При подходе к Самбеку летчик и штурман вдруг видят окопы. Может, это старые? Сделали круг, посмотрели. Нет, не старые. Свежеотрытые. Летят дальше. Около железной дороги - другая линия окопов, еще не законченная. Немецкие солдаты, побросав лопаты, разбежались. От неожиданности голову потеряли. Вместо того чтобы укрыться в окопах, выбежали на открытое место.
- Видал паникеров! - смеется Бушуев.- Как зайцы.
Еще одна линия - у самой реки Миус. Здесь работают наши, русские. Подростки, женщины. Машут руками, приветствуют. Понятно, не по своей воле трудятся, немцы на работу согнали.
Три линии окопов... Константинов сделал пометку на карте, снова смотрит на землю. И... прямо перед собой в полуотрытом окопе увидел фашиста. Оставив лопату, он мгновенно поднялся, кинул руку на бруствер - за автоматом...
- Вверх, Дима, вверх! - закричал Константинов.
Бушуев не видел фашиста, но по тому, как закричал штурман, по его тону, скороговорке, понял, что здесь что-то экстренное, что каждая секунда промедления грозит опасностью. Понял и, не раздумывая, рванул на себя ручку управления. Мгновение, и самолет влетел в облака.
Влететь легко, а вот выйти... Особенно, если нижняя кромка почти у земли и слилась с туманом. Во всем нужна ювелирная точность: в выдерживании прямой на снижении, в сохранении вертикальной скорости, в сохранении поступательной скорости.
- Снижайся тихонько, сохраняй курс, не допускай кренов, - осторожно советует Владимир.- Ты следи за приборами, а я буду следить за землей, как увижу, скажу.
За чем надо следить и что сохранять, Бушуев знает и сам - он же летчик, - и знает лучше, чем штурман, но доброе слово не помеха в трудных условиях, тем более, что самолет У-2 не приспособлен к полетам в облаках, к полетам вне видимости земли, нет у него нужных для этого дела приборов.
- Хорошо, следи за землей, - соглашается Бушуев и плавно, осторожно переводит самолет на снижение.
Ненамного они углубились в облачность, метров на двадцать-тридцать, не больше, и снижались недолго, с минуту, но минута показалась им вечностью. И это естественно, земля-то рядом, небольшая ошибка - а ее легко допустить! и все, ничего уже не исправишь.
- Земля, Дима! Земля! - закричал наконец Константинов.
Бушуев смеется:
- Так кричали люди, потерпевшие кораблекрушение...
И опять они кружат возле Самбека. Вновь видят окопы. Все новые, свзжеотрытые. И вдруг - небольшая площадка-углубление, на ней - орудие. Крупнокалиберное. Под желто-зеленым чехлом. Около орудия суетятся солдаты. Мелькнуло, как на экране, и пропало. И опять самолет над степью, над речкой, над железной дорогой. Но если погода была бы получше и самолет мог бы подняться повыше, то экипаж увидел бы не разрозненные линии окопов, не одно орудие, а почти подготовленную систему обороны остановившегося здесь противника.
Экипаж идет вдоль железной дороги на север, к Матвееву Кургану. Ничего примечательного. На дорогах отдельные повозки и автомашины. Может, и не отдельные, может, их больше, но что увидишь, если обзор ограничен и высотой полета, и довольно плотным туманом. И все-таки чувствуется, что главные силы гитлеровцев остались позади, в районе Таганрога, Самбека.
Начинается обледенение самолета. Это естественно при такой погоде. Ледок, пока едва заметный, покрывает переднюю кромку крыла. Выглянув за борт кабины, Владимир замечает, как стекла очков покрываются тонкой прозрачной пленкой. Обледенение опасно: самолет теряет свои аэродинамические качества, становится плохо управляемым.
Над пунктом Успенское машина несется над самыми крышами. И здесь оказались фашисты. У одного из домов Владимир увидел походную кухню. Солдат в длиннополой шинели опрометью бросился к воротам, чтобы укрыться. На улицах тоже солдаты. Но их не так много. Это, наверное, из тех, что отступили быстрее других.
Остался последний пункт - Калиновка. После нее - домой.
Вскоре посветлело, а потом и совсем стало ясно. Через просветы в облаках весело засияло солнце.
- Надо же, такая погода, а мы чуть было не убились, - сетует летчик.
То, что Бушуев и Константинов обнаружили на реке Миус и близ Самбека, было началом возникновения Миус-фронта, началом оборудования оборонительных позиций. А через три дня полк получил боевое задание: бомбить артиллерию противника западнее Самбека. На нее натолкнулись наши наступающие войска.
