– Он приедет в восемь. Повар, я надеюсь, не подведет?
Шайна бросила быстрый взгляд на часы, стоявшие возле стены на маленьком столике. Около шести.
– Я дам распоряжения повару, – успокоила она. – Надеюсь, что все будет в порядке и вы не ударите в грязь лицом перед своим другом, сэр.
Йен поднялся и окинул Шайну долгим взглядом. Что бы он ни думал о ней – хорошее ли, плохое ли, – он всегда умел тщательно скрывать свои чувства. Слегка поклонившись, он вышел из комнаты – заниматься собственными приготовлениями к приезду гостя.
– Йен! – окликнула Шайна мужа, но было поздно. Дверь уже закрылась за ним. Он ушел. Ему было не важно, что хотела сказать ему Шайна. Не к спеху. Подождет до лучших времен.
Ну что ж! Шайна вздохнула и направилась вниз, давать распоряжения на кухне. Как бы то ни было, она должна исполнять свою роль – роль хозяйки дома. По крайней мере, перед гостем.
Герцог де Фонвилль не понравился Шайне с первого взгляда. Нет, нет, он не был человеком неприятным, напротив – милый, изящный, с тонкими манерами, герцог много шутил и смеялся, не уставал нахваливать и дом, и обед, и очаровательную хозяйку… Но чувствовалось в нем нечто настораживающее, отталкивающее Шайну. И спрятано это нечто было очень глубоко.
Выглядел герцог элегантно – в простом, но дорогом наряде, с пышной копной золотисто-каштановых волос, с глазами цвета старого янтаря, которыми он неотступно следил за Шайной. Он рассматривал ее внимательно и заинтересованно, словно перед ним была не женщина из плоти и крови, а произведение искусства. Одет он был дорого, стильно, но неброско. На нем были и драгоценности: бриллиантовые перстни на пальцах; золотые, тонкой работы, пуговицы и застежки – но они не бросались в глаза. Герцог явно носил их в силу привычки, а не для того, чтобы кичиться ими.
Итак, на первый взгляд де Фонвилль выглядел безупречно.
Но с первого же взгляда он внушил Шайне опасение и тревогу. Пока – неясную, инстинктивную, необъяснимую.
– Что вам еще предложить, мой дорогой Демьен? – спросил гостя Йен, когда они втроем перешли после обеда в гостиную. В ней горели свечи и уютно трещал камин, разгоняя холод и тьму, глядевшую в комнату сквозь черные ночные окна. – Может быть, вина? Или ликера?
– Пожалуй, немного абсента, – ответил Демьен с сильным французским акцентом.
– С удовольствием. – Йен разлил изумрудную жидкость в маленькие хрустальные рюмки. Поднес одну из них гостю, сам взял другую.
– А вы не присоединитесь к нам, мадам? – спросил герцог. Серебряные нити шитья на его тонком шелковом сюртуке сверкнули в лучах свечи.
– Нет, я еще не допила шампанское, – ответила Шайна, поднимая в руке недопитый бокал.
– Не любите абсент?
Шайна отвела глаза от Йена. Она прекрасно знала, что это любимый напиток ее мужа и ему было бы приятно, если бы она присоединилась к ним. Но она не хотела. Не могла – даже ради их гостя.
– Нет, – ответила она. – Не люблю. К тому же я слышала… Мне говорили, что он… очень вреден для мозга…
– Кто? Кто это говорит? – недовольно поморщился Йен.
Демьен тут же включился в разговор, спеша сгладить возникшую размолвку.
– Ну, мадам, вы еще и не такую ложь услышите. Мало ли на свете противников этого прекрасного напитка? – Он поднял рюмку и улыбнулся Шайне. – Есть люди, миледи, которые поносят алкоголь, считают его сильным наркотиком. И осуждают всех, кто его употребляет. Но на самом деле абсент безопасен – такой же напиток, как и многие другие. Правда, за ним укрепилась слава как за сильным афродизиаком…
Шайна покраснела, а Демьен негромко рассмеялся, блеснув глазами.
– Но лично я считаю, что самый сильный на свете афродизиак – это красивая женщина!
Шайна внимательно посмотрела на герцога. Она уловила какую-то фальшь в этом бархатном голосе и затаенную опасность в глубине его потемневших глаз. Демьен не отвел взгляда. Он продолжал смотреть на Шайну, и в глазах его было искреннее восхищение… И что-то еще… Желание?
