И тоже - удушенные. Их, между прочим, уже три дня как на работе не было! Оказывается, они так здесь и лежали! Ахнула тётя Даша, покачала головой, дунула, плюнула... Учителя ожили, с пола поднялись с серьёзными лицами, вежливо тёте Даше кивнули и чинно по своим делам отправились, Словно это не они пыльной кучкой под шторой валялись! - Что-то тут не так! - догадалась тётя Даша. - Каждый раз - покойнички и всё - на одном и том же месте!
Взяла она своё ведро, в котором тряпку мыла, наклонилась над ним и говорит:
Егорушки, пригорушки,
Болтушки, разговорушки,
Оладушки, мокрушки,
Ведрушки, показушки!
Вода в ведре заколыхалась, и в ней вдруг всё видно стало: как штора окружающих душила. - Ёлки зелёные! - возмутилась тётя Даша.
И, гремя вёдрами, отправилась к директору. - Надо бы шторы в актовом зале заменить, - сказала она с порога.
Директор, Борис Дмитриевич, почему-то помрачнел, губы поджал и сказал:
- Занимайтесь своим делом!
Но тётя Даша не сдалась: - Эти шторы портят лицо школы. Они ветхие, старомодные и безвкусные. - Эти шторы, - ответил директор, - улучшают лицо школы. Мы их месяц назад купили. За большие деньги, между прочим. Мойте себе полы, а то я вас уволю!
Вышла тётя Даша из кабинета директорского, наклонилась над ведром с водой и опять:
Егорушки, пригорушки,
Болтушки, разговорушки,
Оладушки, мокрушки,
Ведрушки, показушки!
И видит в ведре, что сидит директор в своём кабинете и колдует! А шторы не сами по себе школьный народ удушают, а по директорскому повелению! Вот как! Зачем он это делал? Да так, от злости просто! До того ему учителя и дети опостылели, что он готов был их передушить и по одному, и всех вместе!
Почесала тётя Даша в затылке и придумала вот что. Вбегает она в кабинет директора и кричит: - Ой, беда! Ой, ЧП в школе! Ой, Борис Дмитриевич! Скорее! Скорее! - хватает директора за руку и тащит в актовый зал. - Смотрите, смотрите! - и под штору указывает.
Директор голову под штору сунул - она его и задушила.
А тётя Даша дуть и плевать больше не стала. И штору ту смертельную сняли и на тряпки пустили. А вместо неё зелёненькую шёлковую занавесочку повесили.
Злодейские микробы
Или
Как родилась эпидемия
Однажды Иннокентий Иннокентьевич Козявкин проснулся утром и почувствовал, что глотать ему больно, на свет смотреть - неприятно, а нос совершенно отказывается дышать. Господин Козявкин встал босыми ногами на пол и ощутил, что где-то внутри его бедной головы противно гудит, и ещё к тому же кости болят то в коленках, то в локтях.
- Кажется, я заболел, - догадался господин Козявкин. Он позвонил своему знакомому доктору Пупыркину.
- Это грипп! Сейчас же ложись в постель и пей побольше чаю с малиной и с лимоном, - велел доктор Пупыркин. - На работу не ходи! Слышишь, Кеша? Ни в коем случае не ходи!
Господин Козявкин сел на кровать и стал думать о своей жизни. Думать у него получилось стихами.
Ну как я могу не ходить на работу?
Пускай я чуть-чуть простудился в субботу,
Но кто без меня там напишет отчёт?
А дома и время скучнее течёт!
Он снова встал и принялся одеваться. Даже в троллейбусе, вытирая рукавом нос, он бормотал:
Нет, как бы я мог не пойти на работу?
Хоть я промочил свои ноги в субботу,
Никто не напишет отчёт за меня.
Нет, я без работы не мыслю не дня!
В этом же троллейбусе ехал сосед Козявкина - пятиклассник Слава Коробочкин. Иннокентий Иннокентьевич посмотрел на Славку и сочинил такой стих:
В троллейбусе ехал Коробочкин Славка.
Конечно, в троллейбусе жуткая давка,
Но некогда в школу тащиться пешком
И так он едва прибежит со звонком.
Пока Иннокентий Иннокентьевич сочинял, Славка начал протискиваться к выходу. Он пролез под локтем у дяди с чемоданом, протиснулся между тётей в мохнатой шапке и тётей с большим меховым воротником и упёрся головой в Иннокентия Иннокентьевича.
- Дяденька, вы выходить будете? - жалобно спросил Славка. Иннокентий Иннокентьевич хотел ответить "Да!", но неожиданно для себя громко чихнул, а в голове его как-то сами по себе сложились такие стихи:
Тут к выходу путь завершается Славкин,
Поскольку стоит перед Славкой Козявкин.
