Из материнской шкатулки она позаимствовала массивные золотые серьги и такое же ожерелье. Она уселась в тени дуба, словно демонстрируя себя отцу в полном блеске, но ее вид только вызвал новую волну раздражения.
– Какого черта ты так вырядилась? – взорвался он.
– Папа, Адриена с Диной в доме Пита на берегу. – Габриэла сделала паузу. – Ей удалось уговорить Дину разрешить мне приехать и позаботиться о дочери, пока она не окрепнет достаточно, чтобы вернуться в колледж. Кстати, она быстро поправляется, и на следующей неделе сможет продолжить учебу. – Снова пауза перед решительным заявлением. – Поэтому я заказала билет в Париж и собираюсь уезжать. Мне надо срочно приступить к работе.
Сильвио выслушал дочь молча, не перебивая, и только заметил:
– Ты что, вырядилась так ради дочери?
– Не только, – помедлив, сказала Габриэла. – По дороге я собираюсь повидаться с Ником.
– Вот это номер! – Сильвио вперил в нее свой пристальный взгляд. – А он знает, что ты удираешь от нас на следующей неделе?
– Он знает, что я уезжаю, но не знает когда.
– И что он думает по этому поводу? – не выдержал отец.
– Не одобряет…
– Я могу сказать тебе то же самое. – Глаза его сузились, он ушел в себя, как будто в уме прокручивал всю эту историю с начала до конца.
– Почему ты так поступаешь? – спросил он вдруг совсем спокойным тоном.
– Потому что я живу там, а не здесь, и моя работа не может ждать меня до бесконечности.
– А Ник?
– Я не просила его ждать.
– Тогда зачем ты хочешь с ним увидеться?
Она покраснела:
– Чтобы попросить его об этом.
– Не думаю, что он все это охотно проглотит, ни минуты в этом не сомневаюсь. К тому времени, когда ты исправишься и начнешь просить прощения, будет уже поздно.
– Значит, так тому и быть, – обреченно заключила Габриэла.
Ее элегантный наряд и все косметические ухищрения не могли скрыть той душевной боли, от которой она страдала.
– Не вмешивайся в это дело. Дай мне самой во всем разобраться.
Она потянулась к отцу, но он резко, даже грубо оттолкнул ее.
– Сама ты ни с чем не справишься, потому что ты слишком глупа и не можешь понять, что для тебя хорошо и что плохо!
– Благодарю, – сказала она, восприняв оскорбление как возможность, сохранив достоинство, отступить, притворившись обиженной.
– А что будет с Диной? – настаивал отец. – С твоей дочкой?
Габриэла изобразила на лице весьма бодрую улыбку.
– Хотелось бы, чтобы после окончания семестра она приехала ко мне. По многим причинам это великолепная возможность. Она освоит французский, познакомится с другой культурой, и мы обсудим с ней все проблемы без чьего-либо вмешательства. Она сможет провести год за границей.
Сильвио с недоверием взглянул на дочь:
– А если она откажется ехать?
– Тогда пусть приедет только на каникулы.
– А что, если она и на каникулы откажется?
Габриэла уже с трудом сдерживала себя:
– Если она вообще не захочет видеть меня – ты ведь это имеешь в виду, – то мне это будет легче пережить там, чем оставаясь поблизости от нее.
Казалось весь недавний гнев Сильвио улетучился, голос его стал мягким и печальным. Она редко видела его таким.
– Габриэла! Я хочу кое-что сказать тебе, и ты должна это выслушать. Может, так на тебя повлияла смерть Пита и несчастный случай с Диной, но сейчас ты говоришь и ведешь себя как безумная.
– Пожалуйста, замолчи, – взмолилась Габриэла. Она уже была на грани истерики. – Как раз ты действительно доведешь меня до безумия этим разговором.
Но ее отчаянная мольба осталась без ответа.
– Я хочу, чтобы ты знала правду.
Габриэла вскрикнула, оборвав его. Она потеряла контроль над собой, слезы душили ее.
– Прекрати! Ты делаешь мне еще больнее! Я должна уехать к себе домой.
– Твой дом здесь.
– Это больше не мой дом!
– Значит, тебе лучше жить с лягушатниками?
– У меня там работа! – произнесла Габриэла тихо, совсем обессиленная.
– Ты поступишь так, как я тебе скажу, – приказал он, даже зная, что давно потерял право приказывать ей что-нибудь. Это случилось около двух лет назад, когда однажды утром Сильвио проснулся с мыслью, что его единственной дочке скоро сорок, а сам он прожил большую часть жизни и уже близок к смерти. – Все, что я тебе говорю, это ради твоей же пользы. Я хочу, чтобы ты наконец зажила нормальной жизнью. Родители должны что-то оставить детям, а дети – подарить родителям.
