Наконец, нужно было добиться, чтобы все, начиная от командиров соединений и частей до рядовых солдат, ясно поняли свои задачи, почувствовали уверенность в том, что мы можем и должны остановить противника, не допустить его прорыва в Ленинград.
Вот с этого я и начал - отдал боевой приказ о прочном закреплении на занимаемых рубежах. Приказ предусматривал создание глубоких боевых порядков на наиболее ответственных направлениях, выдвижение артиллерии разных калибров на прямую наводку, установление инженерных заграждений перед передним краем обороны, использование танков в качестве неподвижных огневых точек, прикрытие стыков и флангов огнем и минными полями, установление тесного взаимодействия между соединениями.
По указанию командующего фронтом предусматривалось использование в интересах армии артиллерии некоторых кораблей Краснознаменного Балтийского флота и нанесение авиацией ударов как по атакующему противнику, так и по его резервам.
Большую энергию проявил новый начальник штаба генерал-майор Л. С. Березинский. В соединения и части он послал направленцев - работников оперативного отдела, которые имели карты с нанесенной обстановкой и рубежами обороны. Они должны были оказать командирам дивизий и полков конкретную помощь: на месте уточнить задачи, определить местонахождение командных пунктов. При отсутствии командиров частей эти работники оперативного отдела штаба армии обязаны были взять на себя командование.
Командующий артиллерией полковник Михалкин по моему указанию выдвинул большую часть артиллерийских орудий на прямую наводку.
Члены Военного совета Соловьев, Клементьев и работники политотдела армии тоже выехали в соединения и части. Ведь какими бы дельными и своевременными ни были распоряжения командования армии, боеспособность войск в конечном счете зависела от солдат, сержантов, командиров взводов и рот, от тех, кого в оперативных сводках нередко именовали "активными штыками", от их стойкости, мужества, беспредельной преданности Родине.
Политработники, коммунисты разъяснили солдатам обстановку, помогли до конца понять, что в их руках судьба Ленинграда. И можно было только удивляться, как быстро, в течение всего одной ночи, части привели себя в порядок. Каждый боец теперь точно знал свое место, свою задачу, был исполнен решимости умереть, но не пропустить врага.
Мне запомнились прочитанные в одном из донесений слова простого солдата пехотинца Промичева, который сказал товарищам:
- Наш принцип такой: ты отступишь - я тебя убью, я отступлю без приказа ты убей меня, но Ленинграда не сдадим.
Ночь была беспокойной. Но нам удалось многое сделать. И когда в первой половине наступившего затем дня фашисты возобновили атаки, они натолкнулись на организованную и упорную оборону. Кстати на помощь сильно поредевшим дивизиям 42-й армии подошли боевые отряды рабочих Кировского завода. С большой активностью действовала штурмовая и бомбардировочная авиация.
Все попытки противника осуществить прорыв были отбиты. Гитлеровцам не удалось продвинуться вперед ни на одном участке. Их расчеты войти в город в походных колоннах полностью провалились. Фон Леебу пришлось отменить намеченный и широко разрекламированный бал в ленинградской гостинице "Астория".
Но мы не собирались ограничиваться одним сдерживанием противника и, отбив его натиск, стали готовиться к контрудару, чтобы улучшить свои позиции.
Военный совет Ленинградского фронта разработал конкретный план мероприятий по усилению обороны города. Командование фронта считало ближайшими задачами:
1. Не допустить прорыва нашей обороны, перемолоть противника артиллерийским, минометным огнем и ударами авиации.
2. Сформировать к 18 сентября две стрелковые дивизии и пять стрелковых бригад, сосредоточить их для непосредственной обороны Ленинграда, создав четыре линии обороны.
3. 8-й армии наносить противнику удары во фланг и тыл. Свои действия увязывать с действиями 54-й армии, стремиться освободить от противника территорию Мги и Шлиссельбурга.
Первый пункт плана предстояло выполнять и 42-й армии. На направлении Красногвардейск, Красное Село, Урицк, где оборонялись ее соединения, наступало восемь пехотных дивизий противника, поддержанных значительным количеством авиации. Эти-то силы нам и предстояло измотать и обескровить.
