В следующий момент Льюис моргнул, ветер внезапно стих, и парни шлепнулись с высоты тридцати футов.Затем разразился настоящий хаос. Сам виновник суматохи лежал на земле, задыхаясь и таращась на меня. Я тоже потрясенно смотрела на него, не в силах пошевелиться. Прошли, кажется, века, прежде чем я сорвалась с места, рухнула на колени рядом с Льюисом и потрогала его лоб. Он буквально пылал.– Господи, Льюис, ты вызвал ветер, – выпалила я. – У тебя все способности сразу. Все. Ему удалось кивнуть. Скорее всего, в тот момент он не понимал, что это означает. Не осознавал своего нового положения. Представители Ассоциации прибыли через пять минут. Льюиса погрузили в «неотложку» в сопровождении трех Хранителей – самых могущественных в мире. Они яростно ругались и спорили о том, что приключилось.Льюис выглядел напуганным. И оглушенным. Я все думаю: если б тогда я сделала что-нибудь, не дала бы его увезти, может, сейчас все было по-другому.Хотя, скорее всего, нет. * * * Я ехала еще примерно с полчаса, прежде чем решила, что радио окончательно заткнулось со своими таинственными музыкальными ребусами. Посему позволила себе выудить из сумки мобильник и проверила заряд. Два деления… И никакой возможности подзарядиться. У меня не было времени упаковать элементарные гигиенические принадлежности, что уж говорить о телефоне. Я просмотрела номера в памяти – мама, Сара, химчистка, массажный кабинет… Ага! Эстрелла Эстрелла (исп.) – звезда
Альмондовар. Как раз то, что надо.Набрала номер и слушала щелчки и гудки. Бесконечные гудки, прежде чем на том конце раздался сонный голос:– Надеюсь, это действительно важно.– Да вроде, – ответила я, пытаясь запихнуть как можно больше наигранной веселости в свой голос. – При-и-вет, моя резвая горошинка.Она прочистила горло. Я так и видела, как Эстрелла проводит рукой по иссиня-черным волосам, пытаясь прогнать сон.– У меня тут как раз твоя любимая salsa, Salsa (исп.) – соус, подлива.
подружка, – произнесла она. – Святая Мария, а который час?– На Восточном побережье восемь утра.– Так, значит, здесь около шести. Ну да, большая стрелка на шести, точнее не разглядеть. И знаешь почему? Потому что темно. Вам, что, во Флориде не объясняли про часовые пояса? – я услышала, как зашелестели простыни. На этот звук наложился треск помех. – Подозреваю, тебе что-то нужно.– А как же, – вздохнула я. – Хороший секс с роскошным мужчиной, у которого огромный…– …банковский счет, – закончила за меня Эстрелла. – Все по-старому, подружка? Самое смешное, что ты, если захочешь, все это будешь иметь. А мне взамен предлагается выслушивать твои сексуальные фантазии, да еще по телефону – ни свет ни заря.Я снизила скорость и пристроилась в хвост тягачу с трейлером, который тащился по скоростной полосе. С таким авто, как моя Далила, да еще при постоянно дорожающем топливе, стоит поберечь бензин. «Мустанг» содрогнулся, перестраиваясь, но затем попал в «мертвую зону» и заурчал от удовольствия.Где-то на просторах Оклахомы Эстрелла громыхнула чем-то металлическим, уронила телефон и снова подобрала его.– Так, твое время кончается, Джо. Как только будет готова первая чашка кофе, я прерываю разговор, нравится тебе это или нет.– Нас ждут великие дела? Или герои?Она фыркнула:– Chica, Chica (исп.) – девочка.
