Некоторое время они молча шли вдоль берега реки. Стоял теплый майский
день. По лазурному небесному пастбищу неспешно брели облака. В долине
всегда как-то по-особенному ощущалось небо, словно обрамленное окружающими
ее холмами.
- Какая мирная, спокойная земля! - воскликнула Анна. - Тебе повезло,
Дэвид!
- Оставайтесь, - предложил он. - Нам нужны лишние руки - ведь Люк
болеет.
- Мое чудовище зовет меня, - сказал Джон. - Да и дети не станут
делать задание на каникулы, пока они здесь. Боюсь, нам придется вернуться
в Лондон в воскресенье, как намечали.
- Такие богатства вокруг! Посмотрите на все это, а потом вспомните о
несчастных китайцах.
- Ты слышал какие-нибудь новости перед отъездом?
- Увеличилось количество судов с зерном из Америки.
- А что слышно из Пекина?
- Официальных сообщений нет. Но похоже, Пекин в огне. А в Гонконге
пришлось отражать атаки на границе.
- Очень благородно, - насмешливо произнес Джон. - Вы когда-нибудь
видели старые фильмы о кроличьей чуме в Австралии? Изгороди с колючей
проволокой в десять футов высотой, и кролики - сотни, тысячи кроликов.
Сгрудившись возле заграждения, они давят на него, напрыгивая друг на
друга, пока в конце концов, не перелезут через изгородь, или она сама не
рухнет под их тяжестью. То же самое сейчас творится в Гонконге. Только,
давя друг друга, через изгородь перелезают не кролики, а человеческие
существа.
- По-твоему, это также плохо? - спросил Дэвид.
- Намного хуже. Кролики движимы только слепым инстинктом голода. А
люди обладают разумом, поэтому, чтобы остановить их, придется приложить
гораздо больше усилий. Я думаю, патронов для ружей у них предостаточно,
но, если бы даже их было мало, ничего бы не изменилось.
- Думаешь, Гонконг падет?
- Уверен. Давление будет расти до тех пор, пока не уничтожит его.
Людей можно расстреливать с воздуха из пулемета, бомбить, поливать
напалмом, но на месте каждого убитого тут же окажется сотня из глубинки.
- Напалм! - воскликнула Анна. - Нет!
- А что же еще? Для эвакуации всего Гонконга нет кораблей.
- Но ведь в Гонконге нет достаточного количества продуктов, и, если
они действительно захватили его, им придется вернуться, не солоно
хлебавши.
- Верно. Но что это меняет? Люди умирают от голода. В таком положении
человек способен на убийство из-за куска хлеба.
- А Индия? - спросил Дэвид, - Бирма и вся остальная Азия?
- Бог знает. В конце концов, они получили какое-никакое
предупреждение на примере Китая.
- Как же они надеются сохранить это в тайне? - спросила Анна.
Джон пожал плечами.
- Они отменили голод с помощью закона - помнишь? И потом, в начале
все выглядит просто. Вирус был изолирован в течение месяца, когда уже
поразил рисовые поля. Ему даже придумали изящное название - вирус Чанг-Ли.
Все, что от них требовалось, - найти способ уничтожить вирус, сохранив
растение, либо вывести вирусоустойчивую породу. И, наконец, они просто не
ожидали, что вирус начнет распространяться так быстро.
- Но когда урожай уже был уничтожен?
- Они боролись с голодом - честь им и хвала - в надежде продержаться
до весеннего урожая. К тому же, они были убеждены, что к тому времени
справятся с вирусом.
- Американцы считают, что смогут решить эту проблему.
- Им удастся спасти остальную часть Дальнего Востока. Спасать Китай
уже слишком поздно - отсюда и Гонконг.
Анна смотрела на склон холма. Маленькие фигурки по-прежнему
карабкались к вершине.
- Дети умирают от голода, - сказала она, - ведь наверняка можно
что-нибудь сделать?
- Что? - спросил Джон. - Мы отправляем продукты, но это капля в море.
- И мы спокойно разговариваем, смеемся, шутим на плодородной мирной
земле, - сказала она, - когда творится такой кошмар.
- Что мы можем сделать, дорогая моя, - ответил Дэвид. - И раньше было
достаточно людей, умирающих каждую минуту. Смерть есть смерть - случается
ли это с одним человеком или с сотней тысяч.
- Наверно, ты прав, - задумчиво проговорила Анна.
- Нам еще повезло, - сказал Дэвид. - Вирус мог уничтожить и пшеницу.
