Он злобно усмехнулся, одарив Шайну таким взглядом, что по телу у нее побежали мурашки.
– Оч-чень мило, – сквозь зубы процедил он. Затем подошел вплотную, тронул грязным пальцем серебристый локон Шайны. – Оч-чень, оч-чень мило!
Сверкнув глазами, Шайна с негодованием сбросила с плеча его грязную тяжелую лапу.
– Не трогай меня, ты, сукин сын! – огрызнулась она.
– Полегче, полегче, милашка! – осклабился пират. – Не думай, что только хозяин здешних мест, мистер Форчун, может играть с тобой в поваляшки!
Он схватил Шайну за локоть и грубо рванул ее к себе.
– Прежде чем прикончить, мы пропустим тебя через весь экипаж!
Пират запустил руку в волосы Шайны и грубо запрокинул ее голову. Затем наклонился, пытаясь поцеловать в плотно сжатые губы.
Шайна рванулась, почувствовала подкативший к горлу комок. Но пират держал ее крепко и не выпускал.
Внезапно что-то изменилось. Лицо белокурого пирата перекосилось, он разжал руки и с воем покатился по траве.
– Я же говорил, что запрещаю трогать ее, – раздался рык Ле Корбье. – Говорил или нет, ты, тухлая селедка!
– Для себя ее приберег? – заскулил белокурый. – Для себя, да? Жалко поделиться с товарищами? Ты такой же, как этот Форчун! На словах обещал отплатить ей за все, что она сделала, а на деле хочешь только одного – поваляться с ней, и…
В кронах деревьев гулко раскатилось эхо пистолетного выстрела. Лошади, запряженные в карету, вздрогнули и заржали. Тело белокурого канонира дернулось и застыло, а на груди сквозь грязное полотно рубашки расплылось кровавое пятно.
– О боже! – закричала Шайна и отшатнулась.
Ле Корбье засунул за пояс дымящийся пистолет.
– Вечно он всех баламутил, – равнодушно заметил смуглый пират. – С того самого дня, как появился на борту. А я терпеть не могу смутьянов на своем судне.
Затем сказал, обращаясь к полудюжине матросов, стоящих в молчании возле застреленного товарища:
– Оттащите его поглубже в лес и бросьте там. Да пошевеливайтесь поживее, вы, кашалоты! Как знать, может, кто-нибудь услышал выстрел. Нужно поторапливаться!
Трое пиратов подхватили своего мертвого приятеля и поволокли в кусты. Шайна наблюдала за происходящим, онемев от ужаса. Затем повернулась к Ле Корбье.
– И они его не похоронят? – спросила она.
– Некогда, – небрежно бросил он в ответ, – да и незачем. В лесу есть кому о нем позаботиться – лисы, медведи… – и пират коротко хохотнул.
Шайна была потрясена тем, как просто и быстро была на ее глазах оборвана человеческая жизнь. О том, что ждет ее саму, она не хотела даже думать.
– А что вы здесь делаете? – спросила она.
Ле Корбье неприязненно усмехнулся.
– Послушай, ласточка, я знаю, что ты лживая дрянь, но ведь не дурочка, правда? За тобой мы пришли, за тобой! Я отогнал «Фортуну» за мыс, откуда нас не стало видно, и стал на якорь. А потом все просто: на шлюпке на берег – и по твою душу. Если Габриель Форчун такой слабак, что не может сдержать слово, – что ж, мы сами исполним его клятву!
– Я не виновата! Слышите вы? Не виновата! – отчаянно закричала Шайна. – Почему вы мне не верите?
– Увы, все свидетельствует об обратном. Но не волнуйся. Мы не варвары какие-нибудь, а пираты. Мы будем тебя судить.
– Судить? Пираты будут судить меня? И что же это будет за суд?
Ле Корбье надменно сверкнул своими глазками.
– Такой же суд, что и тот, в Вильямсбурге, где судили Габриеля и его команду. Такой же, как и трибунал Спотсвуда. Ничуть не хуже.
Шайна молча смотрела на него – секунду, другую. Затем внезапно резко рванулась в сторону и, мелькнув своим черным плащом, сверкнув белой нижней юбкой, бросилась бежать. К дому, который, казалось, был невообразимо далеко – в сотнях миль отсюда.
Она знала, что это безрассудство – бежать. Знала еще до того, как сделала первый шаг. Знала, но не могла не попытаться. У нее был единственный, крошечный шанс спастись, последняя призрачная надежда, что кто-нибудь услышал выстрел и сейчас спешит сюда. Ах, если бы услышала Бэб! Услышала и послала сюда кого-нибудь!
