Не возражаете?
– Как я могу возражать! Это ваша спальня, ваш кабинет.
– Спальня расположена на втором этаже.
– А как же я… Как я буду…
– Мне придется носить вас на руках, вверх и вниз, – сказал он и отвернулся. Не хотелось, чтобы девушка догадалась, какой жар внезапно разлился по его телу. Да и самому себе признаваться, как приятно будет нести ее на руках, прижимая к себе. Бесполезно было убеждать себя, что он испытывает к ней только жалость.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
При первом же взгляде на машину священника Би Джей поняла, что ей придется ко многому привыкать. Видавшая виды колымага была чистой и просторной, однако ее уродовала ржавчина, очень заметная на кузове, на нижней части дверец и на крыльях. Внутри Би Джей увидела опрятную, но потертую обивку и похвалила себя за то, что удержалась от едких замечаний. А Хэмиш сказал:
– Машина досталась мне вместе с должностью. Зато вам понравится, как плавно она идет – словно летишь на облаке.
Действительно, машина шла как по маслу, и тарахтенья мотора совсем не было слышно.
Би Джей не догадалась спросить, где этот самый Колстед, да и какая разница. Это всего-навсего место, где живет и работает Хэмиш Чандлер. Если честно, то на священника он не похож. Правда, не так уж часто она общалась со священнослужителями, живя с отцом, который поклонялся спортивным доблестям и ни в грош не ставил духовность.
Что касается внешности, то Хэмиш просто великолепен, и она никогда не забудет возбуждения, которое почувствовала, лежа у него на руках. Разумеется, незачем ему об этом рассказывать. Еще ни один мужчина не заставил ее ощутить себя такой уязвимой и такой женственной. Скучая, когда он не приходил, она ни за что не хотела себе в этом признаться. Однако жизнь в больнице, в промежутках между его визитами, казалась серой и холодной. Ей не хватало его смеха, его уверенности в себе и той приводящей ее в ярость легкости, с какой он отмахивался от ее обидных слов, будто играл с избалованным ребенком.
До Колстеда было всего лишь полчаса езды по загородному шоссе. За окном тянулись городские окраины, поля пшеницы и наконец, показался утопающий в зелени городишко. Хэмиш повел машину по аллее, ведущей к старому, приземистому фермерскому дому, обнесенному забором. Перед ним был аккуратно подстриженный газон. А позади виднелись сенокосные луга.
За домом Би Джей увидела два сарая: тот, что побольше, видимо, служил гаражом, а другой – домиком для детских игр. Две девчушки выбежали навстречу и, как только отец вышел из машины, бросились к нему.
Хэмиш нагнулся, чтобы обнять сразу обеих, потом разогнулся, держа дочерей под мышками. И в душе у девушки потеплело при виде этого богатыря, нежно прижимающего к себе детей.
Опустив дочек на землю, Хэмиш открыл для нее дверцу машины:
– Вам придется сказать им, как вас зовут. Я так и не спросил.
– Би Джей, – сказала девушка, слегка нахмурившись.
– Нет, назовите ваше настоящее имя.
– Мое имя Бренда Джейн, – сказала она неохотно. – Я его ненавижу.
– Очень красивое имя, – возразил Хэмиш. Положив ладони на головки дочерей, он представил их: – Это Эми, а это Энни, – указав сначала на старшую, темненькую и кудрявую, а потом на младшую, беленькую, с прямыми, как дождь, волосами. – Поздоровайтесь с тетей Брендой, девочки.
С глазами, круглыми от любопытства, вперед выступила Эми:
– Здравствуйте. А папа говорил, что вы на костылях.
Засунув палец в рот, Энни предпочла выглядывать из-за отца, держась за его брюки. А он, широко улыбаясь, всем своим видом воплощал отцовскую гордость.
– Отодвиньтесь-ка, – сказал он детям. – Бренда должна выйти из машины, встать на ноги. А это ей трудно. Вы ведь помните, я вам рассказывал про аварию.
Девочки молча, покорились и снова уставились на Бренду; Эми при этом держалась за карман отцовских брюк, а Энни – за штанину. Би Джей была не в восторге от зрителей, наблюдавших за ее мучительными телодвижениями, однако дети и не думали смеяться. Когда она, наконец, устроилась на краю сиденья, спустив ноги на землю, Эми вышла вперед и протянула ей руку:
– Помочь вам?
Увидев искреннее сочувствие в глазах шоколадного цвета, Бренда улыбнулась:
– Спасибо. – Она подала девочке руку: – Тяни изо всех сил. – Эми тянула до тех пор, пока Бренде не удалось встать на ноги.
