Он капитан «Золотой Фортуны», и отныне ты принадлежишь ему.
Несчастная и подавленная, Шайна посмотрела на красивое, улыбающееся лицо своего нового хозяина. Габриель Форчун усмехнулся, и глаза его блеснули.
– Все в порядке, детка, – мягко сказал он, и от улыбки резко обозначились складки на его щеках. – Отныне ты моя.
2
Пираты встретили появление Шайны на борту «Золотой Фортуны» диким визгом и непристойными шуточками. Габриель, шедший сзади, заметил густую краску, залившую щеки девушки.
– Не обращайте на них внимания, – спокойно сказал он. И добавил, продолжая идти вслед за Шайной по сверкающей палубе своей двухмачтовой бригантины: – Они не причинят вам никакого зла. В сущности, они неплохие парни.
– Но они – пираты! – неприязненно ответила Шайна.
Габриель рассмеялся.
– А почему бы и нет? – Его зеленые глаза спокойно встретили негодующий взгляд Шайны, когда девушка обернулась через плечо.
Габриель вежливо наклонился, жестом предлагая Шайне войти в раскрытую дверь каюты, и добавил:
– Прошу прощения, миледи. Я не думал, что вы так враждебно настроены против людей моей профессии.
– Мне нет дела до людей вашей, как вы говорите, профессии, – возразила Шайна и злобно продолжила: – Просто сейчас я должна была бы быть с моими…
– С вашими? – Габриель вопросительно взглянул на нее, уловив замешательство девушки.
– С моими хозяевами, – твердо закончила фразу Шайна, окончательно решив придерживаться роли горничной по имени Меган Гордон.
– О, моя дорогая, – ответил он, играя вынутым из кармана ключом, – вы слишком красивы, чтобы проводить свои дни в таких скучных занятиях, как полировка мебели и чистка каминных решеток.
Он повторил приглашающий жест, предлагая Шайне пройти в каюту.
– Такая красивая и молодая леди, как вы, не должна быть прислугой. Мне было бы ужасно неприятно увидеть ваш прелестный носик испачканным сажей.
– В чем будет испачкан мой нос, вас совершенно не касается, мистер Форчун, – холодно ответила Шайна.
Габриель немного помолчал, изучающе глядя на нее своими яркими зелеными глазами.
– Вы утверждаете, будто вы служанка, мисс Гордон, но при этом ведете себя так, словно вы графиня. – Он увидел, как от этих слов исчезает с лица девушки вызов и оно из надменного становится растерянным. – Вокруг вас я чувствую какую-то тайну, загадку, – продолжал размышлять вслух Габриель. – И я постараюсь ее раскрыть. А пока что чувствуйте себя в безопасности и устраивайтесь поудобнее. Я покину вас на время – пора выбираться из этой дыры и брать курс к дому.
Он вышел из каюты и тщательно запер за собой дверь.
Оставшись одна, Шайна испытала чувство острой досады.
«Осторожнее! – сказала она самой себе. – Ему хватило одного часа, чтобы понять – ты совсем не тот человек, за которого себя выдаешь. Спокойствие и осторожность!»
Затем любопытство взяло свое, и Шайна принялась осматривать каюту, в которой ее заточил Габриель Форчун.
Она была меньше, чем каюта Ле Корбье, но выглядела гораздо аккуратнее. Здесь не лежали на видном месте драгоценности, золотые монеты и прочая добыча, очевидно, свои сокровища Габриель Форчун держал в другом месте. А может, он был настолько хитер, что прятал их от врагов в каких-нибудь тайниках за переборками.
У окна стоял изящный столик орехового дерева, заваленный бумагами. Не в силах побороть свое любопытство, Шайна подошла к нему. Большая часть листов была исписана цифрами и пометками о широте и долготе. Течения, ветры, названия портов и кораблей, перечисление и стоимость награбленного, имена – убитых, раненых, пропавших без вести, смытых штормом. Шайна подумала, что эти записи пирата ничем не отличаются от скучных гроссбухов лондонских дельцов.
Затем ей на глаза попался сложенный пополам лист тонкой дорогой бумаги кремового цвета. Когда она взяла листок в руки, из него на стол выпал золотистый локон, привязанный к листу бумаги тонкой розовой ленточкой. Шайна развернула листок и подошла с ним поближе к лампе, чтобы лучше разобрать в быстро сгущающихся вечерних сумерках мелкие строки, написанные женской рукой.
