- Там... людьми станете. - Переводчица еще раз пытливо осмотрелась по сторонам и ушла, прикрыв за собой дверь.
Кукла выпала у Зины из рук.
- Ни за что в вашу проклятую Германию не поеду! - прошептала она и заметалась по комнате, не зная, что предпринять. Потом долго стояла у окна, за которым медленно угасал день. Решение пришло окончательно. Да, завтра она обязательно сделает это. Зина больше не колебалась. Завтра удобный день. Шеф-повара на кухне не будет. Он собирался утром ехать в Полоцк. Вряд ли он вернется к обеду. Останется только его помощник, злой и сварливый. - Завтра я отомщу за Ласточку и за Несмеяну... за тетю Иру и Солнышко. За всех отомщу...
Утром, собираясь на работу, Зина с обычной тщательностью убралась в комнатах. Делала она это скорее машинально, по привычке. Разбудила сестренку. Галька капризничала, ей не хотелось вставать, но Зина растормошила ее и даже помогла одеться.
- Теперь слушай внимательно!.. Не перебивай! - приказала она сестре. К обеду придешь ко мне во двор столовой. Не три глаза, слушай!.. Возьмешь с собой обязательно Ольгу. Слышишь?.. Обязательно приходи с Ольгой. Только смотри не запаздывай... Я тебе что-нибудь припасу вкусненькое. Поняла? Леньке и Нестерке скажешь, чтобы с утра отправлялись к бабушке и сидели там, пока я не приду.
Явившись на работу в подвал, Зина удостоверилась: шеф-повара нет. Значит, он в самом деле уехал в Полоцк. Немка, работавшая на кухне и немного знавшая русский "лык, спустилась к ней в подвал и тщательно обыскала Зину.
- Гут! Гут! - сказала, отпуская Зину работать. - Столовой требуется порядок.
Зине казалось, что время идет поразительно медленно. Она часто выглядывала из подвала во двор, но Гальки все не было. Только бы она не подвела, пришла к обеду! Часовые к Гальке уже привыкли, разрешают сидеть на поленнице дров, тихо играть, дожидаясь старшую сестру. Пропустят и теперь.
Двор, окруженный дощатым забором со ржавой колючей проволокой, захламлен: штабеля березовых дров, кучи торфяных брикетов. Часовой, как всегда, на месте - у ворот. Подходило время, когда должны были являться обедать офицеры. А Гальки все нет.
Со двора Зина видела через окна обеденного зала, как официантки раскладывали на покрытых белоснежными скатертями столах приборы, ставили вазочки с осенними цветами. Зина уже начинала терять терпение, но тут заметила, что Галька, в своем пестром платьице, в длинной старенькой коричневой плюшевой жакетке, которую ей где-то раздобыла бабушка, и в белом платочке, уже сидит на чурбане за поленницей дров. В руках сестренки была ее неразлучная Ольга.
Зина подскочила к Гальке.
- Молчи! - приказала она и, быстро полоснув по материи тем же ножом, что резала овощи, вытащила черный пакетик. Спрятав его себе за пазуху, она швырнула куклу на поленницу и снова приказала сестренке: - Молчи, не хнычь! Беги что есть духу к бабушке. Там меня дожидайся. Слышишь?.. Я скоро приду.
Голос старшей сестры был так повелительно-строг, что Галька без возражений пошла к воротам.
Вернувшись в подвал, Зина почувствовала, что уже не может больше работать - тряслись руки. Казалось, пакетик с отравой жжет грудь, от страха трудно дышать.
Крадучись, пробралась на кухню. Там шла работа. На раздаточном столе вырастала горка тарелок. Рядом такая же горка нарезанного хлеба... Из раскрытого медного котла на плите шел пар, разнося приятный мясной запах. Широкая спина повара маячила в разных концах кухни. В тот момент, когда повар, прихрамывая, что-то понес к раздаточному столу, возле которого хлопотала немка в такой же, как у повара, белоснежной куртке, Зина приблизилась к пышущей жаром плите и, приподнявшись на цыпочках, слегка вздрагивающей рукой высыпала содержимое пакетика в котел. Легко и бесшумно выскользнула из кухни. Пакетик разорвала на мелкие клочки и выбросила.
Спустившись к себе в подвал, Зина прильнула к сырой, холодной стене, стараясь прийти в себя. Сильно билось сердце, кружилась голова.
Теперь, как только повар заполнит тарелки и немка выставят их на раздаточный стол возле окошка, официантки станут разность порции по столам. На все это уйдет минут пять, не больше. А дальше?.. Что будет дальше? Может, лучше уйти из подвала и что есть духу бежать в деревню к бабушке, взять Гальку и сразу же уходить в лес, к партизанам?
