А потом раздался крик ребенка. А вот это Меган уже помнила отчетливо – прикосновение маленького теплого комочка к своему животу. Теперь у них с Тони есть сын! В этом Меган была уверена – она вспомнила голос Пола, сообщавшего ей, что она родила здорового мальчика весом три килограмма.
Незнакомое чувство внезапно охватило Меган, такое сильное, что у нее даже выступили слезы. Ей до боли захотелось прикоснуться к своему сыну, исследовать каждый дюйм его тела, прижать к себе и покрыть поцелуями крошечные пальчики. Еще недавно этот кусочек плоти был частью ее собственного тела… Давно ли это было? Сколько времени она уже спит?
Из-за ширмы до Меган доносились приглушенные женские голоса, и она поняла, что в палате не одна. Она подняла глаза к потолку, пытаясь определить его высоту, потом снова взглянула на ширму, не зная, что делать дальше. Может быть, надо вызвать сестру, сообщить, что она уже проснулась? Пока Меган раздумывала, ширму слегка отодвинули, и она увидела Тони. Он был так бледен, что она невольно вскрикнула.
Он подошел к кровати, но не поцеловал жену. По выражению глаз трудно было догадаться, о чем он думает. Сколько раз со времени свадьбы Меган терялась в догадках, о чем думает и что чувствует ее муж – да и чувствует ли что-нибудь вообще? Хотя на этот раз было ясно, что он потрясен. Что это – тревога за нее или…
– Неужели ребенок…
Она даже не смогла закончить вопроса.
– С ребенком все в порядке, – поспешил заверить ее Тони. – А как себя чувствуешь ты, Меган?
Она отмахнулась от этого вопроса как от несущественного.
– Ты уже видел его? Как он выглядит?
– Пока не знаю.
Он произнес эти слова настолько равнодушно, что Меган нахмурилась.
– Я только что приехал. Пол Сандерсон позвонил мне и сообщил, что у нас сын.
Меган откинулась на подушку. Она ждала, что Тони наконец обнимет ее и скажет, как он гордится ею и их новорожденным сыном.
– Я ждала приема, когда начались схватки, – сообщила Меган. – Звонить тебе было уже поздно, и Пол отвез меня в клинику. Схватки сразу стали частыми, через каждые три минуты…
Он кивнул и снова спросил равнодушным голосом, словно разговаривал с посторонним человеком:
– А сейчас как, все в порядке? Боли не чувствуешь?
«Только от того, что ты так холоден и суров со мной, Тони!»
– Я ужасно устала, но, кажется, роды были легкими. Врачи говорят, что я создана для материнства.
– Извини, что не купил цветов. Я очень торопился, – прервал ее Тони. – Пол передал, что я могу повидать тебя прямо сейчас, хотя обычно посетителей пускают в другое время.
– Он очень внимателен, – заметила Меган.
– Да, весьма.
Его губы чуть дрогнули и снова заняли обычное положение.
– Ты уже звонил маме?
– Да, еще с работы. Она придет к тебе вечером. Если бы она, как всегда, не сидела с внуками – на этот раз Анджи подсунула ей двух младших, – то уже давно была бы здесь. Взяла бы тебя за руку и подробно рассказала, как рожала сама и как производили на свет свое потомство мои плодовитые сестры.
Меган улыбнулась. За время беременности она бессчетное число раз слышала во всех подробностях обстоятельства рождения каждого из детей и внуков мамы Сабеллы. Теперь мама сможет добавить к этой саге еще один эпизод. Только она наверняка будет разочарована – роды у невестки прошли на удивление легко.
– Наверное, она до смерти рада, что родился мальчик?
– Уверен, что так и есть. Хотя у нее уже множество внуков, этот – первый, кто будет носить фамилию Сабелла.
«А ты сам? Почему, черт возьми, тебя это совсем не волнует, Тони? Почему мы разговариваем как чужие? Почему ты не поцеловал меня, не сказал, что беспокоился, что ты меня любишь?..»
– Интересно, когда мне принесут ребенка? – сказала Меган, поворачивая голову.
И словно по волшебству, в ту же секунду ширму отодвинули, и к кровати подошла высокая темноволосая медсестра, неся в руках нечто, завернутое в одеялко. Она окинула Тони внимательным взглядом и сказала, обращаясь к Меган:
– Ваш сыночек спит, как ягненок, миссис Сабелла. А когда проснется, наверняка потребует есть.