- Но тогда результат был бы менее плачевным, - возразил Джон. - Мы
ведь не зависим от пшеницы, как китайцы, да и вообще все азиаты - от риса.
- Ничего утешительного. Наверняка - нормированный хлеб.
- Нормированный хлеб! - воскликнула Анна. - А в Китае миллионы
борются за горстку зерна.
Наступило молчание. В безоблачном небе сияло солнце. Слышалась
звонкая песня дрозда.
- Бедняги, - сказал Дэвид.
- Как-то в поезде я видел одного парня, - заметил Джон. - Так он с
явным удовольствием разглагольствовал, дескать, китаезы получили то, что
заслужили, мол, так им, коммунистам, и надо. Если бы не дети, я бы
поделился с ним своим мнением по этому поводу.
- А разве мы намного лучше? - спросила Анна. - Мы чувствуем сожаление
только сейчас, а в остальное время забываем о них и продолжаем как ни в
чем ни бывало заниматься своими делами.
- Нам ничего другого не остается, - сказал Дэвид. - Тот парень в
поезде - я не думаю, что он постоянно злорадствует. Так же и мы. Не так
плохо, пока мы понимаем, как нам повезло.
- Разве?
Легкий ветерок раннего лета донес слабый крик. Они взглянули на
вершину холма. На фоне неба вырисовывалась человеческая фигурка. Через
несколько минут рядом появилась еще одна.
Джон улыбнулся.
- Мэри первая. Выносливость победила.
- Ты имеешь ввиду возраст, - сказал Дэвид. - Давайте покажем, что мы
видим их.
Они помахали руками, и два крошечных пятнышка замахали им в ответ.
- Мне кажется, Мэри решила стать врачом, - сказала Анна, когда они
продолжили свою прогулку.
- Ну что же, разумная идея, - заметил Дэвид. - Она может выйти замуж
за другого врача и организовать совместную практику.
- В Детройте, да? - усмехнулся Джон.
- Это одно из полезных занятий, по мнению Дэвида, - сказала Анна. -
Так же, как и хорошая кухарка.
Дэвид ткнул тростью в ямку.
- Когда живешь среди простых вещей, - сказал он, - всегда больше
ценишь их. Я разделяю полезные занятия по степени важности на первые,
вторые и третьи. А уж потом можно взяться и за небоскребы.
- Но если у тебя не будет инженеров, способных соорудить достаточно
вместительное приспособление, чтобы втиснуть туда министерство сельского
хозяйства, куда же вы, фермеры, тогда денетесь?
Дэвид не ответил на насмешку. Они дошли до места, где справа от
тропинки начиналась болотистая земля. Дэвид наклонился и выдернул
несколько стебельков - они легко поддались.
- Ядовитые сорняки? - спросила Анна.
Дэвид покачал головой.
- Oryzoides рода Leersia семейства Oryzae.
- Пожалуйста, без своих ботанических заморочек, - сказал Джон. - Это
ничего не значит для меня.
- Очень редкая для Британии трава, - продолжал Дэвид. - Весьма
необычная для здешних мест, изредка ее можно найти в южных графствах -
Хэмпшире, Сари и так далее.
- Похоже, листья гниют, - сказала Анна.
- И корни - тоже, - добавил Дэвид, - Oryzae включает два вида -
Leersia и Oryza.
- Звучит, как имена прогрессивных женщин, - усмехнулся Джон.
- Oryza sativa, - сказал Дэвид, - это рис.
- Рис! - воскликнула Анна. - Тогда...
- Трава риса, - кивнул Дэвид.
Он достал длинное лезвие и срезал травинку, сплошь испещренную
темно-зелеными с коричневой серединкой пятнышками неправильной формы.
Последний дюйм стебелька уже разлагался.
- Вот это и есть вирус Чанг -Ли, - объявил Дэвид.
- Здесь, в Англии? - удивился Джон.
- Да, на нашей славной зеленой земле, - ответил Дэвид. - Я знал, что
он достигнет Leersia, но не ожидал, что так скоро.
Анна зачарованно смотрела на грязную гниющую траву.
- Слава Богу, что у него избирательный вкус, - сказал Дэвид. - Эта
чертова штуковина прошла пол-мира, чтобы прицепиться к маленькому пучку
травы - может, единственному на несколько сотен таких же во всей Англии.
- Да, - произнес Джон. - А ведь пшеница - тоже трава, правда?
- И пшеница, - ответил Дэвид, - и рожь, и овес, и ячмень, не говоря
уже о корме для скота. Так что, все может обернуться гораздо хуже, чем
сейчас у китайцев.
