Ведь он ничего особенного не сделал! Ну, отказался продавать ради Дика Гордона экстренный выпуск "Голоса"... Что же здесь плохого? Никто не обязан думать о другом; на первом месте у каждого свои дела, а не чужие. Тем более, что прав-то оказался он: ребята все равно не смогут завтра заняться "Голосом", им завтра в "Трибуне" надо быть.
Вспомнив о мистере Фридголе и его распоряжении, Фрэнк обрадовался тому, что встретил Бронзу. Бронза лучше связан с ребятами, уж он-то наверняка всех завтра увидит и всем что нужно передаст.
С этого Белый и начал свой разговор. Он сказал, что был у мистера Фридгола и что мистер Фридгол велел всем прийти в типографию "Трибуны". Будет экстренный выпуск.
Услышав о "Трибуне", Майк похолодел. Такого удара он не ожидал. Все пропало, все летит к чертям! В глазах редактора и его помощника Джо он окажется последним вруном. Ни одного мальчика не сумеет он привести завтра в "Голос рабочего".
Майк молчал как убитый, а Белый, не замечая ничего, болтал и болтал. Он уже собрался похвастать тем, что пил пиво в баре, но вдруг поперхнулся. Откуда-то из боковой улицы донесся негромкий свист полицейского свистка, позади ответил свисток погромче. Вслед за этим с двух сторон послышался мерный и тяжелый топот подкованных полицейских ног.
Пришла очередь похолодеть Белому. Его снова охватила дрожь. Должно быть, это за ним, должно быть, его выследили; нельзя терять ни секунды.
Главное - избавиться от "Кэмела". Но как? Выбросить жаль. Отдать Бронзе? Тот начнет приставать с вопросами, а объяснять сейчас некогда, да и что объяснять?.. Может, просто сунуть Майку сигареты и смыться? Да, так, пожалуй, лучше всего.
Белый покосился на куртку Бронзы, на большой, как вьючный мешок, накладной карман сбоку. В те времена, когда куртка была новой, прошитые двойным швом карманы считались ее главным украшением. Но вещам свойственно стареть, а на плечах Майка - тем более. Много повидала куртка на своем недолгом веку; что же касается карманов, то вид они приобрели такой, будто владелец долго и упорно таскал в них булыжники. В форме они от этого потеряли, зато во вместительности выиграли. Овчарка не овчарка, но собачка вроде той, что лаяла в подземке, могла бы теперь поместиться в накладных карманах куртки Майка запросто. Ей бы в любом из них было просторно, как на стадионе.
Что же удивительного, что забросить в зияющий карман Бронзы две пачки "Кэмела" не стоило Белому никакого труда. Он на это потратил ровно секунду. А избавившись от опасных сигарет, время не терял: метнулся от Майка в сторону и пустился бежать.
Ничего не понимая, Бронза с удивлением смотрел вслед растворившейся в темноте долговязой фигуре Фрэнка. Где ж ему было подумать, что причиной бегства Белого были два появившихся из-за угла полисмена? Копы прошли мимо Бронзы, обратив на него так же мало внимания, как он на них.
Вечер стоял теплый. Майк ни разу не сунул рук в просторные карманы своей куртки.
Глава восемнадцатая. ОПЯТЬ МЯГКАЯ КОМНАТА.
ВЫХОД НАЙДЕН
Пока доверенное лицо - Майк, обремененный заботами, гонял по Нью-Йорку; пока редактор, его помощник Джо и другие работники "Голоса рабочего" готовили к пятнице задуманный экстренный выпуск; пока отец и мать Дика обходили родственников и знакомых, одалживая где десять, где двадцать долларов на операцию сына; пока на пустыре шумели ребята; пока Фрэнк Белый, мечтая о зеленых долларовых бумажках, шел на нехорошие дела, - жизнь под крышей лечебницы "Сильвия" текла своим чередом: врачи лечили, сиделки ухаживали за больными, больные, кому как удавалось, старались выздороветь.
Одному Дику не надо было стараться. Его выздоровление зависело не от него, его выздоровление зависело от денег: будут деньги - будет глаз, не будет денег - не будет глаза. До того просто, что даже думать не о чем. Но Дик думал. Он очень много думал. Он только тем и занимался, что лежал и думал. А о чем, ясно: о том, как выпутаться из беды.
Однако, как ни ломал голову, как в уме ни прикидывал, выхода не видел. Родители что могли, то сделали. Они сделали даже больше, чем могли. Они, должно быть, горы своротили, пока доставали деньги на операцию. И достали. Двести долларов в кассу лечебницы уже внесены.
