И что окончательно привело командора в состояние предельного изумления, так это уклончивое, но неизменное стремление жены избегать встреч с Алэлом.— Ты же сама говорила, что не худо бы получить у него формальное разрешение на возведение нехарактерного для данной местности дворцового комплекса со всякими архитектурными излишествами?..— Говорила; ну и что? Ты — глава семьи, да и вообще, строительство — исключительно мужское дело. Так что забирай Ю-ю, как наследника будущего дворца, в свиту возьми Эрма и Пы, чтобы выглядеть посолиднее хотя бы в силу их весовой категории, и вечерком отправляйтесь с официальным визитом. Королеве и сестричкам-царевнам подношения не забудь. А мы с Паянной тут приглядим за Эзриком и нашей синеглазой куколкой…— Фирюзой? А почему бы и ее не взять, она обидчивая, как заметит, что ее обошли, такой вой поднимет…— Справимся. — В голосе принцессы появилась несвойственная ей жесткость. — Мне в гостях за нее просто неудобно, она так недвусмысленно тянется к любой драгоценности… И вообще — жадина.— Ну, так воспитывай, тебе и карты в руки! По вашим дурацким этикетам девчонки — твоя забота.— Предпочитаю, чтобы это были руки Паянны, потому что в них нужны не карты, а хороший ремень. Совершенно забаловали сиротинку несчастненькую. Она же этого не понимает, ей никто не говорил, что мы ей — не родные.— А знаешь, она ведь никогда не называет тебя мамой…— Да? Не заметила. Ну ладно, уговорил, бери и Фирюзу.— Кстати, а почему попозже, а не днем?— Потому, что мы с тобой, муж мой, любовь моя, просто бессовестные бездельники, а у Алэла королевских забот полон рот, да и дом у него — не чета нашим замкам, где на каждом шагу по серву на любой случай жизни.— Да уж, плюнуть некуда…Вот так освободилась еще на один вечер — вернее, на маленькую его дольку. И если бы кто-нибудь, наблюдающий со стороны (хотя бы пресловутый внутренний голос, который на Игуане предпочитал помалкивать), шепнул ей, что ее поведение несколько смахивает на измену мужу, она очень удивилась бы. Ну, Горон не в счет, из него соперник Юргу — все равно как из Паянны танцовщица.А впрочем… Два соперника, а точнее, соперницы, у ее супруга все-таки имеются: это — их величества Свобода и Тайна.Навстречу им она и ринулась, едва командор со свитой отбыл с официальным визитом к королю Алэлу.На Невесте традиционно занималось бледное утро.Обнаруженная вчера пещерка, узкая, но глубокая, за ночь продутая прохладными вершинными ветрами, могла бы стать убежищем и на целый день, тем более что здесь не водилось даже крупных птиц, иначе кто-нибудь из них обязательно устроил бы в этой норе, выходящей на запад (хорошо — солнечные лучи сюда не могли заглянуть) свое гнездо.Теперь здесь она будет каждый раз надевать свое легкое светло-лиловое платье — без рукавов, но с закрытым воротом, чтобы не дразнить любопытство невестийцев нитью колдовских хрустальных бус; распускать волосы по плечам — тоже по здешней моде; обвивать правую руку поскрипывающими полосами «змеиной кожи». Сюда бы еще и зеркало.Однако светало.Разглядеть поближе непотребное Нетопырево жилище, разумеется, так и тянуло, но она решила не рисковать: еще приклеит, как в прошлый раз, к стенке, точно муху, попавшую в паучьи тенета, а Горон дожидаться не станет, исчезнет в неизвестном направлении, и ищи ветра в лабиринтах столбчатых. А ведь под ослепительным полуденным солнцем эти слоистые каменные башни кажутся, наверное, совсем золотыми… Надо будет как-нибудь появиться здесь на одну секундочку посреди бела дня, полюбоваться, а затем сразу — в прохладное море.Она глянула вниз, на темную змейку затененной дороги, и вдруг заметила над обрывистым склоном площадку, на которой что-то белело, вызывая какие-то мрачные ассоциации. Она, не задумываясь, слетела туда…На самой середине крутого склона, совершенно очевидно недоступного для здешних туземцев, в неглубокой выемке покоились два человеческих скелета. И опрокинутый кувшин, не тронутый ветрами и временем.Кто, каким образом, а главное — зачем смог забраться на такую высоту, чтоб закончить здесь свои дни… а вернее — ночи?Еще одна загадка Невесты.Для тебя самая главная тайна этой земли — это сам Горон. И он ждет.А то я не знаю! И я… я уже рядом.