Акимов, которому недавно присвоили звание генерал-майора, при встрече сказал, что уже начинал беспокоиться, почему я так долго находился в пути.
- А разве вам было известно о моем выезде к вам? - спросил я.
- Еще вчера позвонили из штаба армии. В этот момент по наблюдательному пункту, где мы находились, противник произвел сильный артиллерийский налет. Пришлось укрыться в щелях.
- Часто бывают такие налеты? - спросил я Акимова.
- Нет, сегодня первый раз, - ответил он, отряхивая песок с гимнастерки.
Когда я уже уехал из дивизии, НП подвергся бомбардировке девяти "юнкерсов", которые совершили три захода, обрушив на лес большое количество бомб.
Такое совпадение наводило на мысль о том, что немцы подслушивают наши телефонные разговоры. Мне приходилось сталкиваться с такими фактами еще в 54-й армии. Я решил проверить свои предположения и с этой целью договорился с командиром одной из дивизий о предстоящей, встрече. Разговор велся по телефону открытым текстом. Одновременно я послал в дивизию офицера связи с запиской, в которой отменял намеченную встречу и давал указания, как следует поступить.
В указанное по телефону время к развилке дорог, где намечалась встреча, подъехали несколько автомашин. Шоферы и прибывшие командиры вышли из них и укрылись в лесу.
Ждать пришлось недолго. Над лесом появились вражеские самолеты и сбросили на дорогу бомбы.
Штаб армии вынужден был дать специальные указания о строгом сохранении тайны в телефонных разговорах.
Бои продолжались до второй половины сентября. Нам удалось немного улучшить свои позиции.
К октябрю снова зарядили дожди. Осень вступила в свои права. Опять началась распутица. Войска армии на всем фронте перешли к обороне.

Глава VI. Блокада прорвана
Судьба каждого военного полна неожиданных поворотов. Разве в апреле, уезжая с Ленинградского фронта, я мог предполагать, что спустя полгода снова окажусь в местах, так хорошо знакомых мне по Любаньской операции.
Но вот настала осень 1942 года, и я опять приехал к берегам Ладожского озера, а на моей рабочей карте появились врезавшиеся в память названия Липка, Лодва, Тортолово, Гайтолово.
Ставка Верховного Главнокомандования в это время приступила к разработке новой операции по прорыву блокады Ленинграда. Меня назначили заместителем командующего войсками Волховского фронта.
Говоря откровенно, я был рад такому назначению: хотелось довести до конца дело, которое не удалось осуществить прошлой зимой. Как и все советские люди, я с нетерпением ждал, когда наконец будет разорвано вражеское кольцо, сжимавшее город-герой. Мы не сомневались, что час прорыва блокады Ленинграда уже недалек.
Вся обстановка под Ленинградом настоятельно требовала активных наступательных действий наших войск. Условия жизни в городе продолжали оставаться очень тяжелыми. Водный и ледовый путь через Ладожское озеро не обеспечивал город и фронт всем необходимым. Было ясно, что так дальше продолжаться не может.
Путь мой к новому месту службы лежал через Малоярославец, где тогда стоял штаб Западного фронта. Я вылетел на самолете, который, как обычно, пилотировал летчик Маслов, очень скромный и вместе с тем смелый человек. За последние полгода мне часто приходилось летать с ним, и я высоко ценил его выдержку и летное мастерство.
На полевом аэродроме в Малоярославце крепко пожал летчику руку, пожелал успехов в его нелегкой и беспокойной работе.
Маслову нужно было сразу возвращаться обратно. Распрощавшись со мной, он залез в кабину своего По-2, надвинул очки на глаза и еще раз помахал мне рукой в кожаной перчатке. Застрекотал мотор, и маленькая легкая машина побежала по желтой осенней траве.
А примерно через месяц я узнал о гибели Маслова. Тогда он летел с генералом Пигаревичем в штаб армии. До аэродрома было уже недалеко, когда из облаков на беззащитный По-2 свалился фашистский истребитель. Первой же пулеметной очередью Маслов был убит.
Наши зенитки отогнали гитлеровского пирата, но положение генерала Пигаревича оставалось крайне опасным. О пилотировании Пигаревич имел весьма смутное представление, однако ему ничего не оставалось, как попытаться посадить машину. Благодаря большому самообладанию генералу удалось это сделать.
