Уже через несколько дней в Антверпене старое оружие вермахта было принято на борт для отправки в "кофейную" колонию Португалии и продажи там по непомерно высоким ценам... "
В общем и целом статья в "Шпигеле" достаточно ясно показала, в каком бизнесе принимал участие молчаливый свидетель Зайденшнур. Он не мог не знать, каким путем доктор Праун приобрел миллионное состояние и сказочный замок на испанском побережье. Доктор тоже занимался продажей оружия! Этот факт был известен председателю суда и прокурору, и они постарались (кстати, не без успеха) скрыть от общественности эту сторону жизни Прауна. Видимо, здесь затрагивались интересы кого-то из представителей правящих кругов.
Те, кто знал подоплеку происходящих событий, понимали также, почему убийство доктора Прауна нужно было непременно представить как самоубийство. И служащие полицейского участка в Фюрстенфельдбруке постарались в пасхальный вторник I960 года замести следы преступления, иначе полиции пришлось бы заняться коллегами доктора по бизнесу и искать убийцу среди них.
Один из таких следов был обнаружен сразу же на месте преступления. В кармане брюк убитого находился пистолет, который доктор Праун всегда носил с собой из-за постоянного страха за свою жизнь. Экспертиза установила, что речь идет об оружии типа "Baby Buster", изготовленном по спецзаказу на оружейной фабрике "Вальтер" в Ульме; в оружейные магазины оно не поступало. Запрос, посланный на фабрику в Ульм, сразу бы объяснил, откуда у Прауна столь редкий пистолет с богатой, отделанной слоновой костью рукояткой: сто пятьдесят таких пистолетов было изготовлено по заказу короля международных торговцев оружием, президента "Interarmco" Каммингса, который затем разослал их своим партнерам по бизнесу в качестве рекламных подарков. Обер-мейстер Родатус благоразумно отказался от мысли послать запрос, чтобы не пришлось потом заносить в протокол, что доктор Праун имел тесные деловые контакты с американским спекулянтом оружием...
В I960 году компания "Interarmco" образовала немецкий филиал в Мюнхене. Его руководителем и стал господин Зайденшнур, которого впоследствии защита пригласила на процесс Брюне с тем, чтобы он рассказал о своих деловых отношениях с убитым доктором Прауном... Как представитель могущественного концерна, он должен был, по словам журнала "Шпигель", "парализовать деятельность в Западной Германии мелких торговцев, паразитирующих на поставках оружия".
Одним из таких "мелких паразитов" был мюнхенский врач доктор Праун. Он уже заработал на своем бизнесе миллионы. И мог еще заработать: оружие требовалось везде - в Анголе, Алжире, Конго, Южной Африке... Казалось, для спекулянтов оружием наступили золотые времена. И в этот момент доктора Прауна вывели из игры. Нетрудно догадаться, что он отказался отдать международному синдикату грабительский процент со своей прибыли. Поэтому по приказу Каммингса он должен был исчезнуть...
Однако оставался еще один свидетель, который - если бы его удалось под присягой заставить давать показания - мог бы пролить свет на всю эту историю: обер-мейстер Родатус. Хотя он и предпринял попытку представить убийство как самоубийство, это было сделано настолько по-дилетантски, что у непредвзятого наблюдателя напрашивался только один вывод: Родатус прекрасно знал, что делал. И хотя председатель суда в начале процесса с возмущением сказал, что полиция, мол, не удосужилась провести даже самых необходимых следственных мероприятий, это был всего лишь тактический маневр, чтобы избежать упреков со стороны населения. Доктор Зайберт, бесспорно, знал, почему обычно надежный специалист по убийствам Родатус так безнадежно схалтурил в данном случае.
Тем не менее адвокат Мозер потребовал провести допрос обер-мейстера Родатуса в качестве свидетеля защиты. Однако публика напрасно в предвкушении новой сенсации ждала его появления в зале суда.
Председатель суда со своего места объявил:
- Свидетель Родатус не в состоянии дать показания. Он лежит в больнице с нервным истощением.
Когда же доктор Мозер стал настаивать на том, чтобы провести допрос в больнице, Зайберт раздраженно ответил:
- Но для чего вам это?! Это все равно ничего не даст. Родатус страдает от душевной травмы и находится в подавленном состоянии. Есть угроза его психическому здоровью, и, в конце концов, его семья против, поскольку не исключена опасность самоубийства.