Странная вещь — слово. Оно может быть правдой и ложью одновременно. «Рядом» — это ведь если сравнить с расстоянием, отделяющим Джаспер от Невесты. А по здешним меркам не так-то она и близко от Поруха, вчера пришлось выбирать такое местечко, где между двумя зигзагами тропы ее внезапное появление не станет ни для кого из туземцев настораживающим чудом. Так что бежать ей еще и бежать по этому узкому каньону, укрытому сверху подозрительно позванивающей зеленью, в которой копошится кто-то неведомый, пока она не попадет в долину, где приютился Порух. Хорошо еще, что лишь солнышко начинает припекать, верхний слой листьев смыкается, образуя не проницаемую кровлю, похожую на металлический панцирь. Так что до выхода, так сказать, на финишную прямую (еще одно выражение Юрга, здесь звучащее несколько диковато) она успела споткнуться и растянуться на камнях не более трех раз; но зато от громадных, в добрый кулак, не то жуков, не то кузнечиков, то и дело бросавшихся на нее сверху, она успевала увернуться — как видно, эти твари привыкли нацеливаться на менее подвижных туземцев, и им оставалось лишь разочарованно забираться обратно, под многоярусную крышу, оставляя за собой толстую пушистую нить паутины.Но когда крытая галерея кончилась и она выбежала на открытую площадку, стало ясно, что торопилась она совершенно напрасно: кучка понурых невестийцев замерла возле приземистой, всего в человеческий рост, плоской крыши подлесья, и голова сирого скитальца Горона, увенчанная короной ухоженных кудрей, так всегда изумлявших принцессу, вздымалась над толпой.Жгучая иголочка досады прошила все тело от горла до коленок: в этот рассветный час Горон должен был принадлежать ей, и только ей.Не спеши досадовать — приглядись хорошенько.Ой, и правда: несколько молодых мужчин уносили прочь от селения травяную сеть с едва прикрытым телом, а следом еще двое уводили под руки тщедушного до полупрозрачности старца. Как печально, хотя все это в конечном счете и не касается. Раздражение прошло… нет, не прошло — растеклось по всему телу, заставляя каждую его клеточку томительно зудеть. И с чего бы?Словно почувствовав ее приближение, Горон резко обернулся, и какое-то коротко брошенное им слово заставило всех торопливо нырнуть под лиственный навес, откуда при этом смрадно пахнуло нечищенным стойлом — стало очевидно, что злосчастный Порух целиком располагается в обширной, абсолютно не проветриваемой ямине.Сэнни заторопилась приблизиться к Горону, наскоро придумывая повод для оправдания своей задержки, но он опередил ее:— Успела, — кивнул он. — Хорошо. По здешним поверьям чем больше людей провожают уходящих по Дороге Прощальной Любви, тем легче им расставаться с жизнью.— Да уж, — бездумно сорвалось у нее с языка, — легко ли в таком возрасте карабкаться на гору…Под длиннющими (наверное, при таком-то солнце других и быть не может!) ресницами странника словно что-то блеснуло.— Гору? Почему ты так решила?Она смущенно покраснела — ну прямо девочка, которую поймали за подсматриванием в щелку.— Ну… Я однажды видела кости на довольно приличной высоте. Даже не представляю себе, как это здешнее старичье по таким кручам карабкается, да еще перед самой смертью. Но ведь не устраивать же кладбище под боком у собственного селения!Под тенью его загнутых ресниц ей снова померещился фосфорический блик, но, скорее всего это был отблеск занимающейся зари.— Наблюдательность. Редкостная черта для твоего возраста, — медленно проговорил Горон. — Но для правильных выводов у тебя недостает опыта. Кладбища нам не нужны — солнце сжигает тела за несколько дней, а ночные летуны и паданицы растаскивают частицы истлевшей плоти. Но если ты действительно видела останки, вознесенные па недосягаемую высоту, то знай, что это — кости нетопыревых прислужников. Они тайно уползают подальше от своих селений — потому их и прозвали «поползнями» — и передают ночному дьяволу все то, что слышали и в собственном подлесье, и от пришлых людей, за что эта полночная тварь и спасает их тела от падальщиков. Поэтому я боюсь, что ему известен каждый твой шаг. Ведь Нетопырь близко. Очень близко.