Шайна отвела взгляд первой и отпила немного шампанского. Кого это привел Йен в их дом? Где он откопал этого дружка, который готов увести жену прямо из-под носа у мужа?
А Йен тем временем молчал. Ему вовсе не хотелось продолжать обсуждение возбуждающих желание и плотское влечение свойств алкоголя. Не хотелось ему и смотреть на то, как герцог пожирает, раздевает глазами и мысленно укладывает в постель его жену. Демьен произвел на него впечатление человека сильного, умеющего добиться всего, чего он хочет. И способного помочь другу добиться того, чего тот хочет, но не может добиться сам.
В голове Йена сложился план, но ему одному было не под силу справиться с тем, что он задумал. Тогда-то он и решил привлечь на помощь Демьена. Это и была та истинная и единственная причина, по которой он позвал на ужин этого французика. Нужно было пустить ему пыль в глаза. Пусть увидит, в каком дорогом и престижном доме живет Йен, пусть увидит, какая здесь обстановка, пусть оценит сервировку стола и вышколенность слуг. Пусть, наконец, увидит, какая красавица жена Йена. Пусть он все это увидит, а затем уже не составит большого труда привлечь его к тому, что задумал Йен. Будет странно, если на Демьена не произведет должного впечатления сегодняшний вечер в доме на Джермин-стрит.
Осторожно, издалека, он начал разговор об Америке, о своей недавней поездке в эту удивительную далекую страну. Когда же Йен рассказал гостю о Виргинии и о том, как встретил там Шайну, в глазах герцога появился неподдельный интерес.
– Так вы из Виргинии, мадам? – спросил он.
– Нет, что вы, – отвечала она. – Родилась я в Дербишире. Просто мне пришлось перебраться в Виргинию к моим родственникам после смерти родителей.
– И вы нашли там своего будущего мужа. – Демьен наградил Йена короткой улыбочкой. – Что ж, остается только позавидовать ему: разыскать такое сокровище в далекой дикой стране!
– Виргиния вовсе не дикая страна, – возразила Шайна. – Это весьма развитый край, сэр, и там живут достойные уважения люди.
– И все равно ей далеко до Европы, – стоял на своем Демьен.
Он скрестил ноги, допил абсент и поставил опустевшую рюмку на стол. После этого неторопливо продолжил:
– Недавно я прочитал в журнале большую статью о Виргинии. Так вот, там описываются страшные, дикие вещи. Скажем, совсем недавно губернатор штата распорядился арестовать шайку пиратов, которые безнаказанно жили под самым его носом!
– Пиратов? – Шайна первым делом подумала о Габриеле. Впрочем, что он, был единственным пиратом на побережье, что ли? И все же…
– Как, вы сказали, называется статья, о которой шла речь?
– Не помню, право. Не обратил внимания, – ответил Демьен. – Помню только, что там писалось о том, что главаря пиратов арестовали в Виргинии. А затем и других – они были членами его экипажа. Их всех приговорили к повешению. Впрочем, уже повесили, должно быть. Ведь, сами знаете, пока новость докатится сюда через океан – столько времени пройдет…
Йен заметил, как отхлынула кровь от щек Шайны, и понял, о чем – точнее, о ком – она сейчас думает. Не желая, чтобы Демьен что-либо заметил и заподозрил, он поспешил вступить в разговор:
– Жена говорила мне, что получила недавно письмо из Америки. Там наверняка есть что-нибудь интересное. Ты не поделишься с нами этими известиями, дорогая?
Шайна изумленно уставилась на мужа. Затем с усилием взяла себя в руки. Покачала головой.
– Я думаю, сейчас не время, Йен. Вряд ли герцога могут заинтересовать наши домашние дела и сплетни о соседях.
– Напротив, – настойчиво продолжал Йен. – Я уверен, что в письме есть по-настоящему важные для вас новости, моя дорогая! А то, что важно для вас, вдвойне важно для меня!
Шайна стиснула зубы. Треклятый Йен! Будь они одни, она бы не постеснялась сказать ему это вслух. Но сейчас, в присутствии этого французского гостя…
– Идите же, дорогая, – мягко, но настойчиво повторил Йен. – Мы с нетерпением ожидаем ваших известий!