– Вот и хорошо, – сказал Хэмиш, беря ее на руки. – Я отнесу вас прямо к миссис Биллингс.
Девочки вприпрыжку побежали вперед, то и дело оборачиваясь. Они отворили ворота, потом дверь черного хода, и наконец, Хэмиш усадил Бренду на стул у обеденного стола, накрытого клеенкой, в старомодной, довольно-таки обшарпанной кухне. Это напомнило девушке, как много лет назад, еще ребенком, она гостила у дальней родственницы, про которую говорили, что она живет «в сельской местности». Из современного оборудования здесь имелся только тостер.
Миссис Биллингс было теперь уже лет шестьдесят. Седовласая, в синтетических брюках и широченной блузе, все равно не способной скрыть ее располневшую талию, она радостно улыбнулась и надолго заключила Бренду в свои объятия.
– Хотите лимонаду? Или кофе? – спросила она.
Мало что изменилось, подумала Бренда. Вот опять передо мной любимая тетя Деборы, ее круглое, сияющее лицо и добрые, улыбающиеся глаза.
– А у нас будут котята, – объявила Эми. – Они у кошки в животике.
– Эми, ты будешь пить лимонад? – спросила Бренда.
– Я не люблю лимонад, он кислый. А вы любите котят?
– Не знаю, у меня никогда их не было.
– У вас не было котят?!
Глаза ребенка стали большими, как блюдца, в них ясно читалось: как же вам не повезло. Это хуже, чем автокатастрофа.
Эми повернулась к сестренке, чтобы разделить с ней ужас от услышанного. Энни покачала головой. Она явно жалела бедную тетю.
Бренда почувствовала, что попала в совсем другой мир. Насколько она знала, нынешние девочки наряжают куклу Барби и танцуют тяжелый рок. А то смотрят телевизор, мажутся материнской косметикой или крадут у родителей мелкие деньги. Для нормальных детей котята – чушь собачья.
– Пожалуй, я выпью лимонада, – сказала она экономке.
– Но он, правда, кислый, – предупредила Эми, скорчив гримаску.
– Ничего, я тоже не сахар, мы хорошо поладим, – сказала Бренда, глядя на священника, вносящего ее чемоданы.
– Ну, вот и ваши пожитки, Бренда.
– Меня зовут Би Джей, черт возьми.
– Не ругайтесь при детях, – тихо предупредил он.
– Извините, но я не Бренда, никто меня так не называл. Просто моя беременная мать смотрела какую-то мыльную оперу, в которой была героиня с таким именем.
– Но Бренда – красивое имя, очень женственное, как и вы сами, – сказал Хэмиш и добавил: – Иногда.
– Господи Боже, дай мне сил, – вздохнула Бренда. И услышала, как он засмеялся:
– Уже взываете к Богу?
Взобравшись на стул, Энни сложила руки крест-накрест на столе, опустила на них белокурую головку и молча, уставилась на гостью. Эми порхала по кухне, без умолку болтая о своей учебе в первом классе, куда она только что поступила, о том, что она ездит туда на автобусе, «как все большие дети», о том, что любит играть в китайские шашки и терпеть не может ананасы, потому что они щиплются. Показала Бренде шатающийся зуб и сообщила, что сегодня ей не нужно переодеваться, потому что у них гостья, и можно остаться в нарядном платье, в котором она ходит в школу.
– А папа собирается спать в кабинете, – объявила девочка, прыгая на одной ножке.
– Ты что, так все время и болтаешь? – спросила Бренда.
– Да, вот так и болтаю. Миссис Би зовет меня трещоткой. А папа говорит, что с тех пор, как я выговорила первое слово, я так и не замолчала. – Она засмеялась, словно зазвонил серебряный колокольчик. – Но это он шутит: я же молчу, когда сплю, и молчу в церкви. Или в школе, когда полагается молчать.
– А почему ты такая разговорчивая? – спросила Би Джей, невольно сравнивая девочку с отцом, в котором тоже поражали открытость и бьющее через край жизнелюбие.
– Мне много о чем нужно вам рассказать, – ответила Эми. – А вы, наверное, не умеете так болтать.
– Пожалуй, умела пару месяцев назад. Может, когда-нибудь снова научусь.
Хэмиш еще раз сходил к машине за вещами, и теперь уже все было на втором этаже, в спальне. Бренда отметила еще в больнице, как разумно он отобрал одежду, ничего не упустив из виду; надо же, знает, что в первую очередь нужно женщине. Сейчас она наблюдала, как он неторопливо двигается по дому, любовалась его широкими плечами и плавными движениями. Наверное, немалому числу женщин вскружил он голову до женитьбы, думала Бренда. А может, у него и сейчас кто-то есть?