Горы-то своротили, но ему от этого не легче. Его лично операция не устраивает; его лично устраивает другое: он хочет иметь оба глаза, а не один, он хочет, чтобы его лечили, а не резали. Мать и отец тоже хотят этого, но что они могут сделать?
Кто же мог бы помочь? Кого он знает?
Том, например. Том - человек хороший. Он очень хороший человек! Были бы у него деньги, наверняка бы выручил. Но нет у него их. Он и сам-то попал в лечебницу только с помощью товарищей. Не собери они между собой платы за лечение - отлеживаться бы ему неизвестно где.
Выходит, и Том помочь не может; выходит, нет у Дика никого, не знает он людей, у которых бы и деньги были и желание помочь было...
Впрочем, стоп, знает. Сумасшедший миллионер из комнаты с отдельным ходом вот кто может помочь! Ему выложить тысячу долларов - все равно что другому цент. Миллионеры вообще любят выбрасывать деньги на ветер. Ставят же они своим издохшим собакам памятники на могилы. Дик сам видел в газете фотографию собачьего кладбища с памятниками из мрамора и бронзы. Такие монументы, писала газета, стоят от двадцати тысяч до пятидесяти тысяч долларов каждый.
Пятьдесят тысяч!.. А ему, Дику, нужно куда меньше. Если считать двести долларов, что достали отец и мать, то его, Дика, устроили бы сейчас ровно шестьсот пятьдесят долларов. И ведь эти деньги не для дохлой собаки нужны они для полезного дела требуются. Неужели же миллионер пожалеет? Тем более, что обещал. Он тогда так обрадовался словам "пусто" и "нигде", будто клад нашел... А ведь это Дик его выручил, это он ему слова подсказал.
Замечательная мысль о новом посещении мягкой комнаты возникла вечером, незадолго до того, как надо было ложиться спать. Будь Том на месте - Дик поделился бы с ним своим планом. Но Тома не было. Интересно, куда он пропал?
ИНЖЕНЕР-ПРАЧКА
Том не пропал. Он никуда из лечебницы не уходил. Дел у него и здесь хватало.
День начался с работы в зубоврачебном кабинете. Работа состояла в том, что он держал рот открытым, а врач трудился над его пустыми деснами. Когда оба выбились из сил, во рту Тома сверкали два ряда великолепных белых искусственных зубов.
Разделавшись с врачом, Том украдкой, чтобы не наскочить на мисс Сильвию или на дежурного врача, спустился в подвальный этаж, прошел по коридору с каменным полом, заглянул в помещение, где гудел мощный вентилятор.
Это была прачечная. Здесь хозяйничал человек с черной кожей - инженер Кинг Блейк. Том знал его со слов своих товарищей. Благодаря ему он, собственно говоря, и попал в "Сильвию". Когда подручные короля Джо превратили моряка в мешок костей, Кинг уже работал в лечебнице. И это по его совету товарищи положили Тома сюда.
Раз или два Тому удавалось перекинуться несколькими словами с инженером Блейком, когда тот, толкая впереди себя тележку, развозил по этажам чистое белье. Но встречи были самые короткие. Рабочему прачечной, да еще негру, не полагается разговаривать с больными. Ему вообще не полагается разговаривать. Его дело - стирать белье. А если не хочет, может убираться. Безработных много. Найдется немало охотников занять его место у машины.
Выходит, Том почти не знал Блейка. Однако шел он к нему, как к старому знакомому. Товарищи говорили, что чернокожий инженер - из того сорта людей, которые и думать умеют правильно и поступают как надо. Чего же больше? Моряк был уверен, что Блейк поможет. И не ошибся. Узнав от Тома о делах Дика, Блейк минуты не раздумывал.
- Бедный паренек! - сказал он. - Конечно, пойду завтра с вами. Даже знаете что? Мы не пойдем, а поедем. Да, да! Здесь есть грузовичок, так я его возьму: скажу, что нужно запасный котел сдать в ремонт. Мы с вами будем моторизованными газетчиками: прямо с грузовика будем газеты продавать.
Том блеснул двумя рядами новых зубов. Ему мысль о грузовике понравилась.
Договорились встретиться завтра в шесть, возле входа в подземку. Из лечебницы они, конечно, выйдут врозь. Никто не должен подозревать, что у них общие дела.
СПИЧКА В ЗАМКЕ
Весь день Дик удивлялся, где пропадает Том, а когда увидел его выходящим из помещения с гудящим вентилятором, удивился еще больше: зачем моряк в подвале? Что он здесь делает?