Габриэла поняла, на что намекал отец, какое робкое желание теплилось в его душе.
– Папа, – сказала она, – если бы ты только заикнулся, что я тебе нужна здесь ради мамы, я бы осталась.
Чтобы скрыть свои чувства, Сильвио выудил сигару из нагрудного кармана рубашки, повертел в пальцах, отломил кончик.
– Это не ради мамы, а ради тебя самой. Ты должна остановиться в своих метаниях. Ты уже давно не ребенок. Большинству женщин твоего возраста уже ничего не светит в жизни. Пойми это!
– Не берись судить о современных женщинах.
Сильвио достал из другого кармана рубашки зажигалку. Он долго молча изучал ее, словно это был странный, незнакомый ему предмет, на самом деле обдумывал, что ответить дочери.
– Времена и нравы, конечно, меняются, но и мужчины, и женщины такие же, как во времена моей молодости. – Он откинулся на спинку стула и неторопливо раскурил сигару. – Сейчас самая главная проблема – это совсем не Дина.
– Как ты можешь так говорить?
– Потому что она уже испытала то, о чем ты только в книжках читала. А то, чем забил ей голову папаша, принесло ей только вред.
Пепел с сигары падал ему на брюки, но он этого не замечал.
– Из нее не получится ни специалист по космосу и никакой другой ученый, ее не ждет блистательное будущее, которым Пит пудрил ей мозги. По-настоящему помочь Дине можно только одним. Я знаю чем. И ты знаешь. Когда вы начнете строить хижину вместе с сыном Фрэнка Тресса.
– Папа! – закричала Габриэла, скорее смущенная, чем возмущенная. – Еще ничего не решено!
Сильвио махнул ей рукой, чтобы она успокоилась.
– Габриэла, я же не сумасшедший. – Он потрепал ее по щеке. – Так что слушай и помалкивай. Я ничего не скажу о тебе и о нем, потому что знаю, ты была хорошей девочкой, а он хорошим парнем, и ничто не могло вас испортить. Мы уже говорили об этом с Рокко, мы знали, что случилось за эти несколько недель. Я сказал – пусть все так и будет, они хорошие ребята и, поверь мне, они скоро преподнесут нам большой сюрприз. – В первый раз за все это время Сильвио улыбнулся. – Я поклялся в этом Рокко. Он поверил мне и пригласил родичей Фрэнка выпить в одно местечко. Я тоже согласился. И ты знаешь, Габриэла, они начали расспрашивать, как у вас дела, естественно, намекая на будущую свадьбу.
От удивления Габриэла густо покраснела:
– Они-то откуда знают?
– Знают, – просто ответил Сильвио. – Фрипорт – маленький городок. Это ничего не значит, что Ник живет в Сэг-Харборе, он все равно один из наших. Второе поколение, как и ты.
– Тогда я тем более должна уехать отсюда, – угрюмо заметила Габриэла.
– Послушай, дочь, теперь это уже неважно. Своим отъездом ты ничего не поправишь. Раз слух пополз, его не остановишь. Когда доходит до любовных делишек, понимаешь, что время ничего не изменило. Женщины берут над нами верх до той поры, пока… – Он запнулся, покраснел.
– Когда что? – настаивала Габриэла, сама не веря, что они с отцом ведут разговор о том, что в их семье никогда не обсуждалось, – о сексе.
– До тех пор, пока они не ложатся с парнем в кровать. Вот этим ты можешь держать его на крючке, Габриэла. Потому что каждый думает, что он подловил тебя, и как мы тогда с Рокко будем выглядеть?
– Я возьму у него письменное свидетельство.
Сильвио саркастически улыбнулся, продемонстрировав прекрасные зубы.
– Остроумно придумано, Габриэла, но это вряд ли сработает.
– Я не могу в это поверить. Вы сошли с ума, если подумали, что я приехала домой, чтобы завести здесь интрижку. – Габриэла осеклась, сообразив, что произнесла не те слова. Ей хотелось убежать отсюда немедленно, но вместо этого она опустилась на колени перед отцом. – И теперь я должна поддерживать вашу репутацию перед вашими собутыльниками?
– Если ты не собиралась выходить за него замуж, тебе не следовало затевать с ним всякие дела.
– Ты прав, папа. Ты абсолютно прав.