Сверху послышались тяжелые шаги... Зина едва успела подойти к своему рабочему месту и сесть на табуретку, как в подвал, грузно шаркая, медленно спустился немец-кладовщик с мешком картофеля за спиной. Оттащив мешок в угол, он присел в проходе на ступеньку, тяжело дыша и смахивая со лба пот.
Шинкуя капусту, Зина лихорадочно размышляла: нет, сразу же уйти из подвала, не вызывая подозрения, не удастся. Все равно догонят, схватят, а тогда - конец... Нет, лучше уж оставаться на месте. Никто же не видел ее на кухне...
Подошло время обеда. Первыми должны явиться курсанты-летчики. Они пунктуальны до минуты. Слышно, как они зашумели в обеденном зале, рассаживаясь за столы.
Шум наверху все усиливался, и Зина как-то сразу и странно успокоившись, поняла: случилось то, что должно было произойти.
"Спокойно!.. Спокойно!" - мысленно приказывала она себе, продолжая работать дрожащими руками, плохо справлявшимися с ножом.
Громко топая, по ступенькам в подвал торопливо спустились двое солдат из караульной команды с автоматами на груди. Оттолкнув кладовщика в сторону, встали у прохода. Зине приказали подняться на кухню. Возле повара и женщины-немки стояли двое часовых, здесь же находились офицеры-гестаповцы. Один из них властным кивком приказал Зине сесть за стол. Перед Зиной поставили тарелку с супом.
- Ешь! - приказал по-русски другой гестаповец, подавая ей ложку.
Стало ясно - спасения нет. Если она будет есть суп, то умрет. Если откажется то... тоже умрет - немцы замучают. Мысль о сестренке обожгла сердце. Чтобы Гальку ни в чем не заподозрили, она будет есть оправленный суп. Галька должна жить! Должна!.. И, перехватив на себе пристальные, настороженные взгляды гитлеровцев, Зина взяла ложку.
- Хлебушка можно взять? - протянула она руку к подносу с нарезанными ломтями хлеба. И, не дожидаясь разрешения, схватила кусок хлеба, с отчаянной торопливостью откусила и зачерпнула ложкой суп; не прожевав хлеб, проглотила суп, снова зачерпнула, снова проглотила. И, почувствовав резь в животе, скорчилась.
- Довольно... - произнес офицер-гестаповец и приказал: - Иди домой...
Согнувшись и шатаясь, она вышла во двор. Никто ее не задержал, не последовал за ней. Очевидно, ее больше уже не подозревали.
И тут Зина, к еще большему своему ужасу, увидела на прежнем месте, возле поленницы дров, Галю. Сестренка как ни в чем не бывало сидела на чурбане с Ольгой в руках. Строптивая Галька решила без куклы не уходить домой.
- А я достала Ольгу, - горделиво похвалилась она.
Зина хотела что-то сказать, но ей помешал кусок хлеба во рту, который она совершенно бессознательно не проглотила. Выплюнув хлеб, Зина схватила Гальку за руку и потащила прочь.
А мимо них, громко сигналя, проезжали санитарные машины, увозя пострадавших гитлеровских летчиков.
Зина с трудом добралась до своей комнаты. Взяв с окна бутылку с молоком, которую она накануне принесла от бабушки, налила в чашку. Но после выпитого молока ей стало хуже. Зина свалилась на постель, чувствуя, как все тело покрылось холодной испариной. Сестренка, широко раскрыв глаза, испуганно глядела на нее, что-то спрашивала дрожащими губами.
Зина и сама не понимала, как у нее хватило сил потеплее одеться и одеть сестренку. Схватив Гальку за руку, изгибаясь от сильной боли, торопливо повела по тропинке, ведущей к лесной дороге. Несколько раз оглянулась. Кажется, все спокойно, никто не преследует. Только бы добраться до партизан! Хватит ли сил? Ведь она должна отвести Гальку к партизанам. Спасти ее... Сама она умрет, это ясно.
Дорогу пересек небольшой ручеек. Встав на колени, Зина склонилась, стала пить холодную как лед ключевую воду... Еще... еще. Закружилась голова. Она ткнулась лицом в воду. С трудом поднялась и опять, превозмогая боль, потащила за собой Гальку.
А та не понимала, почему это они так торопятся. Сперва шагала спокойно. А потом начала хныкать...
Началось поросшее кривым березняком болото. "Кажется, здесь", - думала Зина, пробираясь по тропке между болотистыми бочагами. Едва отличимая тропа вилась по мшистым, с краснеющими ягодами клюквы и брусники кочкам, которые пружинисто зыбились под ногами.