ты, должно быть, спятила. У меня нет ни великих дел, ни героев. Все как обычно.Она была ближе к истине, чем нам обоим хотелось признавать.– Ну, тогда у меня для тебя хорошие новости: я направляюсь в твою сторону.– Ты шутишь, – встревожилась Эстрелла. – Что случилось?– Ничего. Почему что-то должно случиться? – напрасные уловки. Эстрелла – «Звездочка» для друзей – слишком хорошо меня знала.– Кончай прикидываться, ладно? Чтобы ты покинула нудистские пляжи и горячих красавчиков ради каникул в Оклахоме? – До смерти хочу увидеть тебя!– Да-а? – издевательски протянула она. – И как давно мучаешься?– Ну-у… – я покопалась в памяти. – Может, год…– Скорее, два.– Послушай, но я же поддерживаю связь, – запротестовала я. – Звоню… Шлю рождественские открытки!– Ага, которые приходят в феврале, – тут она меня уела. Один – ноль. Действительно, я не самая преданная подруга. – Так в чем дело, Джо? Тебе негде переночевать?– Как сказать… Ну да, – я слышала, как Эстрелла наливает себе кофе в чашку. – Мне нужно будет перекантоваться пару дней. Может быть, заскочу принять душ, немного передохнуть. Но это не точно, не паникуй… Я ж говорю – «может быть». Ну и, потом, с меня обед. Честно! И в приличном месте, не в какой-нибудь рыбной забегаловке.Звездочка прихлебывала кофе. Мой рот мгновенно наполнился слюной – я отчаянно завидовала подруге.– Ладно, – смилостивилась она, – скажем так: ты, может быть, заедешь; я, может быть, тебя впущу. При одном условии: ты поклянешься, что не притащила на хвосте какой-нибудь напасти. Как в последний раз.– Но я же была не виновата! – слабо пыталась возражать я. – Торнадо относятся к естественным природным явлениям. Не моя вина, что ты живешь в месте, куда они отправляются на каникулы.– Эй, подружка, мы тут живем la vida loca. La vida loca (исп.) – очень специфически.
С какой бы стати тебе тащиться в нашу чертову оклахомскую глухомань?– Оклахома не глухомань. И потом, ведь ты там, – я и сама поморщилась. Это подозрительно напоминало честный ответ моего приятеля Энди, когда я спросила у него, не слишком ли я растолстела за последнее время. Как сейчас помню: ты не толстая – ты мой друг! Что ж, по крайней мере его слова заставили меня сесть на диету. И то хорошо.– Ну, на самом деле ты права. Кое-что происходит. И весьма важное. Мне нужно разыскать одного человека. Срочно.– И этот человек где-то в наших краях?– По последним сведениям, да, – мне очень не хотелось называть имя, но, черт побери, Звездочка права! Она знала всех и вся в этой части земного шара. – М-м… Это Льюис.– Que? Que (исп.) – что.
– взвизгнула Эстрелла. – Знаешь, я вначале пошутила насчет «спятила», но теперь начинаю думать… Слушай, ты не под кайфом? Ты хоть представляешь, какая чертова пропасть людей во всем мире разыскивают Льюиса после его исчезновения?– Да, я знаю. Чуть ли не каждый в верхушке.– И какого дьявола ты собираешься делать, когда найдешь его?Мне нечего было ответить, по крайней мере Звездочке.– Слушай, давай не будем об этом, ладно? Скажем так: просто хочу наверстать кое-что упущенное.– Ладно, как скажешь, – снова металлический звук – наверное, кастрюлька. Звездочка отменная кулинарка. – Ну, так я тебя жду.На том конце возникла пауза, чувствовалось, Эстрелла хочет о чем-то спросить, но не решается. Я тоже помедлила.– Эй, – раздался наконец ее голос. – Тебе что-то говорили? Обо мне?– Кто говорил?– Ладно, забудь.– Нет, серьезно, кто?Снова долгое молчание. Это было на нее не похоже. Звездочка всегда отличалась решительностью.– Я просто иногда боюсь, понимаешь? Вдруг они передумают? Придут, чтоб довести дело до конца.Я вздрогнула, как от боли. Мне стало жалко подругу.– Нет, детка, этого не произойдет. Решение принято. Все согласились, что ты имеешь право на ту малость, что у тебя осталась. С какой стати им передумывать?– С какой стати они, вообще, что-то делают? – ей даже удалось рассмеяться. – Эй, ладно, выброси из головы. У меня просто паранойя, ты же знаешь… Переслушала этих мерзких тоненьких голосов в моей голове. «Я бы тоже стала параноиком на месте Звездочки». Подобная мысль заводила меня слишком далеко. Я не могла себе позволить такую роскошь.Ну, подружка, завидую. Я бы с тобой махнулась.