Объяснять, почему допрос угрожает психическому здоровью сотрудника уголовной полиции, доктор Зайберт не стал.
Упорный адвокат Мозер не сдавался и захотел узнать, в какой больнице находится Родатус. Он потребовал официального медицинского подтверждения нервного истощения обер-мейстера.
На этот раз доктору Зайберту пришлось сделать сенсационное признание: Родатус под чужой фамилией лежит в одной из престижных частных клиник под Мюнхеном и с помощью медикаментов погружен на две недели в лечебный сон. Есть опасение, что после пробуждения он многое забудет, в том числе и события, связанные с убийством.
Если бы подобное объяснение не прозвучало в суде, а затем на страницах многих газет, то во все это трудно было бы поверить. Поскольку оба защитника продолжали настаивать на допросе Родатуса и даже потребовали отложить процесс, обер-мейстер на следующий день был разбужен для ответов на вопросы адвокатов. При этом присутствовали только секретарь суда, прокурор, лечащий врач и оба защитника.
Однако странное лечение сном истощенной нервной системы свидетеля уже оказало свое воздействие. Родатус помнил только то, что и без того стояло в протоколе. Лишь в одном он отклонился: стал оспаривать, что на месте преступления находилось оставленное преступником "голубое письмо". Это означало, что одна из немногих улик, на которых прокуратура строила свое обвинение, теряла доказательную силу.
Но у прокурора Руета объяснение было под рукой:
Родатус наделал в своей работе столько ошибок, что вполне можно допустить еще одну - он просто не заметил письма.
Так же бесцеремонно обошелся бравый прокурор Рует в своей обвинительной речи со всеми другими противоречиями, всплывшими в ходе судебного расследования. Пресловутое "голубое письмо", сказочный замок в Испании, отсутствие алиби у обвиняемых и особенно мнимые признания, полученные при помощи Сильвии Косси и полицейского шпика Шрамма, - все это, по его мнению, неопровержимо доказывало вину подозреваемых. Отказ Сильвии Косси от своих показаний вовсе не смутил его, так же как и общеизвестная лживость Шрамма. Он потребовал для обоих обвиняемых пожизненного заключения.
Адвокаты, естественно, настаивали на оправдательном приговоре. Шаткое здание обвинения предоставляло им хорошую возможность для критики аргументации прокурора. Как доктор Мозер, так и доктор Пэлька указали на таинственную двойную жизнь убитого, на его опасный бизнес, связанный со спекуляцией оружием. Однако они делали это настолько осторожно, что казалось, будто сами боятся слишком прямо указывать на истинные причины преступления, чтобы не разделить судьбу доктора Прауна.
Доктор Мозер ограничился напоминанием о том, что Праун постоянно боялся за свою жизнь, и виновата в этом была не фрау Брюне, а совсем другие силы, о которых, к сожалению, на этом процессе ничего не было сказано.
Доктор Пэлька сказал:
- Можно не сомневаться, что свое миллионное состояние убитый заработал отнюдь не врачебной практикой. К сожалению, за пять недель слушания дела об источниках его богатства не было сказано ни слова. Я убежден, что он играл видную роль в международной торговле оружием, а мы все знаем, с какими опасностями связан этот род деятельности. Мне нет нужды напоминать вам о многочисленных покушениях на торговцев оружием, которые происходят у нас в последние годы прямо под носом у полиции... Доктор Праун постоянно имел при себе несколько пистолетов, так как опасался за свою жизнь. Неужели вы всерьез думаете, что он боялся обвиняемых и хотел от них защититься? Если бы он боялся Веры Брюне, то вряд ли завещал бы ей замок в Испании.
Но похоже было, что все усилия адвокатов не поколебали табу вокруг политической подоплеки двойного убийства.
4 июня 1962 года председатель суда доктор Зайберт провозгласил:
- Оба обвиняемых приговариваются к пожизненному заключению за двойное убийство.
С обоснованием приговора доктор Зайберт себя особенно не утруждал. Коротко и ясно он заявил:
- Доказательный материал по делу настолько обширен, что при чтении приговора изложить его не представляется возможным.