«Любовь моя! – принялась читать Шайна. – Как много времени прошло с того дня, когда я в последний раз видела тебя! Как много одиноких ночей, проведенных без сна, в воспоминаниях о том свидании в саду, когда ты просил меня стать твоей женой…»
Женой?
Это слово сразу же вызвало у Шайны сотню вопросов. Так он помолвлен? Этот черноволосый зеленоглазый разбойник! Интересно, а его невеста знает, кто он на самом деле? А если знает – одобряет ли его «профессию»? И как ей живется в окружении награбленного женихом добра? Как она чувствует себя в платьях, купленных на ворованные деньги? Как ей живется в доме, купленном ценой чьей-то жизни? Что это за женщина?
Шайна вспомнила женщин в гавани Нью-Провиденса – жалких, жадных, грубых, живущих в вечном окружении пьяных моряков на своем пиратском острове.
Нет, она не могла поверить, что одна из них написала это письмо, хотя бы потому, что, кроме купеческих и дворянских детей, мало кто в такой глуши умел читать и писать. Шайна подумала, что в пиратской империи едва ли одна из сотни женщин способна хотя бы расписаться – большинство же вместо подписи просто прикладывали к бумаге испачканный чернилами палец.
Она подняла со стола выпавший из письма локон: длинный, мягкий, слегка вьющийся. Женщина, которой он принадлежал, была блондинкой, как и Шайна, с тем лишь отличием, что пепельному оттенку не хватало легкого серебристого сияния. Держа локон в руках, Шайна уловила исходящий от него слабый аромат жасмина. Нет, этот локон никак не мог принадлежать какой-нибудь шлюхе из Нью-Провиденса. Женщина, написавшая письмо, наверняка была из хорошей, может быть даже аристократической, семьи. Так кто же она – женщина, собирающаяся стать женой пирата?
И тут Шайна вдруг вспомнила историю великого пирата – капитана Кидда, казненного в 1701 году в Уоппинге. Рассказывали, что в перерывах между своими кровавыми морскими рейдами этот страшный человек жил на суше как добропорядочный джентльмен, вел светскую жизнь и принимал гостей из лучших американских фамилий в своем роскошном доме на углу Перл и Ганновер-стрит на Манхэттене. Еще говорили, что у него была красивая любящая жена, подарившая ему двоих ребятишек, и пират был для них заботливым любящим отцом. Так, может быть, и Габриель Форчун ведет, как и Кидд, двойную жизнь, преображаясь в аристократа, когда сходит на берег после скитаний по морю в поисках неправедной добычи? Может быть, и он ведет себя на суше как джентльмен: ухаживает за молодыми леди и шепчет им ласковые слова в ночных садах, напоенных ароматом цветов?
Эта мысль почему-то задела Шайну. Может быть, потому, что Габриель был красив – очень красив. Шайна живо увидела его – высокого, стройного, черноволосого, с глазами цвета весенней травы, с обаятельной улыбкой на загорелом лице.
Он выглядел очень мужественно в широкой, свободной рубахе и темных бриджах – в костюме пирата. А, кстати, почему вся его одежда такая просторная. Наверное для того, чтобы не сковывать движений в пылу драки. Ну а если вместо этого тряпья нарядить Габриеля в приталенный сюртук и элегантный шелковый плащ? Интересно, не потеряет он при этом своей красоты, мужественности и силы? Немного подумав, Шайна решила, что не потеряет.
Металлический лязг вставляемого в замок ключа заставил девушку вздрогнуть. Она быстро сложила письмо и бросила его на стол. Положила сверху белокурый локон. Затем перебежала к противоположной стене каюты и сделала вид, что внимательно смотрит на исчезающие за горизонтом контуры Нью-Провиденса.
– Проголодались? – спросил Габриель Форчун, входя в каюту.
Шайна обернулась. В руках у Габриеля был поднос, на котором дымилось блюдо с тушеным мясом, лежали вилка и ложка. Кроме того, на подносе стояла бутылка вина и стаканы.
– Разумеется, – ответила Шайна, подходя к столу, на который Габриель поставил поднос. – А вы не составите мне компанию?
Он отрицательно покачал головой.
– Пожалуй, только выпью с вами, – сказал он.
Шайна взяла ложку и попробовала мясо. И была приятно удивлена. В отличие от той еды, которой ее потчевали на «Черной Жемчужине», мясо, принесенное Габриелем, оказалось просто превосходным – мягким, нежным, сочным. Большие ломти говядины и картофель были щедро политы густым, душистым соусом.
– Очень вкусно, – похвалила она, отрываясь от тарелки для того, чтобы сделать глоток сладкого красного вина.
