оба выражали глубокое сожаление по поводу печальной судьбы
юного джентльмена, снявшего комнату в мансарде. Дерошер, ну, тот самый
франко-канадец, рассказывал, что по ночам он слышит с мансарды шаги босых и
обутых ног, а однажды, уже поздней ночью, с трепетом подкравшись к двери
верхней комнаты и заглянув в замочную скважину, он увидел у Джилмена
фиолетовый свет. Свет, пояснил Дерошер, пробивался сквозь щели, так что
выполнить свой план до конца он не решился. В комнате раздавались какие-то
голоса - вот последнее, что удалось расслышать Илвуду до того, как
Мазуревич и Дерошер окончательно перешли на таинственный шепот.
Илвуд неочень хорошо понимал, что, собственно, заставило суеверную
парочку пуститься в такого рода сплетни; вероятно, их воображение
подстегивало, с одной стороны, то, что Джилмен допоздна не ложится спать и
страдает лунатизмом, а с другой - приближение кануна первого мая, дня,
которому укоренившиеся в народе предрассудки приписывают особое
сверхъестественное значение. Нет сомнений, что Джилмен разговаривает во сне:
именно благодаря этому Дерошер, подслушивавший у двери, узнал о фиолетовом
свете, который Джилмен так часто видит во сне. Таковы уж эти люди: стоит им
услышать что-нибудь о каком-либо необычном явлении, как они начинают
воображать, что сами были ему свидетелями. Что касается плана действий на
ближайшее время, то прежде всего Джилмену следует перебраться к Илвуду,
чтобы впредь не оставаться по ночам одному. Илвуд, если только, конечно, сам
не заснет, станет будить Джилмена, как только он заговорит или начнет
подниматья с постели во сне. Затем срочно нужно повидать врача. Кроме того,
надо будет показать этот странный предмет в здешних музеях и кое-кому из
преподавателей - может быть, удастся выяснить, что представляет собой эта
необычная вещь, солгав на всякий случай, будто она найдена в мусорном ящике.
Ну, и Домбровскому придется, наконец, потравить крыс в доме.
Заботливо опекаемый Илвудом, Джилмен посетил в тот день все занятия.
Все еще чувствовалось странное притяжение неизвестных небесных тел, но
теперь ему вполне удавалось справиться с ним. В перерывах между лекциями
Джилмен показал принесенный с собою загадочной предмет со спицами нескольким
профессорам; все они проявили самый искренний интерес, но никто не смог
прояснить природу или происхождение этой необычайной вещи. Следующую ночь
Джилмен провел на кушетке, которую Илвуд велел поставить у себя в комнате;
впервые за несколько недель у него не было никаких тревожных сновидений. И
все же юношу не покидало ощущение, что болезнь отступила лишь на время; его
по-прежнему ужасно раздражало беспрестанное нытье заклинателя духов.
Еще несколько дней Джилмен наслаждался почти полным отсутствием всяких
проявлений своего заболевания. По свидетельству Илвуда, он совершенно не
разговаривал во сне и не пытался встать с постели; тем временем хозяин
старательно посыпал все углы дома отравой для крыс. Беспокоила только
постоянная болтовня суеверных иностранцев, чье воображение разыгралось до
чрезвычайности. Мазуревич долго навязывал Джилмену и наконец всучил-таки
крестик, освященный почтенным патером Иваницким. Дерошеру тоже было чем
поделиться: оказывается, он готов был поклясться, что в первые две ночи
после переезда Джилмена к Илвуду в опустевшей комнате наверху все же
раздавались чьи-то осторожные шаги. Павел Чонский утверждал, что слышал
как-то ночью неопределенные звуки в зале и на лестнице, а мадам Домбровская
давала голову на отсечение, что недавно, впервые после дня всех Святых,
снова видела Бурого Дженкина. В наивных россказнях было конечно мало смысла;
врученное ему дешевое распятие Джилмен
повесил на ручку гардероба, стоявшего в изголовье кушетки.