Она недоверчиво вскинула голову: а он-то откуда это знает? Но пряди волос, обрамлявшие хмурое лицо, тут же шевельнулись и сдвинулись, точно шторки; теперь она угадывала только сухо сжатые губы с опущенными углами, да густую тень ресниц. Маска. Но если это маска, то зачем же еще и ее прятать под завесой волос?— А почему ты не боишься, что ему известен каждый твой шаг?Он, точно не расслышав ее слов, отвернулся и направился к щетинистой кровле подлесья. Наклонившись, негромко что-то проговорил. Почти тотчас же из-под колючих листьев высунулась палка, приподняла какую-то ветвь, так что образовалась дыра вроде бойницы, и оттуда вместе со струей навозного аромата в руки Горона перекочевали традиционный кувшин и корзиночка с разной снедью. Он принял все это как должное, даже не поблагодарив, вернулся к Сэнни и благосклонным кивком пригласил ее следовать за собой.Шаг, легкий и размашистый, заставил ее пуститься следом едва ли не вприпрыжку; они вернулись в затененную аллею, где в нижней мягкой листве суетливо копошилась какая-то непевчая летучая мелочь. Горон величественно опустился на плоский камень (как на трон — отметила про себя принцесса), нимало не заботясь о том, как устроится его спутница.Хорошо разыгрываемая царственность этого бродяги ее нисколько не раздражала, а скорее забавляла, поэтому она просто наклонилась, расчистила себе местечко от мелких камешков и уселась прямо на теплую землю в своей любимой позе, подтянув коленки к груди и охватив их руками. Едва уловимая пульсация почвы, так поразившая ее в прошлый раз, чувствовалась и на этом месте, смутно доносились какие-то звуки, вроде журчания. А может, это и не корень дерева, а подземный ручей? Но спрашивать о таких мелочах не стоило — было очевидно, что Горон собирается о чем-то поговорить.— Ты пугал меня Нетопырем, — напомнила она. — А сам…— Привычка. Я давно смирился с тем, что он следит за каждым моим шагом, — проговорил Горон, и голос его прозвучал глуше обычного. — И теперь я уже не знаю, то ли он — там, где я, то ли я — там, где он.Она от удивления чуть не вскочила на ноги:— Постой, постой, так значит ты… как это… тоже поползень?На унылом лице ни возмущения, ни усмешки:— Скородумье. Твой детский ум на другое и не способен. Нет. На всем Новоземье нет у Нетопыря противника непримиримее, чем Горон, и нет у Горона врага злее, чем Лунный Дьявол. Нам вдвоем нет места в одном мире.Древние боги! Если бы он слышал себя со стороны! Это не злоба, не ненависть… Это отчаяние. И неужели все это — правда?Правда.— Горон, но ведь ты не волшебник, и любой меч против Лунного Властителя — все равно, что соломинка. Почему же до сих пор он не справился с тобой?— Мудро. И мой ответ не сделает мне чести: я думаю, что он таким образом просто забавляется. Он ведь страшно одинок, и мимолетные девочки, которых он время от времени умыкает в один из своих замков — все равно, что мотыльки-однодневки перед ликом вечной луны. Ведь Нетопырь бессмертен, он уже властвовал над этим безлюдным миром, когда сюда пришли кампьерры и маггиры, и никто пока не знает средства — а кроме меня и не хочет знать — как его уничтожить… или хотя бы прогнать.— А стоит? — невольно вырвалось у нее. — Мне вот даже жалко его… Немножко.— Ребячество. Ты, вероятно, не знаешь, что это такое: находиться под властью чужака. Но для свободных номадов, из племени которых я веду свой род, гнет такой власти просто невыносим.И еще как знаю! Иначе не отреклась бы от собственной семьи.Рано, рано выдавать ему свои секреты!Да уж, пусть лучше расскажет о себе. Нет мужчины, который устоял бы перед искушением воспеть собственные подвиги, когда на него смотрят снизу вверх широко раскрытыми глазами… А такими, как у нее — особенно. Это если без фальшивой скромности. Кстати, не лишним будет и ему чуточку польстить:— Ну, по тебе сразу видно, что ты — из рода врожденно непокорных.Что-то дрогнуло в его лице, но только не улыбка.— Проницательность… Нет. С твоим возрастом это качество несовместимо. Просто кто-то уже успел поведать тебе обо мне.Да нет, Горон! Честное слово! И если тебе неприятно рассказывать о том, как и с кем ты сражался и как тебя искалечили — не надо. И я не буду никого расспрашивать.