
избавиться от хлама и восстановить лабораторию в прежнем виде.
Почти не слушая ее, я незаметно осмотрелся. Где-то здесь может
быть... что-то, что нам так нужно. Я не знал, что я ищу, это мог быть
журнал наблюдений, рабочая модель или что-нибудь еще.
Я приподнял край брезента, покрывавшего стол и увидел неуклюжие
тяжелые трансформаторы, примитивные электронные лампы, мотки проволоки.
Массивный объект в центре стола привлек мое внимание. Я попытался
придвинуть его поближе.
- Но, сеньор, я настаиваю, чтобы вы ничего не трогали, - обратилась
ко мне привратница. - Здесь все сохраняется в том виде, в каком оставил
комнату профессор в тот фатальный последний день.
- Извините, но для меня все это выглядит просто ненужной кучей
железа, - безразлично произнес я.
- Да, профессор Максони был несколько эксцентричным человеком. Он
хранил самые разные вещи, и всегда пытался приладить их друг к другу. У
него была мечта, он часто говорил об этом моему покойному отцу...
- Ваш отец работал с Максони?
- А вы не знали? Да, он был его ассистентом в течение долгих лет.
- А не оставил ли он дневников о совместной работе с профессором?
- Нет, мой отец не был склонен к писанию. Но вот сам профессор очень
тщательно вел дневник. После него осталось пять объемистых томов. Это
просто трагедия, что у нас нет средств их опубликовать.
- Средства могут появиться, мадам, - многозначительно произнес я. -
Графиня как раз очень интересуется изданием таких воспоминаний.
- О, ваша милость, - простонала смотрительница.
- Так что пока принесите эти тома сюда, чтобы графиня смогла
взглянуть на них.
- Они в сейфе, сеньор, но у меня есть ключ или был... еще в прошлом
году.
- Найдите его, милейшая, - потребовал я. - Ее милость и я терпеливо
подождем здесь, в комнате, где великий Максони так плодотворно работал.
- Но, может быть, лучше вернуться в зал? Ведь здесь так пыльно.
- Нет, нет. Мы подождем вас здесь.
Смотрительница кивнула головой и бросилась из лаборатории.
Оливия вопросительно посмотрела на меня в ожидании перевода (ведь
итальянского языка она не понимала).
- Я отправил ее за дневниками Максони, - произнес я.
- Брайан, что это?
Я подошел к столу и снял брезент. Тяжелое устройство занимало
центральное место среди других предметов.
- Это, - сказал я, не скрывая триумфа, - та самая катушка, которая
является сердцем привода МК. Имея ее и дневники старика, я уж постараюсь
построить шаттл.

10
Мастерская, которую я снял, была помещением двадцать на двадцать
футов, которое в прошлом занимал какой-то механик. В углах все еще лежали
ржавые детали парового двигателя, болты и гайки, металлическая стружка.
Старик, сдавший мне это помещение, с ворчанием выгреб кое-что и установил
обитый металлом стол. Это, плюс катушка генератора МК, которую я с помощью
довольно немалой суммы сумел одолжить у мадам-смотрительницы, плюс
дневники - это все и составляло мое лабораторное оборудование. Не так уж
много, но кое-что для начала.
Оливия сняла для нас комнаты неподалеку, более дешевые и удобные, чем
в гостинице. В ее комнате была маленькая плита, топившаяся углем: мы
решили в целях экономии питаться дома.
Я начал свою программу исследований, прочитав все пять томов
дневников профессора, большая часть которых была посвящена критическим
замечаниям по поводу тогдашней политической ситуации - столица Италии
переместилась из Флоренции в Рим и из-за этого мгновенно подскочили цены.
Здесь было также множество заметок о магнетизме, электричестве,
математических расчетов. Почти весь второй том был занят бюджетными
расчетами, вызвавшими у меня горячее сочувствие.
Только в последнем томе я начал находить интересные места - первые
намеки на "большой секрет". Максони экспериментировал с обмотками,
пропуская сквозь них токи различной частоты и силы, силясь
систематизировать и понять результаты. Если бы он лучше знал современную
физику, он бы не стал этого делать, но неведение делало его настойчивым.