За три дня Джилмен и Илвуд обошли все городские музеи, пытаясь узнать
хоть что-нибудь о загадочном предмете со спицами, но поиски не дали никакого
результата. Везде, однако, странная фигурка вызывала неподдельный интерес:
ее необычайный внешний вид не мог не возбудить любознательности ученых. От
статуэтки отломили одну из треугольных ножек-лучей и подвергли ее
химическому анализу. Профессор Эллери установил, что в необычном сплаве
содержатся платина, железо, теллур и еще по меньшей мере три неизвестных
вещества с огромным атомным весом, идентифицировать которые современная
наука совершенно не в состоянии. Они не просто отличаются от всех известных
элементов, но и вообще не укладываются в периодическую таблицу - даже в
имеющиеся в ней пустые клетки. Тайна эта остается неразгаданной до сего дня,
а сам необычный предмет до сих пор находится в экспозиции музея
Мискатоникского университета...
Утром 27-го апреля в стене комнаты, давшей Джилмену временный приют,
появилась свежая крысиная дыра; впрочем, Домбровский тут же забил ее куском
жести. Яд, как видно, давал небольшой эффект: мерзкие твари скреблись и
пищали за стенами с неослабевающей силой.
Вечером Илвуд где-то задержался, и Джилмен стал дожидаться его, не
ложась спать. Он не хотел засыпать в пустой комнате, тем более, что чуть
раньше, в сумерках он опять видел отвратительную старуху, чей образ стал
частью его страшных снов. Что это все-таки была за старуха, и что за
животное гремело какой-то жестянкой на куче мусора у входа в захламленный
дворик? Старая карга, похоже, заметила юношу и даже бросила на него злобный
взгляд исподлобья - или это ему только показалось?
К вечеру следующего дня оба молодых человека очень устали и
почувствовали, что с наступлением ночи заснут крепким, глубоким сном. Они
коротали вечер, вяло обсуждая положение своих дел с математикой, изучение
которой так сильно завладело Джилменом, быть может, ко вреду для него
самого; рассуждали и о том, насколько реальной может быть связь этой
дисциплины с магией и волшебными сказками древности, связь, казавшаяся столь
туманной и в то же время не лишенной вероятности. Они говорили о старой
Кеции Мейсон, и Илвуд согласился, что у Джилмена имелись вполне достаточные
с научной точки зрения основания строить определенные догадки относительно
тех неизвестных до сих пор, но очень важных сведений, на которые могла
натолкнуться старуха совершенно случайно еще в XVII столетии. Сокровенные
культы, к которым принадлежат колдуньи, нередко сохраняют, передавая из
поколения в поколение, удивительные тайны, принадлежавшие далеким, давно
забытым эпохам. Поэтому ни в коем случае нельзя исключать возможность того,
что Кеция действительно владела искусством преодолевать границы измерений.
Недаром в преданиях всегда подчеркивается, что для ведьм не существует
телесных преград. А кто может сказать, какие явления лежат в основе сказок о
том, как по ночам ведьмы летают на помеле?
Неизвестно, способен ли современный исследователь овлалеть такими же
возможностями, двигаясь исключительно по пути математического анализа.
Успехи в этой области, говорил Джилмен, могут привести к самым опасным и
непредсказуемым последствиям, ибо кто может знать, что происходит в
пространвах, граничащих с нашим, но нам недоступных? С другой стороны,
открывающиеся возможности просто необычайны, поистине беспредельны. К
примеру, в некоторых областях вселенной время может просто не существовать;
тогда, перейдя в такую область и оставаясь в ней, можно жить бесконечно
долго, практически не старея; организм там не будет подвержен метаболическим
процессам и старению, кроме разве что тех случаев,
когда понадобится вернуться в свое собственное пространство или
отправиться в какое-либо другое. Можно было бы, скажем, отправиться в такую
область космоса и вернуться на Землю в отдаленном будущем или прошлом все
таким же молодым.