На другой день одна из гамбургских газет написала:
"Это самое необычное обоснование приговора за всю историю немецкой криминалистики".
Подробное обоснование обвинительного приговора доктор Зайберт отложил до письменного оформления всех документов процесса, и оно последовало лишь через несколько недель фактически при закрытых дверях, поскольку его получили только непосредственно пострадавшие - приговоренные к пожизненному заключению Вера Брюне и Йохан Фербах.
Зловещая концовка: западноберлинская кинокомпания, которая собиралась снять фильм о жизни Веры Брюне, пригласила на главные роли Лану Тёрнер и ее дочь Чэрил Крэйн - они в свое время тоже были замешаны в скандальной истории с убийством.
БОСТОНСКИЙ ДУШИТЕЛЬ
Первое убийство произошло в четверг, 14 июня 1962 года, когда американский астронавт No 1, встреченный многотысячными толпами ликующих бостонцев, прибыл в родной город, чтобы принять участие в торжественном приеме в аэроклубе "Новая Англия". Среди восторженно кричащих людей, стоявших в центре города вдоль Вэк-бей, была и 55-летняя Анна Слизерс, текстильщица с фабрики обивочной ткани. Из-за экономического спада дела на фабрике шли неважно; Анна работала три дня в неделю, и в этот четверг у нее был выходной. Поприветствовав астронавта, она сделала кое-какие покупки и около шести часов вечера вернулась домой, на Гэйнзбороу-стрит, 77. Она жила здесь одна с тех пор, как 25-летний сын Джурис ушел от нее из-за постоянных ссор.
Вечером Джурис собирался зайти к ней, чтобы в очередной раз обсудить вопросы, касающиеся раздела совместно нажитого имущества. Все дальнейшие события этого вечера известны только из показаний сына - других свидетелей случившегося не было.
За несколько минут до семи часов Джурис Слизерс припарковал свою подержанную и еще не оплаченную полностью автомашину перед домом матери, поднялся по лестнице и постучал в дверь ее квартиры. Когда ему никто не открыл, он, наклонившись к замочной скважине, прислушался, но не услышал ничего, что говорило бы о присутствии матери. Раздраженный тем, что ее нет в условленное время, он вернулся на улицу, сел в свой автомобиль и стал наблюдать за входом в дом. При этом он с удивлением обнаружил, что фасад здания покрыт строительными лесами. Он ждал почти час и за это время выкурил четырнадцать сигарет - окурки потом нашла полиция перед дверцей автомобиля. Несмотря на то что мать так и не появилась, без четверти восемь он еще раз поднялся к квартире и снова постучал. Не получив ответа, Джурис отошел на несколько шагов и с разбегу всем телом навалился на дверную филёнку. Дверь резко распахнулась, и Слизерс буквально влетел в квартиру, опрокинув стул, который почему-то стоял в прихожей. Сначала он мать не нашел, но зато увидел, что в гостиной, так же как и в спальне, все шкафы и комоды стоят раскрытыми, а их содержимое в беспорядке валяется на полу. Это заставило его предположить, что в отсутствие матери в квартиру, возможно по строительным лесам, проник взломщик и в поисках ценных вещей все перерыл. В кухне он обнаружил свою мать: она лежала на пороге в ванную комнату в спальном халате. Пояс от халата был завязан у нее на шее. Наклонившись, он сразу понял, что она мертва.
По телефону, который стоял в гостиной, Слизерс сообщил о случившемся в полицию. Дежурному, принимавшему у него сообщение, он сказал: "Моя мать покончила жизнь самоубийством, повесившись на дверной ручке в ванной комнате". То же самое услышали от него и полицейские, которые через пять минут приехали на патрульной машине. Он даже объяснил им мотивы самоубийства: "Мы уже давно жили с ней в ссоре, поэтому три недели назад я переехал. Сегодня я хотел договориться, чтобы она отдала мне мебель, за которую я платил. Должно быть, это ее так разволновало, что она покончила с жизнью. Мне кажется, она специально это сделала, чтобы доказать, будто я виноват во всех ее несчастьях!"