Представь, мне сейчас предстоит разбираться с реальными людьми, которые устроили охоту на меня.– Сучка, – задушевно отозвалась Эстрелла.– Я тоже тебя люблю.Обменявшись еще парочкой подобных комплиментов, мы закончили разговор. Я швырнула трубку на пассажирское сиденье. Итак, Звездочка предоставит мне убежище. Она никогда не выдаст меня врагам. Беда в том, что она сама очень, очень уязвима. Несколько лет назад Звездочка подверглась сильнейшему удару – как физическому, так и эмоциональному – и была вынуждена уйти из Хранителей. Обычно в таких случаях людей подвергают блокировке – своего рода магической лоботомии, чтобы застраховаться от нежелательных последствий. Со Звездочкой тоже собирались поступить подобным образом, но затем почему-то передумали. Позволили сохранить те крохи, что остались. Согласно предварительной договоренности.Тем не менее, Звездочка была абсолютно права. Нет никаких гарантий, что однажды какой-нибудь официальный засранец не появится на ее пороге с тем, чтобы с корнем вырвать остатки ее Силы. И вероятность этого события резко повысится, если обнаружится, что Эстрелла связалась со мной – особой, несущей на себе Метку Демона вдобавок ко всему прочему. О боже. Мне не следовало втягивать ее в это. Но во всем мире существовало совсем немного людей, которым бы я доверила свою коллекцию компакт-дисков, а еще меньше – свою жизнь. Фактически их было всего трое.Льюис, Звездочка и Пол. «Успокойся, все будет в порядке». Если б я нашла Льюиса, если б он выполнил все, что мне надо, и вдобавок, если б все сложилось как надо… Тогда мне не пришлось бы подвергать Эстреллу риску. Если. Если, если, если.Маленькое слово, от которого зависело мое будущее. Мое и Звездочки.
Я была пятнадцатилетним подростком, когда моя мать влюбилась в парня по имени Альбрехт. Как вам такое – Альбрехт?! Теперь я понимаю, что могло быть и хуже, ведь он мог оказаться Катбрехтом или Энгельберхтом. Но в пятнадцать лет это приводило меня в ужас. Этакий Альбрехт Медведь. Альбрехт Медведь – маркграф Бранденбургский, живший в XII в. И проводивший активную захватническую политику в отношении северо-восточных славянских племен, участник крестовых походов.
Большой волосатый парень, чей смех наводил на мысли о ржавой пиле, а представления о моде основывались на принципах Пола Баньяна. Пол Баньян – автор философского романа «Путь паломника».
Помнится, Альбрехту очень хотелось быть поближе к природе. Он и нас агитировал. Даже тогда, еще почти ничего не зная, я противилась этой идее. Но мама свято верила в правоту своего друга. Так что в один прекрасный день мы упаковали туристическое оборудование, вырядились в походные башмаки и фланелевые шорты и отважно отправились в Никуда.Строго говоря, место называлось Йеллоустоунский парк, но, на мой взгляд, разница невелика.Не спорю, там было красиво. Порой дух захватывало от ощущения дикой, необузданной мощи природы – даже у сопливой, вечно недовольной девчонки, которую родители насильно вырвали из привычного окружения, спутав все планы на лето.Но если исключить редкие моменты такого прозрения, то большей частью я просто скучала и страдала из-за отсутствия телека, мальчиков и MTV. Моя тогдашняя жизнь состояла из бесконечных ужасных гейзеров, туманных, но невероятных видов на будущее и всепоглощающей, сокрушительной скуки.Мы шли и шли. И снова шли. У меня был небогатый опыт на сей счет. В первый же день на щиколотках у меня образовались волдыри, но Альбрехт и слышать не хотел ни о каком отдыхе. Он утверждал, что скоро мои ноги закалятся и все будет отлично. Я вынуждена была подчиниться и компенсировала это тем, что всю дорогу дулась и огрызалась. Помню, как я мечтала о том, чтобы упасть и сломать ногу. Мне рисовались спасатели – высокие темноволосые красавчики, – которые явятся и унесут меня отсюда подальше. Как-то даже я пожелала в сердцах, чтоб Альбрехта слопал медведь! Но это было еще до того, как я увидела настоящего, реального медведя. После той встречи я никому бы уже не пожелала подобного.Уж не знаю как, но мы добрались до вершины хребта, который штурмовали в тот день. Пока мама с Альбрехтом восхищались открывавшимся видом, я рассматривала небо.