Что сам он в подвале делает, Дик знал. Притаившись за какими-то ящиками, он ждал миссис Джен. Сиделка с минуты на минуту должна была пройти. Полчаса назад она понесла ужин наверх, в мягкую комнату, и скоро ее можно ждать обратно. Дик уже все высмотрел: миллионер с едой управляется быстро. Джен тогда сходит вниз и начинает разносить ужин по палатам. Это самое лучшее время, чтобы пробраться к сумасшедшему. Дику никто не помешает поговорить с ним.
Как пройти к миллионеру, Дику известно; он даже знает, что дверь, которая ведет с лестницы в комнаты сумасшедшего, особенная: со стороны лестничной площадки ее можно открыть, только нажав ручку, а изнутри дверь открывается ключом. Это сделано для того, чтобы мисс Сильвия, сиделка, врач могли заходить к миллионеру, но чтобы он выйти не мог.
И вот Дик сидит за ящиками и ждет миссис Джен.
Тома он не окликнул.
Прошло минут десять. Звякнула посуда, появилась сиделка. Она прошла по коридору, неслышно ступая в туфлях на фетровой подошве.
Дик подождал. Тихо. Пусто. Можно идти. Дик пошел наверх. О хитрой ручке в дверях он подумал заранее и запасся спичкой. Спичка нужна для того, чтобы зажать дверной замок - тот самый стальной косячок с пружинкой, который, когда защелкивается, держит дверь на запоре.
Поднявшись по лестнице, Дик дошел до площадки и тихонько нажал на ручку двери. Дверь подалась. Не заходя в переднюю, не выпуская ручку из руки, Дик засунул половинку спички в замок. Теперь косячок не сможет сработать; теперь, если понадобится, он выберется отсюда без промедления.
В передней все было как в первый раз, когда он попал сюда: блестели начисто протертые разводы узорчатого резинового ковра, светил старинный железный фонарь, скалил пасть медведь в углу.
Дверь из передней в мягкую комнату была открыта. Дик заглянул. Здесь тоже ничего не изменилось: те же кожаные, простеганные на манер пухового одеяла стены, та же мудреная мебель, каждым предметом которой можно перебрасываться, как футбольным мячом, тот же светящийся вырез в потолке. Но сейчас матовые стекла отсвечивали не дневным светом, сейчас светили спрятанные за стеклами электрические лампочки.
На резиновом круглом, застланном шелковой скатертью столе, как в первый раз, стояли цветы и фрукты; на резиновом квадратном столе, как в первый раз, лежали стопки книг в мягких обложках. Но миллионера за столом не было. Он лежал на диване и спал. Его красные, загнутые спереди восточные туфли были аккуратно поставлены носок к носку и напоминали двух собирающихся подраться петушков. Должно быть, миллионер, прежде чем уснуть, именно такой вид и старался им придать. Чтобы было похоже, он даже положил между дерущимися туфлями несколько зернышек от яблок и винограда.
Дик заранее обдумал, с чего начать разговор. Но он никак не предполагал, что миллионер будет спать. Такую возможность он упустил.
Дома, если мать днем ложится на полчасика, а он приходит с улицы голодный, он никогда ее не будит. Мать выбивается из сил, целыми днями вертится, как белка в колесе, - будить ее нехорошо. Так могут поступать эгоисты - те, кто думают только о себе. А он не такой. Он с матерью считается.
Но странное дело: в таких случаях его почему-то одолевает кашель. На голодный желудок его схватывает такой кашель, что просто деваться некуда.
И мать просыпается. Она встает и дает ему поесть.
Тут с Диком произошло то же самое: он закашлялся. Кашлял негромко, деликатно, даже прикрывал рот рукой, чтобы не слышно было.
Но миллионер услышал. Он испуганно вскочил руки его немедленно пришли в движение, стали ощупывать халат, поправлять кисти пояса, поглаживать седоватую миллионерскую бородку клинышком. Миллионер, видно, никак не мог сообразить, кто так неожиданно появился перед ним.
Дик еще раз кашлянул, но уже будто через силу. Этим давалось знать, что кашель хоть и разрывает ему грудь, однако он не хочет никого беспокоить, он сумеет пересилить себя. Пока Дик откашливался, сумасшедший собрался с мыслями.
- А, мальчик! - сказал он. - Ты снова здесь? Рад. Рад, что не забываешь. Заходи...
Бой петушков был прерван. Миллионер сунул ноги в туфли, заложил длинные, красивые пальцы с коротко подстриженными ногтями за шелковый шнур халата, прошелся из угла в угол. Похоже было, что о Дике он забыл.
Сделав робкий шаг от порога в глубь мягкой комнаты, Дик сказал самое легкое, самое простое из всего. что заранее придумал:
- Добрый вечер, сэр!
Миллионер повел себя так, будто только сейчас увидел Дика.