В полуторамиллионном Бостоне ежедневно происходили десятки самоубийств, особенно теперь, когда росла безработица. Поэтому у полицейских не было никаких оснований не доверять словам Джуриса Слизерса. Когда же старший патруля Бенсон с сомнением заметил: "Если она повесилась па ручке, то почему лежит на полу? Вы что, ее сняли?" - Джурис дал вполне правдоподобное объяснение: "Видно, под тяжестью тела пояс не выдержал и соскользнул с ручки. Во всяком случае, я ее нашел в таком положении".
Довольные, что им не надо больше разбираться с этим случаем, полицейские констатировали самоубийство. Они только напомнили Слизерсу, что в соответствии с существующими правилами ему необходимо вызвать врача и получить от него свидетельство о смерти матери.
Так и осталось бы убийство Анны Слизерс заурядным самоубийством, если бы в машине группы отдела убийств не услышали приказ, переданный полицейскому патрулю. Группа занималась теми случаями, когда смерть наступала при неясных обстоятельствах, и поэтому ее сотрудники отправились на Гэйнзбороу-стрит. Они появились в квартире, когда патрульные полицейские уже собирались уходить.
Раздосадованный вмешательством незваных конкурентов в свою работу, старший патруля Бенсон бранчливо заметил:
- Ну зачем еще тут отдел убийств? Все же и так ясно. Обычное самоубийство... Вам что, обязательно нужно всюду совать свой нос?
Соперничество между простыми патрульными полицейскими и сотрудниками отдела убийств вызывалось не столько разницей в окладах, сколько престижными соображениями. В то время как рутинной работой полицейских в форме никто не интересовался, деятельности отдела убийств почти ежедневно посвящались длинные статьи в газетах, а фамилии сотрудников упоминались чуть ли не чаще фамилий голливудских кинозвезд. Это и служило в первую очередь причиной раздора между коллегами.
Лейтенант Дрисколл и инспектор Меллон и сейчас вели себя так, чтобы подчеркнуть разницу в положении.
- Где покойница? - бросил Меллон, демонстративно не обращая внимания на объяснение Бенсона; в это время Дрисколл уже осматривал гостиную.
- В кухне лежит, - пробурчал Бенсон и остался в комнате, когда Меллон, а за ним и Дрисколл отправились на кухню.
Оба патрульных полицейских уселись в гостиной; чем дольше длился осмотр в кухне и допрос сына, тем мрачнее становились их лица.
Минут через пятнадцать инспектор Меллон вернулся в гостиную. Он остановился в дверях, уперся руками в бока и набросился на полицейских:
- Ну что, вы называете это самоубийством?! Женщина задушена и к тому же, возможно, изнасилована! - Тяжело ступая, с видом большого начальника, он прошел через комнату к телефону и набрал семизначный номер, не переставая при этом распекать полицейских: - Хотел бы я знать, за что вам платят деньги. Вы только и можете, что кататься на патрульной машине... - Понизив голос, уже в трубку он сказал: - Это инспектор Меллон, дайте мне, пожалуйста, шефа отдела убийств!
Через полчаса квартиру уже оккупировали около десятка криминалистов, каждый из которых выполнял предписанные ему в таких случаях функции. Были сфотографированы все помещения и сняты отпечатки пальцев. Полицейский врач тщательно осмотрел тело покойной; показания сына и обоих патрульных были запротоколированы; затем опросили всех без исключения жильцов дома - могло быть, что кто-нибудь из них видел убийцу. Каждый предмет в квартире был описан.
Сына покойной подвергли изнурительному перекрестному допросу, который продолжался в течение всей многочасовой процедуры осмотра места происшествия. Снова и снова приходилось ему рассказывать, для чего и как попал он в квартиру, какие у него были отношения с матерью, из-за чего он с ней ссорился и почему в конце концов ушел из дому. В пять часов утра, когда первый этап расследования закончился, сотрудники отдела убийств уже не сомневались, что не было ни взломщика. ни насильника - Анну Слизерс, по их мнению, убил ее собственный сын Джурис.