В Москве, как и шесть месяцев назад, я встретился с генералом армии К. А. Мерецковым, вместе с которым мне теперь предстояло работать. До сих пор мы были только соседями и сравнительно мало знали друг друга.
К. А. Мерецков сказал, что я буду не только его заместителем. На меня Ставка возлагает персональную ответственность за прорыв блокады Ленинграда на правом крыле Волховского фронта.
- Работать придется много, дела очень важные, - говорил командующий фронтом. - Места вам хорошо известны, Иван Иванович, а значит, вам и карты в руки.
Я ответил, что намерен большую часть времени находиться не в штабе фронта, а в войсках, лично контролировать и организовывать подготовку к предстоящей операции. Командующий это одобрил.
Войскам фронта предстояло прорвать сильно укрепленную оборону противника. Лесисто-болотистая местность создавала выгодные условия для обороняющихся, затрудняя движение наших танков и артиллерии.
Оборона противника состояла из опорных пунктов. По переднему краю проходила сплошная траншея. На некоторых участках была отрыта также вторая траншея, имелись отсечные позиции. Там, где болотистая почва не позволяла отрывать окопы, противник возвел ледяные валы и поставил заборы из двух рядов бревен, между которыми насыпал землю.
Все каменные постройки в населенных пунктах гитлеровцы приспособили к обороне. На каждом километре фронта у них имелось в среднем по 20 - 25 огневых точек, связанных между собой ходами сообщения и обеспеченных большим количеством боеприпасов. Перед передним краем были установлены минные поля, проволочные заграждения, рогатки и надолбы.
Словом, шлиссельбургско-синявинский выступ гитлеровцы превратили в мощный район обороны. Чтобы прорвать его, требовалась тщательная и всесторонняя подготовка. И войска Волховского фронта настойчиво готовились к наступательной операции, упорно учились.
Особенного напряжения боевая учеба достигла в декабре, после поступления директивы Ставки Верховного Главнокомандования.
Директива предлагала войскам Волховского и Ленинградского фронтов совместными усилиями разгромить группировку противника в районе Липка Гайтолово - Московская Дубровка - Шлиссельбург. Для организации взаимодействия между фронтами генералу армии Мерецкову и мне пришлось выехать в Ленинград, в Смольный. Ехали ночью по ледовой дороге через Ладожское озеро.
Обращал на себя внимание исключительный порядок на трассе. Дорога была очищена от снежных заносов. Автомашины шли в осажденный Ленинград без задержки, и на всем пути нам не встретилось ни одной "пробки". По обеим сторонам дороги те здесь, то там виднелись огневые позиции зенитчиков. Чувствовалось, что подразделения, обслуживающие трассу, приобрели солидный опыт.
В Смольном состоялось совещание представителей командования Ленинградского и Волховского фронтов.
Вопросы взаимодействия были обсуждены до деталей. В частности, было условлено, что если одна из ударных группировок не успеет своевременно подойти к намеченному рубежу встречи на линии Рабочих поселков No 2 и 6, то другая группировка продолжит наступление. При одновременном подходе частей двух фронтов к одному опорному пункту или рубежу общее руководство возглавит командир, в распоряжении которого окажется больше сил. Был установлен также порядок взаимного обмена оперативными и разведывательными сводками, офицерами связи.
Ударной группировке Волховского фронта предстояло прорвать оборону врага на участке Липка - Гайтолово, овладеть Рабочими поселками No 1, 5, Синявино и, соединившись с войсками Ленинградского фронта, наступать на юг. Главная роль в решении этой задачи отводилась 2-й ударной армии, в командование которой вступил генерал-лейтенант В. З. Романовский, сменивший генерала Н. К. Клыкова. В армии насчитывалось 11 стрелковых дивизий, две лыжные и четыре танковые бригады, танковый полк, четыре отдельных танковых батальона, 38 артиллерийских и минометных полков, а также инженерные части.