Она бросила быстрый взгляд на листок, прикрепленный к кровати.
– Я вижу, вы собираетесь сами его кормить. Ну что же, для ребенка это лучшее начало жизни. Дает иммунитет, и все такое… Если не справитесь, позвоните. Я вернусь через несколько минут и проверю, как у вас дела. Вы умеете нянчить малышей?
– Да, я ходила в школу будущих матерей, – ответила Меган, протягивая руки к сыну. – Я уверена, что справлюсь.
– Очень рада. Вот если бы все молодые матери были так же хорошо подготовлены!
Опустив младенца на руки Меган, медсестра ушла, на прощание снова окинув Тони внимательным взглядом.
Меган этого даже не заметила – она была полностью поглощена ребенком. Осторожно развернув одеяло, она впервые увидела личико своего сына. И тут же все другое – боль от родов, отчужденность Тони, нелегкая жизнь, которая предстояла ей впереди, – отошло на задний план.
Малыш спал, крепко сжав кулачки, словно готовился к схватке с миром, в который только что пришел. Меган невольно подумала, что подобное упорство пригодится ему в жизни. Волосы ребенка, черные, прямые, были на удивление густыми, а черты лица в точности повторяли отцовские.
Только сейчас Меган вспомнила о Тони. Подняв глаза, она хотела было сказать, что их сын – настоящий Сабелла, но тут же осеклась, заметив выражение лица мужа.
– Ты действительно ходила в школу матерей? – спросил он напряженным тоном.
– Ну да, по средам. Разве я тебе не говорила?
– Нет, не говорила. А разве на этих занятиях не предполагается присутствие мужа?
– Я… я ходила с другом. Ты ведь так занят… Мне не хотелось тебя беспокоить.
– С кем же? Наверное, с Джин?
На мгновение Меган почувствовала искушение солгать, однако, подумав, ответила правду:
– Нет, с Полом Сандерсоном. Его как врача заинтересовала эта программа, и он вызвался меня сопровождать.
– Ясно.
Тони взглянул на ребенка все так же мрачно. И тут умерла последняя надежда Меган, надежда, которую она лелеяла все это время вопреки очевидности. Она надеялась, что произойдет чудо и Тони, увидев ребенка, изменится. Теперь же поняла: такого рода перемены крайне редко случаются в реальной жизни. Итак, Тони не намерен быть отцом своему сыну. Значит, она может рассчитывать только на себя. Лишь ее любовь и поддержка суждена в жизни этому малышу…
Меган охватил гнев, и она даже не попыталась его скрыть, когда снова подняла глаза на Тони. Гнев и… да, презрение. На этот раз она не станет скрывать своих чувств и наконец выскажется напрямик.
– Тебе незачем беспокоиться, Тони. Я сдержу свое слово. Ребенок не доставит тебе никаких хлопот. Ты по-прежнему будешь вовремя получать свой обед и завтрак, жить в чистом, ухоженном доме. Я постараюсь сделать так, чтобы ребенок не мешал тебе. Когда ты пригласишь в дом друзей, я по-прежнему буду выполнять роль безупречной хозяйки, а когда тебе захочется заняться любовью, я к твоим услугам. Я не перестану заботиться о своей внешности, так что жить бок о бок с опустившейся женой тебе не грозит. Но и ты должен выполнить то, что обещал. Я хочу, чтобы мой ребенок вырос в нормальной семье – это то, чего я сама была лишена в детстве. Я хочу, чтобы у него были и отец, и мать. Пусть ты не в состоянии заставить себя полюбить его, но все равно будешь рядом, и он сможет расти, имея перед собой твой пример.
Выражение лица Тони не изменилось, и Меган подумала, что вряд ли он удостоит ее ответом. Однако через минуту он произнес:
– Я тоже сдержу свое слово.
Послышался скрип отодвигаемой ширмы, и появилась медсестра, деловитая и официальная. Она без обиняков сообщила Тони, что, хотя он и новоиспеченный отец, ему придется покинуть палату, потому что его жене нужен покой. Меган решила, что муж уйдет, так и не поцеловав ее, однако Тони наклонился и запечатлел небрежный поцелуй на ее щеке. Потом он вышел, ни разу больше не взглянув на сына.