Инспектор Меллон так ему открыто и сказал:
- Рассказывайте что хотите, но мать убили вы! Она не хотела вам отдавать мебель, вот вы ее и задушили. Весь беспорядок здесь, в квартире, положение тела покойной, ее одежда - все это вами подстроено, чтобы ввести нас в заблуждение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
В общем и целом статья в "Шпигеле" достаточно ясно показала, в каком бизнесе принимал участие молчаливый свидетель Зайденшнур. Он не мог не знать, каким путем доктор Праун приобрел миллионное состояние и сказочный замок на испанском побережье. Доктор тоже занимался продажей оружия! Этот факт был известен председателю суда и прокурору, и они постарались (кстати, не без успеха) скрыть от общественности эту сторону жизни Прауна. Видимо, здесь затрагивались интересы кого-то из представителей правящих кругов.
Те, кто знал подоплеку происходящих событий, понимали также, почему убийство доктора Прауна нужно было непременно представить как самоубийство. И служащие полицейского участка в Фюрстенфельдбруке постарались в пасхальный вторник I960 года замести следы преступления, иначе полиции пришлось бы заняться коллегами доктора по бизнесу и искать убийцу среди них.
Один из таких следов был обнаружен сразу же на месте преступления. В кармане брюк убитого находился пистолет, который доктор Праун всегда носил с собой из-за постоянного страха за свою жизнь. Экспертиза установила, что речь идет об оружии типа "Baby Buster", изготовленном по спецзаказу на оружейной фабрике "Вальтер" в Ульме; в оружейные магазины оно не поступало. Запрос, посланный на фабрику в Ульм, сразу бы объяснил, откуда у Прауна столь редкий пистолет с богатой, отделанной слоновой костью рукояткой: сто пятьдесят таких пистолетов было изготовлено по заказу короля международных торговцев оружием, президента "Interarmco" Каммингса, который затем разослал их своим партнерам по бизнесу в качестве рекламных подарков. Обер-мейстер Родатус благоразумно отказался от мысли послать запрос, чтобы не пришлось потом заносить в протокол, что доктор Праун имел тесные деловые контакты с американским спекулянтом оружием...
В I960 году компания "Interarmco" образовала немецкий филиал в Мюнхене. Его руководителем и стал господин Зайденшнур, которого впоследствии защита пригласила на процесс Брюне с тем, чтобы он рассказал о своих деловых отношениях с убитым доктором Прауном... Как представитель могущественного концерна, он должен был, по словам журнала "Шпигель", "парализовать деятельность в Западной Германии мелких торговцев, паразитирующих на поставках оружия".
Одним из таких "мелких паразитов" был мюнхенский врач доктор Праун. Он уже заработал на своем бизнесе миллионы. И мог еще заработать: оружие требовалось везде - в Анголе, Алжире, Конго, Южной Африке... Казалось, для спекулянтов оружием наступили золотые времена. И в этот момент доктора Прауна вывели из игры. Нетрудно догадаться, что он отказался отдать международному синдикату грабительский процент со своей прибыли. Поэтому по приказу Каммингса он должен был исчезнуть...
Однако оставался еще один свидетель, который - если бы его удалось под присягой заставить давать показания - мог бы пролить свет на всю эту историю: обер-мейстер Родатус. Хотя он и предпринял попытку представить убийство как самоубийство, это было сделано настолько по-дилетантски, что у непредвзятого наблюдателя напрашивался только один вывод: Родатус прекрасно знал, что делал. И хотя председатель суда в начале процесса с возмущением сказал, что полиция, мол, не удосужилась провести даже самых необходимых следственных мероприятий, это был всего лишь тактический маневр, чтобы избежать упреков со стороны населения. Доктор Зайберт, бесспорно, знал, почему обычно надежный специалист по убийствам Родатус так безнадежно схалтурил в данном случае.
Тем не менее адвокат Мозер потребовал провести допрос обер-мейстера Родатуса в качестве свидетеля защиты. Однако публика напрасно в предвкушении новой сенсации ждала его появления в зале суда.
Председатель суда со своего места объявил:
- Свидетель Родатус не в состоянии дать показания. Он лежит в больнице с нервным истощением.
Когда же доктор Мозер стал настаивать на том, чтобы провести допрос в больнице, Зайберт раздраженно ответил:
- Но для чего вам это?! Это все равно ничего не даст. Родатус страдает от душевной травмы и находится в подавленном состоянии. Есть угроза его психическому здоровью, и, в конце концов, его семья против, поскольку не исключена опасность самоубийства.