Увы, ей не повезло. Она не отбежала и на пятьдесят шагов, как маленький, юркий Ле Корбье догнал ее, толчком в спину свалил на землю. Шайна покатилась по траве, и над нею черно-белым фонтаном взметнулись бархат, полотно, кружева…
Пара пыльных тяжелых сапог приблизилась к самому лицу лежащей Шайны. Она перевела дух и подняла глаза. Ле Корбье смотрел на нее сверху вниз с удивлением и, как показалось Шайне, даже с уважением.
– Я понимаю, почему Габриель так прилепился к тебе, дорогуша. Ты так же смела, как и красива. Габриелю придется долго приходить в себя после такой утраты. Впрочем, пусть тебя это не слишком волнует – ведь тебя ждет суд. Тот самый суд, от которого ты только что пыталась бежать. Суд, на котором ты ответишь за все – за все свои черные дела.
– Повторяю, – зашипела на него Шайна. – Я не предавала Габриеля и его…
– Да я сейчас не об этом, – оборвал ее пират. – Тебе придется держать ответ и за твои проделки в Англии. За своего мужа и за герцога де Фонвилля.
Шайна побледнела как мел.
– Как вы узнали… – выдохнула она.
– Был в Париже, – отвечал тот. – Говорил там кое с кем. Мне рассказали, что герцога де Фонвилля убили в Лондоне. Из-за какой-то женщины. По слухам, он довел ее мужа до самоубийства, чтобы самому обладать этой красоткой. А когда заполучил, его в свою очередь пришил какой-то сумасшедший. Забрал женщину и уплыл с нею в Новый Свет.
Ле Корбье зловеще хмыкнул и продолжал:
– Мне сказали, что имя женщины – леди Шайна Лейтон, дочь покойного барона Клермонта. Должен сказать, я не особенно удивился, когда узнал, что это ты и есть. Я надолго запомнил, какая ты красивая – Меган Гордон!
Шайна закрыла глаза. Только сейчас она узнала, что Демьен мертв. Может быть, у нее жестокое сердце, но этого человека ей нисколько не жаль.
– Отпустите меня, – умоляюще посмотрела на пирата Шайна. – Пожалуйста. Хватит горя.
Смуглый пират удивленно присвистнул.
– Отпустить тебя? Если я сделаю это, то твои неприятности, может, и кончатся, но мои только начнутся – это уж точно. Как минимум мятеж на борту мне обеспечен.
Он покачал и добавил:
– Нет, дорогуша, ты пойдешь с нами. Это твоя судьба. И моя тоже.
Шайна медленно поднялась на ноги, отряхнула одежду. Делать еще одну попытку бежать она уже не собиралась. Ни к чему озлоблять пиратов. И без того они жаждут ее крови.
Да еще этот плащ и длинные юбки – в них ей и десяти шагов не пробежать, как ее снова поймают. Да даже если каким-то чудом удастся добежать до дома – сумеет ли она заставить немногочисленных слуг выступить против хорошо вооруженных, привыкших драться пиратов? Нет, и от слуг помощи ждать не приходится! Остается лишь подчиниться воле пиратов и надеяться на чудо.
И Шайна покорно позволила Ле Корбье взять себя за руку, отвести к карете и усадить внутрь. Двое матросов сели по бокам Шайны, остальные быстро разместились снаружи, сама же она крепко стиснула зубы, пытаясь сдержать слезы, предательски подступившие к глазам. Нельзя показать пиратам, как она боится. Даже если ее приговорят к смерти – она и тогда не склонит перед ними головы.
Кучер натянул вожжи, лошади всхрапнули и рванули карету вперед. Она развернулась и покатила по лесной дороге – все дальше и дальше от дома. Сидя внутри, зажатая между двумя пиратами, Шайна сглотнула, пытаясь прогнать воспоминания о вчерашнем ночном кошмаре. Кошмаре, который неожиданно стал явью.
Одушевленный, полный радостных надежд, Габриель, прильнув к холке вороного жеребца, мчался верхом по ночной чаще. Ветер свистел в ушах, листья низко склонившихся к лесной дороге деревьев задевали голову. Чарльз Иден сдержал свое слово и выдал Габриелю акт об амнистии. Теперь бывший пират мог считать себя свободным человеком – правда, пока лишь на территории Северной Каролины. И хотя ему по-прежнему нельзя было показываться в Виргинии, где губернатор Спотсвуд все еще разыскивал Габриеля, чтобы вздернуть на виселицу, на сердце бывшего капитана Форчуна было легко. Он чувствовал себя словно рожденным заново.
Габриель нетерпеливо пришпоривал коня – ему не терпелось поскорее поделиться с Шайной своей радостью. Кроме того, ему хотелось приятно удивить ее, вернувшись из Бата буквально на следующий день после отъезда.
Наконец он достиг своего дома, торопливо привязал коня к врытому в землю столбу и взбежал по ступенькам веранды.