- А, мальчик! - опять слово в слово повторил он свою первую фразу. - Ты снова здесь? Рад. Рад, что не забываешь. Заходи...
Дик оторопел. Глядя на красные туфли шагавшего по комнате миллионера, он сказал:
- Да, я снова здесь, сэр... Да, я уже зашел... Я знаете зачем? Я насчет тысячи долларов... Я подумал: может быть, вы не забыли про ту тысячу? Помните? Я сказал про "ничего" и про "пусто", а вы сказали, что я поймал настоящие слова и что дадите мне за них тысячу долларов. Это здесь было, помните? Вы сказали, что даже больше дали бы, если бы я заранее договорился. А потому, что я заранее не договорился, вы сказали, что дадите только тысячу... Так знаете что, сэр? Мне тысячи не нужно. Я решил шестьсот пятьдесят взять. Мне шестьсот пятьдесят хватит, мне как раз шестьсот пятьдесят нужно. Так нужно!.. Очень, очень нужно. Я, если их не получу, без глаза останусь. А вам я за них еще много других слов буду ловить. Какие нужно, такие поймаю. Только бы мне шестьсот пятьдесят долларов получить... - Дик всхлипнул. Больше говорить он не мог, да и не о чем было - все сказал.
Миллионер остановился перед Диком, взмахнул руками, будто собрался полететь, и закричал:
- Мальчик!.. Не говори, мальчик! Я всё знаю. Болтушка Джен мне все рассказала. Она про всех рассказывает, и мне это неинтересно. Но про тебя я слушал: про тебя мне интересно. Спрашивается, почему? Не знаю. Тысячу раз не знаю! Может быть, потому, что ты для меня уже не звук, не слово? Я тебя видел и теперь верю: ты - это ты. Ты не дым, не воздух, не колебание волн в эфире. Ведь до тебя можно дотронуться, да? Ведь руки не упрутся в пустоту?
Широкие шелковые рукава халата мелькнули в воздухе. Руки - длинные, подвижные, ни минуты не знающие покоя, - протянулись и действительно уперлись не в пустоту, а в плечи Дика.
- Ага! - обрадовался миллионер. - Я не ошибся, я знал, я был уверен: ты это ты! Что, нет?
- Как же, как же! - поспешно подтвердил Дик. То, что он - это он, у него сомнений не было, а вот то, что его разговор с сумасшедшим приведет к чему-нибудь, начинало казаться сомнительным. Сумасшедший о тысяче долларов будто не слышал.
Но Дик ошибся. Миллионер разговора о деньгах не заминал. Потыкав в Дика вздрагивающими пальцами, он стремительно, словно обжегся, отдернул руки и снова закричал:
- Мальчик, не говори!.. Тебе плохо, мальчик, да? Я знаю, болтушка Джен мне все рассказала. Но плохо - это ничего. Человек становится лучше, когда ему плохо. А ты, мальчик, не понимаешь этого, ты говорил сейчас не те слова. Неужели и тебя притягивают деньги? Не надо. Тысячу раз не надо! Деньги дрянь, деньги - мерзость, деньги - грязь, деньги - несчастье рода человеческого! Не тянись к ним, мальчик! Руки, руки подальше!.. Истинно счастливые счастливы без денег.
С этим Дик согласиться не мог. Конечно, миллионеру легко рассуждать - не тянись к деньгам... Его кормят, лечат, за ним ухаживают. А без денег? Без денег бегал бы заросший и оборванный вроде дурачка Джонни с их улицы. Тот тоже любит громкие слова, выкрикивает какую-то ерунду об атомах, а потом делает вид, будто выбирает их из головы и давит ногтем. Ну, ребята, конечно, смеются. И над тем, как миллионер ловит слова, тоже смеялись бы. Но ему, Дику, сейчас не смешно. Неужели ничего не получится и миллионер не поймет, зачем он пришел к нему?
Тем временем миллионер сделал новую попытку поднять халатом бурю в воздухе. Руки в широких рукавах снова заработали с бешеной быстротой.
- Мальчик!.. Не говори, мальчик!.. Говорить буду я. Сегодня хорошо! Слова сегодня не прячутся, они послушны, они льнут ко мне. И какие слова, какие великолепные слова!.. Постой... одну минуту... не говори... Боже, неужели забыл?! - Миллионер обеими руками стал мучительно тереть высокий, красивый лоб. - Забыл, опять забыл!..
- Вы сказали: деньги - грязь, деньги - дрянь и еще как-то насчет рода человеческого, - напомнил Дик.
Длинный, как дирижерская палочка, миллионерский палец нацелился на Дика:
- Молодец! У тебя ясная голова и слова пасутся в памяти, как овцы в загоне, а у меня разбредаются.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21