Объяснять, почему допрос угрожает психическому здоровью сотрудника уголовной полиции, доктор Зайберт не стал.
Упорный адвокат Мозер не сдавался и захотел узнать, в какой больнице находится Родатус. Он потребовал официального медицинского подтверждения нервного истощения обер-мейстера.
На этот раз доктору Зайберту пришлось сделать сенсационное признание: Родатус под чужой фамилией лежит в одной из престижных частных клиник под Мюнхеном и с помощью медикаментов погружен на две недели в лечебный сон. Есть опасение, что после пробуждения он многое забудет, в том числе и события, связанные с убийством.
Если бы подобное объяснение не прозвучало в суде, а затем на страницах многих газет, то во все это трудно было бы поверить. Поскольку оба защитника продолжали настаивать на допросе Родатуса и даже потребовали отложить процесс, обер-мейстер на следующий день был разбужен для ответов на вопросы адвокатов. При этом присутствовали только секретарь суда, прокурор, лечащий врач и оба защитника.
Однако странное лечение сном истощенной нервной системы свидетеля уже оказало свое воздействие. Родатус помнил только то, что и без того стояло в протоколе. Лишь в одном он отклонился: стал оспаривать, что на месте преступления находилось оставленное преступником "голубое письмо". Это означало, что одна из немногих улик, на которых прокуратура строила свое обвинение, теряла доказательную силу.
Но у прокурора Руета объяснение было под рукой:
Родатус наделал в своей работе столько ошибок, что вполне можно допустить еще одну - он просто не заметил письма.
Так же бесцеремонно обошелся бравый прокурор Рует в своей обвинительной речи со всеми другими противоречиями, всплывшими в ходе судебного расследования. Пресловутое "голубое письмо", сказочный замок в Испании, отсутствие алиби у обвиняемых и особенно мнимые признания, полученные при помощи Сильвии Косси и полицейского шпика Шрамма, - все это, по его мнению, неопровержимо доказывало вину подозреваемых. Отказ Сильвии Косси от своих показаний вовсе не смутил его, так же как и общеизвестная лживость Шрамма. Он потребовал для обоих обвиняемых пожизненного заключения.
Адвокаты, естественно, настаивали на оправдательном приговоре. Шаткое здание обвинения предоставляло им хорошую возможность для критики аргументации прокурора. Как доктор Мозер, так и доктор Пэлька указали на таинственную двойную жизнь убитого, на его опасный бизнес, связанный со спекуляцией оружием. Однако они делали это настолько осторожно, что казалось, будто сами боятся слишком прямо указывать на истинные причины преступления, чтобы не разделить судьбу доктора Прауна.
Доктор Мозер ограничился напоминанием о том, что Праун постоянно боялся за свою жизнь, и виновата в этом была не фрау Брюне, а совсем другие силы, о которых, к сожалению, на этом процессе ничего не было сказано.
Доктор Пэлька сказал:
- Можно не сомневаться, что свое миллионное состояние убитый заработал отнюдь не врачебной практикой. К сожалению, за пять недель слушания дела об источниках его богатства не было сказано ни слова. Я убежден, что он играл видную роль в международной торговле оружием, а мы все знаем, с какими опасностями связан этот род деятельности. Мне нет нужды напоминать вам о многочисленных покушениях на торговцев оружием, которые происходят у нас в последние годы прямо под носом у полиции... Доктор Праун постоянно имел при себе несколько пистолетов, так как опасался за свою жизнь. Неужели вы всерьез думаете, что он боялся обвиняемых и хотел от них защититься? Если бы он боялся Веры Брюне, то вряд ли завещал бы ей замок в Испании.
Но похоже было, что все усилия адвокатов не поколебали табу вокруг политической подоплеки двойного убийства.
4 июня 1962 года председатель суда доктор Зайберт провозгласил:
- Оба обвиняемых приговариваются к пожизненному заключению за двойное убийство.
С обоснованием приговора доктор Зайберт себя особенно не утруждал. Коротко и ясно он заявил:
- Доказательный материал по делу настолько обширен, что при чтении приговора изложить его не представляется возможным.