17 сентября 701-й стрелковый полк 44-й дивизии начал наступление на Урицк, который накануне был оставлен нашими войсками. Однако еще давали себя знать остатки недавней неразберихи - наступление началось не вполне организованно, в 10.30 вместо 9 часов по плану. Все же к исходу дня полк овладел северо-восточной окраиной города.
В последующие дни бои за Урицк продолжались с переменным успехом. Временами нам удавалось захватить несколько домов, превращенных противником в опорные пункты. А 22 сентября танковая рота 51-й отдельной танковой бригады дерзко ворвалась в Урицк и прочесала весь город, уничтожив одну минометную и две пушечные батареи. Все 16 танков благополучно вернулись обратно.
К этому времени погода испортилась. Зарядили бесконечные осенние дожди. Но активные боевые действия не прекращались.
Огромную моральную поддержку нам повседневно оказывали трудящиеся Ленинграда. Они обращались к защитникам города с теплыми патриотическими письмами, присылали подарки, обещали без устали работать для фронта. Это тесное единство армии и народа, выкованное партией, умножало наши силы, повышало у каждого чувство личной ответственности за защиту Родины.
Соединения 42-й армии оборонялись в непосредственной близости от Кировского завода. Поэтому всех нас особенно взволновало опубликованное 20 сентября в "Ленинградской правде" письмо старых рабочих кировцев к защитникам Ленинграда. "Воины Красной Армии, знайте, что ни бомбы, ни снаряды, никакие военные испытания и трудности не поколеблют нашей решимости сопротивляться, отвечать на удар ударом, не заставят нас забыть наше клятвенное обещание: истребить врагов до последнего, - писали рабочие. - Помните, что нет в мире такой силы, которая заставила бы нас, путиловцев-кировцев, заколебаться. Мы плавим сталь, и мы тверды, как сталь.
...Мы, кировцы, смело смотрим в лицо смертельной опасности, и скорее смерть испугается нас, чем мы ее! Вместе с вами мы будем биться с врагом так, что волос встанет у него дыбом от страха при одном слове "путиловцы!".
Далее кировцы призывали: "Бойцы Красной Армии! Пусть каждый из вас высоко несет почетное звание советского воина, твердо и нерушимо выполняет свою священную обязанность - защищать Родину с оружием в руках. Ляжем костьми, но преградим дорогу врагу. Мы никогда не были рабами и рабами никогда не будем. Умрем, но Ленинграда не отдадим! Не отдадим своего города, за который проливали кровь и положили жизнь лучшие сыны рабочего класса".
Письмо было обсуждено во всех соединениях и частях армии. Воины посылали ответные письма кировцам, в которых клялись сражаться стойко и мужественно. "В этот грозный час нас с вами, дорогие кировцы, объединяет одна мысль - защищать родной город, отразить и уничтожить гитлеровскую саранчу, и она будет уничтожена, - писали артиллеристы 73-го корпусного артиллерийского полка, которым командовал майор Гнидин. - Дорогие друзья и товарищи! Нам выпала великая честь защищать колыбель пролетарской революции от фашистских поработителей, и мы, артиллеристы Н-ского полка, выполним свой долг так, как это подобает воинам Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Враг боится нашей артиллерии, он не выносит нашего меткого и губительного огня... Мы обещаем вам, дорогие друзья, драться с фашистской гадиной так, чтобы кировцы сказали: "Вот это по-нашему".
Утром 28 сентября ко мне зашел член Военного совета Н. В. Соловьев.
- Прибыла делегация рабочих Кировского завода, - сообщил он. - Хотят побывать в полках, поговорить с бойцами.
Я пригласил делегацию к себе. Вошли пожилой рабочий и три молодые девушки. Рабочий - высокий, худощавый, с простым русским лицом, держался уверенно, с достоинством. Девушки немного смущались. Впрочем, когда завязалась беседа, их смущение прошло.
- Думаем, товарищ генерал, потолковать с бойцами напрямик, по-рабочему, по-питерски, - сказал кировец. - Нам интересно знать, как они воюют, а мы расскажем о нашей работе, как по суткам не выходим из цехов, выпускаем оружие.
- Кто вас послал в нашу армию? - спросил я.
- Меня направил партком завода, а вот их, - старый рабочий кивнул в сторону девушек, - комитет комсомола.