Меган не могла сдержать слез. Да, теперь у нее есть этот малыш. Он заполнил наконец ту пустоту, которую Меган ощущала всю жизнь с тех пор, как себя помнит. Но одновременно она потеряла нечто весьма для нее дорогое, то, что составляло неотъемлемую часть ее существования последние семь лет. Как сможет она жить под одной крышей с Тони и притворяться, будто ничего не произошло, если что-то в ее душе надломилось и умерло всего несколько минут назад?..
Невзирая на протесты, а потом просто уговоры Милтона Фарадея, Меган взяла трехмесячный отпуск. Она решила, что по крайней мере это время должна полностью посвятить себя ребенку. Было наконец выбрано имя для малыша – вернее, выбрала его Меган. Она провела целых два дня в ожидании, что скажет по этому поводу Тони. Когда же она сама спросила, не хочет ли он назвать ребенка в честь своего отца, Тони ответил, что это ей решать и что мама, без сомнения, будет в восторге.
Итак, Меган собственноручно заполнила свидетельство о рождении, вписав туда имя сына – Майкл Антонио Сабелла. С этим документом Меган и выписалась из роддома. Она выбрала педиатра, руководствуясь советом Пола, и была очень рада, хотя и не удивилась, услышав от врача, что здоровье ребенка в полном порядке.
Удивило ее другое – Майкл оказался очень беспокойным малышом. Днем он спал слишком мало для детей его возраста и часто просыпался по ночам. Меган обратилась к врачу и услышала в ответ, что такого понятия, как норма, просто не существует. Одни дети спят больше, другие меньше и часто выбирают для этого не ночь, а день. Ей придется приспособиться к образу жизни Майкла, а со временем он сам перейдет на обычный режим.
Меган постаралась объяснить все это Тони, придерживаясь выработавшейся у них обоих за последнее время привычки общаться друг с другом с преувеличенной вежливостью, а потом добавила, что, судя по рассказам мамы Сабеллы, Тони сам был таким в младенчестве.
– Да ты и до сих пор скорее «ночной человек», не так ли? – напрямую обратилась она к Тони, не в силах больше выносить его молчание.
– Да. Похоже, мне требуется меньше сна, чем большинству людей, – с такой же безукоризненной вежливостью ответил он.
С тех пор как Меган выписалась из роддома, Тони избегал смотреть на нее. Он старался не прикасаться к жене, даже не целовал ее на ночь, и Меган недоумевала – неужели это от того, что ее фигура еще не пришла в норму?
Она немедленно приступила к занятиям аэробикой и довела себя до того, что у нее постоянно болели мышцы. Она урезала до минимума свой дневной рацион и ела бы еще меньше, если бы не опасалась, что это может повредить Майклу. В их с Тони уговор входило, что она останется той же стройной, привлекательной женщиной, какой была до родов, и Меган преисполнилась решимости привести в порядок свою фигуру в рекордно короткие сроки.
Лишь занимаясь сыном, Меган забывала о том, как несчастна. Глубина любви к ребенку удивляла, а порой даже пугала ее. Часы, проведенные у колыбели малыша, казались Меган поистине драгоценными, и она подумывала о том, чтобы продлить свой отпуск. Но об этом, к сожалению, не могло быть и речи. Во-первых, Милтон Фарадей уже не раз звонил ей и требовал, чтобы она приступила к работе как можно скорее. Во-вторых, Меган отчетливо осознавала, что ее брак дал глубокую трещину, а значит, зарплата – это единственный доход, на который она может рассчитывать в будущем. Сейчас их с Тони связывал лишь уговор. Но долго ли продлится этот фарс? Как только Тони поймет, что жизнь с нелюбимой женой для него невыносима, он уйдет – или попытается удовлетворить свои сексуальные и эмоциональные запросы где-нибудь на стороне.
А может быть, это уже произошло?
Меган искала признаки, подтверждающие ее догадку, и находила их повсюду. Почти каждый вечер Тони приходил домой поздно, даже не утруждаясь предупредить жену. Иногда Меган чувствовала, что от него пахнет спиртным. Она молча страдала и не жаловалась, опасаясь, что откровенный разговор вызовет ссору и ускорит нежелательную развязку.
Внешне же их жизнь совсем не изменилась. Как и прежде, они ходили в гости и принимали друзей у себя, как и прежде, посещали непременные семейные сборища у мамы Сабеллы. Находясь в окружении родственников мужа, Меган была готова поверить, что в ее отношениях с Тони ничего не изменилось. С гордостью слушая охи и ахи, адресованные Майклу – малыш уже подрос и стал настоящим милашкой, – она забывала, что все это лишь видимость. Как странно, что лишь теперь, когда их брак потерпел фиаско, семейство Сабелла наконец признало ее!
