А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Продьоль Гюнтер
Криминальные сенсации (Часть 2)
Гюнтер Продьоль
КРИМИНАЛЬНЫЕ СЕНСАЦИИ
Часть 2
Перевод с немецкого и составление А. А. Подзярея и С. А. Подзярея
КТО УБИЙЦА?
МИРОВАЯ СЕНСАЦИЯ: КОМПАНИЯ "АТТИЛА"
УБИЙСТВО В ГОЛЛИВУДЕ
СМЕРТЬ МАРИИ РОЗАЛИИ НИТРИБИТТ
СВОБОДНЫХ МЕСТ В ТЮРЬМЕ НЕ БЫЛО...
ДЕЛО ЧЕССМЭНА
ДВОЙНОЕ УБИЙСТВО НА ШТАРНБЕРГСКОМ ОЗЕРЕ
БОСТОНСКИЙ ДУШИТЕЛЬ
КТО УБИЙЦА?
Череп лежал на полированной поверхности стола в зале заседаний мюнстерского суда присяжных. Сотня пар глаз напряженно следила за зловещим предметом и элегантным мужчиной с проседью в волосах, который стоял шагах в трех перед судейским столом и смущенно откашливался. Это был 58-летний профессор Вальтер Шпехт; в прошлом он руководил отделом экспертизы уголовного розыска Баварии, а с недавних пор возглавлял ведущую лабораторию одного федерального ведомства, название которого на суде было рекомендовано не упоминать.
Профессор криминалистики, выглядевший скорее бонвиваном, чем ученым, был самой одиозной фигурой сенсационного повторного процесса, который начался в Мюнстере 3 мая 1961 года и к которому многие дни было приковано внимание западногерманской прессы. Более трех лет тому назад экспертное заключение доктора Шпехта послужило основанием для того, чтобы признать 32-летнюю вдову Марию Рорбах виновной в убийстве мужа и приговорить ее к пожизненному заключению.
При вынесении приговора суд констатировал, что Мария Рорбах в ночь с 9 на 10 апреля 1957 года отравила своего опостылевшего мужа, который был на шестнадцать лет старше ее, затем оглушила его и, наконец, ударом по голове убила. Распилив труп на пять частей, она завернула их в куски старого шерстяного одеяла и утопила перевязанные свертки в водоемах в разных районах Мюнстера. Голову же перед этим, как утверждал суд, сожгла в кухонной печи.
Именно эта голова, которая сейчас лежала на судебном столе, и привела в конце концов к отмене действующего приговора.
Доктор Кёстерс, председатель суда присяжных, который приступил к повторному рассмотрению этого дела, указал карандашом на череп и не без иронии спросил:
- Ну что, господин профессор, вы и теперь остаетесь при мнении, что обвиняемая сожгла голову в кухонной печи?
Импозантный профессор дрожащими руками пригладил волосы на висках; уголки рта его нервно дрогнули, и он раздраженно проговорил:
- Я больше вообще ничего не буду говорить.
По-другому он и не мог ответить. В течение многих часов добрый десяток авторитетных ученых, которых одного за другим приглашал адвокат обвиняемой доктор Грос, буквально не оставили камня на камне от экспертного заключения, сыгравшего решающую роль при вынесении первоначального приговора. 5 июня, на восемнадцатый день судебного заседания, профессор Хайнрих Кайзер, директор института спектрохимии и прикладной спектроскопии, не совсем по-научному, но зато очень понятно обобщил мнения своих коллег:
- Заключение экспертизы, о котором идет речь, содержит столько ошибок и упущений, показывает такое невежество и настолько противоречит всем данным современной науки, что в глазах серьезного ученого не может обладать хоть какой-нибудь доказательной силой. Автор его не имеет ни малейшего представления о современных методах исследования и анализа. Он даже не владеет элементарнейшими научными понятиями, использует бессмысленные, не существующие в научном обиходе выражения и, по-видимому, вообще не обладает необходимым научным аппаратом.
После такого разноса профессор Шпехт, подготовивший по поручению прокуратуры это никуда не годное заключение и получивший, кстати, за него гонорар в 3500 марок, только и смог сказать:
- Я отказываюсь отвечать на эти выпады, пусть за меня говорит мой тридцатилетний стаж работы судебным экспертом.