Он не знал, что ищет - и когда это обнаружил, то не знал, что же это
такое. И, кроме того, в этом мире не было Копини. Я не знал, какой была
его роль там, в мире 0-0. Было бы интересно почитать об этом, когда
вернусь - если, конечно, вернусь и если будет куда возвращаться...
Я старался не думать об этом. Это ни к чему хорошему привести не
могло. Последний из журналов раскрывал свои тайны - скудные и
фрагментарные сведения о намотке катушек и редкие строчки о странных
явлениях, полученных с помощью электротока при использовании некоторых,
определенным образом намотанных, катушек.
Прошла неделя. Я был готов приступить к экспериментам. В городе было
несколько источников электричества, но оно было еще малодоступно в этом
мире. Я запасся разнообразными батареями, осциллографами, катушками,
конденсаторами, электронными лампами, - большими и неуклюжими, похожими
размерами и формой на молочные бутылки моего родного мира. Затем, по
предложению Оливии, нами были сделаны под гипнозом записи всех моих знаний
в области технологии производства шаттлов Сети, которые сохранились в моем
подсознании - и это, как впоследствии оказалось, было вдвое ценнее, чем
все записи Максони.
Это были приятные дни. Мы рано вставали, завтракали, затем я
отправлялся в мастерскую, где работал до обеда, занося результаты
наблюдений в рабочий журнал, подобно Максони.
К обеду приходила Оливия, похорошевшая и посвежевшая на итальянском
солнце. Она приносила корзинку с едой, и мы ели, расположившись за рабочим
столом.
Затем - снова работа, прерываемая лишь приветствиями и вежливыми
расспросами случайных прохожих, заглядывавших в открытую дверь моей
мастерской.
К концу месяца все вокруг считали меня сумасшедшим иностранцем,
которому помогает колдунья. Но отношение к нам по-прежнему оставалось
дружелюбным.
Под вечер я, заперев мастерскую, возвращался домой, принимал ванну, и
мы с Оливией отправлялись куда-нибудь поужинать. Вернувшись домой, мы
расходились каждый в свою комнату. Это были любопытные отношения, хотя в
то время они казались нам естественными. Мы были заговорщиками,
отделенными от окружающей среды таинственностью нашего предприятия. Она -
по причинам романтического характера, я - из желания вырваться из этой
тюрьмы.
Мои представления о возрасте Оливии постоянно менялись. Сначала,
когда я увидел ее без маски матушки Гудвил, я давал ей лет сорок. Потом, в
маскараде разбитной девицы ей можно было бы дать тридцать пять. Теперь же,
рассмотрев ее без грима, в простой, аккуратной одежде, подчеркивающей
стройную фигуру, я вдруг понял, что ей от силы двадцать пять - двадцать
семь лет.
Оливия, взглянув на меня, заметила, что я ее разглядываю.
- Вы красивая девушка, - сказал я, посмеиваясь над ее смущением. -
Что заставило вас затеять этот маскарад со старухой-колдуньей?
- Но я ведь вам уже говорила. У меня была такая работа. Кто стал бы
обращаться ко мне, если бы у меня на лице не было морщин?
- Это все ясно, но почему вы не вышли замуж? - начал было я, но,
взглянув ей в лицо, вовремя остановился. - Ну, хорошо, хорошо, это не мое
дело. Я не хотел вас обидеть, Оливия, вы сами знаете, - замялся я, и наша
прогулка закончилась в не слишком дружелюбном молчании.
Еще через три недели я накопил значительный объем данных, позволяющих
мне начать конструирование той части механизма шаттла, с которой я лучше
всего был знаком.
Самое главное, думал я, осуществить калибровку катушки, выяснить,
какая мощность требуется и какая сила тока при этом создается. Когда это
будет сделано, останется только собрать усилитель и аппарат фокусировки.
- Когда вы говорите об этом, Брайан, - заметила Оливия, - кажется,
что это очень просто.
- Это далеко непросто и небезопасно, - усмехнулся я. - Таким образом
я уговариваю себя взяться за дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15