То ли потому, что ребенок придал ей новый статус, то ли сама она устала всем угождать, но поведение Меган изменилось. Однажды, когда Анджи отпустила очередную колкость, не обидеться на которую мог лишь человек с чувствительностью носорога – речь шла о том, что золовка не одобряет решения Меган вернуться на работу, – Меган вежливо, но твердо сказала:
– Возвращаться на работу или нет – мое личное дело. Мое и твоего брата. Раз Тони не возражает, чего тебе беспокоиться?
А когда Марио, якобы по-родственному обнимая Меган, как обычно, попытался тронуть ее за грудь, она отстранилась и посоветовала ему обратить внимание на собственную жену, если его так переполняет мужская сила.
Он не обиделся, но с тех пор оставил ее в покое.
Меган радовалась тому, что Пол Сандерсон по-прежнему уделял ей внимание. По крайней мере раз в неделю он звонил, чтобы справиться о здоровье малыша, и этот теплый, дружеский голос на другом конце провода придавал ей силы и уверенности в себе. Меган нуждалась в друге, это становилось очевидным.
Она не говорила Тони о звонках Пола, считая, что это необязательно. В оправдание она убеждала себя, что, в конце концов, Пол ее врач, а в глубине души понимала, что эти звонки помогают ей почувствовать, что она все еще сохранила женскую привлекательность.
Когда Меган сообщила Тони, что врач разрешил ей возобновить половую жизнь, он молча кивнул, и в ту же ночь они впервые за несколько месяцев были близки. Однако потом такие ночи повторялись лишь эпизодически, а их любовь навсегда лишилась былой теплоты и нежности.
Зная темперамент Тони, Меган подозревала, что он утешается на стороне. Несколько раз она натыкалась на свидетельства того, что он проводит время с Коринной – следы губной помады на воротнике рубашки, характерный, стойкий запах гвоздичных духов, женская перчатка, забытая на заднем сиденье его машины. Классические признаки… А может быть, уж слишком классические? Может быть, Коринна намеренно дает ей понять, что по-прежнему встречается с Тони?
Черт бы побрал их обоих, в сердцах думала Меган. Ее душили гнев и горечь. В то же время она должна была молчать, она не имела права сказать Тони, что ей известно о его похождениях. В конце концов, Меган сама предложила заключить договор, в который не входило условие, по которому муж был обязан сохранять ей верность.
Глава 10
Стоило Меган приступить к работе, как она сразу поняла, что от нее потребуется немало сил и энергии, дабы сохранить и дом, и семью, и работу.
За три месяца ее отсутствия в фирме произошло множество перемен. У входа сидела новая девица, которая, не зная Меган в лицо, заставила ее предъявить служебное удостоверение и только потом пропустила в здание; появилось несколько новых проектов, в которые предстояло детально вникнуть, прежде чем выносить о них собственное суждение; а в довершение всего дежурная шутка, гулявшая по офису, была не вполне понятна Меган, и от этого она чувствовала себя не в своей тарелке.
Ее первые ощущения на работе напомнили ей что-то давно забытое, и лишь по прошествии какого-то времени Меган поняла, что именно. То же самое она испытывала в старших классах школы, где почти ни с кем не общалась, когда каждый день приходила на занятия в одной и той же одежде, а в общих играх почти не участвовала.
С тех пор прошло много лет, и, слава богу, она изменилась. Так что теперь Меган не стала копаться в своих переживаниях, а немедленно приступила к работе. Вчитываясь в описания новых проектов, она наконец поняла суть дела и на ближайшем совещании у шефа сумела внести ряд дельных предложений. А вот судьба проекта Костелло немного огорчила Меган. Несмотря ни на что, фирма не отказалась от него, но выполнение было поручено Винсенту Фарадею, племяннику Милтона.
– И он прекрасно с ним справляется, – лучезарно улыбаясь, заверил присутствующих мистер Фарадей. – А поскольку коней на переправе не меняют, предлагаю вам, Меган, заняться каким-нибудь другим проектом. В предложениях недостатка нет.