Подготовке войск 2-й ударной армии мы уделили много внимания. В тылу были оборудованы учебные поля и городки по типу опорных пунктов противника. Здесь подразделения и части учились штурмовать укрепленные позиции, вести наступательный бой в лесу. Помня уроки Любаньской операции, я на всех учениях требовал от командиров четкой отработки вопросов взаимодействия и управления в ходе наступления.
Мне хорошо запомнилось одно из таких учений в 18-й стрелковой дивизии, только что прибывшей к нам из-под Сталинграда. Вместе с командующим армией генералом Романовским мы приехали на учебное поле, когда занятия были в самом разгаре. Командир дивизии генерал Овчинников, человек уже довольно пожилой, болел, и его замещал полковник Лященко, который позднее вступил в командование соединением.
На поле были построены ледяные валы двухметровой высоты. Возведены они были из снега, политого водой.
С опушки леса было отчетливо видно, как пехота и танки пошли в "атаку". Все протекало как будто хорошо: пехотинцы двигались, не отрываясь от танков. Но вот боевые машины подошли к ледяному валу, и тут возникло замешательство. Танки не смогли пробить вал и застряли, стрелки остановились, тоже не зная, как преодолеть препятствие. Ни у кого из пехотинцев не оказалось штурмовых лестниц, "когтей", фашин, удлиненных зарядов. В общем "атака" сорвалась.
- Занятия следовало бы организовать иначе, - сказал я полковнику Лященко Танки должны идти в атаку на предельной скорости. Только тогда они смогут пробить валы. Командиров-танкистов мы с командующим армией проинструктируем. А пехотинцы пусть пока потренируются в преодолении ледяного вала и других препятствий.
Повторная "атака" оказалась более удачной. Однако, делая разбор занятия, я посоветовал полковнику Лященко несколько уменьшить высоту и ширину снежного вала:
- Не следует умалять трудности, но нельзя и преувеличивать их. Вы построили тут такие валы, каких у гитлеровцев нет У них они ниже и уже. Зачем же пугать солдат, внушать им неправильное представление о прочности и крепости вражеской обороны?
Подобные занятия проходили во всех дивизиях 2-й ударной армии. Готовя войска к прорыву, мы учили командиров соединений, частей и подразделений широко использовать маневр в наступлении, не ограничиваться фронтальными ударами по опорным пунктам врага, непрерывно и активно вести разведку.
С помощью аэрофотосъемки были тщательно уточнены карты. Фотосхемы и исправленные карты получили все командиры, до рот и батарей включительно.
Специальные занятия были проведены с работниками войскового тыла.
Словом, уроки Любаньской операции мы постарались учесть в полной мере.
Предметом нашей особой заботы было обеспечение скрытности подготовки к прорыву. Перегруппировка войск производилась исключительно в ночное время или в нелетную погоду. Для разведки боем и ночных поисков привлекались только те подразделения и части, которые находились в непосредственном соприкосновении с противником.
Эти меры сыграли свою роль. Противнику лишь незадолго до начала операции удалось установить, что наши войска готовятся к наступлению, но и тогда определить время и силу удара гитлеровское командование не смогло.
К 10 января 1943 года подготовка операции полностью закончилась. Ударная группировка нашего фронта имела более чем пятикратное превосходство над противником в силах и средствах. Войска были хорошо обучены и обеспечены в материальном отношении.
Ночь на 11 января выдалась темная. Оттепель сменилась небольшим морозцем. В кромешной темноте, двигаясь по густым лесам, соединения первого эшелона 2-й ударной армии скрытно заняли исходное положение в 300-500 метрах от первой траншеи противника.
В первом эшелоне было шесть стрелковых дивизий, усиленных артиллерийскими полками и саперными частями, тяжелый танковый полк и танковая бригада. Второй эшелон составляли четыре стрелковые дивизии и три танковые бригады. Одна стрелковая дивизия и две лыжные бригады были в армейском резерве в районе Путилове.
Весь день 11 января уточнялись вопросы взаимодействия, проверялась широко разветвленная сеть проводной связи. Штабы соединений придвинулись ближе к войскам.
Как только стемнело, сводная группа ночных бомбардировщиков совершила массированный налет на артиллерийские позиции и штабы противника в полосе прорыва.
Ночь прошла в напряженном ожидании, как всегда перед боем.
