Это был обычный звук, но это был чудесный звук, он подтверждал, что он еще жив, он заставлял его помнить об этом и побуждал к последнему усилию, – выбраться на дорогу и просить о помощи. Силы уже оставляли его, но сознание, прежде чем отдать себя смерти в обличье забытья, цеплялось за последнюю надежду: шум мотора, все ближе и ближе, мотора грузовика…Волшебный Свет исчез также таинственно, как появился, и я остался беззащитным перед лицом окружающей действительности, отданный на ее милость, и она снова заблистала передо мной теперь уже во всем блеске наступившего утра: я видел ее в ярких красках полей, которые освещал солнечный свет; в неизбежном появлении кондуктора, который попросил показать билет; в том, что я вернулся к размышлениям о себе, и моя память заполнила пустоту моими проблемами с работой, мыслями о неизбежном увольнении, о весьма посредственном материале, который я написал за эти дни… Материал, который я написал… Некое подозрение заставило меня вздрогнуть, и когда оно тут же подтвердилось, я едва удержался от улыбки, потому что случилось то, чего я опасался: кассеты с записями выступлений во время Народных Чествований были на месте и в полном порядке, каждая в своем гнезде, а вот кассета, которую я вставил, чтобы записать рассказ старика, оставалась девственно чистой, нетронутой, намотанной так, будто ее только что вынули из коробки. Магнитофон был верен себе… У меня не осталось никакого свидетельства слов старика. Не то, чтобы я собирался показывать их своему шефу, или делать из них сенсационный репортаж, но я бы хотел оставить их для себя. Эта история заинтересовала меня, она заинтриговала меня настолько, что я хотел еще раз спокойно послушать ее, сверяя даты и сравнивая детали, которые приводил старик. Возможно, все это бред, но я хотел еще раз попытаться понять, не является ли его рассказ правдой. И так же как старик, хотевший получить какие-то подтверждения от человека, которого он спас, кем бы тот ни был, я тоже хотел получить сейчас доказательства. Не знаю, зачем мне это надо было, но я хотел их получить.И потому, когда я обнаружил, что кассета осталась чистой, мне стало не по себе. То, что слова старика не записаны, почему-то вдруг сделало их необыкновенно важными. Я думал, они у меня на пленке, а теперь получалось, что со временем они потеряются навсегда. Я достал свой рабочий блокнот и стал записывать его историю. И пока я писал, то сделал странное открытие, пронзившее меня, словно удар молнии: эта история произошла на самом деле. Невзирая на окружавшую меня реальность, и даже на то, что я считал себя в тот момент сумасшедшим. Я доверился Волшебному Свету, который только что был со мной, и писал, следуя какому-то невероятному откровению.Я занимался этим уже несколько минут, как вдруг в купе вошло шумное семейство. Чтобы продолжать работать, мне необходимо было одиночество, и я пошел в вагон-ресторан. Я заказал кофе и устроился в углу стойки, где никого не было. Мимо меня проносился все тот же пейзаж; поезд ехал быстро, я слушал перестук его колес, и это, как ни странно, помогало мне сосредоточиться. Когда старик говорил, я просто молча слушал. Теперь же, когда я сам стал рассказчиком его истории, пассивное молчание превратилось в радостное возбуждение. Я снова сосредоточился на своих записях, перечитав начало, которое редактировал до того, как меня прервали. Я написал:«Старик закурил еще одну сигарету из моей пачки, – американские, светлый табак, – глубоко затянулся, выпустил дым, пристально посмотрел мне в глаза и сказал:– Так вот, Федерико Гарсиа Лорка не умер в августе 1936-го».Начало как начало, не хуже всякого другого. Я выпил кофе залпом, закурил сигарету и продолжил писать.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12