Он понял ее так, что она просит прощения, и великодушно похлопал по плечу.
– Признайся, Габриэла. Ведь ты его любишь?
Она села на стул прямо перед отцом и без колебаний ответила:
– Да!
Он хлопнул себя по лбу:
– Так в чем же дело? Что тосковать, плакать, кричать? К дьяволу все проблемы. Ты любишь его, он любит тебя; ты не замужем, он не женат; он – итальянец, ты – итальянка. Все прекрасно!
– Как просто, папа, – сказала она грустно. – Только это не так. Тут много подводных камней.
– Ну, например?
Она только было открыла рот, чтобы ответить, как Сильвио прервал ее:
– Только не приплетай сюда Дину. У нее теперь своя жизнь.
– Это вовсе не касается Дины, – призналась Габриэла.
Сильвио встал, помахал рукой Рокко, который толкал в их сторону инвалидную коляску с Одри. Потом обратился к дочери:
– Ничего, что они идут сюда, я все-таки назову причину. – Он подошел к ней, взял под руку. – Ты просто боишься еще раз потерпеть неудачу. Как бы это сказать… В тот раз ты оказалась проигравшей стороной, но теперь-то у тебя большое преимущество.
Рокко наклонился и нажал на рычажок тормоза.
– Привет, мамочка, – сказала Габриэла и поцеловала Одри. – Здравствуй, дядя Рокко!
– Красавица, у тебя назначено свидание?
– Скажи ему все, – приказал Сильвио.
– Я собираюсь на побережье. Хочу провести несколько дней с Диной.
– Прекрасно, – кивнул Рокко рассеянно. – А когда ты будешь дома?
– На следующей неделе, если с девочкой все будет в порядке.
– Нет, ты расскажи ему то, о чем мы с тобой говорили.
– Затем я собираюсь вернуться в Париж.
– Скверная идея, – рассудил Рокко. – Париж – не самое лучшее место для тебя.
– Вот! И я тебе это говорю! – воскликнул Сильвио. – И могу объяснить, почему тебе там будет плохо. Потому что там тебе не удастся найти человека, за которого можно выйти замуж. И ты сама знаешь, почему ты его там не встретишь. Потому что ты там чужая. И еще скажу тебе, Габриэла, что меня больше всего беспокоит. Как ты будешь жить там среди этих бомб?
– Каких бомб? – притворилась удивленной Габриэла, хотя новости о террористических актах за последние десять дней – в ресторанах, кафе, кинотеатрах – были у всех на слуху.
– Ребята из «Коза ностра» выглядят шалунами по сравнению с этими ублюдками, – сердито заявил Рокко. – Мафия никогда не убивала невинных людей ради того, чтобы привлечь к себе внимание. Я видел по телевизору, что они натворили. Езжай туда, Габриэла, быстренько пакуй вещи и возвращайся домой. Здесь ты найдешь себе подходящего парня вроде Ника Тресса.
– Золотые слова, – подтвердил Сильвио.
– Потому что, если ты еще промедлишь, какая-нибудь ловкая дамочка окрутит его и начнет ежегодно рожать ему детей. Когда ты узнаешь об этом, тебе станет обидно.
– Теперь ступай, – добавил Сильвио. – Иди в дом и принеси лекарство для Одри.
– Нет, вы идите в дом, а я побуду немного с мамой, а потом привезу ее.
Она поцеловала отца и дядю, и те покорно побрели к дому. Габриэла села возле матери и торопливо, горячо принялась объяснять:
– Я не хотела говорить, о чем мы тут с папой беседовали. Ты и так все знаешь – все одно и то же. Он уговаривает меня вернуться сюда, здесь жить.
Одри в этот ясный день выглядела лучше, чем обычно. В глазах появился смысл, уголки рта чуть подрагивали – впечатление было такое, словно она пыталась улыбнуться. Габриэла некоторое время наблюдала за матерью.
– Ты, конечно, хочешь знать, люблю ли я его, правда? Поверишь ли, но я влюбилась в него с первого взгляда, когда мы только-только встретились на похоронах Пита.
Одри внимательно смотрела на дочь. Какая-то она сегодня не такая – более живая, более присутствующая, что ли. Или Габриэле это только показалось? Она взяла материнскую руку, пристроилась рядом с коляской на траве.