- Мы очень рады дорогим гостям, - сказал я. - Только не побоятся ли девушки идти ближе к переднему краю?
Одна из работниц энергично тряхнула светлыми кудряшками:
- Не побоимся. Мы к обстрелам и у себя на заводе привыкли.
Другая, на вид чуть старше своих подруг, с темными упрямыми глазами, сказала:
- Еще мы хотели бы передать бойцам подарки от комсомолок завода. Но не взыщите, подарки скромные: папиросы, курительная бумага, кисеты, ну и все такое прочее.
- Подарок дорог не своей ценой, а тем чувством, с которым подносится, заметил я. - Так что, девушки, не волнуйтесь: подарки ваши будут приняты с радостью.
Я рассказал гостям о положении на фронте, попросил передать благодарность Военного совета армии славному коллективу кировцев за ту помощь, которую они нам оказали в трудную минуту своими боевыми отрядами и строительством оборонительных сооружений.
Затем мы с Соловьевым посоветовались и решили направить делегацию в 189-ю стрелковую дивизию. Соловьев тут же позвонил военкому дивизии батальонному комиссару Турецкому, предупредил о прибытии делегации и попутно напомнил:
- Вы там не забудьте покормить гостей обедом. В Ленинграде, сами знаете, с продовольствием сейчас туго.
И в этом напоминании был весь Соловьев - чуткий, всегда очень внимательный к людям.
Делегации рабочих побывали во многих частях и соединениях. Полки 13-й стрелковой дивизии посетили рабочие с фабрик "Скороход", "Красный швейник" и с завода "Госметр". Делегация с завода "Карбюратор" побывала в полках 21-й мотострелковой дивизии и в частях других соединений.
С защитниками Ленинграда была вся страна. Письма и посылки бойцам Ленинградского фронта слали рабочие уральских заводов, нефтяники Баку, ташкентские текстильщики, колхозники Таджикистана и Туркмении.
В напряженных боях прошел сентябрь. К концу месяца установилось некоторое затишье. Противник больше не пытался наступать. Его обескровленные части перешли к обороне.
План генерал-фельдмаршала фон Лееба взять Ленинград с ходу окончательно провалился. Тогда гитлеровцы, чтобы скрыть свои просчеты, стали утверждать, будто они и не предполагали брать город штурмом, а намерены принудить его к сдаче блокадой.
Эти вымыслы никого не могли ввести в заблуждение, провал немецких планов был слишком очевидным. Об этом свидетельствовали и захваченные нами штабные документы, и показания пленных, и, наконец, дневники вражеских солдат и офицеров.
Я позволю себе привести небольшую выдержку из дневника ефрейтора Генриха Майера. Его показал мне начальник политотдела армии полковой комиссар Белик. В этих записках ярко выражено настроение фашистских солдат. "10 августа. Атака на Ленинград. Воскресенье, а мы сидим без папирос и хлеба. Последнюю папиросу обменял на кусок хлеба.
13 августа. Наступление на Ленинград продолжается. Твердо уверен, что до воскресенья Ленинград падет: сопротивление русских полностью сломлено. Конец войны наступит через пару дней.
16 августа. Натолкнулись на сильный артогонь, который продолжался всю ночь до 4-х часов утра".
Записи в дневнике обрываются 31 августа. Позднее Майеру, видимо, была уже не до дневника. А 18 сентября в районе Урицка фашистский ефрейтор был убит. Как и фельдмаршал фон Лееб, он до последнего дня надеялся, что фашистским войскам удастся взять Ленинград штурмом. По полчища врага были остановлены беспримерным героизмом нашей армии, они разбились о стальную грудь народа, вставшего на защиту своей Родины.
Фельдмаршал фон Лееб просчитался. И это ему дорого обошлось. Гитлер, взбешенный тем, что его планы оказались невыполненными, обвинил фон Лееба в полном отсутствии умения руководить войсками. В декабре фельдмаршал был отстранен от командования группой "Север" под предлогом болезни. На его место встал генерал-полковник Кюхлер, которому тоже был присвоен чин генерал-фельдмаршала. Однако и Кюхлер не сумел изменить положение под Ленинградом в свою пользу. А когда наши войска в январе 1943 года сняли блокаду Ленинграда, Кюхлера постигла судьба его незадачливого предшественника.
