Сожитель Анастасии
Волейко, Питер Стовацкий, также не желал помочь ей, поскольку "ребенок
ему только мешал".
Еще одна заметка, помещенная рядом, произвела на Джилмена настолько
ошеломляющее впечатление, что он буквалыю облился холодным потом. В ней
приводился рассказ двух припозднившихся гуляк, проходивших мимо той же
пристани в первом часу ночи. Оба признавали, что находились в состоянии
опьянения, и тем не менее клятвенно заверяли, будто видели, как в темный
переулок неподалеку от пристани крадучись заходили три очень странно одетых
человека. Необычная троица состояла из огромного негра в балахоне, старухи в
лохмотьях и молодого белого в одной пижаме. Старуха буквально тащила за
собой молодого человека, а об ноги негра все время, пока их было видно,
терлась ручная крыса, неутомимо сновавшая в грязи.
Джилмен просидел весь день в каком-то оцепенении; так его и застал по
возвращении домой Илвуд, уже видевший газеты и сделавший поистине ужасные
выводы из прочитанного. Теперь ни тот, ни другой не сомневались, что они
оказались в центре очень серьезных и жутких событий. Нечто чудовищное,
немыслимое происходило у них на глазах: ночные кошмары вторгались в
повседневную реальность; только трезвая готовность противостоять миру
призраков может предотвратить еще более страшные события. Несомненно, рано
или поздно Джилмену придется повидать врача, но лучше не делать этого
сейчас, когда все газеты полны сообщений о вчерашнем похищении ребенка.
Оставалось по-прежнему непонятным, что же происходило на самом деле;
страшная неизвестность сводила с ума. Илвуд и Джилмен тревожным шепотом
обменивались самыми невероятными предположениями. Могло ли случиться так,
что Джилмен, сам того не зная, во сне, продвинулся в своих исследованиях
пространства и его измерений куда дальше, чем предполагал? Мог ли он
действительно перемещаться из нашей вселенной в иные миры, о существовании
которых и не догадывался прежде? Где мог он находиться - если действительно
покидал свою комнату - в те ночи, когда его преследовали все эти
дьявольские видения? Сумрачные ревущие пропасти - зеленый каменистый склон
холма - блистающая всеми цветами радуги терраса - притяжение неизвестных
планет - черная спираль эфира - черный человек - грязный переулок и
скрипучая лестница - старая колдунья и маленькая косматая тварь с длинными
клыками - скопление пузырей и маленький многоугольник - странный загар -
ранки на руке - что-то маленькое и бесформенное в руках у старухи -
покрытые грязью ноги - сказки и страхи суеверных иностранцев - что все
это, наконец, означало? Насколько применимы здесь законы логики и здравого
смысла?
Ночью ни тот, ни другой не мог заснуть, но наутро они не пошли в
колледж и немного вздремнули. Настало 30-е апреля, после захода солнца
должен был начаться Шабаш, вызывавший такой панический страх у всех без
исключения местных жителей старшего поколения. Мазуревич вернулся домой
ровно в 6; по его словам, рабочие на фабрике передавали, что Вальпургиева
оргия должна состояться в овраге за пригорком Медоу-Гилль, там, где посреди
небольшой площадки, на которой почему-то не растет ни единой травинки, стоит
древний Белый камень. Некоторые даже обращались в полицию и советовали
именно в том месте и искать пропавшего Ладислаша Волейко, но никто не верил,
что полицейские хоть пальцем шевельнут. Джо настойчиво уговаривал бедного
молодого джентльмена надеть на шею крестик; чтобы успокоить доброго малого,
Джилмен так и сделал, спрятав маленькое распятие под рубашкой.
Поздно вечером оба молодых человека дремали в креслах, убаюканные
молитвами суеверного простака с первого этажа. Борясь со сном, Джилмен ни на
секунду не переставал вслушиваться в тишину, так как, сам того нс желая,
надеялся все же, что его неестественно тонкий слух поможет разобрать за
привычными скрипами старого дома другие звуки, едва различимые и такие
пугающие. С каким-то болезненным чувством он дал волю воспоминаниям о
прочитанном "Некромиконе" и "Черной книге" и вдруг поймал себя на том, что
тихонько раскачивается на месте в такт тем гнусным ритмам, что, говорят,
сопровождают самые отвратительные обряды Шабаша и происходят оттуда, где
время и пространство не существуют.