Шайна пристально всмотрелась в лицо мужа, пытаясь угадать, что он задумал. «Очевидно, он видел, с какой страстью смотрел на меня герцог, и теперь хочет ему отомстить, а для этого пытается меня выставить в глазах гостя последней идиоткой. Ну что ж! Понять его можно!» – подумала Шайна. А что еще прикажете думать? Ведь не принимать же всерьез слова Йена о важных известиях, содержащихся в брошенном в ящик стола непрочитанном письме. Что важного можно узнать из письма, пришедшего из далекой страны, – разве что новый рецепт яблочного рулета!
Шайна улыбнулась, но при этом бросила на мужа испепеляющий взгляд. Ну ладно! Если ему так хочется узнать последние новости – что ж, за этим дело не станет.
– Если вы так жаждете новостей, – негромко сказала Шайна, взглянув на Демьена и возвращаясь глазами к лицу мужа, – то я могу кое-чем поделиться с вами, не выходя из комнаты. Я жду ребенка. Как вам такая новость?
Улыбка застыла на губах Йена.
Это был хороший удар. Что называется, в самое яблочко. Демьен рассыпался в поздравлениях, но Йен не слышал его – он словно окаменел.
– Вы уверены? – спросил наконец «счастливый» муж одеревенелым, непослушным языком.
– На сто процентов, – последовал ответ.
Герцог де Фонвилль встал и торжественно провозгласил тост в честь Шайны и ее будущего ребенка. Ребенка, которого она носит под сердцем. Сразу же после тоста гость стал раскланиваться – ему было пора.
Йен пошел провожать герцога до кареты, а Шайна тем временем поднялась к себе и кликнула горничную. Освобождаясь с ее помощью от тесного голубого платья, вышитого серебряной нитью, она продолжала размышлять о том впечатлении, которое произвел на нее сегодняшний гость. Переодевшись в ночную рубашку, Шайна присела перед зеркалом к маленькому туалетному столику.
Она не солгала. Она на самом деле носила под сердцем ребенка – ребенка Габриеля. Первые признаки беременности Шайна почувствовала уже давно, но какое-то время сомневалась, полагая, что ее организм просто пришел в расстройство из-за нескладывающейся супружеской жизни и нервных переживаний. Но теперь сомнений не оставалось. Тогда, лунной ночью в благоухающем цветами саду, в ней зародилась новая жизнь – результат ее любовного свидания с Габриелем.
Она прижала ладонь к своему животу. Там, внутри ее, уже был, уже рос ребенок – частичка ее самой и частичка Габриеля. Новая душа.
Ей припомнились слова Демьена о пиратах, схваченных и осужденных в Виргинии, которых должны были повесить.
Шайна прикрыла глаза.
На свете еще полным-полно пиратов. Может быть, это вовсе и не…
Она вспомнила о письме, которое пришло в тот вечер, когда ее посетила леди Саттон. Первым и единственным словом, которое выхватили в письме глаза, было имя Габриеля. Может быть, в письме есть нечто, что успокоит ее? Ведь если Габриель смог тогда добраться до Фокс-Медоу, то теперь он должен быть далеко в море… В безопасности… И тогда она может не волноваться за его судьбу.
Покопавшись в ящике стола, Шайна нашла непрочитанное письмо. Развернула его дрожащими пальцами и, волнуясь, пробежала строки. Лучше бы она никогда не читала, не получала этого письма!
Ребекка подробно написала об аресте Габриеля, о суде и приговоре. Конечно же, возмущалась и поражалась тому, что ее бывший жених оказался Габриелем Форчуном, известным пиратом. И уж, разумеется, умолчала о том, каким именно образом людям губернатора удалось выйти на след и арестовать Габриеля. Она подробно изложила приговор, но ни словом не обмолвилась о показаниях некоей «Шайны Клермонт», которые в конечном итоге и определили судьбу пирата и его экипажа. Только написала, что доказательства вины были «убийственными». В конце она сообщила, что Габриель вместе с большей частью своих людей должен быть повешен двенадцатого октября 1717 года от рождества Христова.
Шайна почувствовала, как сознание покидает ее. Сердце заледенело и сжалось в груди. Комната, ставшая вдруг неестественно длинной, медленно закружилась у нее перед глазами, пол поплыл под ногами, и Шайна обессиленно опустилась на стул возле туалетного столика.