Нет, фон Лееб был ничуть не хуже и не лучше многих других гитлеровских военачальников. В его просчетах и ошибках со всей полнотой проявились порочные в своей основе бредовые планы гитлеровского командования, построенные без учета реальной обстановки, без учета несокрушимой мощи советского народа и его армии.
Однако вернемся к событиям, происходившим под Ленинградом в сентябре октябре 1941 года.
Как уже говорилось, к концу сентября фронт стабилизировался. Противник перешел к обороне. К началу октября 42-я армия в составе пяти стрелковых дивизий и двух стрелковых бригад занимала оборону на фронте от берега Финского залива до восточной окраины Пулково.
Несмотря на то что сил у нас было мало, мы то и дело наносили противнику чувствительные удары, не позволяя ему снять с фронта и перебросить под Москву, где фашисты развивали наступление, ни одной дивизии.
Именно с этой целью 44-я стрелковая дивизия вместе с 6-й отдельной бригадой морской пехоты 1 октября вновь начала бои за Урицк, Старо Паново, Ивановку, Сосновую Поляну. В то же время 13-я стрелковая дивизия вела активные боевые действия у Кискино и Верхнее Койерово.
Особенно геройски сражались моряки 6-й отдельной бригады морской пехоты. Спаянные крепкой дружбой, всегда готовые прийти на помощь товарищу, они проявляли в боях беззаветную храбрость. По какому-то неписаному закону все перед атакой обязательно надевали бескозырки и расстегивали воротники гимнастерок так, чтобы была видна "морская душа" - полосатая тельняшка. Фашисты до ужаса боялись безудержно смелых, стремительных атак морской пехоты.
Бои продолжались несколько дней. Гитлеровцы оказывали упорное сопротивление. На окраине Урицка они возвели прочную систему обороны.
В помощь стрелкам, наступающим с фронта, были посланы десанты. Одна усиленная рота 6-й отдельной бригады морской пехоты была высажена в районе Стрельны. Другой десант численностью до 1000 человек высадился ближе к Петергофу. Десанты, хотя и не смогли полностью выполнить свои задачи, потому что нам не удалось соединиться с ними, все же нанесли противнику значительные потери.
Отважно действовала в боях за Урицк и 124-я танковая бригада. Один из ее офицеров - капитан Рыбаков, оставаясь в подбитом танке восемь часов, вел неравный бой в тылу врага. Не покинул своей машины и трижды раненный старший лейтенант Чапайкин. Я находился в лесопарке на командном пункте 124-й танковой бригады, когда туда на тягаче привезли танк Чапайкина. Голова, плечо, левая нога танкиста были перевязаны красными от просочившейся крови бинтами. Нервное напряжение не покинуло его, он гневно вскрикивал:
- Зачем, черт возьми, меня выволокли с поля боя? Я же еще в состоянии драться, мне ведь не пешком ходить!
Впрочем, силы скоро покинули его. Подоспевшие санитары на носилках унесли Чапайкина в санчасть.
Возвращаясь от танкистов, я заехал на КП 13-й дивизии к генерал-майору Зайцеву, одному из очень способных военачальников. Позднее генерал Зайцев с успехом командовал стрелковым корпусом и на этом посту погиб.
За день до гибели Зайцева я был у него в корпусе. Он пригласил меня пообедать и рассказал, что утром осколок мины, видимо уже на излете, попал ему прямо в лоб.
- Хорошо, что на мне была папаха, она смягчила удар, но все же синяк остался здоровый, - говорил Зайцев, и в голосе его слышались не свойственные ему грустные нотки. - Сегодня чувствую себя словно не в своей тарелке. Вроде как предупреждение получил...
- Ну что вы, товарищ Зайцев, - засмеялся я. - С каких это пор вы стали таким мнительным?
- Да я, конечно, предчувствиям не верю, но все-таки... - смутился Зайцев.
К сожалению, предчувствия не обманули его. Но это случилось значительно позже описываемых событий, уже на третьем году войны. А в тот день, когда я приехал на КП 13-й стрелковой дивизии, Зайцев был, как всегда, полон энергии. Он кратко, но очень толково доложил обстановку, посетовал на потери и попутно пожаловался на медотдел армии, который задерживал присылку медработников.
