Коммунаров, Революции, Красноармейская, 20 лет РККА, Оборонная. Тогда, в ноябре 1941 года, эти названия были особенно созвучны времени. Когда я ходил по немноголюдным, по-военному настороженным тульским улицам, знакомясь с системой обороны города-воина, я думал о его героическом прошлом и был глубоко убежден, что и на этот раз он даст врагу достойный отпор.
По всему чувствовалось, город приготовился к борьбе не на жизнь, а на смерть. На ближних подступах и в самой Туле были созданы три оборонительных рубежа. Первый - в трех километрах от южной окраины - строился по принципу обычной полевой обороны с фортификационными сооружениями и системой инженерных заграждений в виде минных полей, противотанковых рвов, проволочных заграждений. Второй и третий рубежи проходили по южной окраине города и представляли собой баррикады из дерева, шлакобетонных камней, металлического лома. Баррикады чередовались с противотанковыми рвами. В проходах и проездах были установлены "ежи" из рельсов и заготовлены мешки с песком. Для отражения танковых атак противника за баррикадами находились орудия и тапки. Фланги оборонительных рубежей упирались в реку Упу.
Помимо противотанкового рва шириной в четыре и глубиной в два с половиной метра, опоясывавшего город, туляки подготовили двойные противотанковые рвы в конце каждой улицы. Десятки тысяч жителей приняли участие в создании этих сооружений. Строить приходилось под беспрерывным воздействием вражеской авиации и артиллерии. По герои-туляки ни на минуту не прекращали работы. Особенно большой вклад в это дело внесли тульские женщины.
Остаток ночи и весь следующий день я знакомился с обороной города, затем возвратился в штаб.
- Каково ваше впечатление, товарищ генерал?- спросил Василий Гаврилович Жаворонков.
- Город подготовлен к обороне хороню, - ответил я. - Более подробно о состоянии дел смогу судить после того, как встречусь с командирами дивизий и полков.
Начальник областного управления НКВД Суходольский сообщил, что по данным, которыми он располагает, Гудериан намерен атаковать Тулу по кратчайшему пути с яснополянского направления, через Косую Гору. А председатель облисполкома Чмутов добавил:
- Партизаны сообщают, что если Гудериан не сможет взять город с этого направления, то он намерен обойти Тулу через Венев и Каширу.
Секретарь обкома партии Александр Владимирович Калиновский, человек спокойный и уравновешенный, вынул из планшета пожелтевшую от времени газету.
- Прелюбопытнейший номер,- сказал он.- Старый оружейник Михайлов хранил его с девятнадцатого года. Двадцать два года назад, в эту же пору, Деникин рвался через Тулу в Москву. Послушайте, что тогда писала "Правда".
Калиновский развернул газету и начал читать статью, которая называлась "Красной Туле" и была посвящена героической борьбе тульского пролетариата с Деникиным. Интересно, что статья и сейчас не потеряла актуальности. В ней сообщалось о том, что в Туле царит "небывалое... воодушевление рабочих и красноармейских масс - сражаться и бороться до последних сил, до полного уничтожения Деникина... Тула с каждым днем все больше и больше превращается в военный лагерь... Вся невоенная деятельность учреждений сокращена или приостановлена вовсе... Все коммунистические силы и надежные некоммунистические брошены на работу в армию пли но обслуживанию армии..."
Статья заканчивалась такими строками: "Деникин рвется изо всех сил к Туле и Москве, а мы изо всех сил рвемся защищать Тулу и Москву, сдержать Деникина и оказать ему самое отчаянное сопротивление. Не панику, не забастовки готовят Деникину тульские рабочие и красноармейцы, а нули, пулеметы, смерть и гибель!"
Калиновский предложил выпустить листовки с текстом прочитанной статьи, а над ней напечатать крупным шрифтом: "Дорогие защитники Тулы! Берите примере наших отцов и братьев! Бейте Гитлера так же метко, как они били Деникина! Умножим славу нашего города-воина, города-героя! Чем больше гитлеровских трупов, тем ближе час победы! Вперед, на врага!"
Идею Калиновского все одобрили, и текст новой боевой листовки городского комитета обороны сразу же был отправлен в типографию.
День подходит к концу. Мне пора в штаб 50-й армии. Василий Гаврилович Жаворонков провожает меня из церковного подземелья.
