Может быть, скорее всего, так и было, может быть, боль и растерянность заставили ее создать то, чего никогда не существовало. И она вылепила в своем уме образ мужчины, которым отец никогда не был. Она просто придумала себе идеального отца и всячески лелеяла свою идиотскую любовь к нему.
Зазвонил телефон, она очнулась от своих мыслей и пошла в спальню, чтобы услышать автоответчик. Сбросив на кровать полотенце, она натянула на себя чистую майку, а грязный халат отправила в корзину для белья. Она услышала конец какого-то сообщения и монотонный шум паба. Потом неожиданно зазвучал голос Джека и заполнил всю квартиру.
– Ливви? Это Джек.
Она быстро бросилась к телефону, чтобы поднять трубку, но остановилась, так как он снова стал говорить. И по его речи она поняла, что он совершенно пьян.
– Ты не можешь меня простить, Ливви… но… – Его язык совершенно не слушался хозяина. Но через какое-то время Джек снова заговорил: – Ты не можешь простить меня, Ливви, но я хотел тебе что-то сказать. – Джек еле ворочал языком, и Ливви с трудом угадывала слова. – Я хотел сказать, что виноват перед тобой. Я должен был сказать и предупредить… О, черт! – Она услышала стук упавшей трубки, но Джек добрался до нее и продолжал: – Ливви, не доверяй никому! – Неожиданно он закричал, и Ливви вздрогнула: – Ни Джеймсу, никому! Ты понимаешь… Фрейзер знал… я думаю… знал. Ливви, береги спину, хорошо? Я люблю тебя, я не должен был позволить случиться этому… я по-настоящему люблю тебя… – Он замолчал, и Ливви услышала сдавленные рыдания. Она бросилась к кровати и вытащила трубку из-под горы подушек.
– Джек? Джек? – Никто не отвечал, но она слышала шум бара. – Джек! – закричала она. – Джек, поговори со мной. О чем ты говорил? Что знает Фрейзер?
Расскажи мне! Джек! – Но через несколько секунд телефон отключился.
– О Боже! – Она швырнула трубку и обхватила голову руками. Что Джек имел в виду? Почему она не должна доверять Джеймсу? Ей было необходимо что-то предпринять, попытаться разобраться во всем!
Она резко встала и пошла в гостиную. Достав свою записную книжку, она отыскала номер домашнего телефона Фрейзера и подняла трубку. Фрейзер ответил после второго звонка:
– Алло?
Ливви молчала. Она была удивлена своей реакцией на его голос, но потом злость и страх пересилили это странное чувство.
– Фрейзер, это Ливви.
Фрейзер ощутил острую боль:
– Привет, Ливви. Как ты?
– Фрейзер, мне только что звонил Джек Вилкокс, – сказала она быстро. – Он был пьян и сказал, что мне надо беречь спину. Что я не должна доверять Джеймсу или еще кому-нибудь. Что ты знал какие-то вещи… – Она замолчала, и Фрейзер услышал, как она глотает воздух. – Что он имел в виду? О чем говорил? – Ее голос дрожал. Сердце его сжалось, отзываясь на страдания Ливви. Он хорошо понимал, что не будет колебаться и секунды, чтобы быть с ней, если она позовет его.
– Фрейзер… Пожалуйста…
Он закрыл глаза, убеждая себя солгать ей.
– Ливви, мне действительно неизвестно, что Джек имел в виду. Я ничего не знаю. – Он не мог сейчас ничего рассказать ей. Она не смогла бы справиться с этим – он знал точно – не смогла.
Она заплакала. Ей показалось, что за последние двадцать четыре часа она выплакала все слезы; но они текли, как река, прорвавшая плотину.
– Ладно… спасибо… – прошептала она сквозь слезы и повесила трубку, не давая ему возможности что-нибудь сказать. Рухнув на стул, она стала копаться в рюкзаке, отыскивая носовой платок.
Она отыскала чистый громадный, в красно-белую клетку платок и вытерла лицо. Потом посмотрела на платок и удивилась, откуда он взялся. Она не помнила, чтобы видела его раньше. Она обмотала его вокруг пальцев, разглядывая яркие клетки, и вдруг вспомнила, как он попал к ней. Приложив платок к лицу, она стала смеяться, потом плакать, а потом снова смеяться, вспоминая то, что произошло в промерзшем летнем домике десять дней назад. Но потом, вдруг вспомнив, что потеряла, она снова заплакала. Продолжая плакать, она пошла в спальню, вытащила из гардероба и бросила на кровать всю одежду: блузки, джемпера, легинсы, джинсы, нижнее белье.