- Так они у вас в дивизии все равно используются не по прямому назначению, - шутливо заметил я.
- Как так?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Вот с этого я и начал - отдал боевой приказ о прочном закреплении на занимаемых рубежах. Приказ предусматривал создание глубоких боевых порядков на наиболее ответственных направлениях, выдвижение артиллерии разных калибров на прямую наводку, установление инженерных заграждений перед передним краем обороны, использование танков в качестве неподвижных огневых точек, прикрытие стыков и флангов огнем и минными полями, установление тесного взаимодействия между соединениями.
По указанию командующего фронтом предусматривалось использование в интересах армии артиллерии некоторых кораблей Краснознаменного Балтийского флота и нанесение авиацией ударов как по атакующему противнику, так и по его резервам.
Большую энергию проявил новый начальник штаба генерал-майор Л. С. Березинский. В соединения и части он послал направленцев - работников оперативного отдела, которые имели карты с нанесенной обстановкой и рубежами обороны. Они должны были оказать командирам дивизий и полков конкретную помощь: на месте уточнить задачи, определить местонахождение командных пунктов. При отсутствии командиров частей эти работники оперативного отдела штаба армии обязаны были взять на себя командование.
Командующий артиллерией полковник Михалкин по моему указанию выдвинул большую часть артиллерийских орудий на прямую наводку.
Члены Военного совета Соловьев, Клементьев и работники политотдела армии тоже выехали в соединения и части. Ведь какими бы дельными и своевременными ни были распоряжения командования армии, боеспособность войск в конечном счете зависела от солдат, сержантов, командиров взводов и рот, от тех, кого в оперативных сводках нередко именовали "активными штыками", от их стойкости, мужества, беспредельной преданности Родине.
Политработники, коммунисты разъяснили солдатам обстановку, помогли до конца понять, что в их руках судьба Ленинграда. И можно было только удивляться, как быстро, в течение всего одной ночи, части привели себя в порядок. Каждый боец теперь точно знал свое место, свою задачу, был исполнен решимости умереть, но не пропустить врага.
Мне запомнились прочитанные в одном из донесений слова простого солдата пехотинца Промичева, который сказал товарищам:
- Наш принцип такой: ты отступишь - я тебя убью, я отступлю без приказа ты убей меня, но Ленинграда не сдадим.
Ночь была беспокойной. Но нам удалось многое сделать. И когда в первой половине наступившего затем дня фашисты возобновили атаки, они натолкнулись на организованную и упорную оборону. Кстати на помощь сильно поредевшим дивизиям 42-й армии подошли боевые отряды рабочих Кировского завода. С большой активностью действовала штурмовая и бомбардировочная авиация.
Все попытки противника осуществить прорыв были отбиты. Гитлеровцам не удалось продвинуться вперед ни на одном участке. Их расчеты войти в город в походных колоннах полностью провалились. Фон Леебу пришлось отменить намеченный и широко разрекламированный бал в ленинградской гостинице "Астория".
Но мы не собирались ограничиваться одним сдерживанием противника и, отбив его натиск, стали готовиться к контрудару, чтобы улучшить свои позиции.
Военный совет Ленинградского фронта разработал конкретный план мероприятий по усилению обороны города. Командование фронта считало ближайшими задачами:
1. Не допустить прорыва нашей обороны, перемолоть противника артиллерийским, минометным огнем и ударами авиации.
2. Сформировать к 18 сентября две стрелковые дивизии и пять стрелковых бригад, сосредоточить их для непосредственной обороны Ленинграда, создав четыре линии обороны.
3. 8-й армии наносить противнику удары во фланг и тыл. Свои действия увязывать с действиями 54-й армии, стремиться освободить от противника территорию Мги и Шлиссельбурга.
Первый пункт плана предстояло выполнять и 42-й армии. На направлении Красногвардейск, Красное Село, Урицк, где оборонялись ее соединения, наступало восемь пехотных дивизий противника, поддержанных значительным количеством авиации. Эти-то силы нам и предстояло измотать и обескровить.
17 сентября 701-й стрелковый полк 44-й дивизии начал наступление на Урицк, который накануне был оставлен нашими войсками. Однако еще давали себя знать остатки недавней неразберихи - наступление началось не вполне организованно, в 10.30 вместо 9 часов по плану. Все же к исходу дня полк овладел северо-восточной окраиной города.