Нет достаточных оснований судить, удавалось ли когда-нибудь что-либо
подобное человеку. Предания старины запутаны и двусмысленны, а традиция
более близких к нам исторических периодов связывает любые попытки выйти за
пределы возможного с необходимостью сверхъестественного и ужасного союза с
обитателями и посланцами запредельных миров. Здесь-то и выступает на
передний план страшная фигура представителя или посланника тайных ужасных
сил - будь то "Черный человек" колдовских заклинаний или Ньярлат-хотеп
"Некромикона". Есть и не менее мерзкие, но менее могущественные посланники,
или посредники темных сил - они имеют вид животных или странных гибридов и
упоминаются в преданиях как ближайшие спутники ведьм... У обоих молодых
людей давно уже слипались глаза, и они наконец улеглись. Засыпая, и тот и
другой слышали неверные шаги Джо Мазуревича, шедшего к себе с очередной
попойки; добравшись до своей комнаты, он опять начал молиться, и от его
нечеловеческих, отчаянных возгласов по коже пробегал мороз.
Той ночью Джилмен снова видел во сне фиолетовый свет. Сначала кто-то
скребся и грыз что-то твердое за дощатой стеной, потом ему показалось, что
чья-то рука неуклюже нащупывает ручку двери. Затем он увидел, как по ковру,
покрывавшему пол, к нему приближаются старуха и маленькая косматая
тварь.Лицо старой ведьмы горело нечеловеческим возбуждением, а маленькое
чудовище с желтыми клыками гнусно хихикало, с издевкой указывая на темную
неподвижную фигуру Илвуда глубоко спавшего на своей кровати в
противоположном углу комнаты. Страх настолько парализовал Джилмена, что
отчаянный крик застрял у него в горле. Как и в прошлый раз, мерзкая старуха
схватила юношу за плечи и, вытащив его из постели бросила куда-то в пустоту.
Вновь промелькнули короткой вспышкой беспредельные скрежещущие пропасти, и
уже в следующее мгновение он оказался в каком-то темном и грязном зловонном
проулке между высокими стенами старых полуразвалившихся домов.
Прямо перед ним стоял черный человек в бесформенном платье, которого он
видел в предыдущем сне в тесной комнате со сводчатым потолком; старуха
держалась рядом и словно требовала чего-то от Джилмена своими повелительными
кивками и грозными гримасами. Бурый Дженкин с какой-то игривой преданностью
терся о ноги черного человека, скрытые по щиколотки в глубокой грязи. Справа
от Джилмена виднелся темный проем открытой двери; черный человек молча
указал на него. Злобно ухмыляясь, ведьма двинулась туда, увлекая за собой и
Джилмена - она тащила его за рукава пижамы. Показалась какая-то лестница,
источавшая отвратительное зловоние и зловеще скрипевшая под ногами; тут
юноша заметил, что от ведьмы исходит слабое фиолетовое свечение. Они
поднялись на лестничную площадку и остановились перед закрытой дверью.
Старуха открыла ее, немного повозившись с задвижкой, а затем, красноречивым
жестом приказав Джилмену ждать ее здесь, исчезла в черном дверном проеме.
Невероятно острый слух позволил юноше различить чей-то сдавленный крик;
тут же вернулась старуха, державшая в руках что-то маленькое и бесформенное;
она протянула свою ношу Джилмену, словно приказывая помочь ей. Стоило юноше
взглянуть на то, что ему протянули и увидеть маленькое личико ребенка, как
сковывавшие его чары мгновенно спали. Все еще не владея своим голосом, он,
однако, нашел в себе силы бежать и стремительно бросился вниз по скрипучей
лестнице. На улице ему опять пришлось ступить в отвратительную глубокую
грязь - но тут его остановил поджидавший у входа Черный человек: он
преградил путь и крепко схватил юношу за плечи. Теряя сознание, Джилмен
услыхал слабое, но пронзительное хихиканье маленького клыкастого, похожего
на крысу чудовища.
Проснувшись утром 29 апреля, Джилмен почти телесно ощутил, как
погружается в настоящую пучину ужаса. Едва открыв глаза, он понял, что
произошло нечто невероятное, потому что очнулся он в своей старой комнате в
мансарде, где потолок и северная стена сходились под таким необычным углом;
Джилмен лежал на нерасправленной постели. Почему-то болело горло, с трудом
поднявшись, он с диким страхом уставился себе на ноги: ступни и обшлага
пижамных брюк были покрыты засохшей черной грязью. В ту минуту он еще не мог
вспомнить во всех подробностях сновидения прошедшей ночи, но в одном
сомнений быть не могло: он опять ходил во сне. Илвуд, как видно, крепко спал
и не мог ни услышать его, ни остановить. Пол был покрыт множеством грязных
следов - странно, что они не доходили до двери. Чем дольше смотрел Джилмен
на эти следы, тем больше они его поражали. Помимо своих собственных следов,
он обнаружил на полу более мелкие, почти круглые отпечатки - можно было бы
подумать, что они оставлены ножками большого кресла или стола, если бы
преобладающая их часть не оказалась разделенной на две равные половинки.