Она натянула на себя джинсы, толстые носки, громадный шерстяной свитер поверх майки. Потом снова вытерла платком лицо и шею, мокрую от слез. Раскрыв чемодан, она стала складывать в него одежду. Через несколько минут, не думая о том, что собирается сделать, она достала свое пальто и направилась к входной двери.
Неожиданно остановившись, она повернулась и подошла к телефону. Она подняла трубку и набрала номер, который ей подсказало сердце.
– Мам, это я. Я звоню тебе, чтобы сказать, что уезжаю в Шотландию. Ты сможешь забрать мои вещи из квартиры? – Ливви замолчала и вытерла мокрый нос рукавом свитера. – Еще я звоню тебе, чтобы извиниться перед тобой и попросить… – Она замолчала, а потом, запинаясь, тихо сказала: – Попросить тебя передать мои извинения Питеру – за все. И скажи, что я благодарна ему… – Она услышала плач матери: – Я должна была сказать это много лет назад. – Спасибо за все… Она повесила трубку.
Выключив автоответчик, она пошла к входной двери. Она знала, что последний поезд уходит из Истона – она помнила, что Фрейзер однажды говорил ей об этом. Ее не волновало, сколько времени осталось до отхода поезда, она собиралась ждать столько, сколько нужно. Она бросила последний взгляд на квартиру, которая больше не принадлежала ей, закрыла дверь и, не обращая внимания на лифт, стала спускаться по лестнице к парадной двери.
Выйдя на улицу, она глубоко вдохнула влажный, холодный мартовский воздух и свистом подозвала такси. Она выбрала свой путь – сначала в Истон, потом в Абердин и наконец – к Фрейзеру.
Пауль Робсон оставил свою машину на автостоянке рядом с Истонским вокзалом. Пробираясь через толпу пассажиров, он постоянно оглядывался, проверяя нет ли за ним слежки. Пауль выбрал Истонский вокзал из-за сентиментальных чувств, так как именно оттуда отправлялись поезда в город его детства – Манчестер. Он прошел по зданию вокзала к багажному отделению и остановился перед камерой хранения. Когда перед ним появился мужчина средних лет в форме, Робсон попросил принять его на хранение ручную кладь. Он заплатил за хранение и взял квитанцию, а потом передал служащему маленький сверток. В этом необычно легком свертке была спрятана дискета, найденная в доме Ломана. Проследив, как эта опасная коробка была уложена на полку, Пауль попрощался и вышел из камеры хранения. Засунув руки в карманы, он двинулся в обратный путь. Ему стало легче, когда он избавился от дискеты, несущей смерть, но страх не покидал его. И он не знал, сколько еще времени это чувство будет терзать его.
Когда он вышел из здания вокзала, то заметил высокую длинноногую блондинку, выходящую из такси. Он остановился и постарался вспомнить, почему она показалось ему странно знакомой. Он постарался попасться ей на глаза, когда она шла в его сторону. Где же он ее видел? Она взглянула на него как на совершенно незнакомого человека, и ему пришлось уступить ей дорогу. Увидев ее заплаканное лицо, он испытал какое-то странное чувство, не покидавшее его, пока он шел к стоянке.
Отключив сигнализацию, он сел в свой «ровер» и ощутил, как боли, мучившие его целый день, стали проходить. Он включил двигатель. Все его страхи и улики – остались на полке камеры хранения Истонского вокзала.
Часть III
Глава 24
Фрейзер одевался в своей спальне. Он сел на кровать, отбросил полотенце. Надевая рубашку, он попал не в тот рукав. Немудрено: глаза его не отрывались от бледного голубого неба над Абердином, а мысли – от Ливви Дэвис.
Он проклинал себя за это. Он проклинал и ненавидел себя каждый день с тех пор, как вернулся из Суссекса. Но перестать думать о ней не мог. Он не понимал, что означает вчерашний ночной звонок. Разговор расстроил его, но он не стал перезванивать, не мог. Ему хотелось дать время ей и дать время себе, чтобы избавиться от своей зависимости от нее. Один только звук ее голоса вызвал боль, и он всю ночь не мог заснуть, думая о ней и о той чертовщине, что происходит в Лондоне.
Он застегнул рубашку, взял маленькую кожаную шкатулку и стал выбирать запонки. Достав серебряные запонки с красной и голубой эмалью, он взял их в ладонь и попытался продеть в узкую петлю манжеты. Как только его усилия стали вознаграждаться, в тишину дома ворвался телефонный звонок.
– Дьявол! – Он вздрогнул от неожиданности и уронил запонку на пол. Подняв трубку, он продолжал взглядом отыскивать упавшую запонку.