Чтобы сократить путь до Самбека и сделать большее количество вылетов, полк летает с аэродрома подскока, с площадки, расположенной на южной стороне залива. Ночь лунная, на снегу все видно: повозки, машины, орудия. Самбек - большой населенный пункт - виден издали. За пять километров видны вспышки стреляющих орудий - бьют по нашим войскам.
В первом вылете Бушуев сделал три захода на цель. Владимир сбросил шесть осколочных бомб. В каждом заходе по две бомбы. Взорвались среди орудий.
Зенитки не били: немцы не слышали гула самолета из-за артиллерийской канонады. А прожекторов близ линии фронта обычно не бывает - это легко уязвимая цель для нашей артиллерии.
Второй вылет аналогичен первому. Третий тоже.
После трех вылетов на бомбометание экипаж Бушуева послан на разведку. Надо определить направление и интенсивность движения техники на дорогах, наличие вражеских войск в населенных пунктах Успенское, Амвросиевка, Калиновка, Куйбышево. По возможности определить предполагаемые планы гитлеровцев. Все это севернее Таганрога и Самбека.
Выполнив задание, разведчики выяснили, что дороги, можно сказать, пустынны, движение на них незначительно. Войска, артиллерия, танки, автомашины - очень много автомашин - сосредоточены в населенных пунктах.
- Или здесь будут обороняться, или уйдут к Самбеку, - сделал свой вывод Бушуев. Владимир с ним согласился.
На южной окраине Калиновки заметили легковую автомашину. Она шла по дороге из Елизаветинской. На борту самолета У-2 оставались две осколочные бомбы.
- Штабная, - определил Бушуев, - надо ее уничтожить.
Летчик зашел на цель, штурман сбросил бомбу. Взрыв полыхнул в двадцати метрах от автомашины. Из нее выскочили трое гитлеровцев, кинулись к ближнему дому. Подгоняемые пулеметными очередями, фашисты удирали по-заячьи - огромными прыжками, зигзагами. Расстояние в двести метров они преодолели раньше, чем самолет развернулся для нового захода. Владимир сбросил последнюю бомбу, взрывная волна повалила машину набок.
На обратном пути, посмеявшись над удиравшими гитлеровцами, Бушуев сказал:
- Хлипкий враг пошел, трусливый и беспринципный. Год назад они бы от нас не побежали, ниже своего достоинства посчитали спасаться от самолета У-2. А теперь бегут, да еще как. Драпать мы их научили. Дай срок, еще и не тому научим, шелковыми будут!
Миус-фронт стабилизировался. Фашисты закрепились на занятых рубежах. Советское командование подтягивает войска, группирует, готовит удар по врагу. Немецкая авиация бомбит Ростов, переправы на Дону. Наши истребители отражают налеты, бомбардировщики бьют по эшелонам и резервам, легкие ночные бомбардировщики полка майора Калашникова бомбят позиции вражеских войск, артиллерию в районе Самбека, ведут разведку.
Бушуев и Константинов летали на разведку. Осмотрели участок железной дороги от станции Успенское до Донецко-Амвросиевки. Все станции прикрыты сильным огнем зениток. Обнаружили два эшелона в момент разгрузки войск и техники. Пока ходили, погода, вначале плохая, становилась все лучше и лучше. И вот на обратном пути, когда до линии фронта оставалось еще целых десять километров, пять минут полета, облачность растаяла, по-весеннему засветило солнце.
Экипаж решает вопрос: на какой высоте идти? Вопрос очень существенный. Если идти на большой, по самолету дольше будут бить и с большей площади. Можно попасть и на глаза вражескому истребителю. Если идти бреющим полетом, будут бить даже из автоматов, а их несчетное число. И каждая пуля может обернуться смертью.
- Пойдем на высоте четыреста метров, - говорит Владимир.
Бушуев соглашается молча и так же молча направляет машину вверх сейчас высота по прибору немногим более ста метров. На предложенной высоте - четыреста - он увидит, откуда пойдут трассы, успеет сманеврировать, увернуться от них.
Штурман внимательно смотрит вперед. Там река Миус. Видна густая сеть окопов, ходов сообщений.
- Смотри, Дима, сейчас начнется.- Только сказал, как справа потянулась красная трасса. "Эрликоны"! А лететь четыре километра. Две минуты под непрерывным огнем.
- Маневрируй, Дима!
Миус все ближе и ближе. Вот он уже под мотором. И вдруг удар в правую плоскость. Элерон повис, обшивка трепещет в воздушном потоке. Но это пустяк, главное то, что прорвались и огонь позади. Живы!..