Имелось в виду частичное переоборудование захудалой гостиницы в Окленде под названием «Викторианский особняк». Меган была уверена, что еще несколько месяцев назад ей ни за что не поручили бы эту работу. У нее закралось подозрение, что неисправимый женоненавистник Милтон Фарадей вновь вернулся к своим привычкам мужского шовиниста, и поняла, что в очередной раз ей придется доказывать, чего она стоит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Незнакомое чувство внезапно охватило Меган, такое сильное, что у нее даже выступили слезы. Ей до боли захотелось прикоснуться к своему сыну, исследовать каждый дюйм его тела, прижать к себе и покрыть поцелуями крошечные пальчики. Еще недавно этот кусочек плоти был частью ее собственного тела… Давно ли это было? Сколько времени она уже спит?
Из-за ширмы до Меган доносились приглушенные женские голоса, и она поняла, что в палате не одна. Она подняла глаза к потолку, пытаясь определить его высоту, потом снова взглянула на ширму, не зная, что делать дальше. Может быть, надо вызвать сестру, сообщить, что она уже проснулась? Пока Меган раздумывала, ширму слегка отодвинули, и она увидела Тони. Он был так бледен, что она невольно вскрикнула.
Он подошел к кровати, но не поцеловал жену. По выражению глаз трудно было догадаться, о чем он думает. Сколько раз со времени свадьбы Меган терялась в догадках, о чем думает и что чувствует ее муж – да и чувствует ли что-нибудь вообще? Хотя на этот раз было ясно, что он потрясен. Что это – тревога за нее или…
– Неужели ребенок…
Она даже не смогла закончить вопроса.
– С ребенком все в порядке, – поспешил заверить ее Тони. – А как себя чувствуешь ты, Меган?
Она отмахнулась от этого вопроса как от несущественного.
– Ты уже видел его? Как он выглядит?
– Пока не знаю.
Он произнес эти слова настолько равнодушно, что Меган нахмурилась.
– Я только что приехал. Пол Сандерсон позвонил мне и сообщил, что у нас сын.
Меган откинулась на подушку. Она ждала, что Тони наконец обнимет ее и скажет, как он гордится ею и их новорожденным сыном.
– Я ждала приема, когда начались схватки, – сообщила Меган. – Звонить тебе было уже поздно, и Пол отвез меня в клинику. Схватки сразу стали частыми, через каждые три минуты…
Он кивнул и снова спросил равнодушным голосом, словно разговаривал с посторонним человеком:
– А сейчас как, все в порядке? Боли не чувствуешь?
«Только от того, что ты так холоден и суров со мной, Тони!»
– Я ужасно устала, но, кажется, роды были легкими. Врачи говорят, что я создана для материнства.
– Извини, что не купил цветов. Я очень торопился, – прервал ее Тони. – Пол передал, что я могу повидать тебя прямо сейчас, хотя обычно посетителей пускают в другое время.
– Он очень внимателен, – заметила Меган.
– Да, весьма.
Его губы чуть дрогнули и снова заняли обычное положение.
– Ты уже звонил маме?
– Да, еще с работы. Она придет к тебе вечером. Если бы она, как всегда, не сидела с внуками – на этот раз Анджи подсунула ей двух младших, – то уже давно была бы здесь. Взяла бы тебя за руку и подробно рассказала, как рожала сама и как производили на свет свое потомство мои плодовитые сестры.
Меган улыбнулась. За время беременности она бессчетное число раз слышала во всех подробностях обстоятельства рождения каждого из детей и внуков мамы Сабеллы. Теперь мама сможет добавить к этой саге еще один эпизод. Только она наверняка будет разочарована – роды у невестки прошли на удивление легко.
– Наверное, она до смерти рада, что родился мальчик?
– Уверен, что так и есть. Хотя у нее уже множество внуков, этот – первый, кто будет носить фамилию Сабелла.
«А ты сам? Почему, черт возьми, тебя это совсем не волнует, Тони? Почему мы разговариваем как чужие? Почему ты не поцеловал меня, не сказал, что беспокоился, что ты меня любишь?..»
– Интересно, когда мне принесут ребенка? – сказала Меган, поворачивая голову.
И словно по волшебству, в ту же секунду ширму отодвинули, и к кровати подошла высокая темноволосая медсестра, неся в руках нечто, завернутое в одеялко. Она окинула Тони внимательным взглядом и сказала, обращаясь к Меган:
– Ваш сыночек спит, как ягненок, миссис Сабелла. А когда проснется, наверняка потребует есть.
Она бросила быстрый взгляд на листок, прикрепленный к кровати.