– Фрейзер? Доброе утро, это Бет, – зазвучал в трубке голос с мягким шотландским выговором. – У тебя что-то случилось?
Фрейзер вздохнул:
– Извини, Бет, у меня все в порядке. Только отчаянно борюсь с запонками.
– Тебе нужна женщина, чтобы делать такую трудную работу.
– Это звучит очень сексуально, – ответил он улыбнувшись.
– Ах, Фрейзер, не будь таким маменькиным сынком!
– Что тебе нужно, Бет? Из-за какой важной причины ты звонишь мне в семь сорок пять утра?
– Нет, ничего важного. Я решила позвонить тебе до работы и условиться насчет ленча, который ты мне обещал после вчерашнего ужина. – Она флиртовала, и слушать ее было приятно.
– Ленч? Когда? – Он отыскал запонку и попытался вставить ее в манжету, прижав головой телефонную трубку к плечу.
– Сегодня ты свободен?
Он наконец справился с запонкой и посмотрел на ночной столик в поисках дневника. – Сегодня?.. Не знаю… Бет, мой дневник в кабинете. Подожди, я схожу за ним.
Бет была готова ждать сколько угодно. Она слышала, как он опустил трубку и вышел. Наконец снова зазвучал его голос.
– Ленч, сегодня – у меня свободное время. Куда ты хочешь пойти? – У него не возникало большого желания провести с ней ленч, но он был ей обязан за вчерашний ужин.
– О, даже не знаю. Как тебе отель «Скин»?
– Прекрасно. Тебя подвезти? – Он был рад, что она согласилась на встречу днем – так как он сможет воспользоваться предлогом, чтобы закончить ленч пораньше и вернуться на работу. Это было не потому, что ему не нравилась Бет – просто в этот момент в его сердце не было места ни для Бет, ни для кого-либо еще.
– Благодарю за предложение, но я приеду сама. До ленча у меня есть два вызова на дом. Когда мы встречаемся?
– В час или в час тридцать.
– Лучше в час, Фрейзер.
– Договорились. В час, отель «Скин». – Фрейзер взглянул на часы.
– Фрейзер, удачи тебе с запонками!
Фрейзер улыбнулся, записал время ленча в дневник и спустился вниз. Он все время возвращался к ночному звонку и страшно злился. Если бы только Ливви Дэвис не стояла у него на пути, связь с Бет Броуден могла оказаться очень забавной.
Гордон Файф сидел на краю стола Фрейзера и постукивал ручкой по бедру, пока говорил. А говорил он с сильным акцентом уроженца Глазго. Даже двенадцать лет, проведенных в Абердине, не изменили его речь. Он растягивал гласные в словах, и каждое слово звучало словно целое предложение. Гордон говорил о новом макете газеты и хотел, чтобы босс одобрил его замыслы. В течение пятнадцати лет он был главным редактором газеты, но по-старомодному считал, что последнее слово должен сказать ее владелец. Владельцем был Фрейзер, и хотя он всегда обычно соглашался с Гордоном, тот не хотел нарушать принятые правила.
Фрейзер уставился в пространство и каждый раз кивал, когда до него доносилось какое-нибудь слово. Он не слышал, что ему говорил Гордон, так как все его мысли были поглощены Ливви. Как он ни старался избавиться от них, но телефонный звонок его по-настоящему расстроил. Он не сказал ей о своих подозрениях по поводу истинных отношений между Хьюго и Джеймсом. Ведь все это произошло много лет назад, да и он не был полностью уверен в своей правоте. И как она должна воспринять все это? Ее и так сильно обидели, и он не хотел добавлять ей новых страданий. Поблагодарит ли она, если он вытащит на свет то, что уже давно похоронено? Должен ли он теперь рассказать то, что необходимо было рассказать много лет назад, или лучше оставить все в прошлом?
Он тяжело тряхнул головой, удивляясь, какую путаницу она вносит в его мысли. Черт побери! У него и так достаточно дел, чтобы еще волноваться из-за женщины, находящейся на расстоянии четырехсот миль от него. Он должен выбросить ее из головы. Все его мысли должны быть заняты «ИМАКО», у него скопилось уже достаточно много информации. Иногда он действительно желал, чтобы никакой поездки в Сассекс не было. Взглянув на Гордона и пытаясь ухватить суть дела, он вдруг увидел, что старик замолчал и пристально глядит на него. Слепая ярость проснулась во Фрейзере. Он так увяз в своих мыслях, что даже не слышал, как Гордон замолчал.
– Что с тобой, Фрейзер? Я бы сказал, что ты витал в облаках! – заметил Гордон.
