– Пожалуй, выпью водки вместе с тобой. Жалко выливать в канализацию такую вкусную вещь. А пустых бутылок должно быть много. Новый Год все же. Нужно как-то отметить.
Он подошел к Антипину и влил в него еще треть стакана. Потом сходил на кухню, принес два мандарина и тот же самый хрустальный бокал.
– Хочешь? – протянул мне цитрус.
– Нет. Что ты собираешься делать?
– Отметить праздник.
Он освободил мандарин от шкурки, налил в хрусталь прозрачную жидкость, выпил, поморщился и съел дольку.
– Может, развяжешь меня? А то начнется омертвление конечностей. Могут возникнуть подозрения.
– Ничего. Пока алкоголь будет впитываться в кровь, твои руки размякнут.
Он доел мандарин, очистил второй и налил себе еще.
– Я так долго ждал, когда мне, наконец, повезет. Не может черная полоса длиться вечно. У меня квартирка была получше твоей. Знаешь, за сколько пришлось продать?
Я промолчал. Еще не хватало вести с этим придурком задушевные беседы.
– За штуку баксов. Ты представляешь? Всего штукарь! В центре Целинограда! Я когда в контейнер вещи грузил, эти уроды все очень внимательно рассматривали, я только потом понял – они выбирали. Знаешь, что пришло в контейнере?
Я опять промолчал.
– Одна панцирная сетка, три табуретки и настольная лампа. А кому предъявлять? Там уже другое государство! Меня, майора КГБ, имеющего правительственные награды, обворовали и вышвырнули за порог, как дворнягу! – он выпил и съел дольку.
– А здесь знаешь, кем назначили? Опером! Опять опером. Видите ли, у меня плохие характеристики. А кто мне их писал? Кто? Очемчиров. Мой шестерка. Был до развала. Что он может написать?
Он доел мандарин.
– Пошли они все на хер! Он встал, подошел к тумбочке с телевизором.
– Где пульт?
Пульт оказался на кресле. По телевизору показывали рекламу.
– Сейчас наш голубок начнет выступать, – язвительно заметил он и стал щелкать по клавишам, в поисках местного канала.
Наконец, нашелся губернатор, он сидел на фоне новогодней елки, которая в свою очередь стояла перед российским флагом.
– Дорогие земляки…
– Я восемь лет ждал этого момента. Восемь лет лизал задницы, следил за жирными мордами и радовался подачкам.
– Прошедший год был нелегким…
– Я случайно вышел на это помещение. Совершенно случайно! Был заказ топтать одного «коммерса». А он постоянно в этом доме ошивался. А домик не простой, домик секретный, для тайных свиданий предназначен. Охраняется сильно. Трудно мне было туда попасть. Но смог. Чтобы не дергаться установил стационарные камеры. Потом, когда заказ отработал, решил камеры не убирать. Менял батарейки и ждал удачи. Думал, авось на что-нибудь интересное поймаю. Вот и дождался! Я вначале даже не понял, на кого нарвался. Меня просто раздражало плохое качество. Я не мог идентифицировать человека. Когда я чего-то не понимаю, меня это выводит из себя. Я сменил камеру. Сменил место установки. И то, чуть не проворонил. Представляешь, не узнал губернатора! Пичугина узнал, а его нет. Это же такой фарт! А когда, наконец, получил нормальное качество, эти дебилы чуть все не испортили.
– Проложено пятьсот километров асфальтированных дорог…
– У меня на подхвате работали два дебила, бывшие менты. Я им строго настрого запретил подходить к компьютеру. Так нет же, одному взбрела в голову мысль поиграть в игры. В какие-то гонки. То ли игра была с вирусом, то ли просто нажимал не на те клавиши, но у него все зависло. Не включается ни в какую! Второй говорит, у меня есть бывшая соседка, она живет с компьютерщиком. Пошли, отнесем, он, мол, наладит. Зассали парни. Это я, конечно, все потом узнал.
– Построено десять школ…
– Отнесли, велели к утру наладить. Тот берет другой винт, чистый, такой же, от одной из ваших машин, и, чтобы не копаться, списывает на него всю информацию с нашего, и, по всей видимости, самый последний локальный диск забывает. Я-то, конечно, сперва подумал, что все подстроено специально.
– Желаю вам, дорогие…
– Когда я обнаружил пропажу, у меня чуть инфаркт не случился. Эти начали колоться. Поехали к вашему парню. Он делает вид, что не при делах. Антип возьми да и тресни его по башке. Да на глушняк! Пришлось устраивать пожар. Потом помчались к его девке. Она тоже вроде ни бум-бум. Говорит, что, скорее всего винт у вас в конторе. Девку вслед за другом. Когда обнаружил за собой хвост, если честно, вначале струхнул. Потом пробил машину по каналам, понял, что не ФСБ. Убрали на всякий случай.