– Я все время думаю, что я совершаю ужасную ошибку. Потому что я все время совершаю их. Мне кажется, что произойдет что-то плохое, если Дина покинет тебя и меня. Поэтому мне лучше уехать. – Она положила голову матери на колени. – Но это не потому, что я такая скверная мать, – прошептала Габриэла и заплакала. Потом вытерла глаза, попыталась улыбнуться. – Я люблю тебя, – мягко добавила она. – Поговоришь с тобой, и на душе становится легче.
Некоторое время они сидели молча, мать и дочь: Габриэла отгоняла насекомых, назойливо кружащихся возле лица Одри. Неожиданно мать слегка пошевелилась в кресле, когда солнце передвинулось из-за кроны дуба и лучи попали ей прямо в глаза. Габриэла откатила коляску в тень.
– Мама, мне надо уходить. Я обещала быть там в пять, а сейчас уже почти два. – Одри повернула голову на ее голос. – Мне еще надо увидеться с Ником. Если он захочет этого.
Не спеша она покатила коляску к дому.
– Время бежит так быстро, – успокаивала она Одри, – ты даже не заметишь, как наступит ноябрь, и в День Благодарения мы все увидимся.
Впервые за все время, когда Габриэла Карлуччи, а потом Габриэла Моллой покидала родной кров, она не была уверена, что время пролетит так скоро и незаметно для нее.
С одной стороны…
Даже издали Ник Тресса, стоящий посреди строительной площадки, выглядел удрученным. Со времени болезни Бони он ни разу не чувствовал такую сердечную тоску. Казалось, он руководит работами, но мысли его витают где-то далеко. Он старался сосредоточиться, вникнуть в дела, появлялся то возле подъемного крана, то улаживал какое-то недоразумение с экскаваторщиком, но его нервное состояние передавалось окружающим, они все ждали, что произойдет какая-то катастрофа. Но все шло нормально, только Ник оставался в мрачном расположении духа. Всю последнюю неделю он пытался найти забвение в работе, даже искал предлоги оставаться в конторе по ночам. С раннего утра, еще до того как бригада появлялась на площадке, долгое время спустя, после того как они покидали стройку, и даже в перерывы на ленч, когда все отправлялись в ближайшее кафе, Ник не уходил с объекта, как будто один вид стройки, проверка поступающих материалов или споры по телефону с субподрядчиками могли спасти его от собственных горьких размышлений.
Когда-то на этом месте, на Мейн-стрит, стояла методистская церковь, потом участок под строительство баптистского религиозного центра был куплен одним предприимчивым застройщиком, который решил воспользоваться изменениями в демографическом составе населения, резко изменившими облик южного побережья Лонг-Айленда. Расчет был на молодые состоятельные пары горожан, которые пока не могли позволить себе иметь собственную квартиру в Нью-Йорке или дом на более шикарном северном побережье острова. В то же время эти потенциальные покупатели не испытывали никакого желания оказаться пионерами в освоении новых земель, тем более платить за это хорошие деньги. Нет, им требовалось все с иголочки, дома с полным набором удобств, развитая инфраструктура…
Когда Ник узнал, что выиграл подряд на строительство новой церкви, он отнесся к этому известию с нескрываемым цинизмом. Знакомство с проектом лишь усилило его скептицизм. «Ладно, если вы так желаете, – решил он, – я отгрохаю вам такое святое местечко, что любому богатому прихожанину не составит труда сделать вид, что вокруг него нет ни нищеты, ни трущоб. Вот так бы надо было поступить и с Габриэлой – перестать замечать ее существование. Нормально спать, есть, встречаться с друзьями за беседой и вообще делать все то, ради чего стоит жить». Пнув ногой камень, подвернувшийся по дороге, который с лязгом ударился о железный фургон, Ник вновь подумал о нелепости ситуации, в которую угодил. Сколько раз они должны были уже порвать друг с другом, сколько раз каждый из них угрожал это сделать. Сколько раз он выдвигал ей ультиматум, а она в ответ твердила, что ей нужно время. И наконец оба они перестали верить собственным обещаниям. Но это было еще прежде, чем она покинула его в тот последний раз, унизив его мужское достоинство и искреннюю любовь к ней, грубо отказавшись допустить Ника в свой внутренний мир. Что ж, может, он это и заслужил. В конце концов, разве он не так же бесцеремонно обращался с женщинами после смерти Бони – оставляя их, обманывая, унижая явной ложью, уходил от решительных объяснений, а в общем, давая им понять, что они ничего для него не значат.
История с Габриэлой была несколько иной. Во всяком случае, он считал, что ведет себя с ней по-другому. Они любили друг друга, и поэтому как мог кто-то из них так просто порвать все, что их связывало, и забыть историю их любви. История! Ник усмехнулся. Он обманывал себя. История, которая продолжалась всего пару недель. Над такой историей можно только посмеяться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
– Какого черта ты так вырядилась? – взорвался он.