На следующий день скандальное событие было предано огласке западногерманской прессой. Требовали судебной реформы, пересмотра роли экспертизы в судебном производстве и особенно упирали на то, что такие шарлатаны, как профессор Шпехт, не должны по тридцать лет служить в судебной экспертизе. Однако весь этот крик и шум только способствовали сокрытию подлинных причин неприятного юридического инцидента.
Трудно поверить, что такой человек, как профессор Шпехт, который больше десяти лет руководил криминалистическим отделом уголовной полиции всей Баварии, выступал на сотнях процессов как представитель обвинения, то есть как представитель государства, и, наконец, был выдвинут на пост заведующего центральной лабораторией засекреченного федерального ведомства, не владеет элементарными навыками своей профессии и не обладает необходимым научным аппаратом. Такому дилетанту никогда бы не доверили играть решающую роль на подобном судебном процессе.
Осечка, которая по чистой случайности произошла с экспертом Шпехтом, указала еще на одну неблаговидную сторону существующей судебной системы: продажность ученых, находящихся на службе у правосудия. Шпехт, как это будет видно дальше, свалил вину на Марию Рорбах не из-за своей профессиональной некомпетентности, а потому, что так требовала прокуратура. Мария Рорбах была изобличена как убийца мужа, так как в высших политических кругах были заинтересованы в том, чтобы скрыть настоящего преступника.
Что же предшествовало процессу над Марией Рорбах?
28 марта 1957 года при работах по углублению фарватера канала Дортмунд-Эмс землечерпалка вместе с песком и илом вытащила на поверхность обезглавленное тело раздетого мужчины. Туловище неизвестного было обмотано тонким стальным тросом, концы которого, залитые бетоном, находились в банках из-под английских консервов, очевидно, для того, чтобы помешать трупу всплыть.
Следственная группа, занявшаяся изучением ужасной находки, несмотря на отсутствие головы, так и не найденной впоследствии, смогла быстро установить личность убитого. За две недели до этого в мюнстерскую полицию поступило сообщение о бесследном исчезновении 47-летнего предпринимателя-строителя Эриха Бёле. За ним числилось немало преступлений против несовершеннолетних на почве гомосексуализма, и поэтому полиция имела его отпечатки пальцев. Они совпадали с папиллярными линиями на пальцах убитого, выловленного в канале Дортмунд Эмс.
Проверка привычек и знакомств предпринимателя вскоре навела криминалистов на след в те круги, где нужно было искать убийцу, но, как тут же выяснилось, искать его там не полагалось. Большинство из его друзей, которые знали, что Бёле - гомосексуалист, дали показания о его постоянных связях с подверженными таким же наклонностям офицерами Британского королевского полка конной артиллерии, расквартированного в Мюнстере.
Однако служебные полномочия не позволяли мюнстерским сыщикам самовольно проводить расследование среди офицеров полка. Для этого они должны были через министерство внутренних дел получить согласие британской военной администрации.
Но такого согласия они не получили. Только через четыре года, когда скандал, связанный с процессом над Марией Рорбах, достиг своего апогея, тогдашний федеральный министр внутренних дел Шрёдер сообщил в ответ на запрос оппозиции, что в интересах безопасности расположенных в Германии британских войск дальнейшее расследование проводилось английской военной полицией: оказывается, Бёле находился на службе у британской разведки. Однако, к сожалению, и английские полицейские не смогли ничего выяснить о смерти Бёле. Как заверил обеспокоенную оппозицию Шрёдер, по их мнению, его вообще никто не убивал: он просто пьяным упал в канал и угодил головой под гребной винт.
Итак, мюнстерская комиссия по расследованию убийств вынуждена была передать все документы по делу Бёле британской военной полиции. Но не прошло и двух недель, как комиссия была поднята на ноги находкой еще одного трупа. На озере Аа под Мюнстером, вблизи Золотого моста, прибило к берегу перевязанный сверток, обернутый половиной старого шерстяного одеяла. Дети позвали сторожа, который граблями вытащил узел на берег, развязал его и в ужасе выронил. В пакете были верхняя часть тела и руки мужчины. Немного позже на этом же озере школьники вытащили из прибрежных зарослей еще один сверток. Там находилась нижняя часть мужского тела; она тоже была завернута в половину старого шерстяного одеяла и перевязана брючным ремнем. Части тела и части одеяла совпадали. Однако голову, как и на канале Дортмунд - Эмс, так и не нашли.