На рассвете, накинув на плечи шинель, я вышел из землянки, отрытой на наблюдательном пункте командующего 2-й ударной армией. В лесу стояла настороженная тишина. Только слышался скрип снега под валенками мерно прохаживавшегося часового, да со стороны переднего края доносились редкие, приглушенные расстоянием пулеметные очереди.
Легкий серый туман окутывал заиндевелые стволы деревьев. Но вот блеснули первые лучи солнца. Розовый свет побежал вправо и влево, разливаясь багрянцем. Близилось время артиллерийской подготовки.
Вернувшись в землянку, я снова склонился над изученной до мелочей рабочей картой. Вот он, шлиссельбургско-сннявинский выступ. Не более чем на 12 - 15 километров отстоят друг от друга войска двух фронтов. За каких-нибудь три часа можно пройти пешком такое расстояние в мирное время. Но сейчас сделать это будет нелегко: сильно укрепился здесь противник. Моя карта вся испещрена условными знаками, обозначающими опорные пункты врага, огневые позиции его артиллерии и минометов.
Вздрогнула и загудела земля. Раскатистый, басовитый гул покатился по лесу. Началась артиллерийская подготовка атаки. Я взглянул на часы: было 9 часов 30 минут утра.
Артподготовка продолжалась 1 час 45 минут. Орудия еще продолжали греметь, когда в воздухе появились небольшие группы наших самолетов. Они атаковали опорные пункты и огневые позиции артиллерии противника в районах Рабочих поселков No 4, 5, 7 и Синявино.
По заявлениям пленных гитлеровцев, действенность огня нашей артиллерии была очень высокой. Например, солдат Вильгельм Ламайер заявлял: "Я до сих пор не могу забыть впечатления от губительного огня русских пушек. Как вспомню весь этот адский грохот, разрывы снарядов и мин, так снова и снова меня бросает в дрожь".
Другой пленный унтер-офицер Иосиф Бергер сказал: "Я - артиллерист, но никогда еще не видел такого сокрушительного огня".
В 11 часов 15 минут войска первого эшелона 2-й ударной армии при поддержке авиации и артиллерии перешли в наступление на фронте Липки - Гайтолово.
Начали атаки и правофланговые соединения 8-й армии Волховского фронта. Медленно, но упорно стрелковые дивизии вгрызались в оборону врага.
К исходу дня удалось продвинуться на два, а местами на три километра, прорвать первую позицию противника севернее и южнее Рабочего поселка No 8 и овладеть рощей Круглая.
В ночь на 13 января войска закрепились на достигнутых рубежах, а с утра снова перешли в наступление. Генерал Романовский ввел в бой две стрелковые дивизии и одну танковую бригаду из второго эшелона. В свою очередь противник подтянул из Мги части 96-й пехотной дивизии и усилил сопротивление.
Я отправился в дивизию, которой командовал генерал Чернышев, чтобы на месте выяснить обстановку. Со мной были офицер связи и адъютант.
Офицер связи уверенно вел нас по заснеженному лесу, ориентируясь по каким-то одному ему известным признакам. Вышли на опушку. Отсюда тропинка тянулась через изрытое снарядами поле. Сначала мы шли по тропинке, а потом свернули с нее и направились напрямик к темневшей впереди большой ели со сломанной вершиной.
Неожиданно я увидел торчащий из снега колышек с прибитой к нему дощечкой. Осветив дощечку карманным фонариком, прочитал: "Осторожно! Мины!" Мне стало не по себе: мы находились как раз на минном поле!
Но офицер связи, не замедляя шагов, равнодушно бросил:
- Ничего, товарищ генерал. Зимой эти мины не взрываются - вмерзли в землю.
Офицер связи оказался прав - мы благополучно пересекли минное поле.
В шалаше генерала Чернышева, сооруженном из мерзлых кусков торфяника, жарко топилась печь. Генерал был одет в белый, но сильно выпачканный грязью маскировочный халат. На коленях у него лежала развернутая карта. Чернышев что-то деловито измерял по ней.
Взглянув на карту, я сразу отметил, что наблюдательный пункт дивизии находился слишком далеко от боевых порядков полков.
- Связь с частями у вас устойчивая? - спросил я генерала Чернышева.
- Не со всеми... - замявшись, ответил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28