– Папа, Адриена с Диной в доме Пита на берегу. – Габриэла сделала паузу. – Ей удалось уговорить Дину разрешить мне приехать и позаботиться о дочери, пока она не окрепнет достаточно, чтобы вернуться в колледж. Кстати, она быстро поправляется, и на следующей неделе сможет продолжить учебу. – Снова пауза перед решительным заявлением. – Поэтому я заказала билет в Париж и собираюсь уезжать. Мне надо срочно приступить к работе.
Сильвио выслушал дочь молча, не перебивая, и только заметил:
– Ты что, вырядилась так ради дочери?
– Не только, – помедлив, сказала Габриэла. – По дороге я собираюсь повидаться с Ником.
– Вот это номер! – Сильвио вперил в нее свой пристальный взгляд. – А он знает, что ты удираешь от нас на следующей неделе?
– Он знает, что я уезжаю, но не знает когда.
– И что он думает по этому поводу? – не выдержал отец.
– Не одобряет…
– Я могу сказать тебе то же самое. – Глаза его сузились, он ушел в себя, как будто в уме прокручивал всю эту историю с начала до конца.
– Почему ты так поступаешь? – спросил он вдруг совсем спокойным тоном.
– Потому что я живу там, а не здесь, и моя работа не может ждать меня до бесконечности.
– А Ник?
– Я не просила его ждать.
– Тогда зачем ты хочешь с ним увидеться?
Она покраснела:
– Чтобы попросить его об этом.
– Не думаю, что он все это охотно проглотит, ни минуты в этом не сомневаюсь. К тому времени, когда ты исправишься и начнешь просить прощения, будет уже поздно.
– Значит, так тому и быть, – обреченно заключила Габриэла.
Ее элегантный наряд и все косметические ухищрения не могли скрыть той душевной боли, от которой она страдала.
– Не вмешивайся в это дело. Дай мне самой во всем разобраться.
Она потянулась к отцу, но он резко, даже грубо оттолкнул ее.
– Сама ты ни с чем не справишься, потому что ты слишком глупа и не можешь понять, что для тебя хорошо и что плохо!
– Благодарю, – сказала она, восприняв оскорбление как возможность, сохранив достоинство, отступить, притворившись обиженной.
– А что будет с Диной? – настаивал отец. – С твоей дочкой?
Габриэла изобразила на лице весьма бодрую улыбку.
– Хотелось бы, чтобы после окончания семестра она приехала ко мне. По многим причинам это великолепная возможность. Она освоит французский, познакомится с другой культурой, и мы обсудим с ней все проблемы без чьего-либо вмешательства. Она сможет провести год за границей.
Сильвио с недоверием взглянул на дочь:
– А если она откажется ехать?
– Тогда пусть приедет только на каникулы.
– А что, если она и на каникулы откажется?
Габриэла уже с трудом сдерживала себя:
– Если она вообще не захочет видеть меня – ты ведь это имеешь в виду, – то мне это будет легче пережить там, чем оставаясь поблизости от нее.
Казалось весь недавний гнев Сильвио улетучился, голос его стал мягким и печальным. Она редко видела его таким.
– Габриэла! Я хочу кое-что сказать тебе, и ты должна это выслушать. Может, так на тебя повлияла смерть Пита и несчастный случай с Диной, но сейчас ты говоришь и ведешь себя как безумная.
– Пожалуйста, замолчи, – взмолилась Габриэла. Она уже была на грани истерики. – Как раз ты действительно доведешь меня до безумия этим разговором.
Но ее отчаянная мольба осталась без ответа.
– Я хочу, чтобы ты знала правду.
Габриэла вскрикнула, оборвав его. Она потеряла контроль над собой, слезы душили ее.
– Прекрати! Ты делаешь мне еще больнее! Я должна уехать к себе домой.
– Твой дом здесь.
– Это больше не мой дом!
– Значит, тебе лучше жить с лягушатниками?
– У меня там работа! – произнесла Габриэла тихо, совсем обессиленная.
– Ты поступишь так, как я тебе скажу, – приказал он, даже зная, что давно потерял право приказывать ей что-нибудь. Это случилось около двух лет назад, когда однажды утром Сильвио проснулся с мыслью, что его единственной дочке скоро сорок, а сам он прожил большую часть жизни и уже близок к смерти. – Все, что я тебе говорю, это ради твоей же пользы. Я хочу, чтобы ты наконец зажила нормальной жизнью. Родители должны что-то оставить детям, а дети – подарить родителям.