Письмо выпало из ее онемевших пальцев. Шайна уставилась перед собою ничего не видящими, остановившимися глазами. Она не могла поверить, не могла смириться с тем, что человек, которого она так любила, ради спасения которого пошла на унизительный брак с презренным шантажистом, человек, чьего ребенка она носит под сердцем, – схвачен, осужден и приговорен к смерти.
Дверь в спальню отворилась, и вошел Йен. Проводив Демьена, он явился, чтобы убедиться в том, что его жена сказала правду – там, внизу, в гостиной.
– Так это правда? – без предисловий начал он. – Или ты просто решила выставить меня дураком перед Демьеном?
– Какое сегодня число? – беззвучно прошептала Шайна, пытаясь остановить вращающуюся комнату. Весь мир по-прежнему расплывался у нее перед глазами.
– Что? – опешил Йен. Затем он увидел отсутствующий, отрешенный взгляд Шайны, заметил, как она бледна, как тело ее сотрясает мелкая дрожь. – Что случилось?
Шайна не ответила. Йен увидел лежащее на полу письмо, поднял его, пробежал глазами. Перечитал. Торжествующий огонек появился в его взгляде, которым он окинул Шайну.
Она никак не отреагировала на этот взгляд. Вместо этого вновь тихо спросила:
– Какое сегодня число?
Йен задумался на короткий миг.
– Тринадцатое, – ответил он. – Сегодня – тринадцатое октября.
– Тринадцатое… – безо всякой интонации прошептала Шайна. – Значит, он уже мертв. Габриель уже мертв.
Йен не собирался скрывать от жены своего ликования.
Он мертв, мертв, мертв! Он подох, этот ублюдок! Прикидывался Габриелем Сент-Джоном – лордом, хозяином большой плантации! Думал, что имеет право вести себя так, как ему захочется, делать все, что ему угодно! И подох! Подох как собака – в петле! И горит уже в аду!
Йен снова взглянул на Шайну. Она выглядела такой жалкой, хрупкой, несчастной. Что ж, ее можно понять. Ведь она любила этого мерзавца и теперь оплакивает свою навек потерянную любовь! Нужно быть с нею поласковей, особенно теперь, зная, что ее любовничек канул в вечность – туда ему и дорога!
Йен позвал горничную и с ее помощью уложил Шайну в постель. Конечно, ему очень хотелось знать правду – беременна она или просто разыграла его перед герцогом. Но это может и подождать. Все теперь может подождать. Время у него не ограничено больше ничем: Габриель жарится в аду, а Шайна отныне принадлежит только ему – ему одному.
Когда Йен возвращался к себе в спальню, ему в голову пришла новая мысль, от которой сердце его взволнованно забилось: ведь если Шайна на самом деле беременна, как она утверждает, то он, Йен, для всех будет законным отцом ребенка. А как иначе? И Демьен тоже поверит в это. Ведь здесь, в Англии, ни одной живой душе неизвестно о той истории, которая случилась с Шайной до того, как Йен подобрал ее возле Фокс-Медоу, чтобы доставить в Монткалм, к ее дяде. Теперь, когда этот негодяй Сент-Джон подох, об их романе и вовсе никто и никогда не узнает. Будучи официальным мужем Шайны, он, естественно, становится и отцом ее ребенка. Их ребенка! И поди-ка докажи, что это не так! А значит – конец всем злобным слухам и сплетням вокруг Йена!
Он представил, как появится в обществе со своей беременной женой и сразу заставит замолчать всех тех злопыхателей, кто сомневается в его мужских способностях. Ликующая улыбка появилась на лице Йена, и он еще раз, от всей души пожелал Габриелю Сент-Джону приятного времяпрепровождения в аду.
Затем разделся, лег и провалился в глубокий сон.
Сны ему в эту ночь не снились.
В ту минуту, когда счастливый своим будущим отцовством Йен Лейтон отходил ко сну в своей спальне на Джермин-стрит, в устье Темзы появился корабль. Он медленно разворачивался, готовясь бросить якорь. Измученные океанским плаванием, стосковавшиеся по твердой земле под ногами пассажиры запрудили палубу, жадно вглядываясь в далекие огни ночного Лондона. В стороне от шумной толпы стоял высокий мужчина, закутанный в черный плащ. Он тоже смотрел на огни города, но во взгляде его прищуренных, почти скрытых низко надвинутой шляпой глаз не было ни оживления, ни радости. Высоко поднятый воротник плаща не мог скрыть густую, колючую трехнедельную щетину на его впалых щеках. Но даже она не могла скрыть алый шрам, протянувшийся к виску от левой скулы.