На другой день одна из гамбургских газет написала:
"Это самое необычное обоснование приговора за всю историю немецкой криминалистики".
Подробное обоснование обвинительного приговора доктор Зайберт отложил до письменного оформления всех документов процесса, и оно последовало лишь через несколько недель фактически при закрытых дверях, поскольку его получили только непосредственно пострадавшие - приговоренные к пожизненному заключению Вера Брюне и Йохан Фербах.
Зловещая концовка: западноберлинская кинокомпания, которая собиралась снять фильм о жизни Веры Брюне, пригласила на главные роли Лану Тёрнер и ее дочь Чэрил Крэйн - они в свое время тоже были замешаны в скандальной истории с убийством.
БОСТОНСКИЙ ДУШИТЕЛЬ
Первое убийство произошло в четверг, 14 июня 1962 года, когда американский астронавт No 1, встреченный многотысячными толпами ликующих бостонцев, прибыл в родной город, чтобы принять участие в торжественном приеме в аэроклубе "Новая Англия". Среди восторженно кричащих людей, стоявших в центре города вдоль Вэк-бей, была и 55-летняя Анна Слизерс, текстильщица с фабрики обивочной ткани. Из-за экономического спада дела на фабрике шли неважно; Анна работала три дня в неделю, и в этот четверг у нее был выходной. Поприветствовав астронавта, она сделала кое-какие покупки и около шести часов вечера вернулась домой, на Гэйнзбороу-стрит, 77. Она жила здесь одна с тех пор, как 25-летний сын Джурис ушел от нее из-за постоянных ссор.
Вечером Джурис собирался зайти к ней, чтобы в очередной раз обсудить вопросы, касающиеся раздела совместно нажитого имущества. Все дальнейшие события этого вечера известны только из показаний сына - других свидетелей случившегося не было.
За несколько минут до семи часов Джурис Слизерс припарковал свою подержанную и еще не оплаченную полностью автомашину перед домом матери, поднялся по лестнице и постучал в дверь ее квартиры. Когда ему никто не открыл, он, наклонившись к замочной скважине, прислушался, но не услышал ничего, что говорило бы о присутствии матери. Раздраженный тем, что ее нет в условленное время, он вернулся на улицу, сел в свой автомобиль и стал наблюдать за входом в дом. При этом он с удивлением обнаружил, что фасад здания покрыт строительными лесами. Он ждал почти час и за это время выкурил четырнадцать сигарет - окурки потом нашла полиция перед дверцей автомобиля. Несмотря на то что мать так и не появилась, без четверти восемь он еще раз поднялся к квартире и снова постучал. Не получив ответа, Джурис отошел на несколько шагов и с разбегу всем телом навалился на дверную филёнку. Дверь резко распахнулась, и Слизерс буквально влетел в квартиру, опрокинув стул, который почему-то стоял в прихожей. Сначала он мать не нашел, но зато увидел, что в гостиной, так же как и в спальне, все шкафы и комоды стоят раскрытыми, а их содержимое в беспорядке валяется на полу. Это заставило его предположить, что в отсутствие матери в квартиру, возможно по строительным лесам, проник взломщик и в поисках ценных вещей все перерыл. В кухне он обнаружил свою мать: она лежала на пороге в ванную комнату в спальном халате. Пояс от халата был завязан у нее на шее. Наклонившись, он сразу понял, что она мертва.
По телефону, который стоял в гостиной, Слизерс сообщил о случившемся в полицию. Дежурному, принимавшему у него сообщение, он сказал: "Моя мать покончила жизнь самоубийством, повесившись на дверной ручке в ванной комнате". То же самое услышали от него и полицейские, которые через пять минут приехали на патрульной машине. Он даже объяснил им мотивы самоубийства: "Мы уже давно жили с ней в ссоре, поэтому три недели назад я переехал. Сегодня я хотел договориться, чтобы она отдала мне мебель, за которую я платил. Должно быть, это ее так разволновало, что она покончила с жизнью. Мне кажется, она специально это сделала, чтобы доказать, будто я виноват во всех ее несчастьях!"