Штаб армии в восьми километрах от Тулы, в районе Ивановских дач. Ранняя и холодная зима засыпала дорогу снегом, покрыла морозным узором стекла нашей машины.
Вокруг полыхает война - жестокая, суровая, неумолимая. Идет передвижение войск. Бойцы Тульского рабочего полка занимают новые оборонительные рубежи. Две девушки в телогрейках и шапках-ушанках бережно несут на носилках раненого, то и дело вглядываясь в прозрачную голубизну холодного неба, где, надрывно завывая, летают вражеские самолеты. Действуют наша и вражеская артиллерия. Где-то совсем близко протрещала пулеметная очередь. Вслед за ней вспыхнула частая ружейная перестрелка.
Шофер резко затормозил. Контрольно-пропускной пункт. Лейтенант внимательно проверяет документы. Потом подробно объясняет, как лучше добраться до Ивановских дач.
Буквально петляя между оборонительными сооружениями, проехали еще километр и остановились у деревянного дома. В нем-то и разместился штаб 50-й армии.
Выйдя из машины, едва разогнул раненую ногу. Опираясь на костыль, прихрамывая, вхожу в просторную комнату с низким потолком. Посередине стол, на нем большая карта, несколько книг. Рядом тумбочка с телефонными аппаратами. В углу железная кровать, покрытая серым одеялом. Неподалеку от стола докрасна раскаленная "буржуйка". Ее труба выведена в форточку. На "буржуйке" большой медный чайник, крышка которого содрогается под напором кипящей воды. Это кабинет командующего.
Знакомлюсь с начальником тыла 50-й армии генерал-майором В. С. Поповым и начальником оперативного отдела полковником Ф. Е. Почомой. Через несколько минут энергичной походкой в кабинет потел невысокий офицер, представился:
- Начальник штаба пятидесятой армии полковник Аргунов.
Я попросил Н. Е. Аргунова доложить обстановку.
- Против пятидесятой армии действует вторая немецкая танковая армия. Враг здесь сосредоточил три танковые, три пехотные и одну мотострелковую дивизии, а всего шестьдесят тысяч войск, шестьсот танков, свыше тысячи орудий и триста самолетов. Противник имеет тройное превосходство в артиллерии и десятикратное в танках.
Аргунов докладывает четко, уверенно. Чувствуется, что он превосходно знает материал:
- Линия фронта проходит по рубежу Пронине - Есипово - Никулинское Выселки - высота двести пятьдесят и девять - Кетры - Костино - Сторожевая и далее на Михалкове - Рогожинский поселок - Верхнее Криволучье и Верхние Присады.
Я смотрю на карту, а начальник штаба продолжает:
- Для непосредственной обороны города создан специальный боевой участок. В него входят; двести пятьдесят восьмая, двести девяностая, двести семнадцатая и сто пятьдесят четвертая стрелковые дивизии под общим командованием комдива сто пятьдесят четвертой генерал- майора Фоканова.
Аргунов рассказывает, что сложная обстановка сложилась в полосе 413-й дивизии генерала Терешкова, обороняющей подступы к Венсву. Под давлением противника части ее вынуждены были отойти, и образовалась опасная вмятина. Без помощи Терешкову не удастся остановить наседающего врага.
- Как обстоит дело с обеспечением войск? - спрашиваю я.
- Подвоз боеприпасов, горючего и продовольствия идет нормально. Правда, иногда из-за снежных заносов приходится пользоваться гужевым транспортом. Но пока что мы ни в чем недостатка не испытывали.
Сквозь замерзшее окно едва пробиваются последние блики дневного света. Потом они и вовсе исчезают. Раскаленное тело "буржуйки" стало еще более багрово-красным.
За окном послышался ритмичный шум движка. Загорелись автомобильные фары, установленные здесь же, в комнате. Их яркие лучи осветили карту. Склонившись над ней, продолжаю слушать Аргунова. Он говорит подробно, со знанием дела, высказывает интересные мысли. Видно, что Аргунов человек с большим военным кругозором, опытный штабист, умеющий творчески мыслить.
В 50-й армии полковник был "старожилом", прошел с ней почти весь ее путь.
Он обладал феноменальной памятью, превосходно знал положение в дивизиях и мог дать подробную характеристику любой из частей. Позднее, когда мы сошлись поближе, оказалось, что за плечами начштаба большая военная жизнь: он учился на курсах "Выстрел" и в академиях имени М. В. Фрунзе, Генерального штаба, был на преподавательской и строевой работе.