– Для меня хороший повар – одна из самых главных фигур на корабле, – сказал он. – Запасы провизии мы пополняем при каждом удобном случае. Я считаю, что мужчина не может быть настоящим бойцом, если он голоден или болен. И не хочу, чтобы мои матросы ползали словно сонные мухи.
Он подождал немного, пока Шайна не кивнула утвердительно.
– Не хочу, чтобы они пожелтели от лихорадки.
Шайна опять кивнула.
– Не хочу, чтобы у них от цинги вываливались зубы…
– Понятно, понятно, – сухо сказала Шайна, искренне желая, чтобы этот скорбный перечень закончился.
Глаза Габриеля озорно блеснули.
– Не хочу, чтобы они ловили в трюме крыс и ели их за неимением ветчины…
– Хватит! – прошипела Шайна. – Дайте мне поесть наконец!
Она брезгливо передернула плечами.
Габриель взял с подноса вилку, подцепил ею кусок мяса и, смакуя его, пропищал, словно крыса:
– Сквик! Сквик!
– Да перестаньте же! – взорвалась Шайна.
Рассмеявшись, Габриель откинулся на спинку стула и сделал большой глоток прямо из горлышка. Не выпуская бутылку из рук, он внимательно наблюдал за Шайной, отмечая ее изящные манеры. Каждый жест этой девушки выдавал в ней аристократку.
Подождав, пока она насытится, Габриель негромко спросил:
– Кто вы?
Однако этот вопрос не застал Шайну врасплох – она была готова к нему, понимая, что Габриель не верит, что она горничная, за которую себя выдает.
– Меган, – ответила Шайна после небольшой паузы. – Меган Гордон.
– Наемная служанка, – закончил Габриель за нее.
– Ну да, – с готовностью подтвердила Шайна. – Я нанялась в служанки к леди Клермонт.
Габриель пристально посмотрел на нее. Он не верил ни в то, что эта девушка может быть простой служанкой, ни в то, что она, рожденная и воспитанная в хорошей семье, пошла в услужение в силу каких-то обстоятельств. Так кто же она? В этой девушке Габриель видел тайну, и эту тайну он хотел во что бы то ни стало разгадать. В эту минуту он поклялся себе, что не успокоится, пока не узнает истину. Пусть не сейчас, но когда-нибудь – непременно. Время у него на это есть. Предостаточно.
– Еще немного вина, – вежливо предложил он, наклоняя бутылку к ее стакану.
– Зачем, мистер Форчун? – ехидно спросила она. Сладкое красное вино было вкусным, но крепким, и алкоголь начинал оказывать на Шайну свое действие. – Я подозреваю, что вы хотите меня споить.
– Но для чего? – Взгляд его был наивным и непонимающим.
– Нехорошо, – нетвердым языком сказала Шайна. – Ай как нехорошо!
– А я и есть нехороший и безнравственный человек, – спокойно пожал плечами Габриель. – Пират. Разбойник. Вы что, не знали этого?
Шайна икнула и хихикнула.
– Да, мне говорили об этом, только что-то с трудом в это верится.
Габриель наклонился вперед, и глаза его вдруг загорелись. Лицо стало жестким и суровым. Игра кончилась.
– А вы поверьте, – очень серьезно сказал он. – И никогда, слышите, никогда не обнажайте против меня свою шпагу. Никог-да!
Шайна внимательно слушала, но суровые слова Габриеля с трудом прорывались сквозь хмельной туман и не могли повлиять на расслабленное приятное состояние, рожденное вином.
– Хотите напугать меня? – вызывающе спросила она, стараясь не думать о том, что если бы он этого захотел, то сделал бы без малейшего труда.
– Нет, – возразил Габриель. – Просто предупреждаю.
Они немного помолчали, затем Габриель встал из-за стола. Шайна следила за ним, продолжая сжимать в руке стакан с вином. Он подошел к столу с бумагами и с одного взгляда понял, что в них рылись. Промолчал. Собрал их в стопку – Шайна отметила, что то письмо и локон он положил вместе со всеми прочими бумагами. Затем Габриель убрал все бумаги во внутренний ящик, закрыл крышку и запер ее тонким серебряным ключом.
Шайну так и подмывало спросить его о письме с локоном, но она сдержала себя. Во-первых, она все равно не признается, что рылась в его бумагах. А во-вторых, он вряд ли захочет говорить о своей личной жизни. Вместо этого девушка, неожиданно для самой себя, спросила:
– Куда мы направляемся?