Промокшие, облепленные тиной девочки с трудом выбрались на сухое место. Болото поглотило их рогожные туфли и тряпки, которыми были обмотаны ноги.
- Мы скоро придем? - без конца спрашивала Галя, держась за карман шинельки сестры. - Ну скоро?
- Скоро... - с трудом ответила Зина. - Ты только не отставай. - И тут же свалилась на луговину и стала кататься по земле, стараясь умерить усилившуюся, непереносимую резь в животе.
"Только бы довести Гальку до партизан... Довести!.. " Через силу, со стоном поднялась с земли. Снова взяла сестренку за руку, повела за собой.
В лесу было тихо, пахло влажной осенней сыростью, грибной прелью. Мох на болотистых ложбинах мягкий, как подушка. Шелестела под ногами листва. Ветки кустарника хлестали по лицу, цеплялись за одежду.
Прозябшая, сбившая до крови босые ноги, Галька, захлебываясь, плакала.
Тропка неожиданно оборвалась, словно утонула в желтовато-зеленой воде. Зина по колено увязла в торфяной жиже и стала медленно погружаться все глубже и глубже. Смертельно испугавшись, она отчаянно пыталась вытащить ноги из густой торфяной грязи.
- Не подходи ко мне, утонешь!.. - осипшим от страха голосом крикнула она стоявшей рядом на кочке, испуганно растопырив ручонки, Гальке. - Не подходи-и!..
Зина заметила рядом с Галькой тонкое деревце, потянулась к нему, но не достала.
- Нагни ко мне... Нагни... - срывающимся голосом просила она сестренку и с отчаянием следила, как та, напрягаясь, пытается пригнуть полусухую лещину.
Рванувшись, Зина дотянулась все же до деревца одной рукой. Перебирая обеими руками, стала вытаскивать из засасывающей топи ноги. Еще немного!.. Еще... Закружилась голова. Закусив до крови губы, снова подтянулась.
Минут пять спустя она уже лежала на твердой мшистой кочке, покрытой россыпью зрелой клюквы. Ее знобило, насквозь мокрая, холодная одежда прилипла к телу. Сил подняться уже не было.
"Где-то мы сбились", - с отчаянием думала Зина.
Передохнув, они вернулись обратно в лес и, к счастью, скоро нашли в осиннике потерянную тропку. Сумерки сгущались, но им удалось пройти болото до темноты и выбраться в мелколесье...
ВТОРАЯ ЧАСТЬ
В ПАРТИЗАНСКОМ ОТРЯДЕ
Глава первая
На рассвете партизанская разведка обнаружила в лесу двух девочек. Одна из них - маленькая, в рваной плюшевой, не по росту, жакетке, - сидела, едва слышно всхлипывая; вторая - подросток в черной железнодорожной шинельке лежала без сознания рядом.
- Жива... еще дышит, - произнес один из разведчиков, склонившись над девочкой. - Что будем делать-то, ребята?
- Придется взять... - вздохнув, ответил другой. - Теперь все бегут в наш партизанский край.
... Зина очнулась в большой сумрачной избе-пятистенке, заставленной топчанами, на которых лежали и стонали люди. Пахло карболкой и еще чем-то острым, неприятным.
- Где я?.. - спросила она, едва слышно шевеля губами.
Над ней склонилась какая-то женщина. Лицо женщины было словно окутано туманом, но Зина узнала ее - это была мать погибших подпольщиц Антонина Андреевна Лузгина.
И снова Зина впала в забытье.
Помимо тяжелого отравления у нее оказалось и двустороннее воспаление легких.
Поправлялась она медленно, но вот наконец наступил день, когда лечивший партизан пожилой врач ослушал Зину и сказал, тряхнув короткой русой бородкой:
- Ну, девчурка, вернулась ты с того света. А ведь надежды спасти тебя почти не было. Скоро выпишем. Сиделка-то у тебя надежная была. - И он погладил по голове стоявшую рядом Гальку. - Ни днем ни ночью не отходила.
Галька сияла от удовольствия: ее хвалил сам врач, разрешивший ей жить при госпитале, где она уже полностью освоилась.
Новая жизнь в непривычной обстановке Гальке очень нравилась.
Держась за плечо сестренки, ослабшая от болезни Зина шла по широкой деревенской улице, запорошенной легким снежком, и с любопытством озиралась по сторонам. По улице бродили куры, в проулке сохло на веревке белье, у тына похрюкивал поросенок. Вокруг царили обманчивые мир и покой.
- Вот мы и пришли, - сказала Галя, указывая на небольшую избушку под черной от ветхости соломенной кровлей.