Фрейзер пожал плечами:
– Извини, Гордон. Я задумался.
– Ты был где-то далеко. Посмотри, тебя кто-то уже призывает. – Гордон кивнул в сторону стеклянной перегородки, отделяющей кабинет от приемной. Фрейзер оглянулся и увидел, что Кэрол, жестикулируя, зовет его.
Фрейзер кивнул ей.
– Гордон, делай с макетом то, что считаешь нужным. Я посмотрю на окончательный вариант и выскажу свое мнение. Договорились? – Фрейзер встал и пошел к дверям.
– Ты знаешь, это будет нечто исключительное! – с энтузиазмом воскликнул Гордон.
– Ты мне расскажешь об этом. – Фрейзер посмотрел через плечо, беспомощно улыбаясь, и вышел к Кэрол.
– Фрейзер, женщина в холле хочет вас видеть. Она говорит, что это личное.
Он кивнул, в этом не было ничего необычного. Вместе с другими делами у него часто возникала проблема с различными людьми из-за владений в Абердине, И с ним часто хотели говорить лично.
– Позвони мне в приемную, когда все соберутся на совещание в комнате редакторов. Это даст мне возможность побыстрее закончить встречу.
Он взял со стола Кэрол блокнот и ручку, попросил разрешения забрать их с собой и вышел. Кэрол наблюдала за ним, пока он шел к лифтам.
Какой он изумительный мужчина, думала она с восхищением. Но потом резко одернула себя и села за компьютер. Он не из твоей лиги, Кэрол. Нечего мечтать о нем. И, печально улыбнувшись, она вернулась к работе.
Фрейзер распахнул стеклянные двери, которые вели из основного здания в громадное пространство холла «Эбердин энгас пресс» и широкими шагами пошел к стойке. Он улыбнулся Роне – секретарю в приемной и спросил, кто хочет его видеть. Она указала в дальний угол холла, где стояли кресла. Высокая блондинка разглядывала экземпляры газет, которыми были оформлены стены. Рядом с ней стоял громадный чемодан, а черный рюкзак висел на плече. Он узнал сразу, кто это, прежде чем она повернулась к нему.
– Ливви?
Она посмотрела через плечо, увидела его и улыбнулась. Повернувшись к нему, она уронила рюкзак на пол, и Фрейзер взорвался.
– Боже! Что ты здесь делаешь?
И мгновенно понял, что сказал глупость. Его приветствие должно быть более теплым. Он пошел через холл, пытаясь улыбнуться, но ему это не удалось. Он растерялся и не мог собраться с мыслями. Подойдя к ней, он заколебался, поцеловать ли ее, но потом решил отказаться от этой мысли. Его смущали заинтересованные взгляды секретарш из приемной.
– Я не могу поверить! – сказал он. – Какими судьбами?
Ливви пожала плечами. Все выглядело не так, как она представляла: ее не ждали.
– Сама не понимаю. Просто пришло в голову приехать сюда. – Она хотела рассказать ему, что случилось, но только не здесь и не сейчас. Куда делись все его чувства? Она вся сжалась и встревоженно улыбнулась.
Вдруг Фрейзер взял ее за руки, прижал к себе и обнял – он был не в состоянии более сдерживаться. Ей сразу стало хорошо, и он наконец обрел то, о чем мечтал всю прошедшую неделю. Потом он слегка отстранился, все еще держа ее руки, и рассмеялся.
– Это просто замечательно! – Возбуждение стало нарастать внутри него. Он собирался сказать ей, как сильно желал этой встречи, как сильно хотел ее! Даже сейчас, в холле, он с трудом контролирует себя. Но вдруг все сомнения снова вернулись к нему, прежде чем он успел сказать это.
«Что ты делаешь, кретин, – подумал он в панике. – Вспомни эту неделю! Вспомни колледж! – И он крепко сжал рот, Стараясь удержать рвущиеся слова. – Она даже не знает, почему она здесь, – продолжал зудеть ехидный голосок в голове. Она просто прыгнула в поезд в уверенности, что ты здесь и, как всегда, готов зализывать ей раны. Ты ей нужен только на время, неужели ты еще это не понял? А когда ей станет лучше, она поспешно вернется к Джеймсу, выкинув тебя из своей жизни. Эй, Фрейзер, держи себя в руках! Ты же мужчина! Отвернись от нее, возьми другую женщину в свою постель».