– Домой, – коротко ответил Габриель и бросил на Шайну неприязненный взгляд. Очевидно, эта странная девушка успела немало узнать о нем из бумаг, которые он так неосторожно оставил на столе. Какая оплошность с его стороны! Но, может быть, она не заглядывала в них? Да нет, наверняка заглядывала, еще как заглядывала! Он чувствовал, он знал это.
– А где это – дом? – продолжала допытываться она.
Габриель повернулся к ней – на этот раз с обычным ленивым выражением на лице.
– Вы всегда задаете так много вопросов?
Шайна покраснела. Она сконфуженно потупила глаза и машинально допила все, что оставалось в ее стакане. Габриель подошел к ней и поднял бутылку, собираясь налить еще вина в стакан Шайны.
– Не нужно, – покачала она головой. – У меня и так уже все кружится перед глазами.
– Я думаю, вам лучше лечь, – сказал он. – Уже поздно, и у вас был трудный день. Ложитесь спать. А мне пора проверить курс и посмотреть, как там дела у ночной вахты.
Сквозь туман, застилающий глаза, Шайна видела, как он выходит из каюты. Габриель шагал легко, упруго, и она снова почувствовала силу, которая исходит от этого человека.
Щелкнул ключ в замке, и Шайна осталась одна. Она бросила взгляд на ящик стола, в котором лежали бумаги Габриеля. Он был заперт, а замочная скважина – пуста.
Итак, он взял ключ с собой, и теперь у Шайны не осталось шансов узнать, кем на самом деле он является – Габриель Форчун, ее тюремщик и хозяин, пират с красивым лицом и повадками джентльмена.
Встав из-за стола, Шайна ухватилась за спинку стула, чтобы сохранить равновесие. Она не солгала, когда сказала Габриелю, что у нее кружится голова. Неяркая лампа только усиливала полумрак, царивший в каюте, которая медленно вращалась перед глазами девушки. Постель, стоявшая в углу каюты, казалась далекой-далекой, а пол под ногами качался так сильно, что Шайна вновь присела за обеденный стол.
Сделав усилие, она медленно, неуверенными шагами добралась наконец до постели. Где-то глубоко в ее окутанной хмелем голове промелькнула мысль: «А где же ляжет сам хозяин каюты?» Промелькнула и исчезла. Сейчас для Шайны самым главным было улечься самой, поскорее положить голову на подушку. Непослушными руками она стянула с себя платье и, оставшись в нижней рубашке, с облегчением нырнула под покрывало.
Когда Шайна выплыла из глубин своего хмельного сна, в каюте по-прежнему царил полумрак. Девушке было тепло. Очень тепло. И тесно. Постель показалась Шайне гораздо уже, чем прежде. Словно переборка каюты передвинулась и уперлась ей в спину. Сначала Шайна подумала, что все это ей просто кажется после выпитого вина, но вскоре поняла, что дело совсем в ином.
За спиной оказалась вовсе не переборка. На самом деле это было тело – большое, мускулистое, горячее. От сильных рук, обнимавших ее талию, по всему телу разливалась истома. Длинные пальцы гладили Шайну сквозь тонкую ткань рубашки. Но вот смуглая мужская рука приподняла шелк и легла на обнаженную кожу.
Шайна вздрогнула и напряглась. Шершавая ладонь замерла на талии, а затем поползла вверх, к груди. Достигла желанного берега и легла на упругую, трепещущую плоть. Длинные сильные пальцы принялись описывать медленные круги, легко касаясь тугих розовых сосков.
Сквозь последние клочки хмельного тумана, все еще стоявшего в голове Шайны, пробился сигнал опасности. Но против ее воли верх одержали новые чувства, рожденные прикосновением горячих мужских рук. Выросшая в тепличных условиях, Шайна не имела ни малейшего понятия об интимных отношениях между мужчинами и женщинами. И сейчас, отдаваясь неизведанным прежде ощущениям, она думала только о том, что умрет, если руки, ласкающие ее, вдруг прекратят свой танец.
Сильная ладонь опустилась ниже, скользнула по атласной коже живота, легла на бедро, и, описав по нему плавную дугу, вернулась наверх. Шайна задохнулась и задрожала, когда пальцы Габриеля стали ритмично и нежно сжимать ее грудь. Возбуждение ее росло, и страх перед неизведанным смешивался с разгорающимся желанием.
«Пусть, пусть это случится», – шептала она сама себе, изнывая от желания, ошеломленная новыми чувствами, рождающимися в ней.