– И своего убрал!
– Он мне не свой. Вообще, все из-за него. Твоя дочь нас не видела. Мы были в гриме. Только Зимарин засветился. Теперь уж и не страшно. Самое интересное, что эти двое даже не знали, что мы ищем. Я их в курс не вводил. А сами они с техникой не дружат. Я ни с кем делиться не намерен! Ни с кем! Это мой последний шанс, и я его не отдам.
– А голый кто? – зачем-то спросил я, – с девочкой?
– О! Это тот еще кадр. Я его приберегу на потом. Он далеко пойдет. Думаю, штук на сто гринов он у меня к лету созреет. Возьму бабки за губернатора, за педофила, и все. Сразу валить отсюда к чертям собачьим. На остров.
– С пальмами?
– И с голубыми озерами. На берег океана.
Вот так и исполняются мечты. У кого-то. Не у меня. Может быть, мне за него порадоваться? Оказывается, одни и те же стремления рождают противоположные поступки. Может мне поменять мечту, раз ее мечтают кроме меня такие выродки? О чем это я? Жить то мне осталось…
Изображение губернатора на экране сменилось репортажем с центральной областной елки.
– Ну что, ты сам пить будешь, или мне придется дать тебе что-нибудь понюхать для сговорчивости?
– Понимаешь, – сказал я. – Мне пьяным никак нельзя умирать. Я ведь дочери пообещал, что пить брошу. Может, что-нибудь другое придумаешь?
Он воспринял мою просьбу серьезно и задумался.
– Никак. Тут уже ничего не изменишь. Придется тебе подохнуть мудаком и вруном в глазах дочери. Это единственная копия? Кто-нибудь еще, кроме тебя знает?
Я подумал о Чебоксарове и сказал:
– Нет. Может, давай без водки? – еще раз попытался поканючить я.
– Извини. Не получится. Пока еще есть время, помолись.
Он опять взялся за сумку, извлек из бокового кармана пузырек с черной крышкой и белую тряпочку.
– Ты помолился? Сейчас мы будем баиньки.
В телевизоре появился Путин.
– Уважаемые граждане России. Дорогие друзья…
Я решил воспользоваться советом моего убийцы и помолиться перед смертью. Нелепо, конечно, и глупо, и, собственно, не для чего. Что поделать. Навалилась глубокая тоска. И жалость к самому себе. Еще я подумал о том, что же будет с Ольгой и Маринкой? Вся надежда на Дальтоника. Неожиданно я забыл все имена бога.
Убийца сел мне на колени и намочил тряпочку.
– …И у нас есть все основания назвать уходящий год в целом успешным. В эти минуты каждый из нас вспоминает свои главные – личные и семейные – события….
Я решил молиться Путину. Дорогой Путин, сделай так, чтобы с моей семьей все было хорошо. Чтобы Маринка всегда поминала меня добрым словом.… Такая глупость!
Убийца поднес тряпочку к моему носу. Она ни чем не пахла.
Я вспомнил про Деда Мороза и подумал, что лучше уж я буду молиться ему. Дорогой Дед Мороз! Дорогой Дед Мороз! Дорогой, блин, Дед Мороз! Я покосился на телевизор. Путин стоял под пальмой на фоне черных пятнистых гор, за которыми плескался океан.
– …Дорогие друзья! Новый год – это праздник, который был и останется символом добра и надежд. И мы, с полным на то основанием…
На горе были высечены часы. Они показывали двенадцать. Мне стало легко и радостно.
– …Счастья вам, дорогие соотечественники! С Новым вас годом!
Стали бить куранты. Я посмотрел на своего убийцу. Он был милым и добрым, очень близким мне человеком. Но, все-таки это был совсем не тот, кто мне нужен. Неужели я так и не увижу в этом году Деда Мороза? Все из-за него. Вернее из-за его отсутствия. Все напасти.
Удары были гулкими и величественными. Я еще мог их считать. Три, четыре, пять…
Во время двенадцатого удара раздался выстрел. Голова убийцы взорвалась и из нее полетели брызги. Как шампанское!
Он рухнул грудью мне на лицо. По-моему, я сломал руку. А может быть и шею.
Благодаря невероятному усилию, я изогнулся и скинул тело со своего живота.
В дверном проеме стоял Дед Мороз. Самый настоящий Дед Мороз. В его руках дымилось ружье. Он повел им в сторону дивана и глухо сказал:
– Не двигаться, долбоебы.
Антипин и не думал двигаться. Убийца тоже не шевелился.
Убедившись, что никто не нападает, Дед Мороз подошел ко мне, наклонился и потрогал меня за кисть.