– Шайна! – громко закричал он, распахивая входную дверь и вбегая в холл. – Шайна!
Никакого ответа. Эхо затихло в глубине молчащего дома, отразившись от высокого потолка. Странно. Даже никто из слуг не откликнулся, не вышел его встречать. Неприятный холодок пробежал по спине Габриеля.
– Бэб! – крикнул он, раздражаясь. – Бэб! Куда вы все к черту подевались?
На верхней площадке лестницы появилась Бэб. Она низко опустила голову и стояла, теребя пальцами складки своего льняного платьица. Девушка прятала от Габриеля красные, заплаканные глаза.
– Где твоя хозяйка? – резко спросил Габриель. – И вообще, где все?
– Спрятались, сэр, – чуть слышно ответила девушка.
– Кто, хозяйка? – уточнил Габриель.
– Нет, сэр. Все остальные попрятались. А миледи… – Она прикусила губу, продолжая терзать свое платье. – Миледи…
– Ну же, – раздраженно прикрикнул на нее Габриель. – Что – миледи?
– Пропала, сэр.
– Что? – рявкнул Габриель так, что служанка в ужасе отпрянула. – Что, дьявол тебя побери, ты имеешь в виду? Как это – пропала?
– Она вышла из дома вчера вечером, – дрожащим голосом пояснила Бэб. – Приказала подать платье, плащ и вышла. Я хотела идти с ней, но она не разрешила. Правда, я хотела… – испуганно заверила его Бэб, – но она сказала – не нужно. Вот. А потом вышла – и не вернулась.
– Вы догадались пойти поискать ее? – спросил Габриель, чувствуя растущую в сердце тревогу.
– Д-да, да, – заверила его девушка. – Когда хозяйка не вернулась к ужину, мужчины вышли искать ее. Они подумали, что, может, медведь ей в лесу встретился или что еще…
– И что им удалось найти? – поторопил ее Габриель.
– Отпечатки колес, – ответила Бэб. – Возле маленького коттеджа – там, в лесу. Отпечатки кареты и лошадиных подков.
Габриель был потрясен. Следы от кареты… Шайну похитили – это понятно. Непонятно только – кто. И зачем. И вообще, кто мог знать, что она здесь?
Он снова поднял глаза на Бэб.
– А следы борьбы там были?
Бэб неопределенно пожала плечами.
– Вроде нет, сэр. Ничего такого… Похоже, она сама села в карету и уехала.
– Ты не можешь знать этого, – зашипел на нее Габриель. Затем, остывая, устало махнул ей рукой. – Ладно, Бэб, это все. Ступай.
Бэб тут же исчезла подальше с его глаз, и Габриель остался один в гулкой тишине холла.
Он опустился на диван – опустошенный, недоумевающий. Шайна исчезла. Как? Почему? Куда? С кем? Голова готова была лопнуть от вопросов, на которые не находилось ответа.
Скорее всего ее похитили. Силой. Скорее всего. Но, может быть, все обстоит иначе. Зачем она пошла в лес одна? Забыла об опасности? Но ведь ее предупреждали – строго и не раз. Она должна была помнить, что здесь, в лесной глуши, встречаются разные люди – и хорошие, и плохие, и честные, и, прямо скажем, не очень. Немало здесь бродит и таких, что не удержатся, встретив в лесу молодую красивую женщину. Да при этом – гуляющую в одиночестве!
И тут новая, неприятная мысль змеей скользнула в его сердце. Вспомнилось, как вскоре после приезда в Фокс-Медоу Шайна написала письмо. Сказала, что оно – подруге, леди Саттон, в Лондон. Отправила письмо с посыльным. А может, вовсе и не в Лондон было то письмо? А, скажем, дядюшке, в Виргинию? И тогда в письме вполне могла содержаться просьба приехать, забрать ее отсюда назад, в Монткалм.
– Бэб! – крикнул он.
Служанка явилась на зов в ту же секунду.
– Бэб, кто отвозил письмо миледи в Бат?
– Сирил, сэр, – ответила ему Бэб. – Конюший.
– Разыщи его и пришли сюда. Срочно, – приказал Габриель.
Спустя пару минут перед ним появился высокий худощавый конюший. Он заметно нервничал: сглатывал слюну и переминался с ноги на ногу, искоса поглядывая на свои грязные сапоги, грозившие безнадежно испачкать новый ковер на полу холла.
– Ты отвозил письмо в Бат несколько дней тому назад? – спросил его Габриель.
Парень молча кивнул, отводя глаза в сторону, затем добавил коротко:
– Я.
– Кому оно было адресовано?
Парень покачал буйно заросшей, лохматой головой.
– Не знаю, сэр. Служащий на почте сказал, что отправит письмо с кораблем.