Габриель повернул Шайну на спину и навалился сверху. В полумраке каюты она рассмотрела его лицо – возбужденное, пылающее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Несчастная и подавленная, Шайна посмотрела на красивое, улыбающееся лицо своего нового хозяина. Габриель Форчун усмехнулся, и глаза его блеснули.
– Все в порядке, детка, – мягко сказал он, и от улыбки резко обозначились складки на его щеках. – Отныне ты моя.
2
Пираты встретили появление Шайны на борту «Золотой Фортуны» диким визгом и непристойными шуточками. Габриель, шедший сзади, заметил густую краску, залившую щеки девушки.
– Не обращайте на них внимания, – спокойно сказал он. И добавил, продолжая идти вслед за Шайной по сверкающей палубе своей двухмачтовой бригантины: – Они не причинят вам никакого зла. В сущности, они неплохие парни.
– Но они – пираты! – неприязненно ответила Шайна.
Габриель рассмеялся.
– А почему бы и нет? – Его зеленые глаза спокойно встретили негодующий взгляд Шайны, когда девушка обернулась через плечо.
Габриель вежливо наклонился, жестом предлагая Шайне войти в раскрытую дверь каюты, и добавил:
– Прошу прощения, миледи. Я не думал, что вы так враждебно настроены против людей моей профессии.
– Мне нет дела до людей вашей, как вы говорите, профессии, – возразила Шайна и злобно продолжила: – Просто сейчас я должна была бы быть с моими…
– С вашими? – Габриель вопросительно взглянул на нее, уловив замешательство девушки.
– С моими хозяевами, – твердо закончила фразу Шайна, окончательно решив придерживаться роли горничной по имени Меган Гордон.
– О, моя дорогая, – ответил он, играя вынутым из кармана ключом, – вы слишком красивы, чтобы проводить свои дни в таких скучных занятиях, как полировка мебели и чистка каминных решеток.
Он повторил приглашающий жест, предлагая Шайне пройти в каюту.
– Такая красивая и молодая леди, как вы, не должна быть прислугой. Мне было бы ужасно неприятно увидеть ваш прелестный носик испачканным сажей.
– В чем будет испачкан мой нос, вас совершенно не касается, мистер Форчун, – холодно ответила Шайна.
Габриель немного помолчал, изучающе глядя на нее своими яркими зелеными глазами.
– Вы утверждаете, будто вы служанка, мисс Гордон, но при этом ведете себя так, словно вы графиня. – Он увидел, как от этих слов исчезает с лица девушки вызов и оно из надменного становится растерянным. – Вокруг вас я чувствую какую-то тайну, загадку, – продолжал размышлять вслух Габриель. – И я постараюсь ее раскрыть. А пока что чувствуйте себя в безопасности и устраивайтесь поудобнее. Я покину вас на время – пора выбираться из этой дыры и брать курс к дому.
Он вышел из каюты и тщательно запер за собой дверь.
Оставшись одна, Шайна испытала чувство острой досады.
«Осторожнее! – сказала она самой себе. – Ему хватило одного часа, чтобы понять – ты совсем не тот человек, за которого себя выдаешь. Спокойствие и осторожность!»
Затем любопытство взяло свое, и Шайна принялась осматривать каюту, в которой ее заточил Габриель Форчун.
Она была меньше, чем каюта Ле Корбье, но выглядела гораздо аккуратнее. Здесь не лежали на видном месте драгоценности, золотые монеты и прочая добыча, очевидно, свои сокровища Габриель Форчун держал в другом месте. А может, он был настолько хитер, что прятал их от врагов в каких-нибудь тайниках за переборками.
У окна стоял изящный столик орехового дерева, заваленный бумагами. Не в силах побороть свое любопытство, Шайна подошла к нему. Большая часть листов была исписана цифрами и пометками о широте и долготе. Течения, ветры, названия портов и кораблей, перечисление и стоимость награбленного, имена – убитых, раненых, пропавших без вести, смытых штормом. Шайна подумала, что эти записи пирата ничем не отличаются от скучных гроссбухов лондонских дельцов.
Затем ей на глаза попался сложенный пополам лист тонкой дорогой бумаги кремового цвета. Когда она взяла листок в руки, из него на стол выпал золотистый локон, привязанный к листу бумаги тонкой розовой ленточкой. Шайна развернула листок и подошла с ним поближе к лампе, чтобы лучше разобрать в быстро сгущающихся вечерних сумерках мелкие строки, написанные женской рукой.
«Любовь моя! – принялась читать Шайна. – Как много времени прошло с того дня, когда я в последний раз видела тебя! Как много одиноких ночей, проведенных без сна, в воспоминаниях о том свидании в саду, когда ты просил меня стать твоей женой…»
Женой?