Все еще улыбаясь, Ливви радостно посмотрела в лицо Фрейзера. И вдруг увидела, как оно меняется. Она увидела в его глазах борьбу чувств. Вся радость исчезла из них, осталась только настороженность. Потом она увидела в них такой холод, что инстинктивно отняла свои руки и напряженно прижала их к бокам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Зазвонил телефон, она очнулась от своих мыслей и пошла в спальню, чтобы услышать автоответчик. Сбросив на кровать полотенце, она натянула на себя чистую майку, а грязный халат отправила в корзину для белья. Она услышала конец какого-то сообщения и монотонный шум паба. Потом неожиданно зазвучал голос Джека и заполнил всю квартиру.
– Ливви? Это Джек.
Она быстро бросилась к телефону, чтобы поднять трубку, но остановилась, так как он снова стал говорить. И по его речи она поняла, что он совершенно пьян.
– Ты не можешь меня простить, Ливви… но… – Его язык совершенно не слушался хозяина. Но через какое-то время Джек снова заговорил: – Ты не можешь простить меня, Ливви, но я хотел тебе что-то сказать. – Джек еле ворочал языком, и Ливви с трудом угадывала слова. – Я хотел сказать, что виноват перед тобой. Я должен был сказать и предупредить… О, черт! – Она услышала стук упавшей трубки, но Джек добрался до нее и продолжал: – Ливви, не доверяй никому! – Неожиданно он закричал, и Ливви вздрогнула: – Ни Джеймсу, никому! Ты понимаешь… Фрейзер знал… я думаю… знал. Ливви, береги спину, хорошо? Я люблю тебя, я не должен был позволить случиться этому… я по-настоящему люблю тебя… – Он замолчал, и Ливви услышала сдавленные рыдания. Она бросилась к кровати и вытащила трубку из-под горы подушек.
– Джек? Джек? – Никто не отвечал, но она слышала шум бара. – Джек! – закричала она. – Джек, поговори со мной. О чем ты говорил? Что знает Фрейзер?
Расскажи мне! Джек! – Но через несколько секунд телефон отключился.
– О Боже! – Она швырнула трубку и обхватила голову руками. Что Джек имел в виду? Почему она не должна доверять Джеймсу? Ей было необходимо что-то предпринять, попытаться разобраться во всем!
Она резко встала и пошла в гостиную. Достав свою записную книжку, она отыскала номер домашнего телефона Фрейзера и подняла трубку. Фрейзер ответил после второго звонка:
– Алло?
Ливви молчала. Она была удивлена своей реакцией на его голос, но потом злость и страх пересилили это странное чувство.
– Фрейзер, это Ливви.
Фрейзер ощутил острую боль:
– Привет, Ливви. Как ты?
– Фрейзер, мне только что звонил Джек Вилкокс, – сказала она быстро. – Он был пьян и сказал, что мне надо беречь спину. Что я не должна доверять Джеймсу или еще кому-нибудь. Что ты знал какие-то вещи… – Она замолчала, и Фрейзер услышал, как она глотает воздух. – Что он имел в виду? О чем говорил? – Ее голос дрожал. Сердце его сжалось, отзываясь на страдания Ливви. Он хорошо понимал, что не будет колебаться и секунды, чтобы быть с ней, если она позовет его.
– Фрейзер… Пожалуйста…
Он закрыл глаза, убеждая себя солгать ей.
– Ливви, мне действительно неизвестно, что Джек имел в виду. Я ничего не знаю. – Он не мог сейчас ничего рассказать ей. Она не смогла бы справиться с этим – он знал точно – не смогла.
Она заплакала. Ей показалось, что за последние двадцать четыре часа она выплакала все слезы; но они текли, как река, прорвавшая плотину.
– Ладно… спасибо… – прошептала она сквозь слезы и повесила трубку, не давая ему возможности что-нибудь сказать. Рухнув на стул, она стала копаться в рюкзаке, отыскивая носовой платок.
Она отыскала чистый громадный, в красно-белую клетку платок и вытерла лицо. Потом посмотрела на платок и удивилась, откуда он взялся. Она не помнила, чтобы видела его раньше. Она обмотала его вокруг пальцев, разглядывая яркие клетки, и вдруг вспомнила, как он попал к ней. Приложив платок к лицу, она стала смеяться, потом плакать, а потом снова смеяться, вспоминая то, что произошло в промерзшем летнем домике десять дней назад. Но потом, вдруг вспомнив, что потеряла, она снова заплакала. Продолжая плакать, она пошла в спальню, вытащила из гардероба и бросила на кровать всю одежду: блузки, джемпера, легинсы, джинсы, нижнее белье.