– Я вижу, вы собираетесь сами его кормить. Ну что же, для ребенка это лучшее начало жизни. Дает иммунитет, и все такое… Если не справитесь, позвоните. Я вернусь через несколько минут и проверю, как у вас дела. Вы умеете нянчить малышей?
– Да, я ходила в школу будущих матерей, – ответила Меган, протягивая руки к сыну. – Я уверена, что справлюсь.
– Очень рада. Вот если бы все молодые матери были так же хорошо подготовлены!
Опустив младенца на руки Меган, медсестра ушла, на прощание снова окинув Тони внимательным взглядом.
Меган этого даже не заметила – она была полностью поглощена ребенком. Осторожно развернув одеяло, она впервые увидела личико своего сына. И тут же все другое – боль от родов, отчужденность Тони, нелегкая жизнь, которая предстояла ей впереди, – отошло на задний план.
Малыш спал, крепко сжав кулачки, словно готовился к схватке с миром, в который только что пришел. Меган невольно подумала, что подобное упорство пригодится ему в жизни. Волосы ребенка, черные, прямые, были на удивление густыми, а черты лица в точности повторяли отцовские.
Только сейчас Меган вспомнила о Тони. Подняв глаза, она хотела было сказать, что их сын – настоящий Сабелла, но тут же осеклась, заметив выражение лица мужа.
– Ты действительно ходила в школу матерей? – спросил он напряженным тоном.
– Ну да, по средам. Разве я тебе не говорила?
– Нет, не говорила. А разве на этих занятиях не предполагается присутствие мужа?
– Я… я ходила с другом. Ты ведь так занят… Мне не хотелось тебя беспокоить.
– С кем же? Наверное, с Джин?
На мгновение Меган почувствовала искушение солгать, однако, подумав, ответила правду:
– Нет, с Полом Сандерсоном. Его как врача заинтересовала эта программа, и он вызвался меня сопровождать.
– Ясно.
Тони взглянул на ребенка все так же мрачно. И тут умерла последняя надежда Меган, надежда, которую она лелеяла все это время вопреки очевидности. Она надеялась, что произойдет чудо и Тони, увидев ребенка, изменится. Теперь же поняла: такого рода перемены крайне редко случаются в реальной жизни. Итак, Тони не намерен быть отцом своему сыну. Значит, она может рассчитывать только на себя. Лишь ее любовь и поддержка суждена в жизни этому малышу…
Меган охватил гнев, и она даже не попыталась его скрыть, когда снова подняла глаза на Тони. Гнев и… да, презрение. На этот раз она не станет скрывать своих чувств и наконец выскажется напрямик.
– Тебе незачем беспокоиться, Тони. Я сдержу свое слово. Ребенок не доставит тебе никаких хлопот. Ты по-прежнему будешь вовремя получать свой обед и завтрак, жить в чистом, ухоженном доме. Я постараюсь сделать так, чтобы ребенок не мешал тебе. Когда ты пригласишь в дом друзей, я по-прежнему буду выполнять роль безупречной хозяйки, а когда тебе захочется заняться любовью, я к твоим услугам. Я не перестану заботиться о своей внешности, так что жить бок о бок с опустившейся женой тебе не грозит. Но и ты должен выполнить то, что обещал. Я хочу, чтобы мой ребенок вырос в нормальной семье – это то, чего я сама была лишена в детстве. Я хочу, чтобы у него были и отец, и мать. Пусть ты не в состоянии заставить себя полюбить его, но все равно будешь рядом, и он сможет расти, имея перед собой твой пример.
Выражение лица Тони не изменилось, и Меган подумала, что вряд ли он удостоит ее ответом. Однако через минуту он произнес:
– Я тоже сдержу свое слово.
Послышался скрип отодвигаемой ширмы, и появилась медсестра, деловитая и официальная. Она без обиняков сообщила Тони, что, хотя он и новоиспеченный отец, ему придется покинуть палату, потому что его жене нужен покой. Меган решила, что муж уйдет, так и не поцеловав ее, однако Тони наклонился и запечатлел небрежный поцелуй на ее щеке. Потом он вышел, ни разу больше не взглянув на сына.
Меган не могла сдержать слез. Да, теперь у нее есть этот малыш. Он заполнил наконец ту пустоту, которую Меган ощущала всю жизнь с тех пор, как себя помнит. Но одновременно она потеряла нечто весьма для нее дорогое, то, что составляло неотъемлемую часть ее существования последние семь лет. Как сможет она жить под одной крышей с Тони и притворяться, будто ничего не произошло, если что-то в ее душе надломилось и умерло всего несколько минут назад?..