Кроме них, на полу имелись несколько необычные грязные следы крысиных лапок,
ведущие в комнату из свежей дыры в стене и обратно. Полное замешательство и
ужас от мысли, что он сходит с ума, охватили Джилмена, когда, с трудом
доковыляв до двери и открыв ее, он взглянул на небольшой холл и лестницу,
ведшую вниз - там не было ни одного следа. Чем подробнее вспоминал юноша
свой отвратительный сон, тем больший страх охватывал его; к этому чувству
примешивалось ужасное уныние, почти отчаяние, которое навевали заунывные
причитания Джо Мазуревича, раздававшиеся двумя этажами ниже.
Спустившись к Илвуду, Джилмен разбудил его, чтобы рассказать о
происшедшем; выслушав, тот не мог, однако, найти разумного объяснения
случившемуся. Где был Джилмен этой ночью, как он добрался до своей кровати,
не оставив следов внутри дома, каким образом в его комнате оказались грязные
отпечатки ножек кресла или стола - ни на один из этих вопросов не было
ответа. А эти темные лиловатые следы на горле?
Можно подумать, что Джилмен пытался задушить себя собственными руками.
Он приложил руки к синякам - нет, размеры совершенно не совпадали. Во время
беседы заглянул Дерошер: он хотел сообщить, что незадолго до рассвета
наверху был какой-то ужасный стук. Нет, после полуночи по лестнице никто не
поднимался, а вот до полуночи он, кажется, слышал чьи-то тихие осторожные
шаги в мансарде и на лестнице; они ему страшно не понравились. В Аркхэме,
говорил Дерошер, наступает очень неспокойное время. Так что молодому
джентльмену лучше бы все-таки надеть крестик, который ему дал Джо Мазуревич.
Даже днем становится небезопасно: вчера, только стемнело, в доме раздавались
странные звуки - что-то вроде детского плача, оборванного чьей-то
решительной, сильной рукой.
Джилмен механически привел себя в порядок и отправился на занятия,
однако в то утро он был не способен сосредоточиться на учебе. Мрачные
предчувствия окончательно завладели юношей; казалось, он ждет какого-то
нового сокрушительного удара судьбы. В полдень Джилмен завтракал в
университетской столовой; ожидая десерта, он машинально подобрал с соседнего
стула оставленную кем-то местную газету и стал ее просматривать... Джилмен
так и не дождался своего десерта; то, что он прочитал в одной из заметок на
первой странице, разом лишило его сил и заставило внутренне окаменеть.
Словно в тумане, юноша расплатился и поплелся к Илвуду.
В газете сообщалось, что прошлой ночью в районе Орнской пристани при
весьма загадочных обстоятельствах произошло похищение ребенка: исчез
двухлетний сын некоей Анастасии Волейко, туповатой на вид работницы местной
прачечной. Как выяснилось, мать ребенка давно уже опасалась чего-то
подобного, но ее страхи основывались на таких диких предрассудках, что никто
не принимал их всерьез. Волейко утверждала, что примерно с начала марта
поблизости от ее дома постоянно появлялся пресловутый Бурый Дженкин, по
поведению которого она поняла, что ее маленький Ладислаш выбран в качестве
жертвы для ужасного Шабаша в так называемую Вальпургиеву ночь. Волейко
обращалась к своей соседке Мэри Чанек с просьбой оставаться на ночь в их
комнате, чтобы защитить ребенка, но та не осмеливалась выполнить эту
просьбу. Обращаться в полицию казалось ей бесполезным, поскольку там, по ее
мнению, не верят в подобные вещи. Между тем, сколько она себя помнит, детей
похищают в округе каждый год.
1 2 3 4 5 6 7