- Для нас, - не выдержала Анна, - ты ведь это имеешь ввиду? А о них
мы опять забыли. И через пять минут найдем какой-нибудь новый предлог,
чтобы вовсе не вспоминать.
Дэвид смял траву в руке и бросил в реку.
- Ничего другого мы сделать не можем, - сказал он.

2
К началу девятичасовых новостей Анна машинально включила Радио. Джон
долго медлил со следующим ходом, хмуря брови поверх карт, и они никак не
могли закончить третью партию. Роджеру и Оливии не хватало всего тридцати
очков, чтобы выиграть роббер. <третья партия в карточных играх, когда
каждая сторона уже выиграла по одной>
- Ну, давай, старина! - нетерпеливо сказал Роджер Бакли. - Как насчет
того, чтобы наконец исхитриться с этой "девяткой"?
Роджер был единственным из старых армейских друзей Джона, с которым
он поддерживал близкие отношения. Анна невзлюбила Роджера с первой минуты
знакомства, да и потом просто терпеливо мирилась с его присутствием. Ей не
нравилось его мальчишество и странные минуты жесточайшей депрессии. Но еще
больше ей не нравилась необычайная твердость его натуры в сочетании с
этими качествами.
Анна была абсолютно уверена, что Роджер знает о ее чувствах, и не
обращает на них никакого внимания - так же, как и на многие другие вещи,
считая их несущественными. Когда-то это еще больше усилило ее неприязнь, а
одно обстоятельство послужило причиной, из-за которой она даже хотела
отлучить Джона от его дружбы с Роджером.
Этим обстоятельством была Оливия. Вскоре после их знакомства Роджер
привел довольно крупную спокойную застенчивую девушку и представил ее
своей невестой. Несмотря на удивление, Анна была уверена, что это
помолвка, как и несколько предыдущих, о которых рассказывал Джон, никогда
не кончится женитьбой. Но она ошиблась. Сначала она думала, что Роджер
бросит Оливию в затруднительном положении. Потом, когда свадьба уже не
вызывала никаких сомнений, она искренне жалела Оливию и хотела защитить
ее, будучи уверенной, что теперь-то Роджер покажет свое истинное лицо. Но
постепенно Анна обнаруживала, что Оливия не нуждается ни в ее жалости, ни
в ее покровительстве, а напротив - очень счастлива в союзе с Роджером. Да
и сама Анна оказалась в большой зависимости от теплого спокойного участия
Оливии. Поэтому, по-прежнему не любя Роджера, она более-менее примирилась
с ним из-за Оливии.
Джон, наконец, пошел маленькой бубнушкой на короля. Оливия спокойно
покрыла "восьмеркой". Джон, поколебавшись, бросил "вальта". С
торжествующим хихиканьем Роджер накрыл все это "дамой".
Из радиоприемника послышался голос с характерным произношением
дикторов "Би-Би-Си":
- Чрезвычайный Комитет Объединенных Наций в своем очередном рапорте
из Китая сообщает, что по самым заниженным оценкам число смертей в Китае
достигает двухсот миллионов...
- А "черви"-то у них слабоваты, - пробормотал Роджер. - Надо
воспользоваться...
- Двести миллионов! Невероятно! - воскликнула Анна.
- Что такое двести миллионов? - сказал Роджер. - Этих китаезов пруд
пруди, через пару поколений наплодят кучу новых.
Анна хотела было что-то возразить на циничные слова Роджера, но
передумала, поглощенная мрачными картинами, которые рисовало ее
воображение.
- В дальнейшем, - продолжал радиокомментатор, - в рапорте говорится о
том, что в экспериментах с изотопом-717 достигнут почти полный контроль
над вирусом Чанг-Ли. Опыление рисовых полей этим изотопом должно стать
немедленной акцией вновь созданного Авиаполка Воздушной Помощи
Объединенных Наций. Предполагается, что запасов изотопа хватит для
незамедлительной защиты всех рисовых полей. Те, что находятся в угрожающем
состоянии, будут обработаны в течение нескольких дней, остальные - в
течение месяца.
- Слава Богу хоть за это, - сказал Джон.
- Когда ты, наконец, закончишь молиться деве Марии, - перебил его
Роджер, - тебя не затруднит покрыть это маленькое сердечко?
- Роджер, - мягко запротестовала Оливия.
- Двести миллионов, - продолжал Джон, - Памятник человеческой гордыне
и упрямству. Если бы над вирусом поработали шестью месяцами раньше, они
были бы теперь живы.