- А между прочим, - вспоминал Аргунов, - в Красную Армию я попал не совсем обычно. Как только были созданы военкоматы, явился к смоленскому военкому с просьбой направить в команду пеших разведчиков. Расспросил он, кто я и откуда, а затем предложил написать заявление и ждать вызова. На следующее утро в смоленской газете был напечатал список лиц, изъявивших желание служить в Красной Армии. Среди них оказалась и моя фамилия. А под ней текст: "Если у кого-либо есть какие-нибудь претензии к Аргунову Николаю Емельяновичу, желающему служить в Красной Армии, просим сообщить в губвоенкомат". Десять дней газета печатала это объявление. Десять дней я с волнением ожидал решения своей судьбы. А затем военком вызвал меня и говорит: "Ну, поздравляю. Претензий к тебе нет". И тут же зачитал приказ о назначении меня инструктором губвоенкомата.- Так с мая восемнадцатого года и служу в Красной Армии, заключил Аргунов.
Бывает, с первой же встречи проникаешься к человеку огромной верой, большим уваженном. Так произошло и в тот раз после знакомства с Аргуновым. И я не ошибся. В течение совместной службы в 50-й армии он был для меня надежной опорой.
Нашу первую беседу с полковником неожиданно прервал телефонный звонок. Аргунов взял трубку и тотчас передал мне.
Говорил маршал Шапошников. Он интересовался, успел ли я познакомиться с делами армии и каково положение на Тульском участке фронта. Я подробно доложил обо всем. Маршал одобрил мое решение выехать в Венев, где сложилась особенно трудная обстановка, но приказал поддерживать с ним связь.
И до того плохая погода в ночи совсем испортилась. Мороз стал крепчать. Разбушевалась пурга. Точно разъяренный зверь, она завывала на все лады, заглушая разноголосый шум войны.
С группой офицеров штаба мы выехали на трех машинах. Первым шел броневик, за ним моя "эмка", замыкающей была радиостанция.
Вокруг зловещая темнота. Продвигаемся буквально на ощупь. Тыла в обычном понимании этого слова здесь нет, и каждая минута чревата неожиданностями.
Впереди сквозь пелену снега прорвалось пламя. Остановились. Оказалось, это горит трофей наших зенитчиков - подбитый вражеский самолет. Он упал на дорогу. Пришлось объезжать этот неожиданный костер.
Позади осталось более тридцати километров. И вот уже Венев. В одноэтажном домике разместился штаб боевого участка. Здесь я застал члена Военного совета 50-й армии бригадного комиссара К. Л. Сорокина с несколькими офицерами. Познакомились.
Начальника боевого участка нет. Мне сообщили, что он в одной из дивизий. Пока дежурный офицер разыскивал его, мы с членом Военного совета разговорились о делах в армии.
Сперва Сорокин показался мне сухим, педантичным человеком, представителем той категории людей, о которых говорят, что они предпочитают больше молчать, а если их спрашивают, то обычно произносят односложное "да" или "нет". Однако это впечатление тотчас рассеялось, как только разговор зашел о командных и политических кадрах, о политико-моральном состоянии личного состава. Судя по всему, член Военного совета постоянно бывал в войсках и именно там, где возникала особая опасность. Он досконально знал положение дел на фронте и трезво оценивал создавшуюся обстановку.
Сорокин - старый коммунист, опытный армейский политработник. В годы гражданской войны участвовал в боях с врагами молодой Советской власти, был пропагандистом и обладал всеми качествами вожака масс. Сейчас этот богатейший жизненный опыт, разностороннее политическое образование и глубокие военные знания помогали Сорокину в работе с людьми.
Мы настолько увлеклись беседой, что не заметили, как появился приземистый, излишне тучный генерал. Он вошел, опираясь на палку. Представился:
- Товарищ командующий, прибыл по вашему приказанию. Начальник Веневского боевого участка командир четыреста тринадцатой стрелковой дивизии генерал-майор Терешков.
- Здравствуйте, товарищ генерал. Что же это вы, я бы сказал, в небоевом виде, с палкой в руке.