Неожиданно он понял, к чему так внимательно прислушивается - к
сатанинским гимнам мерзкого празднества в далекой черной долине. Откуда он
так хорошо знал, что произойдет дальше? Откуда могло быть ему известно, в
какую именно минуту Нахав и ее прислужник должны внести вслед петуху и
черной жабе наполненную кровью чашу? Джилмен увидел, что Илвуд заснул, но
тщетно пытался разбудить своего товарища окриком: какая-то неведомая сила не
давала ему раскрыть рот. Он был не властен более над самимсобой. Неужели он
все-таки расписался в книге Черного человека?
Потом слабое дуновение ветра донесло какие-то новые слабые звуки,
доступные лишь его воспаленному, нечеловеческому слуху. Над дальними
дорогами, полями и холмами летели эти звуки, преодолевая многие мили, но
Джилмен сразу узнал их. То разжигали костры, и танцоры становились в круг.
Как не отправиться туда?.. Но что же за сила завладела им? Увлечение
математикой - древние предания - старуха Кеция - Бурый Дженкин... И тут
он увидел, что в стене, недалеко от его кушетки, появилось новое отверстие.
И гимны, доносившиеся издалека, и молитвы Джо Мазуревича на первом этаже
перекрывал теперь другой звук: кто-то мерзко и настырно скребся за дощатой
стеной. Лишь бы не погасла электрическая лампочка, успел подумать Джилмен. В
эту минуту из отверстия в стене показалась зубастая бородатая мордочка (то
была жуткая, издевательская копия лица старухи Кеции, понял, наконец,
юноша), и тут же кто-то чуть слышно, неуверенно толкнулся в дверь.
Перед глазами возникла визжащая сумрачная пропасть, и Джилмен
почувствовал, что силы оставляют его по мере того, как вокруг смыкаются
бесформенные переливающиеся пузыри. Впереди несся маленький многоугольник со
сторонами, сменяющимися, будто стеклышки в калейдоскопе; бурлящую пустоту
вокруг пронизывали все быстрее следовавшие друг за другом и все повышавшиеся
звуки - они составляли какую-то неясную мелодию, стремившуюся, казалось,
разрешиться некоей неописуемой и невыносимой кульминацией. Похоже, Джилмен
знал, что должно произойти - чудовищный взрыв ритма Вальпургиевой ночи,
музыки космоса, вобравшей в себя всю силу брожения изначального
пространства-времени; ритм этот таится глубоко в недрах материи, но иногда
пробивается вверх в отмеренных слабых отзвуках, проникающих во всякий слой
бытия; такие взрывы не проходят бесследно - они придают определенным
периодам в сознании любого из миров всеобщий страх и ужасное значение.
Через секунду перед его глазами возникла новая картина. Джилмен снова
оказался в залитой фиолетовым светом тесной комнатке со сводчатым потолком и
наклонным полом, с низкими сундуками, полными древних рукописей, скамейкой и
столом, странными небольшими предметами и с треугольным отверстием в полу.
На стене лежало что-то маленькое и белое - совершенно раздетый мальчик лет
двух, видимо, без сознания. По другую сторону стояла мерзкая старуха со
злобным взглядом; в правой ее руке сверкал нож с замысловатой рукояткой, а в
левой ведьма держала необычной формы чашу из светлого металла, покрытую
каким-то странным орнаментом, с тонкими ручками по бокам. Колдунья хрипло
прокаркала слова какого-то заклинания - Джилмен не понял их, но он,
кажется, встречал несколько фраз на этом языке в "Некрономиконе".
Глаза его постепенно привыкали к фиолетовому свечению; Джилмен увидел,
что старуха наклонилась вперед и протянула через стол пустую чашу. Нс владея
более собой, юноша покорно вытянул руки и принял от нее кубок, отметив про
себя его сравнительно малый вес. В ту же минуту на край треугольного
отверстия в полу вскарабкался гнусный Дженкин. Затем ведьма жестом указала
юноше, в каком положении он должен держать чашу, а сама занесла над
крошечной жертвой огромный причудливой формы нож, как можно выше подняв
правую руку. Клыкастая косматая тварь тем временем подхватила ведьмино
заклинание резким взвизгивающим голоском, а колдунья каркала что-то в ответ.