Обер-комиссару Йохуму, возглавлявшему комиссию по расследованию убийств, снова пришлось заняться установлением личности убитого, и, как и в первый раз, он быстро справился с задачей. Правда, теперь ему помогли не сведения о пропавших, а кожаный ремень, которым был перевязан один из свертков. Убийца, или убийцы, не знал, а может, не обратил внимания на то, что у жертвы была привычка писать фамилию и адрес на одежде, в том числе и на ремне от брюк. И хотя вода размыла сделанную химическим карандашом надпись, Йохум все-таки смог, вооружившись лупой, разобрать семь букв: Герм....бах. Стол прописки помог ему полностью восстановить имя и фамилию. В Мюнстере полиции были известны только два человека, в имени и фамилии которых содержались эти семь букв. Обоих звали Герман Рорбах. Один из них умер месяц назад в возрасте 72 лет, другой - 43-летний маляр, проживал по Керсенброкштрассе, 17, и имел молодую, 27-летнюю, жену Марию Рорбах.
До сих пор обер-комиссару Йохуму не приходило в голову, что между ужасными находками, разделенными двумя неделями, может быть какая-нибудь связь, однако, когда он получил информацию из стола прописки, ему это сразу стало ясно. Маляр Герман Рорбах был уже известен комиссару по делу Бёле. Там он фигурировал как интимный друг секретного агента-гомосексуалиста и даже был коротко допрошен Йохумом. Напуганный Рорбах произнес фразу, на которую он тогда не обратил внимания и которая теперь получала чуть ли не пророческое звучание.
"Если Эрих погиб, то хотел бы я знать, что ожидает меня", - проговорил в каком-то душевном оцепенении Герман Рорбах и с испугом посмотрел на него, как будто хотел сказать: "Не могли бы вы защитить меня от этого?"
Обер-комиссар тогда только улыбнулся; у него даже мысли не закралось, что предчувствия этого человека так скоро оправдаются.
В то время, как Йохум размышлял над странным пророчеством, автомобиль комиссии по расследованию убийств, в котором он ехал, остановился перед домом No 17 по Керсенброкштрассе.
Дверь в квартиру Рорбахов была открыта: Мария Рорбах как раз поднималась по лестнице из подвала с двумя ведрами угля.
- Вы - фрау Рорбах? - обратился к ней Йохум, а его помощники, Шнайдер и Хайнце, уже бегло осматривали маленькую кухню, которая находилась рядом с входной дверью.
Мария Рорбах, казалось, не очень удивилась, увидев жетон уголовной полиции, который Йохум, не говоря ни слова, сунул ей под нос.
Обер-комиссар Йохум полагался не только и не столько на вещественные улики. Его коньком была психология. Одно из главных убеждений комиссара состояло в том, что такие, казалось бы, несущественные детали, как выражение испуга на лице или дрожание рук во время прикуривания, могут сказать больше, чем любой след ноги или отпечаток пальца. Поэтому он очень внимательно наблюдал за маленькой одутловатой женщиной, которая стояла сейчас перед ним. Однако, когда он ей представился, руки ее оставались совершенно спокойными, а выражение лица было скорее скучающим, чем испуганным.
- Пойдемте в дом, - сказала она и сунула ему в руку ведро с углем. Неловко неся ведро, он последовал за ней на кухню.
- А где, собственно, ваш муж? - как бы между прочим поинтересовался Йохум, будто осведомлялся о хорошем знакомом.
- Работает, - ответила женщина и стала складывать уголь в ящик для дров.
- Давно его нет дома?
- Ушел позавчера, рано утром.
- Где же он работает, что его так долго нет?
Мария Рорбах, все еще занятая выгрузкой угля, передернула плечами:
- Где-нибудь за городом, где есть что красить. У него нет постоянного места работы.
Йохум оглядел кухню. На шкафчике лежала газета, которую еще не раскрывали.
- Вы сегодняшних газет не читали?
Женщина покачала головой:
- Все как-то руки не доходят... - Она подошла к водопроводному крану и смыла с рук угольную пыль. - Чего вы все-таки хотите?
- На теле вашего мужа были какие-нибудь приметы? Родимое пятно или что-нибудь в этом роде?
- Да, у него на спине был шрам. А почему вы об этом спрашиваете? С ним что-то случилось?
Она с недоверием посмотрела на обер-комиссара широко раскрытыми глазами:
- Мертв? Как мертв? Он же был здоров...
- Мы еще точно ничего не знаем. Его труп нашли в озере...