Хозяйка избушки - небольшого роста, сгорбленная, суетливая Аграфена Кузьминична - встретила сестер приветливо. Видя, что Зина стесняется, успокоила:
- Живи, родимая, живи!.. В тесноте, да не в обиде... Третья теперь ты у меня будешь. Квартируют тут еще две жилички.
И сразу же словоохотливо пустилась в разговор, расспрашивая, как сестры попали в партизанскую деревню.
- Ну, я пошла... - серьезным тоном, как взрослая, сказала Галя, обрывая рассказ Зины об их злоключениях. - Меня ждут в госпитале, ведь я там работаю. - И, поцеловав сестру, побежала в госпиталь.
Хозяйка едва успела положить на деревянные козлы в углу доски и постлать какую-то ветошь, как Галька прискакала обратно.
- В госпиталь снова раненых привезли. Бинтов не хватает. Будем резать из парашюта шелковые, - деловито сообщила она и встала на цыпочки, вытягиваясь, чтобы казаться взрослой, но тут же запрыгала, завертелась по избе и, завидя кошку, бросилась к ней: - Кошка-то здесь тоже партизанская, и вздохнула, - а вот Ушастика жаль! Остался, бедняжка, у немцев. Наверное, скучает.
Через несколько дней в избе появились отсутствовавшие квартирантки разведчицы партизанской бригады. Они были в разбитых лаптях и драных онучах - видно, шли издалека. Обе сразу плюхнулись на свои койки, жалуясь, что устали до чертиков.
- Новенькая у нас теперь живет... - пояснила Аграфена Кузьминична, заметив, что разведчицы вопросительно поглядывают на Зину.
- Откуда, из какой деревни? - почему-то строго стала расспрашивать Зину рослая, стройная партизанка с тяжелой рыжеватой косой, закрученной сзади в тугой пучок. На ее лице обращали невольное внимание большие черные, с каким-то лихорадочным блеском, глаза.
Узнав, что Зина из госпиталя, а до госпиталя была в подпольной организации, Ксения - так звали эту девушку - смягчила свой резковатый тон. Другая - Настя, белокурая, с короткой стрижкой, простенькая на вид, - сразу расположила Зину к откровенности.
- Бабушка у меня в Оболи осталась, два брата - еще совсем мальчики, маленькая двоюродная сестренка. Болит у меня душа за них, - поделилась с ней своими переживаниями Зина. - Как вы думаете, разрешат побывать у них?
- Просись, чтобы тебя в разведгруппу определили, - посоветовала Настя. - У разведчиков большие возможности.
- А зачислят меня? - загорелась Зина.
- Вряд ли... - критически осмотрела ее Ксения. - Жизненного опыта не имеешь.
Зина томилась ожиданием, что вот-вот ее вызовут к партизанскому начальству и, может быть, дадут нагоняй, что самовольно совершила диверсию.
- Что обо мне командиры говорили, пока я болела? - допытывалась она у сестренки.
- Хвалили!.. Боялись, что ты умрешь...
Наконец Зина осмелилась и сама направилась к избе с белыми наличниками, в которой - она уже узнала - помещался штаб партизанского отряда. Остановилась у крыльца, где на фанерном стенде висела листовка. Стала читать:
"Партизан!
Ты видишь, на фронт тянутся немецкие эшелоны с солдатами, боеприпасами, военной техникой. Взрывай железнодорожное полотно, мосты, пускай под откос составы! Этим ты облегчишь наступление Красной Армии.
Видишь телефонный кабель - рви его! Этим ты внесешь замешательство в стан врага. Ты слышишь, по твоей земле шагают солдаты и офицеры Гитлера. Уничтожай их, как бешеных собак..."
- Проходи смелее! Чего стесняешься? - ободрил ее старик партизан с охотничьим ружьем за плечами, охранявший вход в штабную избу. - Ты что, новенькая у нас? Что-то я тебя раньше не видел.
- Новенькая... Недавно убежала от немцев.
Набравшись смелости, Зина шагнула через порог.
В большой горнице за непокрытым столом сидели несколько человек, все в полувоенной форме - гимнастерках с ремнями. В горнице было очень накурено, сизоватый дым клубами висел под закопченным потолком.
Партизаны за столом с любопытством разглядывали ленинградскую школьницу. Они уже знали о ее диверсии в офицерской столовой.
Среди них Зина заметила Михаила Ивановича, когда-то приходившего к дяде Ване в Зую.
- Вовремя ты ушла из Оболи, - заметил Михаил Иванович. - Иначе тебя могли расстрелять. - Он достал полосатый кисет, свернул цигарку, кресалом выбил искру, закурил и обратился к худощавому: - Куда мы ее пристроим, командир?
- Чем бы ты у нас в отряде хотела заниматься?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21