В последующие дни бои за Урицк продолжались с переменным успехом. Временами нам удавалось захватить несколько домов, превращенных противником в опорные пункты. А 22 сентября танковая рота 51-й отдельной танковой бригады дерзко ворвалась в Урицк и прочесала весь город, уничтожив одну минометную и две пушечные батареи. Все 16 танков благополучно вернулись обратно.
К этому времени погода испортилась. Зарядили бесконечные осенние дожди. Но активные боевые действия не прекращались.
Огромную моральную поддержку нам повседневно оказывали трудящиеся Ленинграда. Они обращались к защитникам города с теплыми патриотическими письмами, присылали подарки, обещали без устали работать для фронта. Это тесное единство армии и народа, выкованное партией, умножало наши силы, повышало у каждого чувство личной ответственности за защиту Родины.
Соединения 42-й армии оборонялись в непосредственной близости от Кировского завода. Поэтому всех нас особенно взволновало опубликованное 20 сентября в "Ленинградской правде" письмо старых рабочих кировцев к защитникам Ленинграда. "Воины Красной Армии, знайте, что ни бомбы, ни снаряды, никакие военные испытания и трудности не поколеблют нашей решимости сопротивляться, отвечать на удар ударом, не заставят нас забыть наше клятвенное обещание: истребить врагов до последнего, - писали рабочие. - Помните, что нет в мире такой силы, которая заставила бы нас, путиловцев-кировцев, заколебаться. Мы плавим сталь, и мы тверды, как сталь.
...Мы, кировцы, смело смотрим в лицо смертельной опасности, и скорее смерть испугается нас, чем мы ее! Вместе с вами мы будем биться с врагом так, что волос встанет у него дыбом от страха при одном слове "путиловцы!".
Далее кировцы призывали: "Бойцы Красной Армии! Пусть каждый из вас высоко несет почетное звание советского воина, твердо и нерушимо выполняет свою священную обязанность - защищать Родину с оружием в руках. Ляжем костьми, но преградим дорогу врагу. Мы никогда не были рабами и рабами никогда не будем. Умрем, но Ленинграда не отдадим! Не отдадим своего города, за который проливали кровь и положили жизнь лучшие сыны рабочего класса".
Письмо было обсуждено во всех соединениях и частях армии. Воины посылали ответные письма кировцам, в которых клялись сражаться стойко и мужественно. "В этот грозный час нас с вами, дорогие кировцы, объединяет одна мысль - защищать родной город, отразить и уничтожить гитлеровскую саранчу, и она будет уничтожена, - писали артиллеристы 73-го корпусного артиллерийского полка, которым командовал майор Гнидин. - Дорогие друзья и товарищи! Нам выпала великая честь защищать колыбель пролетарской революции от фашистских поработителей, и мы, артиллеристы Н-ского полка, выполним свой долг так, как это подобает воинам Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Враг боится нашей артиллерии, он не выносит нашего меткого и губительного огня... Мы обещаем вам, дорогие друзья, драться с фашистской гадиной так, чтобы кировцы сказали: "Вот это по-нашему".
Утром 28 сентября ко мне зашел член Военного совета Н. В. Соловьев.
- Прибыла делегация рабочих Кировского завода, - сообщил он. - Хотят побывать в полках, поговорить с бойцами.
Я пригласил делегацию к себе. Вошли пожилой рабочий и три молодые девушки. Рабочий - высокий, худощавый, с простым русским лицом, держался уверенно, с достоинством. Девушки немного смущались. Впрочем, когда завязалась беседа, их смущение прошло.
- Думаем, товарищ генерал, потолковать с бойцами напрямик, по-рабочему, по-питерски, - сказал кировец. - Нам интересно знать, как они воюют, а мы расскажем о нашей работе, как по суткам не выходим из цехов, выпускаем оружие.
- Кто вас послал в нашу армию? - спросил я.
- Меня направил партком завода, а вот их, - старый рабочий кивнул в сторону девушек, - комитет комсомола.
- Мы очень рады дорогим гостям, - сказал я. - Только не побоятся ли девушки идти ближе к переднему краю?