- Это у меня "холодное оружие",- промолвил он, улыбнувшись, а заметив, что я тоже опираюсь на костыль, добавил: - С вас, товарищ командующий, беру пример, без палки и шагу сделать не могу. С первой империалистической немцы память оставили. Под Львовом ногу покалечили. Вот и по окопам брожу с этой дубинкой. В общем, на немцев у меня злость со стажем.
Я попросил Терешкова рассказать о положении на Веневском боевом участке.
- Духом не падаем, но, по правде говоря, положение сложное, - начал он, разворачивая карту.- Особенно опасная обстановка сложилась в полосе четыреста тринадцатой дивизии. Части дивизии понесли большие потери. Жалко людей. Дивизия формировалась на Дальнем Востоке, народ в ней отважный, сильный, пропитанный океанской солью, дубленный буйными ветрами.
Алексей Дмитриевич Терешков мне хорошо запомнился. Он обладал ярким умом и недюжинным военным талантом. Улыбка, шутка, хорошая лукавинка даже в самые тяжелые периоды жизни не покидали его. Авторитет этого замечательного генерала в войсках был огромен, о его храбрости и находчивости слагались легенды.
- По земле шагаю давно,- рассказывал Терешков,- с последнего десятилетия прошлого века. Деревня наша Корма, на Гомельщине, была бедной. Отец имел своей земли всего на один рот, и то не на всю неделю. Довелось и мне работать на помещика. А когда кончалась работа у него, уходил на заработки в город. Каменщиком был. Шую знаете? Видели там большие старые казармы из красного кирпича? Моя работа. Много домов довелось строить и в Москве, и в Киеве. Да куда только жизнь не бросала! Зимой для "железки" шпалы пилил. Всякое бывало.
- А чем царь Николай за ногу отплатил? - спрашиваю Терешкова.
- Пожаловал тремя Георгиями да тремя медалями за отвагу. Ну и в старшие унтера произвели да взвод доверили. Только недолго я командовал. В феврале семнадцатого мы всем взводом штыки в землю - и по домам! Сразу, как приехал в родную деревню, организовал ячейку социал-демократической партии. Первым коммунистом в Корме был.
После Октябрьской революции А. Д. Терешков создал партизанский отряд и действовал с ним против немецких оккупантов на белорусской земле. А когда узнал, что существует Богунский полк под командованием Николая Щорса, перебрался к нему в Почеп.
Слушая глуховатый голос Терешкова, я невольно сравнивал наши биографии до чего же они схожи! Не беда, что до этого мы друг друга не знали. Сейчас мне казалось, будто наши житейские дороги очень давно переплелись и после короткой разминки снова сошлись вместе. Особенно укрепилось во мне это чувство, когда Терешков рассказал, что и он был делегатом V Всероссийского съезда Советов. Послали его в Москву красноармейцы и командиры новозыбковского направления Красной Армии.
- А помните, товарищ командующий, как горячо выступал Ленин? Точно сейчас его вижу. И так мне было все ясно. А взрыв на ярусе помните? Меня тогда просто поразило спокойствие, с каким Владимир Ильич воспринял этот случай. Потом Яков Михайлович Свердлов объявил, что взрыв был случайным и жертв не оказалось. Просто у одного из латышских стрелков, охранявших Большой театр, разорвалась граната...
Вообще генерал Терешков прошел большой жизненный путь, много повидал. Когда нужно было оказать помощь республиканской Испании, он вступил в интернациональную бригаду. Находился в осажденном Мадриде, дрался с наемниками Франко под Гвадалахарой, был на баррикадах Валенсии. Его связывала крепкая боевая дружба с добровольцами прославленных батальонов имени Линкольна, Гарибальди, Тельмана...
Вернувшись от приятных воспоминаний к довольно грустной действительности, я позвонил командующему Западным фронтом генералу армии Г. К. Жукову, затем, как велел Шапошников, связался с ним. Кратко доложил обстановку на фронте 50-й армии, сообщил о сложном положении на Веневском боевом участке. Просил помочь.
Никаких обещаний от них не получил и вместе с К. Л. Сорокиным, А. Д. Терешковым и несколькими офицерами выехал в расположение войск.
Части Веневского боевого участка продолжают вести тяжелые оборонительные бои. 24 ноября наступил критический момент. Крупные силы противника при поддержке нескольких десятков танков заняли населенные пункты Гати и Хавки, в двух - пяти километрах южнее Венева, и вышли на шоссе Венев - Тула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28