Для спутников, совершивших вместе с этим человеком переход через Атлантику, он так и остался загадкой. Весь рейс странный пассажир провел в одиночестве, не вступая ни с кем в разговор, не отвечая на вопросы, не проявляя интереса ни к кому и ни к чему.
Целыми днями напролет он стоял на носу корабля, всматриваясь в безбрежную водную гладь. Иногда мужчина поднимал глаза к небу, словно упрашивая ветер сильнее надувать паруса, быстрее нести судно к далекой заветной цели. Среди пассажиров поговаривали, что это – муж, которого бросила жена, сбежавшая с любовником.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Шайна бросила быстрый взгляд на часы, стоявшие возле стены на маленьком столике. Около шести.
– Я дам распоряжения повару, – успокоила она. – Надеюсь, что все будет в порядке и вы не ударите в грязь лицом перед своим другом, сэр.
Йен поднялся и окинул Шайну долгим взглядом. Что бы он ни думал о ней – хорошее ли, плохое ли, – он всегда умел тщательно скрывать свои чувства. Слегка поклонившись, он вышел из комнаты – заниматься собственными приготовлениями к приезду гостя.
– Йен! – окликнула Шайна мужа, но было поздно. Дверь уже закрылась за ним. Он ушел. Ему было не важно, что хотела сказать ему Шайна. Не к спеху. Подождет до лучших времен.
Ну что ж! Шайна вздохнула и направилась вниз, давать распоряжения на кухне. Как бы то ни было, она должна исполнять свою роль – роль хозяйки дома. По крайней мере, перед гостем.
Герцог де Фонвилль не понравился Шайне с первого взгляда. Нет, нет, он не был человеком неприятным, напротив – милый, изящный, с тонкими манерами, герцог много шутил и смеялся, не уставал нахваливать и дом, и обед, и очаровательную хозяйку… Но чувствовалось в нем нечто настораживающее, отталкивающее Шайну. И спрятано это нечто было очень глубоко.
Выглядел герцог элегантно – в простом, но дорогом наряде, с пышной копной золотисто-каштановых волос, с глазами цвета старого янтаря, которыми он неотступно следил за Шайной. Он рассматривал ее внимательно и заинтересованно, словно перед ним была не женщина из плоти и крови, а произведение искусства. Одет он был дорого, стильно, но неброско. На нем были и драгоценности: бриллиантовые перстни на пальцах; золотые, тонкой работы, пуговицы и застежки – но они не бросались в глаза. Герцог явно носил их в силу привычки, а не для того, чтобы кичиться ими.
Итак, на первый взгляд де Фонвилль выглядел безупречно.
Но с первого же взгляда он внушил Шайне опасение и тревогу. Пока – неясную, инстинктивную, необъяснимую.
– Что вам еще предложить, мой дорогой Демьен? – спросил гостя Йен, когда они втроем перешли после обеда в гостиную. В ней горели свечи и уютно трещал камин, разгоняя холод и тьму, глядевшую в комнату сквозь черные ночные окна. – Может быть, вина? Или ликера?
– Пожалуй, немного абсента, – ответил Демьен с сильным французским акцентом.
– С удовольствием. – Йен разлил изумрудную жидкость в маленькие хрустальные рюмки. Поднес одну из них гостю, сам взял другую.
– А вы не присоединитесь к нам, мадам? – спросил герцог. Серебряные нити шитья на его тонком шелковом сюртуке сверкнули в лучах свечи.
– Нет, я еще не допила шампанское, – ответила Шайна, поднимая в руке недопитый бокал.
– Не любите абсент?
Шайна отвела глаза от Йена. Она прекрасно знала, что это любимый напиток ее мужа и ему было бы приятно, если бы она присоединилась к ним. Но она не хотела. Не могла – даже ради их гостя.
– Нет, – ответила она. – Не люблю. К тому же я слышала… Мне говорили, что он… очень вреден для мозга…
– Кто? Кто это говорит? – недовольно поморщился Йен.
Демьен тут же включился в разговор, спеша сгладить возникшую размолвку.