Одна из работниц энергично тряхнула светлыми кудряшками:
- Не побоимся. Мы к обстрелам и у себя на заводе привыкли.
Другая, на вид чуть старше своих подруг, с темными упрямыми глазами, сказала:
- Еще мы хотели бы передать бойцам подарки от комсомолок завода. Но не взыщите, подарки скромные: папиросы, курительная бумага, кисеты, ну и все такое прочее.
- Подарок дорог не своей ценой, а тем чувством, с которым подносится, заметил я. - Так что, девушки, не волнуйтесь: подарки ваши будут приняты с радостью.
Я рассказал гостям о положении на фронте, попросил передать благодарность Военного совета армии славному коллективу кировцев за ту помощь, которую они нам оказали в трудную минуту своими боевыми отрядами и строительством оборонительных сооружений.
Затем мы с Соловьевым посоветовались и решили направить делегацию в 189-ю стрелковую дивизию. Соловьев тут же позвонил военкому дивизии батальонному комиссару Турецкому, предупредил о прибытии делегации и попутно напомнил:
- Вы там не забудьте покормить гостей обедом. В Ленинграде, сами знаете, с продовольствием сейчас туго.
И в этом напоминании был весь Соловьев - чуткий, всегда очень внимательный к людям.
Делегации рабочих побывали во многих частях и соединениях. Полки 13-й стрелковой дивизии посетили рабочие с фабрик "Скороход", "Красный швейник" и с завода "Госметр". Делегация с завода "Карбюратор" побывала в полках 21-й мотострелковой дивизии и в частях других соединений.
С защитниками Ленинграда была вся страна. Письма и посылки бойцам Ленинградского фронта слали рабочие уральских заводов, нефтяники Баку, ташкентские текстильщики, колхозники Таджикистана и Туркмении.
В напряженных боях прошел сентябрь. К концу месяца установилось некоторое затишье. Противник больше не пытался наступать. Его обескровленные части перешли к обороне.
План генерал-фельдмаршала фон Лееба взять Ленинград с ходу окончательно провалился. Тогда гитлеровцы, чтобы скрыть свои просчеты, стали утверждать, будто они и не предполагали брать город штурмом, а намерены принудить его к сдаче блокадой.
Эти вымыслы никого не могли ввести в заблуждение, провал немецких планов был слишком очевидным. Об этом свидетельствовали и захваченные нами штабные документы, и показания пленных, и, наконец, дневники вражеских солдат и офицеров.
Я позволю себе привести небольшую выдержку из дневника ефрейтора Генриха Майера. Его показал мне начальник политотдела армии полковой комиссар Белик. В этих записках ярко выражено настроение фашистских солдат. "10 августа. Атака на Ленинград. Воскресенье, а мы сидим без папирос и хлеба. Последнюю папиросу обменял на кусок хлеба.
13 августа. Наступление на Ленинград продолжается. Твердо уверен, что до воскресенья Ленинград падет: сопротивление русских полностью сломлено. Конец войны наступит через пару дней.
16 августа. Натолкнулись на сильный артогонь, который продолжался всю ночь до 4-х часов утра".
Записи в дневнике обрываются 31 августа. Позднее Майеру, видимо, была уже не до дневника. А 18 сентября в районе Урицка фашистский ефрейтор был убит. Как и фельдмаршал фон Лееб, он до последнего дня надеялся, что фашистским войскам удастся взять Ленинград штурмом. По полчища врага были остановлены беспримерным героизмом нашей армии, они разбились о стальную грудь народа, вставшего на защиту своей Родины.
Фельдмаршал фон Лееб просчитался. И это ему дорого обошлось. Гитлер, взбешенный тем, что его планы оказались невыполненными, обвинил фон Лееба в полном отсутствии умения руководить войсками. В декабре фельдмаршал был отстранен от командования группой "Север" под предлогом болезни. На его место встал генерал-полковник Кюхлер, которому тоже был присвоен чин генерал-фельдмаршала. Однако и Кюхлер не сумел изменить положение под Ленинградом в свою пользу. А когда наши войска в январе 1943 года сняли блокаду Ленинграда, Кюхлера постигла судьба его незадачливого предшественника.