– Собирается дождь, – произнесла я. Небо при этом было ослепительно-голубым, а солнечный диск сверкал подобно золотой монете из затонувшего сокровища. Я присела на обломок скалы и начала снимать башмаки.– Не делай этого, – раздался густой бас Альбрехта, – ноги сразу же распухнут. И знаешь, Джо, думаю ты ошибаешься. Дождем и не пахнет.Я вытянула шею и, прищурившись, поглядела на его мощную фигуру, которая шкафом нависала надо мной. Вообще-то, посидеть в тенечке неплохо. Хуже, когда тень падает от дяди Альбрехта.– Посмотри туда, – сказала я, указывая на тонкие, легкие облака на горизонте. – Перистые облака, идущие с востока.– И что? – для любителя природы и сладкой овсянки по утрам Альбрехт на удивление плохо разбирался в погоде.Я улыбнулась.– Смотри, – я подняла прутик и нарисовала на земле круг. – Планета вращается в эту сторону, верно? С востока на запад.– Поздравляю с открытием.Я проигнорировала подначку и нарисовала стрелку в обратном направлении.– Ветер должен дуть навстречу движению, то есть с запада на восток. Так почему же сейчас он дует с востока?На этот раз он промолчал и хорошо сделал. Я все равно бы его не услышала.– А потому, что там происходит какое-то перемещение, – моя палочка нарисовала спираль примерно там, где, по моим подсчетам, мы находились, – и влияет на направление ветра. Это перемещение означает ураган.Альбрехт с матерью переглянулись. «Опять капризы, ну что ты будешь делать с этой девчонкой», – все это я прочитала в их взглядах… Ну и так далее и так далее. Будто я сама себе не задавала подобные вопросы.К спирали на моем рисунке добавилось еще несколько волнистых линий.– Перистые облака формируются в верхних слоях атмосферы из ледяных кристалликов и являются индикатором атмосферного давления. Таким образом, дождь наверняка будет. И, судя по скорости движения облаков, начнется еще до вечера.В этот момент подул свежий восточный бриз – он разворошил мои волосы и освежил вспотевшее лицо.Я чувствовала, как вдалеке – за лесной чащей, за чертой горизонта, где рождается утро, – растет, накапливается энергия от столкновения теплого и холодного воздуха. Она набухала влагой, втягивала в себя мелкие порывы ветра и образовывала туман. Туман собирался в облака, которые обещали пролиться дождем.Закрыв глаза, я почти ощущала на губах вкус далекого тумана – медь, озон и прохладная, чистая влага. Господи, это было так здорово! У меня мурашки пошли по коже. Я никогда прежде не бывала на природе перед грозой, и ее примитивная дикая мощь меня потрясла.– Бред собачий! – рассмеялся Альбрехт. – Но попытка была неплохая, Джо. Эй, Нэнси, у нас тут подрастает виртуозная «артистка».Но моя мать не смеялась и даже не улыбалась. Она стояла, заправив пальцы за лямки рюкзака, переминаясь с ноги на ногу, и серьезно глядела на меня. Бедная мамочка, она тоже была непривычна к пешим переходам, но не ныла, не жаловалась на голод, жажду и волдыри.– Разве ты у меня «артистка», Джо? – спросила она. Я молчала. Тогда мама обернулась к своему другу: – Думаю, нам лучше возвращаться.– Брось, Нэнси! Неужели ты купилась на этот дешевый трюк? Девчонке пятнадцать лет, а ты переполошилась, будто перед тобой настоящий метеоролог. Посмотри вокруг! Тут погоду можно предсказать на неделю вперед. Небо чистое, как церковные колокола!– На юге высокое давление, – возразила я, зашнуровывая ботинки. – На востоке, за горизонтом собирается стена облаков. И она быстро движется – к вечеру тут будет совсем плохо. Теплый воздух всегда движется быстрее холодного.– Нам надо возвращаться, – повторила мама. – Немедленно.На том и порешили. Альбрехт Медведь ворчал и рычал, но мы приступили к спуску с хребта. Часа в три пополудни небо с востока начало темнеть – будто преждевременно наступала ночь. Скоро эта чернота просочилась и заполнила все небо. Альбрехт прервал свои нотации по поводу моего страха перед природой и ускорил шаг. Мы карабкались по отвесным склонам, вприпрыжку неслись по пологим спускам, медленно ползли мимо осыпающихся краев ущелий. Люди часто толкуют о Матери-природе, мне же она всегда виделась скорее Медеей, Медея – жена Ясона, дочь колхидского царя, колдунья. Чтобы отомстить неверному мужу, она убила его новую избранницу, ее отца, а так же собственных сыновей от Ясона.