Габриэла поняла, на что намекал отец, какое робкое желание теплилось в его душе.
– Папа, – сказала она, – если бы ты только заикнулся, что я тебе нужна здесь ради мамы, я бы осталась.
Чтобы скрыть свои чувства, Сильвио выудил сигару из нагрудного кармана рубашки, повертел в пальцах, отломил кончик.
– Это не ради мамы, а ради тебя самой. Ты должна остановиться в своих метаниях. Ты уже давно не ребенок. Большинству женщин твоего возраста уже ничего не светит в жизни. Пойми это!
– Не берись судить о современных женщинах.
Сильвио достал из другого кармана рубашки зажигалку. Он долго молча изучал ее, словно это был странный, незнакомый ему предмет, на самом деле обдумывал, что ответить дочери.
– Времена и нравы, конечно, меняются, но и мужчины, и женщины такие же, как во времена моей молодости. – Он откинулся на спинку стула и неторопливо раскурил сигару. – Сейчас самая главная проблема – это совсем не Дина.
– Как ты можешь так говорить?
– Потому что она уже испытала то, о чем ты только в книжках читала. А то, чем забил ей голову папаша, принесло ей только вред.
Пепел с сигары падал ему на брюки, но он этого не замечал.
– Из нее не получится ни специалист по космосу и никакой другой ученый, ее не ждет блистательное будущее, которым Пит пудрил ей мозги. По-настоящему помочь Дине можно только одним. Я знаю чем. И ты знаешь. Когда вы начнете строить хижину вместе с сыном Фрэнка Тресса.
– Папа! – закричала Габриэла, скорее смущенная, чем возмущенная. – Еще ничего не решено!
Сильвио махнул ей рукой, чтобы она успокоилась.
– Габриэла, я же не сумасшедший. – Он потрепал ее по щеке. – Так что слушай и помалкивай. Я ничего не скажу о тебе и о нем, потому что знаю, ты была хорошей девочкой, а он хорошим парнем, и ничто не могло вас испортить. Мы уже говорили об этом с Рокко, мы знали, что случилось за эти несколько недель. Я сказал – пусть все так и будет, они хорошие ребята и, поверь мне, они скоро преподнесут нам большой сюрприз. – В первый раз за все это время Сильвио улыбнулся. – Я поклялся в этом Рокко. Он поверил мне и пригласил родичей Фрэнка выпить в одно местечко. Я тоже согласился. И ты знаешь, Габриэла, они начали расспрашивать, как у вас дела, естественно, намекая на будущую свадьбу.
От удивления Габриэла густо покраснела:
– Они-то откуда знают?
– Знают, – просто ответил Сильвио. – Фрипорт – маленький городок. Это ничего не значит, что Ник живет в Сэг-Харборе, он все равно один из наших. Второе поколение, как и ты.
– Тогда я тем более должна уехать отсюда, – угрюмо заметила Габриэла.
– Послушай, дочь, теперь это уже неважно. Своим отъездом ты ничего не поправишь. Раз слух пополз, его не остановишь. Когда доходит до любовных делишек, понимаешь, что время ничего не изменило. Женщины берут над нами верх до той поры, пока… – Он запнулся, покраснел.
– Когда что? – настаивала Габриэла, сама не веря, что они с отцом ведут разговор о том, что в их семье никогда не обсуждалось, – о сексе.
– До тех пор, пока они не ложатся с парнем в кровать. Вот этим ты можешь держать его на крючке, Габриэла. Потому что каждый думает, что он подловил тебя, и как мы тогда с Рокко будем выглядеть?
– Я возьму у него письменное свидетельство.
Сильвио саркастически улыбнулся, продемонстрировав прекрасные зубы.
– Остроумно придумано, Габриэла, но это вряд ли сработает.
– Я не могу в это поверить. Вы сошли с ума, если подумали, что я приехала домой, чтобы завести здесь интрижку. – Габриэла осеклась, сообразив, что произнесла не те слова. Ей хотелось убежать отсюда немедленно, но вместо этого она опустилась на колени перед отцом. – И теперь я должна поддерживать вашу репутацию перед вашими собутыльниками?
– Если ты не собиралась выходить за него замуж, тебе не следовало затевать с ним всякие дела.
– Ты прав, папа. Ты абсолютно прав.
Он понял ее так, что она просит прощения, и великодушно похлопал по плечу.
– Признайся, Габриэла. Ведь ты его любишь?