Стоп. Не будем предаваться этим мыслям. Бренда попыталась улыбнуться Энни. Но ребенок не ответил, хотя голубые глаза следили за каждым движением девушки словно завороженные. Би Джей подмигнула – тоже не подействовало; состроила гримасу – Энни лишь сощурилась на миг.
Бренда никогда не чувствовала себя такой беззаботной, как худенькая Эми с копной курчавых каштановых волос или белокурая Энни. И никогда не могла себе позволить быть просто девочкой, будущей женщиной, любить красивые платья, надеть когда-нибудь такое розовое в оборочках, какое сейчас на Энни. Ей вечно приходилось бороться за внимание отца, соревнуясь с атлетами, его фаворитами, пытаясь доказать ему, что она ничуть не хуже этих парней и может работать вместе с ним, потому что умна, потому что сама спортсменка и интересуется его делом.
Как ни старалась Бренда, она не вспомнила случая, когда бы могла вспрыгнуть с разбегу на отца, как вот эти девчонки. А если бы попробовала, он отшвырнул бы ее, сочтя это дурацкой причудой. Не могла себе представить, чтобы он положил ей руку на голову, как Хэмиш, таким нежным, ласковым движением. Да носил ли он меня, маленькую, на руках? – думала она.
Жизнь Би Джей изменилась, конечно, когда она стала подростком. Парни стали заглядываться на нее, а она изо всех сил занималась спортом, чтобы отец мог с гордостью демонстрировать ее своим приятелям. И вот что из этого получилось. «Попробуй поцеловать мою дочку, – говорил отец ее ухажерам, – и она забросит тебя в Африку». А когда отец стал рассказывать всем подряд, какая у него дочь «сердцеедка» и «жутко спортивная баба», она окончательно поняла, чем его можно купить.
И вот теперь ей двадцать семь лет и на счету ни одного серьезного романа с мужчиной. Правда, она встречалась время от времени то с одним, то с другим, но всегда держала их на расстоянии.
– Я с таким нетерпением ждала вас, – вдруг сказала миссис Биллингс. – Дебора говорит о вас, не переставая. Мы обе следили за вашей карьерой. Вы самая мужественная женщина из всех, кого мы знаем. Мне так хотелось бы, чтобы племянница походила на вас.
Бренда от удивления не сразу нашлась, что сказать.
– В самом деле? Спасибо, миссис Би. А я всегда восхищалась Деборой: такая хорошая, нормальная девушка.
Она не надеялась, что миссис Би ее поймет, но та с усмешкой взглянула на нее и переменила тему:
– У вас замечательные фотографии. Я рада, что вы кое-что привезли с собой. Пастор как раз развешивает их в спальне.
– Что? Не совсем поняла вас.
– Я говорю о фотографиях, которые он пронес мимо нас несколько минут назад. Я их сразу узнала.
– Где Хэмиш? Мне надо поговорить с ним, – забеспокоилась Бренда. Она не видела, что именно он носит мимо них, знала только, что перетаскивает из машины ее пожитки. Выбранные на его вкус.
Поднявшись с кресла, миссис Би проковыляла к лестнице и позвала:
– Пастор! Би Джей хочет говорить с вами, не знаю о чем. Кажется, о фотографиях.
Через пару минут фигура священника возвышалась над девушкой.
– Что вы там делаете? – воскликнула она, не обращая внимания на его улыбку.
Не отвечая, он схватил ее на руки и понес в другую комнату. Это была столовая с окном, выходящим на застекленную террасу. Посередине красовался древний столовый гарнитур. Хэмиш прошел со своей ношей сквозь арку в правой стене, а затем стал подниматься по лестнице с отполированными до блеска деревянными перилами.
Поднявшись до середины марша, Хэмиш с минуту передохнул, потом понес девушку дальше. У нее уже пропало желание скандалить: слишком приятно было прижиматься к нему, вдыхать запах его лосьона, чувствовать его твердую, мускулистую грудь. Он нес ее легко, осторожно, словно ребенка.
На верхней площадке он свернул налево и вошел в спальню. Двуспальная кровать старинного образца, с пологом на четырех столбиках стояла так, чтобы свет из окон не мешал спать. Священник усадил Бренду на край кровати и подошел к стене, где уже висели две фотографии в блестящих рамках.
– Зачем вы это сделали?
– Думал, вы будете чувствовать себя как дома, видя здесь эти фото. Если бы они вам не нравились, вы не повесили бы их у себя в спальне.