– Да успокойся ты! – прикрикнул на него Габриель. – Чего ты боишься? Ты же наверняка видел адрес на конверте. На чье имя было письмо?
– Не знаю, – повторил конюший. Поднял на хозяина честные, наивные глаза. – Я не умею читать.
Габриель скрипнул зубами от досады.
– Ну ладно. Попробуем с другой стороны. Судно, на котором было отправлено письмо. Куда оно направлялось?
Сирил наморщил лоб, напряженно вспоминая.
– Служащий сказал, – неторопливо произнес он, – сказал, что судно направляется… в Лондон. Да, точно, в Лондон!
Габриель облегченно вздохнул, но, как оказалось, рановато.
– Да, судно направлялось в Лондон, – радостно продолжил конюший, припомнив все до конца. – С остановкой в Йорктауне!
Габриель замер. Коротко приказал конюшему идти прочь, расседлать и напоить уставшего жеребца.
Йорктаун? Проклятие!
Так и есть, эта лживая дрянь снова бросила его и вернулась в Монткалм!
Все забытые, было утихшие подозрения снова вспыхнули в нем, обожгли, словно расплавленный свинец. Гнев требовал выхода.
Габриель схватил изящную фарфоровую статуэтку, стоявшую на подставке, и что есть силы запустил ею в стену.
Брызнул фонтан осколков, но разве могло это остудить Габриеля?
Тонкие фарфоровые черепки с тихим звоном рассыпались по паркету, словно осколки разбитых надежд.
25
Габриель знал, что смертельно рискует, пересекая границу штата Виргиния. Если его поймают здесь, во владениях Александра Спотсвуда, петля ему обеспечена. Та самая петля, что однажды уже затягивалась на его шее во дворе вильямсбургской тюрьмы.
Но сейчас он совсем не думал о собственной безопасности. Жажда мести двигала им. Он вновь поверил, что Шайна лгала ему – лгала все время, играя на слабых струнах его души. О, эта бестия все прекрасно рассчитала! Тонко использовала чувства Габриеля, обратила их против него самого – удержав от мести, заставив нарушить клятву. Убрала руками обманутого любовника со своего пути Демьена де Фонвилля, позволила ему привезти себя в Америку и теперь при первом же удобном случае бросила его. Бросила, чтобы вернуться к дядюшке и беззаботно зажить на его уютной плантации!
Габриель крепче стиснул зубы – ему стыдно было вспоминать о том, как он защищал эту предательницу от справедливого гнева своих товарищей пиратов в ту ночь в Фокс-Медоу. Каким кретином он был тогда! Спал, словно верный пес, у нее под дверью! Готов был убить каждого, кто посмеет приблизиться к этой лгунье!
Идиот! Безмозглый дурак! Леди, наверное, смеялась над ним в душе, зная, что он станет защищать ее до последней капли крови! Смеялась и ждала случая бежать из-под его защиты в еще более безопасное местечко – на дядину плантацию!
Въехав на территорию Виргинии и держа курс на Йорк, чтобы добраться до Монткалма, Габриель окончательно уверил себя, что побег Шайны – лучшее доказательство ее вины. Этот побег все расставил по местам. Ну что же, теперь, когда все прояснилось, осталась самая малость – воздать предательнице по заслугам за все, что она сделала.
Ночь была холодной – ощущалось приближение зимы. Но Габриель в легком плаще не чувствовал холода. Разгоряченный ненавистью, поглощенный своими мыслями, он даже не заметил, что под утро на ветви кустов и деревьев, стоящих вдоль дороги, выпал первый легкий снежок. Нет, он не видел его: Габриеля одолевала лишь одна страсть – побыстрее достичь Монткалма и заглянуть в лицо Шайны, увидеть ее лживые глаза. Жажда мести сжигала его, и это пламя заслоняло все перед ним – и ночь, и снег, и смертельную опасность.
Подъезжая к Йорку, Габриель решил обогнуть город стороной, чтобы не попасться на глаза случайному зеваке, который мог помнить его и узнать. Хотя со времени суда прошло несколько месяцев, Габриель не сомневался, что тот процесс, и особенно события, произошедшие во время казни, надолго останутся в памяти горожан. Он свернул на узкую лесную дорогу, чтобы окольными путями выбраться к Монткалму.
Габриель спешился и дал передохнуть своему скакуну лишь тогда, когда впереди показались пустые, голые, занесенные первым снегом сады Монткалма. Привязав коня к дереву, он побрел по заснеженной лужайке, оставляя за собой цепочку следов.
Ранние зимние сумерки опускались на землю. Скоро настанет ночь, и под ее покровом он сумеет проникнуть в дом и встретиться лицом к лицу с женщиной, которую он ненавидел сейчас так же сильно, как прежде – любил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34