Джилмен почувствовал, как острое отвращение разъедает кору равнодушия,
сковавшую его мысли и чувства; чаша задрожала в его руках. Еще секунда - и
вид огромного ножа, опускающегося на маленькую беззащитную жертву,
окончательно разрушил чары: Джилмен отбросил чашу, издавшую резкий звон,
словно треснутый колокольчик, и руки его простерлись над столом, стремясь
предотвратить чудовищное преступление.
В мановение ока он легко поднялся по наклонному полу, обогнул угол
стола, вырвал нож из лап старухи и отбросил его в сторону с такой силой,
что, звякнув о край узкого треугольного отверстия, огромный резак исчез в
темном провале. Но уже в следующую секунду Джилмен утратил преимущество,
которое давала ему внезапность; иссохшие пальцы старой колдуньи мертвой
хваткой вцепились ему в горло, и он увидел перед собой морщинистое лицо
ведьмы, перекосившееся от бешеной ярости. Джилмен почувствовал, как цепочка
от дешевого нательного крестика врезалась в шею; положение было отчаянное, и
он подумал, что, может быть, на колдунью подействует хотя бы вид распятия?
Ужасная старуха обладала нечеловеческой силой, но пока она продолжала
сжимать свои железные пальцы вокруг его горла, Джилмен сумел дотянуться
слабеющими руками до крестика и вытащил его из-под рубашки, порвав при этом
цепочку.
При виде этого оружия ведьма явно струсила, ее хватка настолько
ослабела, что Джилмену удалось разжать старухины пальцы. Еще немного - и он
подтащил бы ее к самому краю треугольного отверстия, но тут колдунья словно
получила откуда-то дополнительный заряд энергии и с новой силой вцепилась
юноше в горло. На сей раз он решился ответить тем же, и его руки потянулись
к горлу мерзкого создания. Прежде чем старуха успела заметить, что он
делает, Джилмен обернул вокруг ее шеи цепочку с крестиком и быстро затянул
ее так, что дыхание ведьмы скоро прервалось. В ту минуту, когда ее сотрясала
агония, Джилмен почувствовал несколько резких укусов в лодыжку и увидел, что
Бурый Дженкин пришел на помощь своей хозяйке. Сильнейшим пинком он отправил
маленькое чудовище в черный треугольный провал и услышал его удаляющийся
визг где-то далеко внизу.
Джилмен не знал, мертва ли старуха; он просто бросил ее там, куда она
упала. Отвернувшись, он взглянул на стол - и то, что он увидел, едва не
лишило несчастного последних признаков разума. Бурый Дженкин, на редкость
жилистый, вооруженный к тому же четырьмя дьявольски проворными лапками, не
терял времени даром, пока старая колдунья пыталась задушить Джилмена.
Нелегкая схватка была напрасной: то, чему юноша хотел помешать, все же
произошло - только не грудь ребенка была пронзена острым кинжалом, а шея
его - клыками косматого чудовища; чаша, еще недавно валявшаяся на полу,
стояла теперь наполненной, рядом с маленьким безжизненным тельцем.
В нескончаемом бреду снова возникла нечеловеческая песнь Шабаша, что
доносилась из беспредельной дали; где-то там, понял Джилмен, должен
находиться и сам Черный человек. Смутные воспоминания о прежних видениях
сливались в сознаний с обрывками математических формул; юноша был почему-то
уверен, что в дальних закоулках памяти должны сохраниться те самые фигуры и
углы, нужные ему теперь для того, чтобы переместиться обратно в нормальный
мир, в первый раз без посторонней помощи. Джилмен знал уже, что находится в
заколоченной когда-то части чердака над своей комнатой; но удастся ли
выбраться отсюда сквозь наклонный пол или через сужающееся пространство за
наклонной стеной? Кроме того, даже если это удастся, не переместится ли он
просто из одного сна в другой - из привидевшейся в кошмаре комнатки над
наклонным потолком в ничуть не более реальный фантом старого дома, куда он
хочет вернуться? Джилмен был больше не в силах провести границу между сном и
действительностыю.