Она натянула на себя джинсы, толстые носки, громадный шерстяной свитер поверх майки. Потом снова вытерла платком лицо и шею, мокрую от слез. Раскрыв чемодан, она стала складывать в него одежду. Через несколько минут, не думая о том, что собирается сделать, она достала свое пальто и направилась к входной двери.
Неожиданно остановившись, она повернулась и подошла к телефону. Она подняла трубку и набрала номер, который ей подсказало сердце.
– Мам, это я. Я звоню тебе, чтобы сказать, что уезжаю в Шотландию. Ты сможешь забрать мои вещи из квартиры? – Ливви замолчала и вытерла мокрый нос рукавом свитера. – Еще я звоню тебе, чтобы извиниться перед тобой и попросить… – Она замолчала, а потом, запинаясь, тихо сказала: – Попросить тебя передать мои извинения Питеру – за все. И скажи, что я благодарна ему… – Она услышала плач матери: – Я должна была сказать это много лет назад. – Спасибо за все… Она повесила трубку.
Выключив автоответчик, она пошла к входной двери. Она знала, что последний поезд уходит из Истона – она помнила, что Фрейзер однажды говорил ей об этом. Ее не волновало, сколько времени осталось до отхода поезда, она собиралась ждать столько, сколько нужно. Она бросила последний взгляд на квартиру, которая больше не принадлежала ей, закрыла дверь и, не обращая внимания на лифт, стала спускаться по лестнице к парадной двери.
Выйдя на улицу, она глубоко вдохнула влажный, холодный мартовский воздух и свистом подозвала такси. Она выбрала свой путь – сначала в Истон, потом в Абердин и наконец – к Фрейзеру.
Пауль Робсон оставил свою машину на автостоянке рядом с Истонским вокзалом. Пробираясь через толпу пассажиров, он постоянно оглядывался, проверяя нет ли за ним слежки. Пауль выбрал Истонский вокзал из-за сентиментальных чувств, так как именно оттуда отправлялись поезда в город его детства – Манчестер. Он прошел по зданию вокзала к багажному отделению и остановился перед камерой хранения. Когда перед ним появился мужчина средних лет в форме, Робсон попросил принять его на хранение ручную кладь. Он заплатил за хранение и взял квитанцию, а потом передал служащему маленький сверток. В этом необычно легком свертке была спрятана дискета, найденная в доме Ломана. Проследив, как эта опасная коробка была уложена на полку, Пауль попрощался и вышел из камеры хранения. Засунув руки в карманы, он двинулся в обратный путь. Ему стало легче, когда он избавился от дискеты, несущей смерть, но страх не покидал его. И он не знал, сколько еще времени это чувство будет терзать его.
Когда он вышел из здания вокзала, то заметил высокую длинноногую блондинку, выходящую из такси. Он остановился и постарался вспомнить, почему она показалось ему странно знакомой. Он постарался попасться ей на глаза, когда она шла в его сторону. Где же он ее видел? Она взглянула на него как на совершенно незнакомого человека, и ему пришлось уступить ей дорогу. Увидев ее заплаканное лицо, он испытал какое-то странное чувство, не покидавшее его, пока он шел к стоянке.
Отключив сигнализацию, он сел в свой «ровер» и ощутил, как боли, мучившие его целый день, стали проходить. Он включил двигатель. Все его страхи и улики – остались на полке камеры хранения Истонского вокзала.
Часть III
Глава 24
Фрейзер одевался в своей спальне. Он сел на кровать, отбросил полотенце. Надевая рубашку, он попал не в тот рукав. Немудрено: глаза его не отрывались от бледного голубого неба над Абердином, а мысли – от Ливви Дэвис.
Он проклинал себя за это. Он проклинал и ненавидел себя каждый день с тех пор, как вернулся из Суссекса. Но перестать думать о ней не мог. Он не понимал, что означает вчерашний ночной звонок. Разговор расстроил его, но он не стал перезванивать, не мог. Ему хотелось дать время ей и дать время себе, чтобы избавиться от своей зависимости от нее. Один только звук ее голоса вызвал боль, и он всю ночь не мог заснуть, думая о ней и о той чертовщине, что происходит в Лондоне.
Он застегнул рубашку, взял маленькую кожаную шкатулку и стал выбирать запонки. Достав серебряные запонки с красной и голубой эмалью, он взял их в ладонь и попытался продеть в узкую петлю манжеты. Как только его усилия стали вознаграждаться, в тишину дома ворвался телефонный звонок.
– Дьявол! – Он вздрогнул от неожиданности и уронил запонку на пол. Подняв трубку, он продолжал взглядом отыскивать упавшую запонку.
– Фрейзер? Доброе утро, это Бет, – зазвучал в трубке голос с мягким шотландским выговором. – У тебя что-то случилось?