Она села на стул прямо перед отцом и без колебаний ответила:
– Да!
Он хлопнул себя по лбу:
– Так в чем же дело? Что тосковать, плакать, кричать? К дьяволу все проблемы. Ты любишь его, он любит тебя; ты не замужем, он не женат; он – итальянец, ты – итальянка. Все прекрасно!
– Как просто, папа, – сказала она грустно. – Только это не так. Тут много подводных камней.
– Ну, например?
Она только было открыла рот, чтобы ответить, как Сильвио прервал ее:
– Только не приплетай сюда Дину. У нее теперь своя жизнь.
– Это вовсе не касается Дины, – призналась Габриэла.
Сильвио встал, помахал рукой Рокко, который толкал в их сторону инвалидную коляску с Одри. Потом обратился к дочери:
– Ничего, что они идут сюда, я все-таки назову причину. – Он подошел к ней, взял под руку. – Ты просто боишься еще раз потерпеть неудачу. Как бы это сказать… В тот раз ты оказалась проигравшей стороной, но теперь-то у тебя большое преимущество.
Рокко наклонился и нажал на рычажок тормоза.
– Привет, мамочка, – сказала Габриэла и поцеловала Одри. – Здравствуй, дядя Рокко!
– Красавица, у тебя назначено свидание?
– Скажи ему все, – приказал Сильвио.
– Я собираюсь на побережье. Хочу провести несколько дней с Диной.
– Прекрасно, – кивнул Рокко рассеянно. – А когда ты будешь дома?
– На следующей неделе, если с девочкой все будет в порядке.
– Нет, ты расскажи ему то, о чем мы с тобой говорили.
– Затем я собираюсь вернуться в Париж.
– Скверная идея, – рассудил Рокко. – Париж – не самое лучшее место для тебя.
– Вот! И я тебе это говорю! – воскликнул Сильвио. – И могу объяснить, почему тебе там будет плохо. Потому что там тебе не удастся найти человека, за которого можно выйти замуж. И ты сама знаешь, почему ты его там не встретишь. Потому что ты там чужая. И еще скажу тебе, Габриэла, что меня больше всего беспокоит. Как ты будешь жить там среди этих бомб?
– Каких бомб? – притворилась удивленной Габриэла, хотя новости о террористических актах за последние десять дней – в ресторанах, кафе, кинотеатрах – были у всех на слуху.
– Ребята из «Коза ностра» выглядят шалунами по сравнению с этими ублюдками, – сердито заявил Рокко. – Мафия никогда не убивала невинных людей ради того, чтобы привлечь к себе внимание. Я видел по телевизору, что они натворили. Езжай туда, Габриэла, быстренько пакуй вещи и возвращайся домой. Здесь ты найдешь себе подходящего парня вроде Ника Тресса.
– Золотые слова, – подтвердил Сильвио.
– Потому что, если ты еще промедлишь, какая-нибудь ловкая дамочка окрутит его и начнет ежегодно рожать ему детей. Когда ты узнаешь об этом, тебе станет обидно.
– Теперь ступай, – добавил Сильвио. – Иди в дом и принеси лекарство для Одри.
– Нет, вы идите в дом, а я побуду немного с мамой, а потом привезу ее.
Она поцеловала отца и дядю, и те покорно побрели к дому. Габриэла села возле матери и торопливо, горячо принялась объяснять:
– Я не хотела говорить, о чем мы тут с папой беседовали. Ты и так все знаешь – все одно и то же. Он уговаривает меня вернуться сюда, здесь жить.
Одри в этот ясный день выглядела лучше, чем обычно. В глазах появился смысл, уголки рта чуть подрагивали – впечатление было такое, словно она пыталась улыбнуться. Габриэла некоторое время наблюдала за матерью.
– Ты, конечно, хочешь знать, люблю ли я его, правда? Поверишь ли, но я влюбилась в него с первого взгляда, когда мы только-только встретились на похоронах Пита.
Одри внимательно смотрела на дочь. Какая-то она сегодня не такая – более живая, более присутствующая, что ли. Или Габриэле это только показалось? Она взяла материнскую руку, пристроилась рядом с коляской на траве.
– Я все время думаю, что я совершаю ужасную ошибку. Потому что я все время совершаю их. Мне кажется, что произойдет что-то плохое, если Дина покинет тебя и меня. Поэтому мне лучше уехать. – Она положила голову матери на колени. – Но это не потому, что я такая скверная мать, – прошептала Габриэла и заплакала. Потом вытерла глаза, попыталась улыбнуться. – Я люблю тебя, – мягко добавила она. – Поговоришь с тобой, и на душе становится легче.