- Иди, Дима, к Ростову.
Самолет летит у самой земли - бреющим. Навстречу - две колонны наших бойцов. Пешком. Солдаты машут руками, шапками. На кургане стоит генерал, осанистый, плотный. Увидев У-2, тоже снял шапку, помахал.
- Смотри, Володя, генерал нас приветствует.
Погиб Саша Боев, друг Константинова и Бушуева, любимец всего полка. Он и штурман Герман Смирнов летали бомбить железнодорожную станцию.
Ночь была темной и пасмурной, но они точно вышли на цель, отбомбились и взяли курс на свою территорию. В эту минуту и подошел к станции еще один эшелон.
- Зарядимся и прилетим опять, - сказал Боев Смирнову. И они прилетели, первыми из трех экипажей, других не выпустили из-за погоды.
Саша делал второй заход, когда его настигла фашистская пуля. Она была разрывная, и осколки достигли сердца. Саша умер в ту же минуту, только успел сказать: "Я ранен, бери управление". И все. Но штурман понял его как надо: взять управление и сбросить на эшелон последнюю бомбу. Он сбросил, и только тогда повернул на свою территорию. И все было так, как будто машину вел Боев.
Полк летает все дальше и дальше в Донбасс. Экипажи бомбят станции Харцизск, Снежная, Чистяково, Дебальцево. Бомбят эшелоны, скопление войск и техники врага. Препятствуют подтягиванию его сил и средств к линии фронта.
Но откуда летают фашисты? Откуда совершают налеты на наши войска? В Иловайской авиации нет. В Шахтах нет... Наконец обнаружили. Истребители и бомбардировщики стоят близ Таганрога. Обнаружили Бушуев и Константинов. Ночью. Весь полк летал на бомбежку до рассвета.
Затем бомбили аэродром в Мариуполе. Летали туда с Ейского аэродрома, через Таганрогский залив. Ширина более восьмидесяти километров. Трудно летать над водой. Вверху звезды. Внизу - в воде - тоже звезды. Горизонта не видно: дымка стоит, мгла. Не хочется уходить от берега. Чуть отошел, и уже кажется, что мотор работает по-иному - хуже, глуше, и вот-вот остановится.
- Пойдем повыше, - советует Константинов Бушуеву, - запас высоты не мешает.
Бушуев "скребется" вверх. Набрал тысячу двести метров. Берег еще далеко, а прожекторы уже заработали, щупают небо, ищут. Схватили, и в дело вступили зенитки. Бьют, а экипаж идет "не шелохнувшись" - надо выдержать курс. "Подверни... Отверни..." - командует штурман. А разрывы все ближе и ближе.
Когда вышли на город, начали бить "зрликоны".
- Уснул, что ли! - не выдержал вдруг Бушуев.- Бросай САБ!
Владимир сбрасывает светящую бомбу, и фашисты переносят огонь на нее. Пусть бьют, экипажу меньше достанется.
Наконец штурман бросает бомбы-фугаски. Летчик резко снижается. Разрывы снарядов сзади и выше, но вот приближаются, уже идут по пятам.
- Разворот вправо, на степь! - командует штурман, и летчик направляет машину туда, где нет "эрликонов".
Аэродром бомбят два легкомоторных полка. Бомбят в течение ночи, а утром, будто ни в чем не бывало, фашисты поднимают с него свои самолеты. Наши снова бомбят, а они снова летают. "Разбейте взлетную полосу!" приказал командующий. Задание выполнили, полосу разбомбили, а утром... В чем же здесь дело? Разведчики выяснили: на засыпку воронок от бомб немцы сгоняют население города. С рассвета. А может, держат людей наготове в течение ночи.
Особенность Донбасса - терриконы, пирамиды из черно-бурой породы, поднятой из недр земли при добыче угля. Днем их вершины дымятся, а ночью, в темное время, виден неяркий огонь - голубоватый, зеленый, желтый: горит газ. На каждой пирамиде два-три огонька. Их видно издали. По расположению терриконов относительно населенных пунктов и друг друга экипажи ведут ориентировку, определяют свое место в полете и место цели. Огни терриконов имеют свою конфигурацию, и Владиvир нанес их на полетную карту.