готовой (и жаждущей) прирезать собственных детей. Каждый обрыв, который мы преодолевали, напоминал открытый рот. Обломки скал казались мне оскаленными зубами.Я никогда не ощущала особой связи с Землей. Но в тот момент даже я не могла не почувствовать ее мощь и ярость, ее неистовое желание смести, стереть нас в порошок. Наверное, мы были для нее бесцеремонными захватчиками, наглыми хищниками. Такая же злость и неприятие сквозили в приближавшемся урагане. В городе они совсем другие – прирученные, притихшие. Этот же излучал неприкрытую ненависть.Более теплый воздух, застоявшийся в деревьях, шелестел листвой, потрескивал ветвями. Но уже подбирался бриз, принося с собой запах дождя.– Скорее, – выдохнула я, когда мы достигли ровного участка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Альмондовар. Как раз то, что надо.Набрала номер и слушала щелчки и гудки. Бесконечные гудки, прежде чем на том конце раздался сонный голос:– Надеюсь, это действительно важно.– Да вроде, – ответила я, пытаясь запихнуть как можно больше наигранной веселости в свой голос. – При-и-вет, моя резвая горошинка.Она прочистила горло. Я так и видела, как Эстрелла проводит рукой по иссиня-черным волосам, пытаясь прогнать сон.– У меня тут как раз твоя любимая salsa, Salsa (исп.) – соус, подлива.
подружка, – произнесла она. – Святая Мария, а который час?– На Восточном побережье восемь утра.– Так, значит, здесь около шести. Ну да, большая стрелка на шести, точнее не разглядеть. И знаешь почему? Потому что темно. Вам, что, во Флориде не объясняли про часовые пояса? – я услышала, как зашелестели простыни. На этот звук наложился треск помех. – Подозреваю, тебе что-то нужно.– А как же, – вздохнула я. – Хороший секс с роскошным мужчиной, у которого огромный…– …банковский счет, – закончила за меня Эстрелла. – Все по-старому, подружка? Самое смешное, что ты, если захочешь, все это будешь иметь. А мне взамен предлагается выслушивать твои сексуальные фантазии, да еще по телефону – ни свет ни заря.Я снизила скорость и пристроилась в хвост тягачу с трейлером, который тащился по скоростной полосе. С таким авто, как моя Далила, да еще при постоянно дорожающем топливе, стоит поберечь бензин. «Мустанг» содрогнулся, перестраиваясь, но затем попал в «мертвую зону» и заурчал от удовольствия.Где-то на просторах Оклахомы Эстрелла громыхнула чем-то металлическим, уронила телефон и снова подобрала его.– Так, твое время кончается, Джо. Как только будет готова первая чашка кофе, я прерываю разговор, нравится тебе это или нет.– Нас ждут великие дела? Или герои?Она фыркнула:– Chica, Chica (исп.) – девочка.
ты, должно быть, спятила. У меня нет ни великих дел, ни героев. Все как обычно.Она была ближе к истине, чем нам обоим хотелось признавать.– Ну, тогда у меня для тебя хорошие новости: я направляюсь в твою сторону.– Ты шутишь, – встревожилась Эстрелла. – Что случилось?– Ничего. Почему что-то должно случиться? – напрасные уловки. Эстрелла – «Звездочка» для друзей – слишком хорошо меня знала.– Кончай прикидываться, ладно? Чтобы ты покинула нудистские пляжи и горячих красавчиков ради каникул в Оклахоме? – До смерти хочу увидеть тебя!– Да-а? – издевательски протянула она. – И как давно мучаешься?– Ну-у… – я покопалась в памяти. – Может, год…– Скорее, два.– Послушай, но я же поддерживаю связь, – запротестовала я. – Звоню… Шлю рождественские открытки!– Ага, которые приходят в феврале, – тут она меня уела. Один – ноль. Действительно, я не самая преданная подруга. – Так в чем дело, Джо? Тебе негде переночевать?– Как сказать… Ну да, – я слышала, как Эстрелла наливает себе кофе в чашку. – Мне нужно будет перекантоваться пару дней. Может быть, заскочу принять душ, немного передохнуть. Но это не точно, не паникуй… Я ж говорю – «может быть». Ну и, потом, с меня обед. Честно! И в приличном месте, не в какой-нибудь рыбной забегаловке.Звездочка прихлебывала кофе. Мой рот мгновенно наполнился слюной – я отчаянно завидовала подруге.– Ладно, – смилостивилась она, – скажем так: ты, может быть, заедешь; я, может быть, тебя впущу. При одном условии: ты поклянешься, что не притащила на хвосте какой-нибудь напасти. Как в последний раз.– Но я же была не виновата! – слабо пыталась возражать я. – Торнадо относятся к естественным природным явлениям. Не моя вина, что ты живешь в месте, куда они отправляются на каникулы.– Эй, подружка, мы тут живем la vida loca. La vida loca (исп.) – очень специфически.