Некоторое время они сидели молча, мать и дочь: Габриэла отгоняла насекомых, назойливо кружащихся возле лица Одри. Неожиданно мать слегка пошевелилась в кресле, когда солнце передвинулось из-за кроны дуба и лучи попали ей прямо в глаза. Габриэла откатила коляску в тень.
– Мама, мне надо уходить. Я обещала быть там в пять, а сейчас уже почти два. – Одри повернула голову на ее голос. – Мне еще надо увидеться с Ником. Если он захочет этого.
Не спеша она покатила коляску к дому.
– Время бежит так быстро, – успокаивала она Одри, – ты даже не заметишь, как наступит ноябрь, и в День Благодарения мы все увидимся.
Впервые за все время, когда Габриэла Карлуччи, а потом Габриэла Моллой покидала родной кров, она не была уверена, что время пролетит так скоро и незаметно для нее.
С одной стороны…
Даже издали Ник Тресса, стоящий посреди строительной площадки, выглядел удрученным. Со времени болезни Бони он ни разу не чувствовал такую сердечную тоску. Казалось, он руководит работами, но мысли его витают где-то далеко. Он старался сосредоточиться, вникнуть в дела, появлялся то возле подъемного крана, то улаживал какое-то недоразумение с экскаваторщиком, но его нервное состояние передавалось окружающим, они все ждали, что произойдет какая-то катастрофа. Но все шло нормально, только Ник оставался в мрачном расположении духа. Всю последнюю неделю он пытался найти забвение в работе, даже искал предлоги оставаться в конторе по ночам. С раннего утра, еще до того как бригада появлялась на площадке, долгое время спустя, после того как они покидали стройку, и даже в перерывы на ленч, когда все отправлялись в ближайшее кафе, Ник не уходил с объекта, как будто один вид стройки, проверка поступающих материалов или споры по телефону с субподрядчиками могли спасти его от собственных горьких размышлений.
Когда-то на этом месте, на Мейн-стрит, стояла методистская церковь, потом участок под строительство баптистского религиозного центра был куплен одним предприимчивым застройщиком, который решил воспользоваться изменениями в демографическом составе населения, резко изменившими облик южного побережья Лонг-Айленда. Расчет был на молодые состоятельные пары горожан, которые пока не могли позволить себе иметь собственную квартиру в Нью-Йорке или дом на более шикарном северном побережье острова. В то же время эти потенциальные покупатели не испытывали никакого желания оказаться пионерами в освоении новых земель, тем более платить за это хорошие деньги. Нет, им требовалось все с иголочки, дома с полным набором удобств, развитая инфраструктура…
Когда Ник узнал, что выиграл подряд на строительство новой церкви, он отнесся к этому известию с нескрываемым цинизмом. Знакомство с проектом лишь усилило его скептицизм. «Ладно, если вы так желаете, – решил он, – я отгрохаю вам такое святое местечко, что любому богатому прихожанину не составит труда сделать вид, что вокруг него нет ни нищеты, ни трущоб. Вот так бы надо было поступить и с Габриэлой – перестать замечать ее существование. Нормально спать, есть, встречаться с друзьями за беседой и вообще делать все то, ради чего стоит жить». Пнув ногой камень, подвернувшийся по дороге, который с лязгом ударился о железный фургон, Ник вновь подумал о нелепости ситуации, в которую угодил. Сколько раз они должны были уже порвать друг с другом, сколько раз каждый из них угрожал это сделать. Сколько раз он выдвигал ей ультиматум, а она в ответ твердила, что ей нужно время. И наконец оба они перестали верить собственным обещаниям. Но это было еще прежде, чем она покинула его в тот последний раз, унизив его мужское достоинство и искреннюю любовь к ней, грубо отказавшись допустить Ника в свой внутренний мир. Что ж, может, он это и заслужил. В конце концов, разве он не так же бесцеремонно обращался с женщинами после смерти Бони – оставляя их, обманывая, унижая явной ложью, уходил от решительных объяснений, а в общем, давая им понять, что они ничего для него не значат.
История с Габриэлой была несколько иной. Во всяком случае, он считал, что ведет себя с ней по-другому. Они любили друг друга, и поэтому как мог кто-то из них так просто порвать все, что их связывало, и забыть историю их любви. История! Ник усмехнулся. Он обманывал себя. История, которая продолжалась всего пару недель. Над такой историей можно только посмеяться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28