- Выходите, дяденька, вы или нет?
На Славку Козявкин чихает в ответ.
- Ах, какой я молодец, как здорово я придумал - обрадовался Козявкин. - Хорошо, что я все же не остался дома.
Но на самом деле он совсем не был молодцом, а вовсе даже наоборот, потому что, когда он чихнул, у него изо рта и из носа вылетели невидимые, но ужасно зловредные микробы. Эти микробы всегда вылетают на парашютах, как десантники, а потом залезают в раскрытые рты ко всем вокруг, забираются по-пластунски в горло и там топают ногами, разводят костры, устраивают поджоги, взрывы и другие диверсии. И от этой злостной деятельности у совсем здорового человека вдруг болит горло и начинается кашель. В носу микробы-лазутчики устраивают извержение сопливого вулкана. А в голове учиняют первобытные пляски и бьют в барабаны (эти барабаны называются там-тамы). От костров у человека поднимается температура. Вот так начинается грипп. Но микробы-диверсанты, заразив одного человека, продумывают новую операцию по заражению остальных. Они готовят свои парашюты, сделанные из очень заразной слюны, и устраивают взрыв. От взрыва несчастный больной чихает, микробы вылетают и летят дальше - ищут раскрытые рты. Правда, бывает, что несчастный больной, чихая, закрывает рот платком. Тут-то подлые микробы попадают в плен и уже никуда не летят. Но, к сожалению, господин Козявкин платок с собой никуда не носил. И, когда он сурово чихнул на Славку Коробочкина, изо рта господина Козявкина вылетели на парашютах невидимые микробы и запели свою разбойничью песню:
Мы - грозные микробы,
Серьёзные микробы,
Мы здесь летаем, чтобы
Пробраться к вам на нёбо
Пусть горло заболит,
Пусть будет бледный вид.
И злодеи - лазутчики сразу вдохнулись в открытый Славкин рот, а ещё в открытые рты остальных пассажиров и сразу развернули там свою ужасную трудовую деятельность, напевая:
Теперь мы поселимся в горле у Славки,
А также у тётки в смешной безрукавке.
Ещё мы поселимся в дяде Иване,
Который подарки везёт в чемодане.
Ещё мы поселимся в тёте Карине
В нарядной такой меховой пелерине,
Вдохнёт нас студентик совсем молодой,
Вдохнёт нас дедок пожилой, с бородой,
Вдохнут нас и Паша, и Саша, и Маша,
И тетя Наташа и бабушка Глаша,
Вдохнет дядя Яша, вдохнет тетя Даша.
Их горла - теперь территория наша!
Мы - злобные микробы,
Полны микробы злобы.
Цель нашей жизни - чтобы
Весь город заболел.
А после - околел!
Но господин Козявкин этой ужасной песни не услышал. Он просто вышел из троллейбуса и поплёлся на работу. Пассажиры с микробами внутри поехали по своим делам, а Славка, наполненный микробами до самой макушки, помчался в школу.
А микробы-то не дремали! Они уже разжигали костры, носили хворост, рыли ямки, топали ногами! И всё это в горле! В живом человеческом горле!
На работе Козявкину не работалось: голова болела, и перед глазами всё кружилось. Сослуживцы жалели Козявкина и поили его чаем, а он благодарно на них чихал и думал:
Какие же милые, славные женщины
Нас окружают,
Нас уважают,
Нас обижают
(Тьфу, это не то!)
Инна Андреевна, Ольга Евсеевна,
Зоя Авдеевна, Нина Сергеевна,
Анна Даниловна, Дарья Кирилловна,
И ещё - Наталья Валентиновна Мандаринова, - добавил он уже не в рифму.
А между тем изо рта у него вылетали злодейские микробы на парашютах из очень заразной слюны. Они вылетали и пели:
В рот пробираемся к Анне Даниловне,
В рот пробираемся к Дарье Кирилловне,
К Инне Андреевне, к Ольге Евсеевне,
К Зое Авдеевне, к Нине Сергеевне.
И ещё - к Наталье Валентиновне Мандариновой
Ура, ура, микробчики, какое наслаждение:
Охватит бедный город эпидемия!
(Эпидемия - это когда все друг от друга заразились и болеют одной болезнью вместе).
И в самом деле эпидемия началась.
Заболели все, кто ехал с Козявкиным в одном троллейбусе: заболел дядя Иван и все его несчастные дети, которым он вёз подарки в чемодане, заболела бедная тётя Карина и её муж, разнесчастный дядя Семён. Заболели Саша, Маша, Паша и все остальные. И тётя в смешной безрукавке тоже проснулась с температурой на следующее утро. Но она работала уборщицей в мэрии.