С какой бы стати тебе тащиться в нашу чертову оклахомскую глухомань?– Оклахома не глухомань. И потом, ведь ты там, – я и сама поморщилась. Это подозрительно напоминало честный ответ моего приятеля Энди, когда я спросила у него, не слишком ли я растолстела за последнее время. Как сейчас помню: ты не толстая – ты мой друг! Что ж, по крайней мере его слова заставили меня сесть на диету. И то хорошо.– Ну, на самом деле ты права. Кое-что происходит. И весьма важное. Мне нужно разыскать одного человека. Срочно.– И этот человек где-то в наших краях?– По последним сведениям, да, – мне очень не хотелось называть имя, но, черт побери, Звездочка права! Она знала всех и вся в этой части земного шара. – М-м… Это Льюис.– Que? Que (исп.) – что.
– взвизгнула Эстрелла. – Знаешь, я вначале пошутила насчет «спятила», но теперь начинаю думать… Слушай, ты не под кайфом? Ты хоть представляешь, какая чертова пропасть людей во всем мире разыскивают Льюиса после его исчезновения?– Да, я знаю. Чуть ли не каждый в верхушке.– И какого дьявола ты собираешься делать, когда найдешь его?Мне нечего было ответить, по крайней мере Звездочке.– Слушай, давай не будем об этом, ладно? Скажем так: просто хочу наверстать кое-что упущенное.– Ладно, как скажешь, – снова металлический звук – наверное, кастрюлька. Звездочка отменная кулинарка. – Ну, так я тебя жду.На том конце возникла пауза, чувствовалось, Эстрелла хочет о чем-то спросить, но не решается. Я тоже помедлила.– Эй, – раздался наконец ее голос. – Тебе что-то говорили? Обо мне?– Кто говорил?– Ладно, забудь.– Нет, серьезно, кто?Снова долгое молчание. Это было на нее не похоже. Звездочка всегда отличалась решительностью.– Я просто иногда боюсь, понимаешь? Вдруг они передумают? Придут, чтоб довести дело до конца.Я вздрогнула, как от боли. Мне стало жалко подругу.– Нет, детка, этого не произойдет. Решение принято. Все согласились, что ты имеешь право на ту малость, что у тебя осталась. С какой стати им передумывать?– С какой стати они, вообще, что-то делают? – ей даже удалось рассмеяться. – Эй, ладно, выброси из головы. У меня просто паранойя, ты же знаешь… Переслушала этих мерзких тоненьких голосов в моей голове. «Я бы тоже стала параноиком на месте Звездочки». Подобная мысль заводила меня слишком далеко. Я не могла себе позволить такую роскошь.Ну, подружка, завидую. Я бы с тобой махнулась.Представь, мне сейчас предстоит разбираться с реальными людьми, которые устроили охоту на меня.– Сучка, – задушевно отозвалась Эстрелла.– Я тоже тебя люблю.Обменявшись еще парочкой подобных комплиментов, мы закончили разговор. Я швырнула трубку на пассажирское сиденье. Итак, Звездочка предоставит мне убежище. Она никогда не выдаст меня врагам. Беда в том, что она сама очень, очень уязвима. Несколько лет назад Звездочка подверглась сильнейшему удару – как физическому, так и эмоциональному – и была вынуждена уйти из Хранителей. Обычно в таких случаях людей подвергают блокировке – своего рода магической лоботомии, чтобы застраховаться от нежелательных последствий. Со Звездочкой тоже собирались поступить подобным образом, но затем почему-то передумали. Позволили сохранить те крохи, что остались. Согласно предварительной договоренности.Тем не менее, Звездочка была абсолютно права. Нет никаких гарантий, что однажды какой-нибудь официальный засранец не появится на ее пороге с тем, чтобы с корнем вырвать остатки ее Силы. И вероятность этого события резко повысится, если обнаружится, что Эстрелла связалась со мной – особой, несущей на себе Метку Демона вдобавок ко всему прочему. О боже. Мне не следовало втягивать ее в это. Но во всем мире существовало совсем немного людей, которым бы я доверила свою коллекцию компакт-дисков, а еще меньше – свою жизнь. Фактически их было всего трое.Льюис, Звездочка и Пол. «Успокойся, все будет в порядке». Если б я нашла Льюиса, если б он выполнил все, что мне надо, и вдобавок, если б все сложилось как надо… Тогда мне не пришлось бы подвергать Эстреллу риску. Если. Если, если, если.Маленькое слово, от которого зависело мое будущее. Мое и Звездочки.