- Кстати, о памятниках человеческой гордыне, - вставил Роджер, - и
пока ты думаешь, как бы вывернуться, и не пойти этим чертовым тузом, как
там твой собственный Тадж-Махал? Ходят слухи о проблемах с рабочей силой?
- А есть хоть что-нибудь, о чем ты не слышал?
Роджер был инспектором по общественным связям в Министерстве
Промышленности. Он жил в мире сплетен и слухов, которые, по мнению Анны,
питали его природную жестокость.
- Ничего существенного, - сказал Роджер. - Как думаешь, поспеете к
сроку?
- Передай своему министру, - ответил Джон, - пусть его коллега не
боится - плюшевый гарнитур для него будет готов без опоздания.
- Вопрос в том, - заметил Роджер, - будет ли коллега готов для
гарнитура.
- Опять сплетни?
- Я бы не назвал это сплетнями. Может, конечно, его шея неуязвима для
топора, интересно было бы взглянуть.
- Роджер, - не удержалась Анна, - ты что, получаешь огромное
удовольствие от вида людских страданий?
Она тут же пожалела о сказанном. Роджер посмотрел на нее изумленным
взглядом. У него было обманчиво мягкое лицо с безвольным подбородком и
большими карими глазами.
- Я - маленький мальчик, я никогда не вырасту, - дурачась, сказал он,
- если бы ты была в моем возрасте, ты бы наверняка хохотала над толстяком,
поскальзывающимся на банановой кожуре. Но тебе жалко смотреть, как они
ломают себе шеи, жалко их несчастных жен и кучу голодных ребятишек. Так
что, уж будь добра, позволь мне играть в свои игрушки.
- Он безнадежен, - сказала Оливия. - Не обращай внимания, Анна!
Она говорила с поразительным спокойствием, словно терпеливая мать с
непослушным ребенком.
- Все вы - взрослые чувствительные люди, - продолжал Роджер,
по-прежнему глядя на Анну, - должны зарубить себе на носу; сейчас сила на
вашей стороне. Вы живете в мире, где все говорит в пользу чувствительных и
цивилизованных людей. Но это очень ненадежно. Возьмите хотя бы древнейшую
цивилизацию Китая и посмотрите, что из этого вышло. Когда начинает урчать
в животе, забываешь о хороших манерах.
- Я все-таки вынужден согласиться, - сказал Джон, - ты просто
атавизм, Роджер!
- Иногда мне кажется, что они со Стивом ровесники, - сказала Оливия.
Стив был девятилетним сыном Бакли. Роджер слишком любил его, чтобы
отпустить в школу. Невысокий для своего возраста, явно недоношенный,
мальчик был подвержен странным приступам внезапной жестокости.
- Но Стив-то повзрослеет, - заметила Анна.
Роджер усмехнулся:
- Тогда он не мой сын.

Когда дети вернулись домой на каникулы, семейства Кастэнсов и Бакли
отправились на уик-энд к морю. Обычно для таких поездок они вскладчину
брали напрокат караван. Одна машина тянула домик на колесах на пути к
морю, другая - на обратном пути. Караван служил домом для четверых
взрослых, дети спали рядом в палатке.
Чудесным субботним утром они лежали на нагретой солнцем гальке. Рядом
тихо плескалось море. Дети ловили крабов вдоль берега. Джон, Анна и Оливия
просто грелись на солнышке, Роджер - более непоседливый по натуре -
сначала помогал детям, потом тоже лег. Он явно казался чем-то
обеспокоенным.
Когда Роджер уже в который раз посмотрел на часы, Джон не выдержал:
- Ну ладно, надо чем-то заняться.
- Интересно, чем? - спросила Анна. - Может, хочешь приготовить обед?
- Лучше спустимся-ка мы с Роджером в деревню, - ответил Джон. - Они
сейчас откроются.
- Они уже полчаса как открылись, - заметил Роджер. - Возьмем твою
машину.
- Ланч в час, - объявила Оливия. - Опоздавшим ничего не достанется.
- Не волнуйся.

Глядя на стоявшие перед ним стаканы, Роджер сказал:
- Так-то лучше. На море меня всегда мучит жажда. Должно быть, из-за
соленого воздуха.
- Ты немного раздражен, Родж, - сказал Джон, отпив из своего стакана.
- Я еще вчера заметил. Тебя что-то беспокоит?
Они сидели в баре. Через открытую дверь виднелась дорожка, посыпанная
гравием, и широкая полоса ровно подстриженной травы рядом с ней. Воздух
был теплым и влажным.
- Раздражен, говоришь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19