Если я останусь тут,
Они там грязью зарастут,
подумала она и поехала на работу, приговаривая:
- Чистым-чистым станет мэр
Мэрам всем другим пример.
Хотя от её стараний чистым становился всё-таки не мэр, а пол.
Когда заразная тётя тёрла его шваброй, приехал мэр и вежливо сказал ей:
- Здравствуйте!
- Апчхи! - вежливо ответила тётя в смешной безрукавке. И микробы на парашютах радостно полетели в рот к мэру. И в горле у мэра они кричали своё победное ура, подпрыгивали, приплясывали и маршировали.
Назавтра вся мерия опустела.
А что же Славка Коробочкин? Утром он пожаловался маме, что у него болит голова и течёт нос. Но мама Коробочкина неумолимо отвечала:
Ты всё притворяешься, хитрый мой сын,
Задумал ты дома остаться один,
Ты, видно, решил в холодильник забраться
И торта вчерашнего там обожраться.
Прогульщиков я презираю ужасно
Вперед, на урок! И не ной - всё напрасно!
В школе Славку клонило в сон. Из глаз бежали слёзные ручейки, а в носу извергался сопливый вулкан.
От Славки заразился учитель Дмитрий Петрович. На следующий день он тоже задумался, надо ли ему идти на работу.
Ах, голова моя развалится от боли!
Но кто меня сейчас заменит в школе?
Останутся дети мои дураками:
Я знаний лишу их своими руками!
- подумал он и поехал в школу.
От учителя Дмитрия Петровича заразился весь пятый "Б", шестой "А", половина седьмого "Г", директор, завуч, учительница химии и учительница географии.
Эпидемия разрасталась. Она принимала ужасающие размеры, и врачи города били тревогу!
Вот уже на работу не пришли Зоя Авдеевна, Нина Сергеевна, Ольга Евсеевна, Инна Андреевна, Дарья Кирилловна и Анна Даниловна. То-то радовались микробы-диверсанты!
А что же Наталья Валентиновна Мандаринова? У неё тоже поднялась температура и разболелось горло. А от неё злобные микробы перебрались к её маленькому сыночку Серёженьке. И он очень тяжело заболел. У него была такая высокая температура, что доктор Пупыркин на скорой помощи приезжал к нему несколько раз за ночь и даже хотел забрать его в больницу.
- Если температуру не удастся сбить, то у ребёнка могут быть судороги, - сказал доктор.
Наталья Витальевна плакала. Доктор дал Серёженьке таблетку, и ему стало немножко лучше. Таблетка, как бомба, свалилась на ужасных микробов и половину из них передавила! Под утро температура стала поменьше, мальчик заснул, и доктор Пупыркин уехал, пообещав вечером заехать снова.
Но Иннокентий Иннокентьевич Козявкин обо всём этом не знал. Он тоже лежал дома с высокой температурой. Ему было ужасно нехорошо. Микробы, радостно напевая, устраивали два подкопа из козявкинского горла: в правое ухо, а потом - в левое! И уши, конечно, заболели! В них что-то стреляло. Это взрывались мины, заложенные микробами.
Иннокентий Иннокентьевич вызвал доктора Пупыркина.
- Почему ты не послушался меня и больной пошёл на работу?! - гремел доктор Пупыркин. - Вот - получил осложнение. Лечи теперь свои уши и валяйся в постели лишнюю неделю! Но если тебе себя не жалко, других бы пожалел! Ты знаешь, сколько народу ты заразил?! А маленький Серёженька, сынок Натальи Витальевны, чуть не умер сегодня ночью!
Господин Козявкин плакал, вытирая слёзы кулаком. Ему было очень стыдно. И он обещал доктору, что если он ещё заболеет, то обязательно будет лечиться дома.
- Послушай, а как же ты сам не заразился? - вдруг спросил он у Пупыркина. - Ты же ездил ко всем больным!
- А я нос и рот завязывал специальной маской из четырёх слоёв марли. Через такую маску и через носовой платок злобные микробы пролезть не могут.
- Я обещаю чихать только в платок! Клянусь! - сказал Иннокентий Иннокентьевич и ударил себя кулаком в грудь.
И в самом деле, как только Козявкин поправился, он отправился в магазин и купил себе много-много носовых платков.
Обморочная ручка
Мальчику Сашке Карлушкину дядя Коля подарил на день рождения ручку. Ручка была очень заграничная: из каких-то ужасно дальних стран, просто до того дальних, что и неизвестно даже, где такие находятся. И ручка поэтому была совершенно необычная: с одной стороны торчал стержень - ну чтобы писать, а с другой стороны было сделано чьё-то маленькое морщинистое личико. - Это какой-то местный божок, - объяснил дядя Коля, который только что путешествовал по этой самой дальней стране. - Он тебя защищать будет.