Я была пятнадцатилетним подростком, когда моя мать влюбилась в парня по имени Альбрехт. Как вам такое – Альбрехт?! Теперь я понимаю, что могло быть и хуже, ведь он мог оказаться Катбрехтом или Энгельберхтом. Но в пятнадцать лет это приводило меня в ужас. Этакий Альбрехт Медведь. Альбрехт Медведь – маркграф Бранденбургский, живший в XII в. И проводивший активную захватническую политику в отношении северо-восточных славянских племен, участник крестовых походов.
Большой волосатый парень, чей смех наводил на мысли о ржавой пиле, а представления о моде основывались на принципах Пола Баньяна. Пол Баньян – автор философского романа «Путь паломника».
Помнится, Альбрехту очень хотелось быть поближе к природе. Он и нас агитировал. Даже тогда, еще почти ничего не зная, я противилась этой идее. Но мама свято верила в правоту своего друга. Так что в один прекрасный день мы упаковали туристическое оборудование, вырядились в походные башмаки и фланелевые шорты и отважно отправились в Никуда.Строго говоря, место называлось Йеллоустоунский парк, но, на мой взгляд, разница невелика.Не спорю, там было красиво. Порой дух захватывало от ощущения дикой, необузданной мощи природы – даже у сопливой, вечно недовольной девчонки, которую родители насильно вырвали из привычного окружения, спутав все планы на лето.Но если исключить редкие моменты такого прозрения, то большей частью я просто скучала и страдала из-за отсутствия телека, мальчиков и MTV. Моя тогдашняя жизнь состояла из бесконечных ужасных гейзеров, туманных, но невероятных видов на будущее и всепоглощающей, сокрушительной скуки.Мы шли и шли. И снова шли. У меня был небогатый опыт на сей счет. В первый же день на щиколотках у меня образовались волдыри, но Альбрехт и слышать не хотел ни о каком отдыхе. Он утверждал, что скоро мои ноги закалятся и все будет отлично. Я вынуждена была подчиниться и компенсировала это тем, что всю дорогу дулась и огрызалась. Помню, как я мечтала о том, чтобы упасть и сломать ногу. Мне рисовались спасатели – высокие темноволосые красавчики, – которые явятся и унесут меня отсюда подальше. Как-то даже я пожелала в сердцах, чтоб Альбрехта слопал медведь! Но это было еще до того, как я увидела настоящего, реального медведя. После той встречи я никому бы уже не пожелала подобного.Уж не знаю как, но мы добрались до вершины хребта, который штурмовали в тот день. Пока мама с Альбрехтом восхищались открывавшимся видом, я рассматривала небо.– Собирается дождь, – произнесла я. Небо при этом было ослепительно-голубым, а солнечный диск сверкал подобно золотой монете из затонувшего сокровища. Я присела на обломок скалы и начала снимать башмаки.– Не делай этого, – раздался густой бас Альбрехта, – ноги сразу же распухнут. И знаешь, Джо, думаю ты ошибаешься. Дождем и не пахнет.Я вытянула шею и, прищурившись, поглядела на его мощную фигуру, которая шкафом нависала надо мной. Вообще-то, посидеть в тенечке неплохо. Хуже, когда тень падает от дяди Альбрехта.– Посмотри туда, – сказала я, указывая на тонкие, легкие облака на горизонте. – Перистые облака, идущие с востока.– И что? – для любителя природы и сладкой овсянки по утрам Альбрехт на удивление плохо разбирался в погоде.Я улыбнулась.– Смотри, – я подняла прутик и нарисовала на земле круг. – Планета вращается в эту сторону, верно? С востока на запад.– Поздравляю с открытием.Я проигнорировала подначку и нарисовала стрелку в обратном направлении.– Ветер должен дуть навстречу движению, то есть с запада на восток. Так почему же сейчас он дует с востока?На этот раз он промолчал и хорошо сделал. Я все равно бы его не услышала.– А потому, что там происходит какое-то перемещение, – моя палочка нарисовала спираль примерно там, где, по моим подсчетам, мы находились, – и влияет на направление ветра. Это перемещение означает ураган.