Ровеньки - аэродром подскока для полетов в Донбасс. Отсюда полк летает бомбить станции Дебальцево, Чистяково, Красная Звезда, Снежное... А отыскали Ровеньки Бушуев и Константинов, выполняя специальное задание командования по подбору мест для аэродромов. Летали в районе севернее Ростова на удалении от него до ста километров. Найдя подходящую площадку, садились, определяли, можно ли здесь жить и летать. Все учитывали: размеры летного поля, плотность грунта, возможность маскировки техники, наличие жилья и питьевой воды.
Задание это сложное, небезопасное - сядешь, а площадка неровная, можно сломать машину; можно угодить и на минное поле; можно попасть под огонь "мессершмитта" - и Бушуев, как ни старается, не может скрыть своей гордости: ведь только его экипажу, только ему и Константинову доверяют подбор площадок.
Непостижим Бушуев для Константинова. Известно, что одной из характерных черт военного человека, и особенно летчика, является сдержанность. Но зачем скрывать свои чувства, если ты гордишься чем-то хорошим и гордость переполняет тебя? Если ты рад и радость не умещается в твоем сердце? Разве обязательно, будучи принципиальным, быть одновременно и черствым, сухим, несговорчивым? Ведь бывает же Бушуев иным - простым, душевным, даже ласковым.
Когда полк стоял на аэродроме Агробаза и личный состав был распределен по домам местного садоводческого совхоза, Бушуев и Константинов жили в семье Гамаюновых, где была пятилетняя девочка Зина. Как же к ней привязался Бушуев!
- Зиночка, почему у тебя глазки черненькие? - спрашивал Бушуев девочку.- Ты разве не умывалась?
- Умывалась, - отвечала Зиночка и, забравшись к нему на колени, начинала долгий разговор, состоявший из бесконечных "почему". И Бушуев терпеливо отвечал на вопросы. Больше того, ему это нравилось, занимало его, он становился добрым, улыбчивым, ласковым.
Утром, гуляя, Зиночка ждала его с полетов, издали бежала к нему навстречу, он подхватывал ее на руки, вносил в избу. И прежде чем лечь отдыхать, занимался с нею, играл, забавлял ее.
И вот перелет на другую точку, ближе к Ростову. Бушуев и Константинов собирали вещи, Зиночка помогала, но больше мешала, приставая к Бушуеву со своими вопросами. И вдруг она поняла, что он уезжает, что он уходит из дома надолго, может быть, навсегда. Она начала плакать, Бушуев ее успокаивал.
- Не надо, Зиночка, - говорил Бушуев.- Мы вернемся. Не мы, так другие дяди здесь будут.
- Нет, вы лючче, - качала головой девочка и вдруг разрыдалась безудержно, горько. Бушуев взял ее на руки и, пряча глаза от Владимира, долго ходил с ней по дому, что-то шептал ей на ухо.
А был еще и такой случай. При возвращении из разведки на пути от Таганрога к Ростову мотор на машине Бушуева стал вдруг работать с перебоями. А внизу залив, и высота всего четыреста метров. Бушуев переводит машину в набор высоты, а мотор вот-вот остановится. Владимир приготовил ракеты для подсветки в случае посадки на воду. Но вот показались плавни заболоченные рукава в устье Дона, и от сердца отлегло, страх прошел, появилась надежда на спасение.
С большим трудом долетели до аэродрома.
- Перебои в работе мотора, температура масла на красной черте, сказал Бушуев технику самолета.
- Странно, - пожал плечами техник, - что же могло случиться?
Бушуев молча встал на стремянку, открыл масляный бак, посветил фонариком. В баке вместо масла пузырилась пена. Техник похолодел: за такое по головке не погладят. Ведь экипаж мог погибнуть. Внезапно обессилев, техник прислонился к крылу самолета, пояснил:
- Старый мотор. Перерасход масла... Я недозаправил перед этим полетом, думал хватит, а вы ходили около трех часов...
Наступило тягостное молчание.
- Ладно, - вдруг неожиданно-спокойно сказал Бушуев, - готовь самолет к повторному вылету. Да повнимательнее...
- Ты простил его за хорошую работу до этого случая?- спросил Константинов, когда они шли на командный пункт.
- Нет, - покачал головой летчик.- Человек, особенно если он связан с авиацией, с полетами, обязан всегда хорошо работать. Это его долг.
- За что же тогда? - настаивал Константинов.
- За то, что он человек, - ответил Бушуев.- Он совершил тяжелый проступок, но не умышленно. И никогда не поверю, чтобы техник пошел на такое со злым умыслом. И ты никогда не верь.
Да, необыкновенный человек Дмитрий Бушуев...
Донбасс - угольное месторождение - представлялся Владимиру мрачным, закопченным, грязным, а оказался очень красивым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35