Сашка решил, что в школе защищать его можно разве что от учительницы математики Надежды Ивановны. Остальных он и так не боится. А Надежда Ивановна двойки ставит всем вокруг - по двадцать штук в день! И ещё всякие неприятные гадости говорит! Так что, подумав, Сашка ручку в школу всё-таки взял.
Приходит на математику, а там - контрольная! Вот это да! А Сашка ничего и не учил! Назло противной Надежде Ивановне. Смотрит он первое задание - не знает, как делать, второе - тоже не знает, а третье - и вовсе самое сложное. И Надежда Ивановна ещё над ухом зудит: - Что это ты, Карлушкин, приуныл? А? Ты, Карлушкин, небось, ничегошеньки не учил? Тебя, Карлушкин, конечно, пора на второй год оставлять? - Я учил! - крикнул отчаянно Сашка.
Сдавил он пальцами свою новую ручку и принялся писать: "Контрольная работа. 1 вариант".
И тут ручка мордочку свою морщинистую скривила, ухмыльнулась, подмигнула Сашке и противненько так хихикнула. - Сейчас, - говорит, защищать тебя буду! Доверься мне. - Хорошо! - шепчет Сашка. - Доверюсь. Ничего мне больше и не остаётся. Не учил я. - Я сама всё напишу! хихикнула ручка.
И ка-ак начала писать! И пишет, и пишет, и пишет! Сашка сидит и радуется. В окно даже загляделся: там две старушки поругались, чуть не подрались даже.
И тут совсем неожиданно Надежда Ивановна подкралась сзади да как схватит тетрадку! Заглянула в неё да как закричит ужасным голосом. Плюх! И в обморок упала. Все вокруг стали её тормошить, в чувство приводить - не приходит в себя Надежда Ивановна. Прибежала завуч Инна Ильинична. В тетрадку Карлушкина заглянула... Шлёп - и тоже в обморок! Приехала скорая. Математичку и завуча погрузили в машину и увезли. А Сашку Карлушкина к директору вызвали. Директор в Сашкину тетрадь посмотрел... И закричал так, что у Сашки мурашки по телу побежали. Покричал директор немножко и тоже в обморок грохнулся. А ручка в Сашкином кармане опять противненько хихикает:
- Хи-хи-хи! Так им и надо. Не станут больше Сашеньку обижать!
Идёт Сашка домой и думает: - Что же там такое написано, в тетрадке моей? Может, там какое-то гениальное решение задачки, до которого учёные пока не додумались? Может, они от удивления и восторга в обморок грохнулись? Так чего ж они тогда так кошмарно кричали? А может, там написано: "Надежда Ивановна - дура!"? Тогда чего ж им падать? Меня вот Хитров вообще бараном облезлым обозвал. А я - ничего! Здоровёхонек!
Пришёл Сашка домой, сел телевизор смотреть. Тут папа с работы приехал. - Домашнее задание сделал? - Сашку спрашивает. - Не-а. Не успел ещё! Ну-ка быстро за уроки!
Сел Сашка за уроки. И тут ручка опять своё личико сморщила ехидно и хихикает: - Вот сейчас тебе влетит! Ты же по математике ничего не знаешь! Да! - испугался Сашка. - Влетит мне. - И с собой на рыбалку папа тебя не возьмёт! - Ох, не возьмёт! - Сашка обхватил руками голову и вздохнул. Помогу тебе! - снова хихикнула ручка. И принялась писать.
Сашка и охнуть не успел, заглянуть даже, что там такое, а тут входит папа. Взял тетрадку, посмотрел, закричал ужасным голосом ... И в обморок упал. - Как же это так, - задумался Сашка. - Если папа так и будет в обмороке лежать, с кем же я на рыбалку поеду?!
Тут слышит, ключ в замке поворачивается - мама идёт. - Так, - думает Сашка, - если сейчас и мама в обморок грохнется, то кто же ужин приготовит? Ведь я голодным останусь! Ну спасибо, ручка, ну защитила! Из школы меня, наверное, выгонят, на рыбалку я уже не иду, ужин теперь тоже под вопросом!
А личико на ручке в ответ опять кривляется и хихикает.
Взял Сашка ручку свою заграничную и в окошко выбросил. А тетрадки в дальний-предальний ящик спрятал.
Мама вошла, стала папе искусственное дыхание делать. Папа раз - и пришёл в себя. И что самое удивительное - про Сашкину домашнюю работу не вспомнил! И в школе тоже никто ничего не сказал. И Сашка эту историю скоро уже почти забыл. Только в дом напротив что-то скорая зачастила. Чуть не каждый день ездит. Но, может, это просто совпадение?!