– Де… Мо…, – сказал я. – Де… Мо…. Развяжитнекс мне руткин, – и вырубился.
Когда я опять открыл глаза, Дед Мороз все еще находился в комнате, я все еще лежал на полу, мне было нестерпимо холодно, но я уже мог шевелить руками. И ногами, оказывается, тоже. Все окна были распахнуты настежь. Видимо, я пролежал в забытьи какое-то время.
– Вот ты отъелся, – сказал Дед Мороз. – Хер подымешь! Давай-ка вместе!
Он наклонился надо мной и взял меня за пальцы. Его сказочный халат распахнулся, и из-под него показались подозрительно знакомые трусы.
С грехом пополам мы вдвоем смогли переместить мое тело на диван, сбросив на пол Антипина. Он, между прочим, очнулся, на его руках блестели знакомые наручники. Пуля с ненавистью грызла у трупа ботинок.
– Ты чего это вырядился? – спросил я Макарыча.
– Должна была прийти Белла. Мы с ней сговорились, что я буду в костюме Деда Мороза.
– И не пришла?
– Нет.
– Ты расстроился?
– Очень.
– Помнишь, я говорил тебе, что она загоняется по старикам?
– Помню.
– Наверное, ты для нее слишком молод.
– Успокоил.
Его тоже немного трясло.
– Прежде чем звонить на ноль два, я вызвал своих ребят, да и твоих тоже. Скоро приедут. Праздник, конечно, испорчен.
– А как ты здесь оказался?
– Хотел сделать тебе сюрприз. Я видел, как ты пришел. У меня же есть ключ. Открыл тихонечко, смотрю, а у нас – гости! Сбегал за ружьем, делов-то!
Он немного помолчал в задумчивости.
– Нужно будет по фасаду глазки установить. Или спилить эту лестницу к чертям собачьим.
– А зачем ты его убил? Можно было руку прострелить, или задницу.
– Во-первых, я не знал, чем он тебя пичкает. Может, ядом? А во-вторых, на охоте выработал привычку не оставлять подранков. Ничего не могу с собой поделать. Валю всех на глушняк.
Руки и ноги кололо тысячами иголок. Я с трудом встал и сделал два шага. Вот как оно скачет – то черное, то белое, то жизнь, то смерть.
Я вышел в коридор. Макарыч последовал за мной и шепотом сказал:
– Я все слышал. Дай-ка мне диск. Я обшарил труп, у него ничего нет.
– Наверное, оставил в кабинете.
Я пошел к себе, покопался три минуты, взял со стола диск и отдал Макарычу. Тот вытащил его из футляра, бросил на пол и раздавил. Потом попрыгал, сел на корточки, собрал осколки и отправился в туалет.
– Так-то оно лучше будет, – попытался он перекричать шум спускаемой воды.
Жалко конечно, хороший был диск, редкий. Эксклюзивный концерт Шевчука, записанный им в начале восьмидесятых в Уфимском дворце культуры «Нефтяник», под гитару, несколько бутылок водки и пьяные вопли Федосова. Такой сейчас днем с огнем не сыскать. Кстати, мне его закатал покойный Виталик.
Как я поменял диски? Сам не сообразил. Руки вперед головы сработали. Уже когда дед дернул за ручку унитаза, понял, что наделал. Не живется мне спокойно.
Настоящие выходки губернатора я положил в коробку из-под мультика «Ледниковый период» и спрятал в самом центре стойки среди музыкалок. И на виду, и фиг найдешь.
– Запомни, никому ни слова, – предупредил Макарыч. – Забудь о том, что видел. Живее будем.
Я сел в кресло и закрыл глаза.
– Пойду переоденусь, – сообщил Макарыч. – А то сейчас понаедут орлики. Придется что-то объяснять.
Генерал оказался прав. Через пять минут после его ухода, комната наполнилась людьми, которые моргали фотовспышками, громко разговаривали и задавали кучу вопросов. Некоторые были в белых халатах, а кто-то в выходных костюмах. Я почти не обращал на них внимания. Я уже привык.
Появился Спарыкин. Он отогнал от меня назойливых типов и сам стал отвечать на их тупые вопросы. Потом пришел Полупан. Он был пьян, склонился над трупом и принялся повторять:
– Вот он, блядь! В-о-т о-о-н, бля-я-ядь!
Потом он подошел ко мне и произнес длинную речь:
– Вот видишь, мы его поймали. Согласен, если бы не я, то фигу! Согласен?
Я согласился.
– Моей заслуги тут процентов восемьдесят. Согласен?
Я опять согласился.
– Ну и где благодарность?
– Какая благодарность?
– Не желаете помочь милиции?
– В твоем лице?
– Да, именно, в моем лице. А чем оно тебе не нравится? Между прочим, моим лицом можно олицетворять все МВД России.