Это слово сразу же вызвало у Шайны сотню вопросов. Так он помолвлен? Этот черноволосый зеленоглазый разбойник! Интересно, а его невеста знает, кто он на самом деле? А если знает – одобряет ли его «профессию»? И как ей живется в окружении награбленного женихом добра? Как она чувствует себя в платьях, купленных на ворованные деньги? Как ей живется в доме, купленном ценой чьей-то жизни? Что это за женщина?
Шайна вспомнила женщин в гавани Нью-Провиденса – жалких, жадных, грубых, живущих в вечном окружении пьяных моряков на своем пиратском острове.
Нет, она не могла поверить, что одна из них написала это письмо, хотя бы потому, что, кроме купеческих и дворянских детей, мало кто в такой глуши умел читать и писать. Шайна подумала, что в пиратской империи едва ли одна из сотни женщин способна хотя бы расписаться – большинство же вместо подписи просто прикладывали к бумаге испачканный чернилами палец.
Она подняла со стола выпавший из письма локон: длинный, мягкий, слегка вьющийся. Женщина, которой он принадлежал, была блондинкой, как и Шайна, с тем лишь отличием, что пепельному оттенку не хватало легкого серебристого сияния. Держа локон в руках, Шайна уловила исходящий от него слабый аромат жасмина. Нет, этот локон никак не мог принадлежать какой-нибудь шлюхе из Нью-Провиденса. Женщина, написавшая письмо, наверняка была из хорошей, может быть даже аристократической, семьи. Так кто же она – женщина, собирающаяся стать женой пирата?
И тут Шайна вдруг вспомнила историю великого пирата – капитана Кидда, казненного в 1701 году в Уоппинге. Рассказывали, что в перерывах между своими кровавыми морскими рейдами этот страшный человек жил на суше как добропорядочный джентльмен, вел светскую жизнь и принимал гостей из лучших американских фамилий в своем роскошном доме на углу Перл и Ганновер-стрит на Манхэттене. Еще говорили, что у него была красивая любящая жена, подарившая ему двоих ребятишек, и пират был для них заботливым любящим отцом. Так, может быть, и Габриель Форчун ведет, как и Кидд, двойную жизнь, преображаясь в аристократа, когда сходит на берег после скитаний по морю в поисках неправедной добычи? Может быть, и он ведет себя на суше как джентльмен: ухаживает за молодыми леди и шепчет им ласковые слова в ночных садах, напоенных ароматом цветов?
Эта мысль почему-то задела Шайну. Может быть, потому, что Габриель был красив – очень красив. Шайна живо увидела его – высокого, стройного, черноволосого, с глазами цвета весенней травы, с обаятельной улыбкой на загорелом лице.
Он выглядел очень мужественно в широкой, свободной рубахе и темных бриджах – в костюме пирата. А, кстати, почему вся его одежда такая просторная. Наверное для того, чтобы не сковывать движений в пылу драки. Ну а если вместо этого тряпья нарядить Габриеля в приталенный сюртук и элегантный шелковый плащ? Интересно, не потеряет он при этом своей красоты, мужественности и силы? Немного подумав, Шайна решила, что не потеряет.
Металлический лязг вставляемого в замок ключа заставил девушку вздрогнуть. Она быстро сложила письмо и бросила его на стол. Положила сверху белокурый локон. Затем перебежала к противоположной стене каюты и сделала вид, что внимательно смотрит на исчезающие за горизонтом контуры Нью-Провиденса.
– Проголодались? – спросил Габриель Форчун, входя в каюту.
Шайна обернулась. В руках у Габриеля был поднос, на котором дымилось блюдо с тушеным мясом, лежали вилка и ложка. Кроме того, на подносе стояла бутылка вина и стаканы.
– Разумеется, – ответила Шайна, подходя к столу, на который Габриель поставил поднос. – А вы не составите мне компанию?
Он отрицательно покачал головой.
– Пожалуй, только выпью с вами, – сказал он.
Шайна взяла ложку и попробовала мясо. И была приятно удивлена. В отличие от той еды, которой ее потчевали на «Черной Жемчужине», мясо, принесенное Габриелем, оказалось просто превосходным – мягким, нежным, сочным. Большие ломти говядины и картофель были щедро политы густым, душистым соусом.
– Очень вкусно, – похвалила она, отрываясь от тарелки для того, чтобы сделать глоток сладкого красного вина.