Шорохи и всхлипы
У девочки Анюты Морозкиной мама и папа уехали отдыхать на юг. А Анюту отправили к дедушке в деревню. Звали Аниного дедушку Укроп Поликарпович.
Вот утром Встаёт Анюта и видит: дедушки - нет! Анюта - в кухню:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
Взяла она своё ведро, в котором тряпку мыла, наклонилась над ним и говорит:
Егорушки, пригорушки,
Болтушки, разговорушки,
Оладушки, мокрушки,
Ведрушки, показушки!
Вода в ведре заколыхалась, и в ней вдруг всё видно стало: как штора окружающих душила. - Ёлки зелёные! - возмутилась тётя Даша.
И, гремя вёдрами, отправилась к директору. - Надо бы шторы в актовом зале заменить, - сказала она с порога.
Директор, Борис Дмитриевич, почему-то помрачнел, губы поджал и сказал:
- Занимайтесь своим делом!
Но тётя Даша не сдалась: - Эти шторы портят лицо школы. Они ветхие, старомодные и безвкусные. - Эти шторы, - ответил директор, - улучшают лицо школы. Мы их месяц назад купили. За большие деньги, между прочим. Мойте себе полы, а то я вас уволю!
Вышла тётя Даша из кабинета директорского, наклонилась над ведром с водой и опять:
Егорушки, пригорушки,
Болтушки, разговорушки,
Оладушки, мокрушки,
Ведрушки, показушки!
И видит в ведре, что сидит директор в своём кабинете и колдует! А шторы не сами по себе школьный народ удушают, а по директорскому повелению! Вот как! Зачем он это делал? Да так, от злости просто! До того ему учителя и дети опостылели, что он готов был их передушить и по одному, и всех вместе!
Почесала тётя Даша в затылке и придумала вот что. Вбегает она в кабинет директора и кричит: - Ой, беда! Ой, ЧП в школе! Ой, Борис Дмитриевич! Скорее! Скорее! - хватает директора за руку и тащит в актовый зал. - Смотрите, смотрите! - и под штору указывает.
Директор голову под штору сунул - она его и задушила.
А тётя Даша дуть и плевать больше не стала. И штору ту смертельную сняли и на тряпки пустили. А вместо неё зелёненькую шёлковую занавесочку повесили.
Злодейские микробы
Или
Как родилась эпидемия
Однажды Иннокентий Иннокентьевич Козявкин проснулся утром и почувствовал, что глотать ему больно, на свет смотреть - неприятно, а нос совершенно отказывается дышать. Господин Козявкин встал босыми ногами на пол и ощутил, что где-то внутри его бедной головы противно гудит, и ещё к тому же кости болят то в коленках, то в локтях.
- Кажется, я заболел, - догадался господин Козявкин. Он позвонил своему знакомому доктору Пупыркину.
- Это грипп! Сейчас же ложись в постель и пей побольше чаю с малиной и с лимоном, - велел доктор Пупыркин. - На работу не ходи! Слышишь, Кеша? Ни в коем случае не ходи!
Господин Козявкин сел на кровать и стал думать о своей жизни. Думать у него получилось стихами.
Ну как я могу не ходить на работу?
Пускай я чуть-чуть простудился в субботу,
Но кто без меня там напишет отчёт?
А дома и время скучнее течёт!
Он снова встал и принялся одеваться. Даже в троллейбусе, вытирая рукавом нос, он бормотал:
Нет, как бы я мог не пойти на работу?
Хоть я промочил свои ноги в субботу,
Никто не напишет отчёт за меня.
Нет, я без работы не мыслю не дня!
В этом же троллейбусе ехал сосед Козявкина - пятиклассник Слава Коробочкин. Иннокентий Иннокентьевич посмотрел на Славку и сочинил такой стих:
В троллейбусе ехал Коробочкин Славка.
Конечно, в троллейбусе жуткая давка,
Но некогда в школу тащиться пешком
И так он едва прибежит со звонком.
Пока Иннокентий Иннокентьевич сочинял, Славка начал протискиваться к выходу. Он пролез под локтем у дяди с чемоданом, протиснулся между тётей в мохнатой шапке и тётей с большим меховым воротником и упёрся головой в Иннокентия Иннокентьевича.
- Дяденька, вы выходить будете? - жалобно спросил Славка. Иннокентий Иннокентьевич хотел ответить "Да!", но неожиданно для себя громко чихнул, а в голове его как-то сами по себе сложились такие стихи:
Тут к выходу путь завершается Славкин,
Поскольку стоит перед Славкой Козявкин.
- Выходите, дяденька, вы или нет?
На Славку Козявкин чихает в ответ.
- Ах, какой я молодец, как здорово я придумал - обрадовался Козявкин. - Хорошо, что я все же не остался дома.