Невзирая на протесты, а потом просто уговоры Милтона Фарадея, Меган взяла трехмесячный отпуск. Она решила, что по крайней мере это время должна полностью посвятить себя ребенку. Было наконец выбрано имя для малыша – вернее, выбрала его Меган. Она провела целых два дня в ожидании, что скажет по этому поводу Тони. Когда же она сама спросила, не хочет ли он назвать ребенка в честь своего отца, Тони ответил, что это ей решать и что мама, без сомнения, будет в восторге.
Итак, Меган собственноручно заполнила свидетельство о рождении, вписав туда имя сына – Майкл Антонио Сабелла. С этим документом Меган и выписалась из роддома. Она выбрала педиатра, руководствуясь советом Пола, и была очень рада, хотя и не удивилась, услышав от врача, что здоровье ребенка в полном порядке.
Удивило ее другое – Майкл оказался очень беспокойным малышом. Днем он спал слишком мало для детей его возраста и часто просыпался по ночам. Меган обратилась к врачу и услышала в ответ, что такого понятия, как норма, просто не существует. Одни дети спят больше, другие меньше и часто выбирают для этого не ночь, а день. Ей придется приспособиться к образу жизни Майкла, а со временем он сам перейдет на обычный режим.
Меган постаралась объяснить все это Тони, придерживаясь выработавшейся у них обоих за последнее время привычки общаться друг с другом с преувеличенной вежливостью, а потом добавила, что, судя по рассказам мамы Сабеллы, Тони сам был таким в младенчестве.
– Да ты и до сих пор скорее «ночной человек», не так ли? – напрямую обратилась она к Тони, не в силах больше выносить его молчание.
– Да. Похоже, мне требуется меньше сна, чем большинству людей, – с такой же безукоризненной вежливостью ответил он.
С тех пор как Меган выписалась из роддома, Тони избегал смотреть на нее. Он старался не прикасаться к жене, даже не целовал ее на ночь, и Меган недоумевала – неужели это от того, что ее фигура еще не пришла в норму?
Она немедленно приступила к занятиям аэробикой и довела себя до того, что у нее постоянно болели мышцы. Она урезала до минимума свой дневной рацион и ела бы еще меньше, если бы не опасалась, что это может повредить Майклу. В их с Тони уговор входило, что она останется той же стройной, привлекательной женщиной, какой была до родов, и Меган преисполнилась решимости привести в порядок свою фигуру в рекордно короткие сроки.
Лишь занимаясь сыном, Меган забывала о том, как несчастна. Глубина любви к ребенку удивляла, а порой даже пугала ее. Часы, проведенные у колыбели малыша, казались Меган поистине драгоценными, и она подумывала о том, чтобы продлить свой отпуск. Но об этом, к сожалению, не могло быть и речи. Во-первых, Милтон Фарадей уже не раз звонил ей и требовал, чтобы она приступила к работе как можно скорее. Во-вторых, Меган отчетливо осознавала, что ее брак дал глубокую трещину, а значит, зарплата – это единственный доход, на который она может рассчитывать в будущем. Сейчас их с Тони связывал лишь уговор. Но долго ли продлится этот фарс? Как только Тони поймет, что жизнь с нелюбимой женой для него невыносима, он уйдет – или попытается удовлетворить свои сексуальные и эмоциональные запросы где-нибудь на стороне.
А может быть, это уже произошло?
Меган искала признаки, подтверждающие ее догадку, и находила их повсюду. Почти каждый вечер Тони приходил домой поздно, даже не утруждаясь предупредить жену. Иногда Меган чувствовала, что от него пахнет спиртным. Она молча страдала и не жаловалась, опасаясь, что откровенный разговор вызовет ссору и ускорит нежелательную развязку.
Внешне же их жизнь совсем не изменилась. Как и прежде, они ходили в гости и принимали друзей у себя, как и прежде, посещали непременные семейные сборища у мамы Сабеллы. Находясь в окружении родственников мужа, Меган была готова поверить, что в ее отношениях с Тони ничего не изменилось. С гордостью слушая охи и ахи, адресованные Майклу – малыш уже подрос и стал настоящим милашкой, – она забывала, что все это лишь видимость. Как странно, что лишь теперь, когда их брак потерпел фиаско, семейство Сабелла наконец признало ее!