Альбрехт с матерью переглянулись. «Опять капризы, ну что ты будешь делать с этой девчонкой», – все это я прочитала в их взглядах… Ну и так далее и так далее. Будто я сама себе не задавала подобные вопросы.К спирали на моем рисунке добавилось еще несколько волнистых линий.– Перистые облака формируются в верхних слоях атмосферы из ледяных кристалликов и являются индикатором атмосферного давления. Таким образом, дождь наверняка будет. И, судя по скорости движения облаков, начнется еще до вечера.В этот момент подул свежий восточный бриз – он разворошил мои волосы и освежил вспотевшее лицо.Я чувствовала, как вдалеке – за лесной чащей, за чертой горизонта, где рождается утро, – растет, накапливается энергия от столкновения теплого и холодного воздуха. Она набухала влагой, втягивала в себя мелкие порывы ветра и образовывала туман. Туман собирался в облака, которые обещали пролиться дождем.Закрыв глаза, я почти ощущала на губах вкус далекого тумана – медь, озон и прохладная, чистая влага. Господи, это было так здорово! У меня мурашки пошли по коже. Я никогда прежде не бывала на природе перед грозой, и ее примитивная дикая мощь меня потрясла.– Бред собачий! – рассмеялся Альбрехт. – Но попытка была неплохая, Джо. Эй, Нэнси, у нас тут подрастает виртуозная «артистка».Но моя мать не смеялась и даже не улыбалась. Она стояла, заправив пальцы за лямки рюкзака, переминаясь с ноги на ногу, и серьезно глядела на меня. Бедная мамочка, она тоже была непривычна к пешим переходам, но не ныла, не жаловалась на голод, жажду и волдыри.– Разве ты у меня «артистка», Джо? – спросила она. Я молчала. Тогда мама обернулась к своему другу: – Думаю, нам лучше возвращаться.– Брось, Нэнси! Неужели ты купилась на этот дешевый трюк? Девчонке пятнадцать лет, а ты переполошилась, будто перед тобой настоящий метеоролог. Посмотри вокруг! Тут погоду можно предсказать на неделю вперед. Небо чистое, как церковные колокола!– На юге высокое давление, – возразила я, зашнуровывая ботинки. – На востоке, за горизонтом собирается стена облаков. И она быстро движется – к вечеру тут будет совсем плохо. Теплый воздух всегда движется быстрее холодного.– Нам надо возвращаться, – повторила мама. – Немедленно.На том и порешили. Альбрехт Медведь ворчал и рычал, но мы приступили к спуску с хребта. Часа в три пополудни небо с востока начало темнеть – будто преждевременно наступала ночь. Скоро эта чернота просочилась и заполнила все небо. Альбрехт прервал свои нотации по поводу моего страха перед природой и ускорил шаг. Мы карабкались по отвесным склонам, вприпрыжку неслись по пологим спускам, медленно ползли мимо осыпающихся краев ущелий. Люди часто толкуют о Матери-природе, мне же она всегда виделась скорее Медеей, Медея – жена Ясона, дочь колхидского царя, колдунья. Чтобы отомстить неверному мужу, она убила его новую избранницу, ее отца, а так же собственных сыновей от Ясона.
готовой (и жаждущей) прирезать собственных детей. Каждый обрыв, который мы преодолевали, напоминал открытый рот. Обломки скал казались мне оскаленными зубами.Я никогда не ощущала особой связи с Землей. Но в тот момент даже я не могла не почувствовать ее мощь и ярость, ее неистовое желание смести, стереть нас в порошок. Наверное, мы были для нее бесцеремонными захватчиками, наглыми хищниками. Такая же злость и неприятие сквозили в приближавшемся урагане. В городе они совсем другие – прирученные, притихшие. Этот же излучал неприкрытую ненависть.Более теплый воздух, застоявшийся в деревьях, шелестел листвой, потрескивал ветвями. Но уже подбирался бриз, принося с собой запах дождя.– Скорее, – выдохнула я, когда мы достигли ровного участка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34