Я согласился, поразившись тому, с какой легкостью он произносил трудные и длинные слова.
– И чем же я могу помочь?
– Деньгами.
– Завтра, – заверил я.
Спарыкин что-то подозревал, или делал вид, что что-то подозревает. Он подходил ко мне несколько раз и как бы невзначай спрашивал:
– Интересно, а что они искали? Этот ублюдок говорит, что понятия не имеет. Якобы, в чем фишка знал только главный. Он ничего не говорил?
– Нет.
– Молчал что ли?
– Требовал какую-то информацию. Скорее всего, Виталик ее посеял или стер. Мы вряд ли узнаем.
– Ну-ну. И ты даже не догадываешься?
– Ума не приложу.
– Если что узнаешь, я в деле. Наверное, эта информация стоила немеряных денег, раз столько трупов.
Я заверил его, что сразу поделюсь, как узнаю.
Пока в комнате находились люди, мне страшно хотелось спать, но, как только все ушли, сон отбило. Часа три они донимали меня своими вопросами, часа три не вывозили тело. Спасибо Макарычу, он всех разогнал. И вот он долгожданный миг одиночества, а мне не спится. Я лежу и думаю.
В новом году моя психология несколько изменилась. Теперь я уже не хотел зарабатывать на этой информации деньги. Я постоянно думал о каких-то колхозниках, старушках, детях и о развращенных малолетних девочках. Нас трахают, а мы думаем, что так и надо, только кряхтим и переворачиваемся. Мне было нестерпимо жалко себя, и всех людей нашей огромной непутевой страны. Я ненавидел этого урода всеми фибрами своей души. Я этого так не оставлю. Он в марте загремит под фанфары!
Я эти ролики опубликую. Точно, отнесу в газету или на телевидение.
Где мне сразу же скрутят клюшки. Все газеты и все телевидение в области находится в руках губернатора.
Тогда я отправлю диск в центральные СМИ. ОРТ или НТВ, может быть ТВЦ.
И тогда кто-то в Москве заработает большие деньги. Не факт, что их покажут. А мне опять по шапке.
Что же делать?
Может, отправить их в Администрацию президента? Ага. Там меня без труда вычислят, сдадут с потрохами тому же губернатору взамен на пару нефтеперерабатывающих заводов. Никто ни о чем не узнает, просто в битве за большие деньги в чьих-то руках появится лишний козырь.
Остается интернет. Отошлю их на всякие новостные сайты, или на Компромат.ру. Прямо сейчас пойду и отправлю. Я даже встал.
Стоп. И здесь меня без труда вычислят.
На ум ничего не приходило. Может быть, отправлять файлы из интернет-кафе? Если, конечно, там имеется такая услуга. Надо попробовать. Параллельно буду переписывать на диски и рассылать в печатные издания по почте. Без обратного адреса, с одним и тем же пояснительным текстом. Причем из разных городов! Придется поездить. Решено. Интернет-кафе различных населенных пунктов и почтовая рассылка. Пока не прошибу стену, пока все об этом не заговорят!
После того, как я принял такое решение, мне стало как-то спокойнее. Пора бы и поспать. Вместо этого я стал шарахаться по квартире. Бесцельно и тупо.
В зале в самом углу у плинтуса валялась та самая белая тряпочка. Тоже мне, горе сыщики! Упустили главную улику. Я поднял ее, прошел в спальню, лег на кровать и поднес к лицу. Она по-прежнему ничем не пахла. Но уснул я мгновенно.
Я спал без снов и очнулся как по команде, уже ближе к обеду. У меня все болело. На телефоне, который я предусмотрительно поставил на беззвучный режим, числилось тридцать два неотвеченных вызова. Наверное, поздравления. Потом посмотрю.
Я привел себя в порядок, сходил в душ, побрился, сменил всю одежду. Потом открыл холодильник и стал наполнять два пластиковых пакета фруктами и напитками. Высох, оделся и вышел в коридор. Макарыч тут как тут.
– Пошли, выпьем.
«Я с водкой завязал», – не сказал я, а подумал. Наверное, со временем мне придется научиться говорить эту фразу.
– Мне некогда, нужно идти в больницу к дочери и жене.
– Привет им.
– Ты мне жизнь спас. С меня причитается.
– Да ладно.
– Не да ладно. Что тебе подарить?
– Не знаю.
– Подумай.
– Слушай, а подари мне трусы с генеральскими лампасами. Перед тем, как американцы ввели войска в Ирак, я по поручению генштаба летал в Багдад с секретной миссией. Так вот у одного из Саддамовских генералов были такие. Я сам видел.
Я вспомнил, что той весной Макарыч неожиданно исчез и отсутствовал недели две или три.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32