– Для меня хороший повар – одна из самых главных фигур на корабле, – сказал он. – Запасы провизии мы пополняем при каждом удобном случае. Я считаю, что мужчина не может быть настоящим бойцом, если он голоден или болен. И не хочу, чтобы мои матросы ползали словно сонные мухи.
Он подождал немного, пока Шайна не кивнула утвердительно.
– Не хочу, чтобы они пожелтели от лихорадки.
Шайна опять кивнула.
– Не хочу, чтобы у них от цинги вываливались зубы…
– Понятно, понятно, – сухо сказала Шайна, искренне желая, чтобы этот скорбный перечень закончился.
Глаза Габриеля озорно блеснули.
– Не хочу, чтобы они ловили в трюме крыс и ели их за неимением ветчины…
– Хватит! – прошипела Шайна. – Дайте мне поесть наконец!
Она брезгливо передернула плечами.
Габриель взял с подноса вилку, подцепил ею кусок мяса и, смакуя его, пропищал, словно крыса:
– Сквик! Сквик!
– Да перестаньте же! – взорвалась Шайна.
Рассмеявшись, Габриель откинулся на спинку стула и сделал большой глоток прямо из горлышка. Не выпуская бутылку из рук, он внимательно наблюдал за Шайной, отмечая ее изящные манеры. Каждый жест этой девушки выдавал в ней аристократку.
Подождав, пока она насытится, Габриель негромко спросил:
– Кто вы?
Однако этот вопрос не застал Шайну врасплох – она была готова к нему, понимая, что Габриель не верит, что она горничная, за которую себя выдает.
– Меган, – ответила Шайна после небольшой паузы. – Меган Гордон.
– Наемная служанка, – закончил Габриель за нее.
– Ну да, – с готовностью подтвердила Шайна. – Я нанялась в служанки к леди Клермонт.
Габриель пристально посмотрел на нее. Он не верил ни в то, что эта девушка может быть простой служанкой, ни в то, что она, рожденная и воспитанная в хорошей семье, пошла в услужение в силу каких-то обстоятельств. Так кто же она? В этой девушке Габриель видел тайну, и эту тайну он хотел во что бы то ни стало разгадать. В эту минуту он поклялся себе, что не успокоится, пока не узнает истину. Пусть не сейчас, но когда-нибудь – непременно. Время у него на это есть. Предостаточно.
– Еще немного вина, – вежливо предложил он, наклоняя бутылку к ее стакану.
– Зачем, мистер Форчун? – ехидно спросила она. Сладкое красное вино было вкусным, но крепким, и алкоголь начинал оказывать на Шайну свое действие. – Я подозреваю, что вы хотите меня споить.
– Но для чего? – Взгляд его был наивным и непонимающим.
– Нехорошо, – нетвердым языком сказала Шайна. – Ай как нехорошо!
– А я и есть нехороший и безнравственный человек, – спокойно пожал плечами Габриель. – Пират. Разбойник. Вы что, не знали этого?
Шайна икнула и хихикнула.
– Да, мне говорили об этом, только что-то с трудом в это верится.
Габриель наклонился вперед, и глаза его вдруг загорелись. Лицо стало жестким и суровым. Игра кончилась.
– А вы поверьте, – очень серьезно сказал он. – И никогда, слышите, никогда не обнажайте против меня свою шпагу. Никог-да!
Шайна внимательно слушала, но суровые слова Габриеля с трудом прорывались сквозь хмельной туман и не могли повлиять на расслабленное приятное состояние, рожденное вином.
– Хотите напугать меня? – вызывающе спросила она, стараясь не думать о том, что если бы он этого захотел, то сделал бы без малейшего труда.
– Нет, – возразил Габриель. – Просто предупреждаю.
Они немного помолчали, затем Габриель встал из-за стола. Шайна следила за ним, продолжая сжимать в руке стакан с вином. Он подошел к столу с бумагами и с одного взгляда понял, что в них рылись. Промолчал. Собрал их в стопку – Шайна отметила, что то письмо и локон он положил вместе со всеми прочими бумагами. Затем Габриель убрал все бумаги во внутренний ящик, закрыл крышку и запер ее тонким серебряным ключом.
Шайну так и подмывало спросить его о письме с локоном, но она сдержала себя. Во-первых, она все равно не признается, что рылась в его бумагах. А во-вторых, он вряд ли захочет говорить о своей личной жизни. Вместо этого девушка, неожиданно для самой себя, спросила:
– Куда мы направляемся?