Бренда почувствовала себя разоблаченной, словно он без приглашения вошел в ее внутренний мир.
– Они мне нравились там, где висели! – огрызнулась она и прикусила язык, чтобы не нагрубить ему еще больше.
У Хэмиша в буквальном смысле опустились руки, улыбка исчезла. Выражение лица было таким растерянным, что девушка почувствовала раскаяние.
– Извините, – тихо сказал он. – Я не хотел ни обижать вас, ни расстраивать. – Сняв фото, он осторожно поставил его на пол, прислонив к стене, и протянул руку ко второму: – Я думал, что, проснувшись утром, вы будете чувствовать уют, если перед глазами будет что-то привезенное из дома. – С такой же осторожностью он поставил рядом второе фото, потом взял ткань, в которой Бренда узнала покрывало со своей кровати, и положил рядом с ней.
– Нет! Подождите, – закричала она, не понимая, что с ней происходит, почему она приняла его внимание к ней за что-то обидное.
– Завтра же отвезу их обратно, – сказал он. – Слишком бесцеремонный поступок с моей стороны. Следовало сначала спросить у вас разрешения.
Бренда легла на кровать и прикрыла рукой глаза.
– Оставьте фотографии, – сказала она. – Вы правы: мне будет приятно видеть их здесь.
От волнения голос ее сел. Ее обуревали чувства, в которых не было никакой логики.
Хэмиш наклонился над ней, опершись на руки по обе стороны от ее головы.
– Да нет же, не волнуйтесь, я отвезу их назад. Мне не трудно, я сожалею о своем поступке. – Взгляд его бродил по ее волосам, по губам. – Я хочу, чтобы вам было уютно здесь, Бренда Джейн. Знаю, дом совсем не такой, к какому вы привыкли, в нем нет новых, красивых дорогих вещей. Почти круглый год в комнатах темновато. Боясь, что вам здесь покажется уныло, я не мог придумать ничего лучшего, чем ваши работы, чтобы оживить обстановку. – Он глядел ей прямо в глаза. – Я буду хорошо заботиться о вас, пока вы с нами. – Он сказал это тихо, улыбаясь так, как Бренда (по ее мнению) совсем не заслуживала.
Этот человек проникал в самую глубь ее сердца сквозь сковавший его панцирь, и оно вдруг стало болеть и тосковать о чем-то. Слезы накапливались у нее в глазах, и она в душе проклинала себя и Хэмиша, прижимая к щеке уголок мягкого покрывала.
– Это я должна извиниться, – прошептала Бренда. – Набросилась на вас, не успев подумать. Со мной так бывает. Ради Бога, повесьте фото назад.
Он смотрел на нее скептически, размышляя, можно ли ей верить.
– Пожалуйста, – повторила Бренда. – Пусть они висят там, где я буду их видеть. И… простите меня, Хэмиш. Дом у вас очень уютный. Чистый, удобный. У меня в квартире не бывает такой чистоты.
Хэмиш улыбнулся медленной улыбкой, вглядываясь в ее лицо, и радость колыхнулась у нее в душе.
– Ладно, – сказал он. – Повешу их на место.
Немного погодя миссис Би поднялась в спальню, чтобы помочь девушке раздеться для короткого отдыха перед ужином. Улегшись, Бренда наблюдала, как пожилая женщина развешивает ее вещи в шкафу и раскладывает по ящикам комода.
– Пастор говорит, вы хотите доказать своему врачу, что он ошибается, – сказала экономка, вешая блузу. – Мне искренне хочется, чтобы вы оказались правы. Когда я вспоминаю о том, как вы раньше носились по всему свету, и обо всех ваших великолепных любовниках…
– Они не были любовниками, – поспешно перебила ее Бренда, – и вообще на самом деле все было совсем не так, как выглядело со стороны.
Миссис Би застыла на месте, уставившись на нее.
– Я знаю, что люди думали обо мне, – продолжала Бренда, – но они заблуждались. У меня не было интимных отношений ни с кем. Я же знаю мужчин, им нельзя доверять. Заслужить их любовь слишком трудно. А мне и одной всегда было неплохо.
В ответ экономка только ласково потрепала ее по руке, качая головой. В ее глазах светилось сочувствие. Но, видимо, она не понимала, почему девушка не могла позволить себе близких отношений с мужчиной.
Миссис Би ушла.
Бренда ничуть не жалела, что доверилась ей. Удобно лежа на массивной старинной кровати, она рассматривала знакомые фотографии на противоположной стене. И как это Хэмиш догадался, что они принесут ей чувство покоя и уюта…
Хэмиш.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15