Фрейзер вздохнул:
– Извини, Бет, у меня все в порядке. Только отчаянно борюсь с запонками.
– Тебе нужна женщина, чтобы делать такую трудную работу.
– Это звучит очень сексуально, – ответил он улыбнувшись.
– Ах, Фрейзер, не будь таким маменькиным сынком!
– Что тебе нужно, Бет? Из-за какой важной причины ты звонишь мне в семь сорок пять утра?
– Нет, ничего важного. Я решила позвонить тебе до работы и условиться насчет ленча, который ты мне обещал после вчерашнего ужина. – Она флиртовала, и слушать ее было приятно.
– Ленч? Когда? – Он отыскал запонку и попытался вставить ее в манжету, прижав головой телефонную трубку к плечу.
– Сегодня ты свободен?
Он наконец справился с запонкой и посмотрел на ночной столик в поисках дневника. – Сегодня?.. Не знаю… Бет, мой дневник в кабинете. Подожди, я схожу за ним.
Бет была готова ждать сколько угодно. Она слышала, как он опустил трубку и вышел. Наконец снова зазвучал его голос.
– Ленч, сегодня – у меня свободное время. Куда ты хочешь пойти? – У него не возникало большого желания провести с ней ленч, но он был ей обязан за вчерашний ужин.
– О, даже не знаю. Как тебе отель «Скин»?
– Прекрасно. Тебя подвезти? – Он был рад, что она согласилась на встречу днем – так как он сможет воспользоваться предлогом, чтобы закончить ленч пораньше и вернуться на работу. Это было не потому, что ему не нравилась Бет – просто в этот момент в его сердце не было места ни для Бет, ни для кого-либо еще.
– Благодарю за предложение, но я приеду сама. До ленча у меня есть два вызова на дом. Когда мы встречаемся?
– В час или в час тридцать.
– Лучше в час, Фрейзер.
– Договорились. В час, отель «Скин». – Фрейзер взглянул на часы.
– Фрейзер, удачи тебе с запонками!
Фрейзер улыбнулся, записал время ленча в дневник и спустился вниз. Он все время возвращался к ночному звонку и страшно злился. Если бы только Ливви Дэвис не стояла у него на пути, связь с Бет Броуден могла оказаться очень забавной.
Гордон Файф сидел на краю стола Фрейзера и постукивал ручкой по бедру, пока говорил. А говорил он с сильным акцентом уроженца Глазго. Даже двенадцать лет, проведенных в Абердине, не изменили его речь. Он растягивал гласные в словах, и каждое слово звучало словно целое предложение. Гордон говорил о новом макете газеты и хотел, чтобы босс одобрил его замыслы. В течение пятнадцати лет он был главным редактором газеты, но по-старомодному считал, что последнее слово должен сказать ее владелец. Владельцем был Фрейзер, и хотя он всегда обычно соглашался с Гордоном, тот не хотел нарушать принятые правила.
Фрейзер уставился в пространство и каждый раз кивал, когда до него доносилось какое-нибудь слово. Он не слышал, что ему говорил Гордон, так как все его мысли были поглощены Ливви. Как он ни старался избавиться от них, но телефонный звонок его по-настоящему расстроил. Он не сказал ей о своих подозрениях по поводу истинных отношений между Хьюго и Джеймсом. Ведь все это произошло много лет назад, да и он не был полностью уверен в своей правоте. И как она должна воспринять все это? Ее и так сильно обидели, и он не хотел добавлять ей новых страданий. Поблагодарит ли она, если он вытащит на свет то, что уже давно похоронено? Должен ли он теперь рассказать то, что необходимо было рассказать много лет назад, или лучше оставить все в прошлом?
Он тяжело тряхнул головой, удивляясь, какую путаницу она вносит в его мысли. Черт побери! У него и так достаточно дел, чтобы еще волноваться из-за женщины, находящейся на расстоянии четырехсот миль от него. Он должен выбросить ее из головы. Все его мысли должны быть заняты «ИМАКО», у него скопилось уже достаточно много информации. Иногда он действительно желал, чтобы никакой поездки в Сассекс не было. Взглянув на Гордона и пытаясь ухватить суть дела, он вдруг увидел, что старик замолчал и пристально глядит на него. Слепая ярость проснулась во Фрейзере. Он так увяз в своих мыслях, что даже не слышал, как Гордон замолчал.
– Что с тобой, Фрейзер? Я бы сказал, что ты витал в облаках! – заметил Гордон.
Фрейзер пожал плечами:
– Извини, Гордон. Я задумался.