В полуторамиллионном Бостоне ежедневно происходили десятки самоубийств, особенно теперь, когда росла безработица. Поэтому у полицейских не было никаких оснований не доверять словам Джуриса Слизерса. Когда же старший патруля Бенсон с сомнением заметил: "Если она повесилась па ручке, то почему лежит на полу? Вы что, ее сняли?" - Джурис дал вполне правдоподобное объяснение: "Видно, под тяжестью тела пояс не выдержал и соскользнул с ручки. Во всяком случае, я ее нашел в таком положении".
Довольные, что им не надо больше разбираться с этим случаем, полицейские констатировали самоубийство. Они только напомнили Слизерсу, что в соответствии с существующими правилами ему необходимо вызвать врача и получить от него свидетельство о смерти матери.
Так и осталось бы убийство Анны Слизерс заурядным самоубийством, если бы в машине группы отдела убийств не услышали приказ, переданный полицейскому патрулю. Группа занималась теми случаями, когда смерть наступала при неясных обстоятельствах, и поэтому ее сотрудники отправились на Гэйнзбороу-стрит. Они появились в квартире, когда патрульные полицейские уже собирались уходить.
Раздосадованный вмешательством незваных конкурентов в свою работу, старший патруля Бенсон бранчливо заметил:
- Ну зачем еще тут отдел убийств? Все же и так ясно. Обычное самоубийство... Вам что, обязательно нужно всюду совать свой нос?
Соперничество между простыми патрульными полицейскими и сотрудниками отдела убийств вызывалось не столько разницей в окладах, сколько престижными соображениями. В то время как рутинной работой полицейских в форме никто не интересовался, деятельности отдела убийств почти ежедневно посвящались длинные статьи в газетах, а фамилии сотрудников упоминались чуть ли не чаще фамилий голливудских кинозвезд. Это и служило в первую очередь причиной раздора между коллегами.
Лейтенант Дрисколл и инспектор Меллон и сейчас вели себя так, чтобы подчеркнуть разницу в положении.
- Где покойница? - бросил Меллон, демонстративно не обращая внимания на объяснение Бенсона; в это время Дрисколл уже осматривал гостиную.
- В кухне лежит, - пробурчал Бенсон и остался в комнате, когда Меллон, а за ним и Дрисколл отправились на кухню.
Оба патрульных полицейских уселись в гостиной; чем дольше длился осмотр в кухне и допрос сына, тем мрачнее становились их лица.
Минут через пятнадцать инспектор Меллон вернулся в гостиную. Он остановился в дверях, уперся руками в бока и набросился на полицейских:
- Ну что, вы называете это самоубийством?! Женщина задушена и к тому же, возможно, изнасилована! - Тяжело ступая, с видом большого начальника, он прошел через комнату к телефону и набрал семизначный номер, не переставая при этом распекать полицейских: - Хотел бы я знать, за что вам платят деньги. Вы только и можете, что кататься на патрульной машине... - Понизив голос, уже в трубку он сказал: - Это инспектор Меллон, дайте мне, пожалуйста, шефа отдела убийств!
Через полчаса квартиру уже оккупировали около десятка криминалистов, каждый из которых выполнял предписанные ему в таких случаях функции. Были сфотографированы все помещения и сняты отпечатки пальцев. Полицейский врач тщательно осмотрел тело покойной; показания сына и обоих патрульных были запротоколированы; затем опросили всех без исключения жильцов дома - могло быть, что кто-нибудь из них видел убийцу. Каждый предмет в квартире был описан.
Сына покойной подвергли изнурительному перекрестному допросу, который продолжался в течение всей многочасовой процедуры осмотра места происшествия. Снова и снова приходилось ему рассказывать, для чего и как попал он в квартиру, какие у него были отношения с матерью, из-за чего он с ней ссорился и почему в конце концов ушел из дому. В пять часов утра, когда первый этап расследования закончился, сотрудники отдела убийств уже не сомневались, что не было ни взломщика. ни насильника - Анну Слизерс, по их мнению, убил ее собственный сын Джурис.
Инспектор Меллон так ему открыто и сказал:
- Рассказывайте что хотите, но мать убили вы! Она не хотела вам отдавать мебель, вот вы ее и задушили. Весь беспорядок здесь, в квартире, положение тела покойной, ее одежда - все это вами подстроено, чтобы ввести нас в заблуждение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30