Но на самом деле он совсем не был молодцом, а вовсе даже наоборот, потому что, когда он чихнул, у него изо рта и из носа вылетели невидимые, но ужасно зловредные микробы. Эти микробы всегда вылетают на парашютах, как десантники, а потом залезают в раскрытые рты ко всем вокруг, забираются по-пластунски в горло и там топают ногами, разводят костры, устраивают поджоги, взрывы и другие диверсии. И от этой злостной деятельности у совсем здорового человека вдруг болит горло и начинается кашель. В носу микробы-лазутчики устраивают извержение сопливого вулкана. А в голове учиняют первобытные пляски и бьют в барабаны (эти барабаны называются там-тамы). От костров у человека поднимается температура. Вот так начинается грипп. Но микробы-диверсанты, заразив одного человека, продумывают новую операцию по заражению остальных. Они готовят свои парашюты, сделанные из очень заразной слюны, и устраивают взрыв. От взрыва несчастный больной чихает, микробы вылетают и летят дальше - ищут раскрытые рты. Правда, бывает, что несчастный больной, чихая, закрывает рот платком. Тут-то подлые микробы попадают в плен и уже никуда не летят. Но, к сожалению, господин Козявкин платок с собой никуда не носил. И, когда он сурово чихнул на Славку Коробочкина, изо рта господина Козявкина вылетели на парашютах невидимые микробы и запели свою разбойничью песню:
Мы - грозные микробы,
Серьёзные микробы,
Мы здесь летаем, чтобы
Пробраться к вам на нёбо
Пусть горло заболит,
Пусть будет бледный вид.
И злодеи - лазутчики сразу вдохнулись в открытый Славкин рот, а ещё в открытые рты остальных пассажиров и сразу развернули там свою ужасную трудовую деятельность, напевая:
Теперь мы поселимся в горле у Славки,
А также у тётки в смешной безрукавке.
Ещё мы поселимся в дяде Иване,
Который подарки везёт в чемодане.
Ещё мы поселимся в тёте Карине
В нарядной такой меховой пелерине,
Вдохнёт нас студентик совсем молодой,
Вдохнёт нас дедок пожилой, с бородой,
Вдохнут нас и Паша, и Саша, и Маша,
И тетя Наташа и бабушка Глаша,
Вдохнет дядя Яша, вдохнет тетя Даша.
Их горла - теперь территория наша!
Мы - злобные микробы,
Полны микробы злобы.
Цель нашей жизни - чтобы
Весь город заболел.
А после - околел!
Но господин Козявкин этой ужасной песни не услышал. Он просто вышел из троллейбуса и поплёлся на работу. Пассажиры с микробами внутри поехали по своим делам, а Славка, наполненный микробами до самой макушки, помчался в школу.
А микробы-то не дремали! Они уже разжигали костры, носили хворост, рыли ямки, топали ногами! И всё это в горле! В живом человеческом горле!
На работе Козявкину не работалось: голова болела, и перед глазами всё кружилось. Сослуживцы жалели Козявкина и поили его чаем, а он благодарно на них чихал и думал:
Какие же милые, славные женщины
Нас окружают,
Нас уважают,
Нас обижают
(Тьфу, это не то!)
Инна Андреевна, Ольга Евсеевна,
Зоя Авдеевна, Нина Сергеевна,
Анна Даниловна, Дарья Кирилловна,
И ещё - Наталья Валентиновна Мандаринова, - добавил он уже не в рифму.
А между тем изо рта у него вылетали злодейские микробы на парашютах из очень заразной слюны. Они вылетали и пели:
В рот пробираемся к Анне Даниловне,
В рот пробираемся к Дарье Кирилловне,
К Инне Андреевне, к Ольге Евсеевне,
К Зое Авдеевне, к Нине Сергеевне.
И ещё - к Наталье Валентиновне Мандариновой
Ура, ура, микробчики, какое наслаждение:
Охватит бедный город эпидемия!
(Эпидемия - это когда все друг от друга заразились и болеют одной болезнью вместе).
И в самом деле эпидемия началась.
Заболели все, кто ехал с Козявкиным в одном троллейбусе: заболел дядя Иван и все его несчастные дети, которым он вёз подарки в чемодане, заболела бедная тётя Карина и её муж, разнесчастный дядя Семён. Заболели Саша, Маша, Паша и все остальные. И тётя в смешной безрукавке тоже проснулась с температурой на следующее утро. Но она работала уборщицей в мэрии.
Если я останусь тут,
Они там грязью зарастут,
подумала она и поехала на работу, приговаривая:
- Чистым-чистым станет мэр
Мэрам всем другим пример.
Хотя от её стараний чистым становился всё-таки не мэр, а пол.