— Действительно. Я смогу сделать это сам. Нам предстоит еще не одна утренняя встреча. И раз это тебя занимает, то знай: никто и никогда не побеждал Горона.— Но твое…— Уродство. То, что ты видела и что стало для меня таким привычным страданием, что я научился его даже не замечать — это наследство от моего непокорного предка. Я родился таким. Как и мой отец, и мой дед. Я даже не знаю точно, в котором поколении мой великий прапрадед был искалечен Нетопырем и предан проклятию — передавать своим детям эту неизбывную боль.Он запнулся, словно проверяя: а не покинул ли его наследственный недуг? Нет, конечно. И странное дело: только сейчас принцесса догадалась, что ее собственное щемящее томление — это отзвук его страдания, которое ее тело готово было взять на себя… Она даже не сразу расслышала то, что он продолжал:— …предание. В последней своей подлунной битве мой пращур сошелся с этой тварью, когда его возлюбленная еще не стала его женой. Их общей мечтой было сбросить иго крылатого деспота и жить по собственным законам. План был прост: заманить Нетопыря в ловушку и опутать сетью, поломав крылья.Вот теперь по его лицу действительно пробежала усмешка.— Наивность… Ошибка моего прапрадеда заключалась в том, что в его время почему-то существовало заблуждение, будто вся сила Нетопыря заключена в его крыльях. Ночной дьявол побеждал своих противников довольно странным даже для колдунов способом: он ограждал их невидимой стеной и оставлял под палящим солнцем, где уже к полудню они умирали от чудовищной жажды и ожогов. При этом было замечено, что в тот миг, когда воздвигалась эта призрачная преграда, нетопыревы крылья распахивались, словно он готовился взлететь…Сэнни невольно вздрогнула — да, перед тем, как липкая пелена окутала ее тело, она заметила взмах пепельного крыла. Но Горон не спрашивал о подробностях ее встречи с Властителем Ночи, и она сочла за лучшее промолчать. Сначала нужно выслушать до конца его самого.— Ошибка. Но на ней и строился план заговорщиков, — продолжал он свой рассказ. — Раз Нетопырь побеждает людей, лишая их возможности двигаться, значит, и его самого можно одолеть таким же способом. Вот они и заманили своего врага в западню — как я подозреваю, он попросту забавлялся тем, что позволил себя пленить. А потом… потом невидимая сила, ощущаемая как исполинский липкий хлыст, разметала как нападающих, так и саму ловушку. На открытом месте остался только предводитель восставших, а вокруг него — стена, невидимая и непроницаемая. Говорят, у крылатой твари не появилось даже желания потешиться, глядя, как тщетно мятежники пытаются пробить ножами и острыми камнями несокрушимую преграду, и он удалился, не оглядываясь. Не пытался этого сделать только сам их предводитель. Приникнув к невидимой стене, он до самого рассвета говорил с той, которая так и не успела стать его женой; последние, как он думал, часы своей жизни он потратил на то, что заставил свою возлюбленную дать клятву с первыми же лучами солнца удалиться от места казни в спасительную тень подлесья, беречь себя ради его памяти, а затем от любого из бывших соратников родить сына, который продолжил бы дело отца…— Так значит, ты все-таки не его потомок?Не перебивай! Разве не чувствуешь, что ему легче, когда он с тобой говорит?— Нетерпение. Быстролетная примета юности… — бесстрастно продолжал Горон. — Но впереди еще самое страшное, что пришлось пережить моему прадеду. Как повествует предание, он был человеком богатырского сложения, недюжинной силы и звериной выносливости. Легенды, как правило, приукрашают действительность, но здесь сам факт говорит за себя: это был единственный человек во всем Новоземье, который смог пережить солнечный день. По-видимому, он сжался в комок, чтобы уберечь голову и грудь, и сначала перекатывался с боку на бок, а потом попытался зарыться в каменистый грунт… На этом он и потерял сознание. К заходу солнца мясо на его спине было сожжено до костей, но он был еще жив. С последним дневным лучом стена сама собой исчезла — как видно, крылатому палачу показалось, что урок послушания преподан полностью и дерзкий бунтовщик мертв.Горон перевел дыхание, и Сэнни заметила крошечные, точно росинки, капельки пота, выступившие у него на лбу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55