То ли потому, что ребенок придал ей новый статус, то ли сама она устала всем угождать, но поведение Меган изменилось. Однажды, когда Анджи отпустила очередную колкость, не обидеться на которую мог лишь человек с чувствительностью носорога – речь шла о том, что золовка не одобряет решения Меган вернуться на работу, – Меган вежливо, но твердо сказала:
– Возвращаться на работу или нет – мое личное дело. Мое и твоего брата. Раз Тони не возражает, чего тебе беспокоиться?
А когда Марио, якобы по-родственному обнимая Меган, как обычно, попытался тронуть ее за грудь, она отстранилась и посоветовала ему обратить внимание на собственную жену, если его так переполняет мужская сила.
Он не обиделся, но с тех пор оставил ее в покое.
Меган радовалась тому, что Пол Сандерсон по-прежнему уделял ей внимание. По крайней мере раз в неделю он звонил, чтобы справиться о здоровье малыша, и этот теплый, дружеский голос на другом конце провода придавал ей силы и уверенности в себе. Меган нуждалась в друге, это становилось очевидным.
Она не говорила Тони о звонках Пола, считая, что это необязательно. В оправдание она убеждала себя, что, в конце концов, Пол ее врач, а в глубине души понимала, что эти звонки помогают ей почувствовать, что она все еще сохранила женскую привлекательность.
Когда Меган сообщила Тони, что врач разрешил ей возобновить половую жизнь, он молча кивнул, и в ту же ночь они впервые за несколько месяцев были близки. Однако потом такие ночи повторялись лишь эпизодически, а их любовь навсегда лишилась былой теплоты и нежности.
Зная темперамент Тони, Меган подозревала, что он утешается на стороне. Несколько раз она натыкалась на свидетельства того, что он проводит время с Коринной – следы губной помады на воротнике рубашки, характерный, стойкий запах гвоздичных духов, женская перчатка, забытая на заднем сиденье его машины. Классические признаки… А может быть, уж слишком классические? Может быть, Коринна намеренно дает ей понять, что по-прежнему встречается с Тони?
Черт бы побрал их обоих, в сердцах думала Меган. Ее душили гнев и горечь. В то же время она должна была молчать, она не имела права сказать Тони, что ей известно о его похождениях. В конце концов, Меган сама предложила заключить договор, в который не входило условие, по которому муж был обязан сохранять ей верность.
Глава 10
Стоило Меган приступить к работе, как она сразу поняла, что от нее потребуется немало сил и энергии, дабы сохранить и дом, и семью, и работу.
За три месяца ее отсутствия в фирме произошло множество перемен. У входа сидела новая девица, которая, не зная Меган в лицо, заставила ее предъявить служебное удостоверение и только потом пропустила в здание; появилось несколько новых проектов, в которые предстояло детально вникнуть, прежде чем выносить о них собственное суждение; а в довершение всего дежурная шутка, гулявшая по офису, была не вполне понятна Меган, и от этого она чувствовала себя не в своей тарелке.
Ее первые ощущения на работе напомнили ей что-то давно забытое, и лишь по прошествии какого-то времени Меган поняла, что именно. То же самое она испытывала в старших классах школы, где почти ни с кем не общалась, когда каждый день приходила на занятия в одной и той же одежде, а в общих играх почти не участвовала.
С тех пор прошло много лет, и, слава богу, она изменилась. Так что теперь Меган не стала копаться в своих переживаниях, а немедленно приступила к работе. Вчитываясь в описания новых проектов, она наконец поняла суть дела и на ближайшем совещании у шефа сумела внести ряд дельных предложений. А вот судьба проекта Костелло немного огорчила Меган. Несмотря ни на что, фирма не отказалась от него, но выполнение было поручено Винсенту Фарадею, племяннику Милтона.
– И он прекрасно с ним справляется, – лучезарно улыбаясь, заверил присутствующих мистер Фарадей. – А поскольку коней на переправе не меняют, предлагаю вам, Меган, заняться каким-нибудь другим проектом. В предложениях недостатка нет.
Имелось в виду частичное переоборудование захудалой гостиницы в Окленде под названием «Викторианский особняк». Меган была уверена, что еще несколько месяцев назад ей ни за что не поручили бы эту работу. У нее закралось подозрение, что неисправимый женоненавистник Милтон Фарадей вновь вернулся к своим привычкам мужского шовиниста, и поняла, что в очередной раз ей придется доказывать, чего она стоит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20