Когда заразная тётя тёрла его шваброй, приехал мэр и вежливо сказал ей:
- Здравствуйте!
- Апчхи! - вежливо ответила тётя в смешной безрукавке. И микробы на парашютах радостно полетели в рот к мэру. И в горле у мэра они кричали своё победное ура, подпрыгивали, приплясывали и маршировали.
Назавтра вся мерия опустела.
А что же Славка Коробочкин? Утром он пожаловался маме, что у него болит голова и течёт нос. Но мама Коробочкина неумолимо отвечала:
Ты всё притворяешься, хитрый мой сын,
Задумал ты дома остаться один,
Ты, видно, решил в холодильник забраться
И торта вчерашнего там обожраться.
Прогульщиков я презираю ужасно
Вперед, на урок! И не ной - всё напрасно!
В школе Славку клонило в сон. Из глаз бежали слёзные ручейки, а в носу извергался сопливый вулкан.
От Славки заразился учитель Дмитрий Петрович. На следующий день он тоже задумался, надо ли ему идти на работу.
Ах, голова моя развалится от боли!
Но кто меня сейчас заменит в школе?
Останутся дети мои дураками:
Я знаний лишу их своими руками!
- подумал он и поехал в школу.
От учителя Дмитрия Петровича заразился весь пятый "Б", шестой "А", половина седьмого "Г", директор, завуч, учительница химии и учительница географии.
Эпидемия разрасталась. Она принимала ужасающие размеры, и врачи города били тревогу!
Вот уже на работу не пришли Зоя Авдеевна, Нина Сергеевна, Ольга Евсеевна, Инна Андреевна, Дарья Кирилловна и Анна Даниловна. То-то радовались микробы-диверсанты!
А что же Наталья Валентиновна Мандаринова? У неё тоже поднялась температура и разболелось горло. А от неё злобные микробы перебрались к её маленькому сыночку Серёженьке. И он очень тяжело заболел. У него была такая высокая температура, что доктор Пупыркин на скорой помощи приезжал к нему несколько раз за ночь и даже хотел забрать его в больницу.
- Если температуру не удастся сбить, то у ребёнка могут быть судороги, - сказал доктор.
Наталья Витальевна плакала. Доктор дал Серёженьке таблетку, и ему стало немножко лучше. Таблетка, как бомба, свалилась на ужасных микробов и половину из них передавила! Под утро температура стала поменьше, мальчик заснул, и доктор Пупыркин уехал, пообещав вечером заехать снова.
Но Иннокентий Иннокентьевич Козявкин обо всём этом не знал. Он тоже лежал дома с высокой температурой. Ему было ужасно нехорошо. Микробы, радостно напевая, устраивали два подкопа из козявкинского горла: в правое ухо, а потом - в левое! И уши, конечно, заболели! В них что-то стреляло. Это взрывались мины, заложенные микробами.
Иннокентий Иннокентьевич вызвал доктора Пупыркина.
- Почему ты не послушался меня и больной пошёл на работу?! - гремел доктор Пупыркин. - Вот - получил осложнение. Лечи теперь свои уши и валяйся в постели лишнюю неделю! Но если тебе себя не жалко, других бы пожалел! Ты знаешь, сколько народу ты заразил?! А маленький Серёженька, сынок Натальи Витальевны, чуть не умер сегодня ночью!
Господин Козявкин плакал, вытирая слёзы кулаком. Ему было очень стыдно. И он обещал доктору, что если он ещё заболеет, то обязательно будет лечиться дома.
- Послушай, а как же ты сам не заразился? - вдруг спросил он у Пупыркина. - Ты же ездил ко всем больным!
- А я нос и рот завязывал специальной маской из четырёх слоёв марли. Через такую маску и через носовой платок злобные микробы пролезть не могут.
- Я обещаю чихать только в платок! Клянусь! - сказал Иннокентий Иннокентьевич и ударил себя кулаком в грудь.
И в самом деле, как только Козявкин поправился, он отправился в магазин и купил себе много-много носовых платков.
Обморочная ручка
Мальчику Сашке Карлушкину дядя Коля подарил на день рождения ручку. Ручка была очень заграничная: из каких-то ужасно дальних стран, просто до того дальних, что и неизвестно даже, где такие находятся. И ручка поэтому была совершенно необычная: с одной стороны торчал стержень - ну чтобы писать, а с другой стороны было сделано чьё-то маленькое морщинистое личико. - Это какой-то местный божок, - объяснил дядя Коля, который только что путешествовал по этой самой дальней стране. - Он тебя защищать будет.
Сашка решил, что в школе защищать его можно разве что от учительницы математики Надежды Ивановны. Остальных он и так не боится. А Надежда Ивановна двойки ставит всем вокруг - по двадцать штук в день! И ещё всякие неприятные гадости говорит! Так что, подумав, Сашка ручку в школу всё-таки взял.