Нет, фон Лееб был ничуть не хуже и не лучше многих других гитлеровских военачальников. В его просчетах и ошибках со всей полнотой проявились порочные в своей основе бредовые планы гитлеровского командования, построенные без учета реальной обстановки, без учета несокрушимой мощи советского народа и его армии.
Однако вернемся к событиям, происходившим под Ленинградом в сентябре октябре 1941 года.
Как уже говорилось, к концу сентября фронт стабилизировался. Противник перешел к обороне. К началу октября 42-я армия в составе пяти стрелковых дивизий и двух стрелковых бригад занимала оборону на фронте от берега Финского залива до восточной окраины Пулково.
Несмотря на то что сил у нас было мало, мы то и дело наносили противнику чувствительные удары, не позволяя ему снять с фронта и перебросить под Москву, где фашисты развивали наступление, ни одной дивизии.
Именно с этой целью 44-я стрелковая дивизия вместе с 6-й отдельной бригадой морской пехоты 1 октября вновь начала бои за Урицк, Старо Паново, Ивановку, Сосновую Поляну. В то же время 13-я стрелковая дивизия вела активные боевые действия у Кискино и Верхнее Койерово.
Особенно геройски сражались моряки 6-й отдельной бригады морской пехоты. Спаянные крепкой дружбой, всегда готовые прийти на помощь товарищу, они проявляли в боях беззаветную храбрость. По какому-то неписаному закону все перед атакой обязательно надевали бескозырки и расстегивали воротники гимнастерок так, чтобы была видна "морская душа" - полосатая тельняшка. Фашисты до ужаса боялись безудержно смелых, стремительных атак морской пехоты.
Бои продолжались несколько дней. Гитлеровцы оказывали упорное сопротивление. На окраине Урицка они возвели прочную систему обороны.
В помощь стрелкам, наступающим с фронта, были посланы десанты. Одна усиленная рота 6-й отдельной бригады морской пехоты была высажена в районе Стрельны. Другой десант численностью до 1000 человек высадился ближе к Петергофу. Десанты, хотя и не смогли полностью выполнить свои задачи, потому что нам не удалось соединиться с ними, все же нанесли противнику значительные потери.
Отважно действовала в боях за Урицк и 124-я танковая бригада. Один из ее офицеров - капитан Рыбаков, оставаясь в подбитом танке восемь часов, вел неравный бой в тылу врага. Не покинул своей машины и трижды раненный старший лейтенант Чапайкин. Я находился в лесопарке на командном пункте 124-й танковой бригады, когда туда на тягаче привезли танк Чапайкина. Голова, плечо, левая нога танкиста были перевязаны красными от просочившейся крови бинтами. Нервное напряжение не покинуло его, он гневно вскрикивал:
- Зачем, черт возьми, меня выволокли с поля боя? Я же еще в состоянии драться, мне ведь не пешком ходить!
Впрочем, силы скоро покинули его. Подоспевшие санитары на носилках унесли Чапайкина в санчасть.
Возвращаясь от танкистов, я заехал на КП 13-й дивизии к генерал-майору Зайцеву, одному из очень способных военачальников. Позднее генерал Зайцев с успехом командовал стрелковым корпусом и на этом посту погиб.
За день до гибели Зайцева я был у него в корпусе. Он пригласил меня пообедать и рассказал, что утром осколок мины, видимо уже на излете, попал ему прямо в лоб.
- Хорошо, что на мне была папаха, она смягчила удар, но все же синяк остался здоровый, - говорил Зайцев, и в голосе его слышались не свойственные ему грустные нотки. - Сегодня чувствую себя словно не в своей тарелке. Вроде как предупреждение получил...
- Ну что вы, товарищ Зайцев, - засмеялся я. - С каких это пор вы стали таким мнительным?
- Да я, конечно, предчувствиям не верю, но все-таки... - смутился Зайцев.
К сожалению, предчувствия не обманули его. Но это случилось значительно позже описываемых событий, уже на третьем году войны. А в тот день, когда я приехал на КП 13-й стрелковой дивизии, Зайцев был, как всегда, полон энергии. Он кратко, но очень толково доложил обстановку, посетовал на потери и попутно пожаловался на медотдел армии, который задерживал присылку медработников.
- Так они у вас в дивизии все равно используются не по прямому назначению, - шутливо заметил я.
- Как так?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28