– Домой, – коротко ответил Габриель и бросил на Шайну неприязненный взгляд. Очевидно, эта странная девушка успела немало узнать о нем из бумаг, которые он так неосторожно оставил на столе. Какая оплошность с его стороны! Но, может быть, она не заглядывала в них? Да нет, наверняка заглядывала, еще как заглядывала! Он чувствовал, он знал это.
– А где это – дом? – продолжала допытываться она.
Габриель повернулся к ней – на этот раз с обычным ленивым выражением на лице.
– Вы всегда задаете так много вопросов?
Шайна покраснела. Она сконфуженно потупила глаза и машинально допила все, что оставалось в ее стакане. Габриель подошел к ней и поднял бутылку, собираясь налить еще вина в стакан Шайны.
– Не нужно, – покачала она головой. – У меня и так уже все кружится перед глазами.
– Я думаю, вам лучше лечь, – сказал он. – Уже поздно, и у вас был трудный день. Ложитесь спать. А мне пора проверить курс и посмотреть, как там дела у ночной вахты.
Сквозь туман, застилающий глаза, Шайна видела, как он выходит из каюты. Габриель шагал легко, упруго, и она снова почувствовала силу, которая исходит от этого человека.
Щелкнул ключ в замке, и Шайна осталась одна. Она бросила взгляд на ящик стола, в котором лежали бумаги Габриеля. Он был заперт, а замочная скважина – пуста.
Итак, он взял ключ с собой, и теперь у Шайны не осталось шансов узнать, кем на самом деле он является – Габриель Форчун, ее тюремщик и хозяин, пират с красивым лицом и повадками джентльмена.
Встав из-за стола, Шайна ухватилась за спинку стула, чтобы сохранить равновесие. Она не солгала, когда сказала Габриелю, что у нее кружится голова. Неяркая лампа только усиливала полумрак, царивший в каюте, которая медленно вращалась перед глазами девушки. Постель, стоявшая в углу каюты, казалась далекой-далекой, а пол под ногами качался так сильно, что Шайна вновь присела за обеденный стол.
Сделав усилие, она медленно, неуверенными шагами добралась наконец до постели. Где-то глубоко в ее окутанной хмелем голове промелькнула мысль: «А где же ляжет сам хозяин каюты?» Промелькнула и исчезла. Сейчас для Шайны самым главным было улечься самой, поскорее положить голову на подушку. Непослушными руками она стянула с себя платье и, оставшись в нижней рубашке, с облегчением нырнула под покрывало.
Когда Шайна выплыла из глубин своего хмельного сна, в каюте по-прежнему царил полумрак. Девушке было тепло. Очень тепло. И тесно. Постель показалась Шайне гораздо уже, чем прежде. Словно переборка каюты передвинулась и уперлась ей в спину. Сначала Шайна подумала, что все это ей просто кажется после выпитого вина, но вскоре поняла, что дело совсем в ином.
За спиной оказалась вовсе не переборка. На самом деле это было тело – большое, мускулистое, горячее. От сильных рук, обнимавших ее талию, по всему телу разливалась истома. Длинные пальцы гладили Шайну сквозь тонкую ткань рубашки. Но вот смуглая мужская рука приподняла шелк и легла на обнаженную кожу.
Шайна вздрогнула и напряглась. Шершавая ладонь замерла на талии, а затем поползла вверх, к груди. Достигла желанного берега и легла на упругую, трепещущую плоть. Длинные сильные пальцы принялись описывать медленные круги, легко касаясь тугих розовых сосков.
Сквозь последние клочки хмельного тумана, все еще стоявшего в голове Шайны, пробился сигнал опасности. Но против ее воли верх одержали новые чувства, рожденные прикосновением горячих мужских рук. Выросшая в тепличных условиях, Шайна не имела ни малейшего понятия об интимных отношениях между мужчинами и женщинами. И сейчас, отдаваясь неизведанным прежде ощущениям, она думала только о том, что умрет, если руки, ласкающие ее, вдруг прекратят свой танец.
Сильная ладонь опустилась ниже, скользнула по атласной коже живота, легла на бедро, и, описав по нему плавную дугу, вернулась наверх. Шайна задохнулась и задрожала, когда пальцы Габриеля стали ритмично и нежно сжимать ее грудь. Возбуждение ее росло, и страх перед неизведанным смешивался с разгорающимся желанием.
«Пусть, пусть это случится», – шептала она сама себе, изнывая от желания, ошеломленная новыми чувствами, рождающимися в ней.
Габриель повернул Шайну на спину и навалился сверху. В полумраке каюты она рассмотрела его лицо – возбужденное, пылающее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34