Приходит на математику, а там - контрольная! Вот это да! А Сашка ничего и не учил! Назло противной Надежде Ивановне. Смотрит он первое задание - не знает, как делать, второе - тоже не знает, а третье - и вовсе самое сложное. И Надежда Ивановна ещё над ухом зудит: - Что это ты, Карлушкин, приуныл? А? Ты, Карлушкин, небось, ничегошеньки не учил? Тебя, Карлушкин, конечно, пора на второй год оставлять? - Я учил! - крикнул отчаянно Сашка.
Сдавил он пальцами свою новую ручку и принялся писать: "Контрольная работа. 1 вариант".
И тут ручка мордочку свою морщинистую скривила, ухмыльнулась, подмигнула Сашке и противненько так хихикнула. - Сейчас, - говорит, защищать тебя буду! Доверься мне. - Хорошо! - шепчет Сашка. - Доверюсь. Ничего мне больше и не остаётся. Не учил я. - Я сама всё напишу! хихикнула ручка.
И ка-ак начала писать! И пишет, и пишет, и пишет! Сашка сидит и радуется. В окно даже загляделся: там две старушки поругались, чуть не подрались даже.
И тут совсем неожиданно Надежда Ивановна подкралась сзади да как схватит тетрадку! Заглянула в неё да как закричит ужасным голосом. Плюх! И в обморок упала. Все вокруг стали её тормошить, в чувство приводить - не приходит в себя Надежда Ивановна. Прибежала завуч Инна Ильинична. В тетрадку Карлушкина заглянула... Шлёп - и тоже в обморок! Приехала скорая. Математичку и завуча погрузили в машину и увезли. А Сашку Карлушкина к директору вызвали. Директор в Сашкину тетрадь посмотрел... И закричал так, что у Сашки мурашки по телу побежали. Покричал директор немножко и тоже в обморок грохнулся. А ручка в Сашкином кармане опять противненько хихикает:
- Хи-хи-хи! Так им и надо. Не станут больше Сашеньку обижать!
Идёт Сашка домой и думает: - Что же там такое написано, в тетрадке моей? Может, там какое-то гениальное решение задачки, до которого учёные пока не додумались? Может, они от удивления и восторга в обморок грохнулись? Так чего ж они тогда так кошмарно кричали? А может, там написано: "Надежда Ивановна - дура!"? Тогда чего ж им падать? Меня вот Хитров вообще бараном облезлым обозвал. А я - ничего! Здоровёхонек!
Пришёл Сашка домой, сел телевизор смотреть. Тут папа с работы приехал. - Домашнее задание сделал? - Сашку спрашивает. - Не-а. Не успел ещё! Ну-ка быстро за уроки!
Сел Сашка за уроки. И тут ручка опять своё личико сморщила ехидно и хихикает: - Вот сейчас тебе влетит! Ты же по математике ничего не знаешь! Да! - испугался Сашка. - Влетит мне. - И с собой на рыбалку папа тебя не возьмёт! - Ох, не возьмёт! - Сашка обхватил руками голову и вздохнул. Помогу тебе! - снова хихикнула ручка. И принялась писать.
Сашка и охнуть не успел, заглянуть даже, что там такое, а тут входит папа. Взял тетрадку, посмотрел, закричал ужасным голосом ... И в обморок упал. - Как же это так, - задумался Сашка. - Если папа так и будет в обмороке лежать, с кем же я на рыбалку поеду?!
Тут слышит, ключ в замке поворачивается - мама идёт. - Так, - думает Сашка, - если сейчас и мама в обморок грохнется, то кто же ужин приготовит? Ведь я голодным останусь! Ну спасибо, ручка, ну защитила! Из школы меня, наверное, выгонят, на рыбалку я уже не иду, ужин теперь тоже под вопросом!
А личико на ручке в ответ опять кривляется и хихикает.
Взял Сашка ручку свою заграничную и в окошко выбросил. А тетрадки в дальний-предальний ящик спрятал.
Мама вошла, стала папе искусственное дыхание делать. Папа раз - и пришёл в себя. И что самое удивительное - про Сашкину домашнюю работу не вспомнил! И в школе тоже никто ничего не сказал. И Сашка эту историю скоро уже почти забыл. Только в дом напротив что-то скорая зачастила. Чуть не каждый день ездит. Но, может, это просто совпадение?!
Шорохи и всхлипы
У девочки Анюты Морозкиной мама и папа уехали отдыхать на юг. А Анюту отправили к дедушке в деревню. Звали Аниного дедушку Укроп Поликарпович.
Вот утром Встаёт Анюта и видит: дедушки - нет! Анюта - в кухню:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12