– Ты был где-то далеко. Посмотри, тебя кто-то уже призывает. – Гордон кивнул в сторону стеклянной перегородки, отделяющей кабинет от приемной. Фрейзер оглянулся и увидел, что Кэрол, жестикулируя, зовет его.
Фрейзер кивнул ей.
– Гордон, делай с макетом то, что считаешь нужным. Я посмотрю на окончательный вариант и выскажу свое мнение. Договорились? – Фрейзер встал и пошел к дверям.
– Ты знаешь, это будет нечто исключительное! – с энтузиазмом воскликнул Гордон.
– Ты мне расскажешь об этом. – Фрейзер посмотрел через плечо, беспомощно улыбаясь, и вышел к Кэрол.
– Фрейзер, женщина в холле хочет вас видеть. Она говорит, что это личное.
Он кивнул, в этом не было ничего необычного. Вместе с другими делами у него часто возникала проблема с различными людьми из-за владений в Абердине, И с ним часто хотели говорить лично.
– Позвони мне в приемную, когда все соберутся на совещание в комнате редакторов. Это даст мне возможность побыстрее закончить встречу.
Он взял со стола Кэрол блокнот и ручку, попросил разрешения забрать их с собой и вышел. Кэрол наблюдала за ним, пока он шел к лифтам.
Какой он изумительный мужчина, думала она с восхищением. Но потом резко одернула себя и села за компьютер. Он не из твоей лиги, Кэрол. Нечего мечтать о нем. И, печально улыбнувшись, она вернулась к работе.
Фрейзер распахнул стеклянные двери, которые вели из основного здания в громадное пространство холла «Эбердин энгас пресс» и широкими шагами пошел к стойке. Он улыбнулся Роне – секретарю в приемной и спросил, кто хочет его видеть. Она указала в дальний угол холла, где стояли кресла. Высокая блондинка разглядывала экземпляры газет, которыми были оформлены стены. Рядом с ней стоял громадный чемодан, а черный рюкзак висел на плече. Он узнал сразу, кто это, прежде чем она повернулась к нему.
– Ливви?
Она посмотрела через плечо, увидела его и улыбнулась. Повернувшись к нему, она уронила рюкзак на пол, и Фрейзер взорвался.
– Боже! Что ты здесь делаешь?
И мгновенно понял, что сказал глупость. Его приветствие должно быть более теплым. Он пошел через холл, пытаясь улыбнуться, но ему это не удалось. Он растерялся и не мог собраться с мыслями. Подойдя к ней, он заколебался, поцеловать ли ее, но потом решил отказаться от этой мысли. Его смущали заинтересованные взгляды секретарш из приемной.
– Я не могу поверить! – сказал он. – Какими судьбами?
Ливви пожала плечами. Все выглядело не так, как она представляла: ее не ждали.
– Сама не понимаю. Просто пришло в голову приехать сюда. – Она хотела рассказать ему, что случилось, но только не здесь и не сейчас. Куда делись все его чувства? Она вся сжалась и встревоженно улыбнулась.
Вдруг Фрейзер взял ее за руки, прижал к себе и обнял – он был не в состоянии более сдерживаться. Ей сразу стало хорошо, и он наконец обрел то, о чем мечтал всю прошедшую неделю. Потом он слегка отстранился, все еще держа ее руки, и рассмеялся.
– Это просто замечательно! – Возбуждение стало нарастать внутри него. Он собирался сказать ей, как сильно желал этой встречи, как сильно хотел ее! Даже сейчас, в холле, он с трудом контролирует себя. Но вдруг все сомнения снова вернулись к нему, прежде чем он успел сказать это.
«Что ты делаешь, кретин, – подумал он в панике. – Вспомни эту неделю! Вспомни колледж! – И он крепко сжал рот, Стараясь удержать рвущиеся слова. – Она даже не знает, почему она здесь, – продолжал зудеть ехидный голосок в голове. Она просто прыгнула в поезд в уверенности, что ты здесь и, как всегда, готов зализывать ей раны. Ты ей нужен только на время, неужели ты еще это не понял? А когда ей станет лучше, она поспешно вернется к Джеймсу, выкинув тебя из своей жизни. Эй, Фрейзер, держи себя в руках! Ты же мужчина! Отвернись от нее, возьми другую женщину в свою постель».
Все еще улыбаясь, Ливви радостно посмотрела в лицо Фрейзера. И вдруг увидела, как оно меняется. Она увидела в его глазах борьбу чувств. Вся радость исчезла из них, осталась только настороженность. Потом она увидела в них такой холод, что инстинктивно отняла свои руки и напряженно прижала их к бокам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43