- Он мертв?! Нет, нет! - жалобно воскликнула она, внезапно выбежала из кухни и тут же вернулась с маленьким, лет четырех, мальчиком. При виде трех незнакомых мужчин он испуганно прижался к матери. Мария Рорбах, как бы защищая, обняла его за плечи.
- Норберт, говорят, наш папа умер, - сказала она бесцветным голосом и нежно погладила сына по голове.
Позже, на первом процессе, обер-комиссар Йохум сказал об этих минутах: "Я могу только отметить, что реакция фрау Рорбах была очень сдержанной. Даже слез не показалось на ее глазах".
Несмотря на эту, на его взгляд, чересчур сдержанную реакцию, у Йохума при первой встрече с Марией Рорбах еще не появилось подозрения против нее. Он вежливо пригласил ее проследовать за ним в полицейское управление, чтобы там в качестве самого близкого умершему человека дать показания о его биографических данных и круге знакомых.
В то время, когда Мария Рорбах в служебном кабинете мюнстерской комиссии по расследованию убийств рассказывала о своей супружеской жизни с Германом Рорбахом, не умолчав при этом, что от их брака, кстати незарегистрированного, осталось только название и в последнее время она изменяла мужу с сержантом британских оккупационных войск, перед одним из универмагов в центре города толпилось сотни две людей. В витрине сотрудники комиссии по расследованию убийств вывесили куски одеяла, которыми были обернуты найденные части трупа. Большой яркий плакат с заголовком "Убийство!" сообщал любопытным об известных на тот момент подробностях находки на озере Аа и просил население оказать помощь в раскрытии преступления.
Призыв этот уже в первый день принес успех. Еще во время допроса Марии Рорбах в комиссии появилась некая фрау Матильда Шотт с Керсенброкштрассе. Она жила в доме No 12 и была подругой Марии Рорбах. Дружба неделю назад прервалась, так как Матильда пустила по кругу какую-то сплетню о семейной жизни Рорбахов.
Заметно взволнованная и заранее убежденная в важности своих показаний, переступила Матильда Шотт порог приемной комиссии по расследованию убийств, где в этот момент Хайнце печатал на машинке отчет о первом посещении квартиры Рорбахов.
- Это ведь вы вывесили одеяла... с того убийства. Я эти одеяла знаю. Они принадлежат моей знакомой, фрау Марии Рорбах, с Керсенброкштрассе, 17. Вас это интересует?
Криминалист вначале хотел было рассердиться на женщину, которая так бесцеремонно ворвалась в помещение и помешала ему печатать. Хайнце привык, что посетители в полиции говорят только тогда, когда их спрашивают. Однако фамилия "Рорбах" сразу заставила его забыть о словах, которыми он собирался отчитать вошедшую. Ведь до сих пор фамилия убитого нигде не упоминалась. Не было ее и на плакате, выставленном в витрине универмага. Если женщина назвала эту фамилию, значит, ее сведения могут быть очень важными.
- Одну минутку, я позову шефа, - сказал Хайнце и, поднявшись из-за машинки, вышел в соседнюю комнату. Там он знаком поманил обер-комиссара: Зайдите, пожалуйста, здесь женщина, с которой вам надо бы поговорить.
- У меня сейчас нет времени, разберитесь с ней сами.
- Я думаю, это очень важно, - и Хайнце бросил многозначительный взгляд на Марию Рорбах, которая сидела спиной к нему.
В дверях он шепнул Йохуму:
- Одеяла, которые мы вывесили, принадлежат Рорбах!
Когда Йохум вернулся в свой кабинет, Мария Рорбах стояла у окна и смотрела на улицу. Она повернулась:
- Могу я наконец уйти? Малыш один, у меня много работы по хозяйству...
- Еще нет, фрау Рорбах, мы только кое-что проверим. А пока вы должны побыть у нас.
- Что все это значит? Ведь не можете вы держать меня здесь весь день?!
В дверь постучали. Вошел полицейский в форме. Йохум приказал:
- Отведите фрау Рорбах в помещение для задержанных, пусть немного подождет.
- Но я не могу ждать, - попыталась протестовать Мария Рорбах.
Йохум дружески кивнул ей:
- Долго это не продлится. Через час вы наверняка уйдете.
Прошло больше четырех лет, прежде чем Марии Рорбах позволили уйти. Пятьдесят один месяц пришлось провести ей в различных помещениях с решетчатыми окнами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30