Невыносимо страшно погружаться в ревущую сумрачную пропасть, где бьется
жуткий пульс Вальпургиевой ночи: смертельный ужас охватил юношу при мысли,
что ему придется услышать собственными ушами первозданный ритм космоса,
таившийся до поры в неведомых глубинах. Даже сейчас он чувствовал чудовищную
низкую вибрацию - слитком хорошо догадываясь, что за ней кроется. В ночь
Шабаша космический пульс достигает населенных миров, сзывая посвященных на
страшные обряды, назвать которые не дано смертному. Множество тайных гимнов
основано на подслушанных у вечности ритмах, но человеческое ухо не способно
вынести их во всей первозданной полноте. Джилмена страшило и другое: может
ли он, полагаясь на одну только хрупкую память, быть уверенным, что
перенесется именно туда, куда хочет? Не окажется ли он вдруг на склоне
каменистого холма, освещенного зеленым солнцем, или на мозаичной террасе над
городом чудовищ с маленькими щупальцами в какой-то иной галактике, или даже
в черной воронке последних пределов хаоса, где царит лишенный жалости
владыка демонов Азатот?
Джилмен решился, наконец, совершить этот ужасный прыжок в пространство
- и тут вдруг исчезло фиолетовое свечение, и он очутился в полной темноте.
Эта ведьма - старая Кеция - Нахав - она умерла. И тут к отдаленному гимну
Шабаша и визгу Бурого Дженкина в черном треугольном провале добавился новый
звук, еще более дикий: ужасный вой откуда-то снизу. Джо Мазуревич! Молитва
- заклинание - заговор от Хаоса Наступающего - вот она обращается в
необъяснимо торжествующий визг - насмешливая действительность слилась
наконец с лихорадочным сном! Йо! Шубб - Ниггурат! Всемогущий Козел с
легионом младых...
Джилмена нашли лежащим на полу его комнаты в мансарде, имевшей такую
странную форму, еще задолго до рассвета: нечеловеческий вопль поднял на ноги
Дерошера, Чонского, Домбровского и Мазуревича, тут же прибежавших наверх.
Крик разбудил даже крепко спавшего в своем кресле Илвуда. Джилмен был жив;
он лежал с широко открытыми остановившимися глазами, по-видимому, без
сознания. На горле у него были огромные синяки, а на левой лодыжке -
глубокая рана от укусов крысы. Одежда была в сильном беспорядке, крестик,
подаренный Джо Мазуревичем, исчез. Илвуд весь дрожал: он не смел и
предполагать, что могло случиться с его другом во сне на этот раз. Мазуревич
был явно не в себе, он объяснил свое состояние "знамением", которое получил
якобы в ответ на свои молитвы,и тут же, услышав за наклонной стеной
отчаянную крысиную возню и писк, неистово перекрестился.
Когда больного уложили на кушетку в комнате Илвуда, был вызван доктор
Мальковский, врач с хорошей репутацией, известный к тому же, как человек,
умеющий, когда это требовалось, хранить молчание. Он сделал Джилмену
несколько подкожных инъекций, приведших больного в расслабленное состояние,
по крайней мере внешне похожее на сон. В течение дня Джилмен несколько раз
приходил в сознание и бессвязно шептал что-то Илвуду, пытаясь рассказать о
кошмарах последней ночи. Процесс выздоровления шел мучительно и медленно,
тем более, что с самого начала обнаружилось весьма печальное обстоятельство.
Джилмен - еще недавно обладавший невероятно тонким слухом -
совершенно оглох. Доктор Мальковский, спешно вызванный по этому поводу,
сообщил Илвуду, что обе барабанные перепонки пациента зверски разорваны, как
если бы они подверглись воздействию звуковых колебаний такой чудовищной
силы, какую человек ни представить себе, ни тем более выдержать положительно
не в состоянии. Как честный человек и добросовестный специалист, доктор
Мальковский находит неуместным строить какие бы то ни было догадки о том,
каким образом звук подобной силы, раздавшись всего несколько часов назад, не
всполошил всю долину Мискатоника.
Используя для общения с больным бумагу и карандаш, Илвуд мог
сравнительно легко поддерживать беседу с Джилменом.
1 2 3 4 5 6 7