– Ну, мадам, вы еще и не такую ложь услышите. Мало ли на свете противников этого прекрасного напитка? – Он поднял рюмку и улыбнулся Шайне. – Есть люди, миледи, которые поносят алкоголь, считают его сильным наркотиком. И осуждают всех, кто его употребляет. Но на самом деле абсент безопасен – такой же напиток, как и многие другие. Правда, за ним укрепилась слава как за сильным афродизиаком…
Шайна покраснела, а Демьен негромко рассмеялся, блеснув глазами.
– Но лично я считаю, что самый сильный на свете афродизиак – это красивая женщина!
Шайна внимательно посмотрела на герцога. Она уловила какую-то фальшь в этом бархатном голосе и затаенную опасность в глубине его потемневших глаз. Демьен не отвел взгляда. Он продолжал смотреть на Шайну, и в глазах его было искреннее восхищение… И что-то еще… Желание?
Шайна отвела взгляд первой и отпила немного шампанского. Кого это привел Йен в их дом? Где он откопал этого дружка, который готов увести жену прямо из-под носа у мужа?
А Йен тем временем молчал. Ему вовсе не хотелось продолжать обсуждение возбуждающих желание и плотское влечение свойств алкоголя. Не хотелось ему и смотреть на то, как герцог пожирает, раздевает глазами и мысленно укладывает в постель его жену. Демьен произвел на него впечатление человека сильного, умеющего добиться всего, чего он хочет. И способного помочь другу добиться того, чего тот хочет, но не может добиться сам.
В голове Йена сложился план, но ему одному было не под силу справиться с тем, что он задумал. Тогда-то он и решил привлечь на помощь Демьена. Это и была та истинная и единственная причина, по которой он позвал на ужин этого французика. Нужно было пустить ему пыль в глаза. Пусть увидит, в каком дорогом и престижном доме живет Йен, пусть увидит, какая здесь обстановка, пусть оценит сервировку стола и вышколенность слуг. Пусть, наконец, увидит, какая красавица жена Йена. Пусть он все это увидит, а затем уже не составит большого труда привлечь его к тому, что задумал Йен. Будет странно, если на Демьена не произведет должного впечатления сегодняшний вечер в доме на Джермин-стрит.
Осторожно, издалека, он начал разговор об Америке, о своей недавней поездке в эту удивительную далекую страну. Когда же Йен рассказал гостю о Виргинии и о том, как встретил там Шайну, в глазах герцога появился неподдельный интерес.
– Так вы из Виргинии, мадам? – спросил он.
– Нет, что вы, – отвечала она. – Родилась я в Дербишире. Просто мне пришлось перебраться в Виргинию к моим родственникам после смерти родителей.
– И вы нашли там своего будущего мужа. – Демьен наградил Йена короткой улыбочкой. – Что ж, остается только позавидовать ему: разыскать такое сокровище в далекой дикой стране!
– Виргиния вовсе не дикая страна, – возразила Шайна. – Это весьма развитый край, сэр, и там живут достойные уважения люди.
– И все равно ей далеко до Европы, – стоял на своем Демьен.
Он скрестил ноги, допил абсент и поставил опустевшую рюмку на стол. После этого неторопливо продолжил:
– Недавно я прочитал в журнале большую статью о Виргинии. Так вот, там описываются страшные, дикие вещи. Скажем, совсем недавно губернатор штата распорядился арестовать шайку пиратов, которые безнаказанно жили под самым его носом!
– Пиратов? – Шайна первым делом подумала о Габриеле. Впрочем, что он, был единственным пиратом на побережье, что ли? И все же…
– Как, вы сказали, называется статья, о которой шла речь?
– Не помню, право. Не обратил внимания, – ответил Демьен. – Помню только, что там писалось о том, что главаря пиратов арестовали в Виргинии. А затем и других – они были членами его экипажа. Их всех приговорили к повешению. Впрочем, уже повесили, должно быть. Ведь, сами знаете, пока новость докатится сюда через океан – столько времени пройдет…
Йен заметил, как отхлынула кровь от щек Шайны, и понял, о чем – точнее, о ком – она сейчас думает. Не желая, чтобы Демьен что-либо заметил и заподозрил, он поспешил вступить в разговор:
– Жена говорила мне, что получила недавно письмо из Америки. Там наверняка есть что-нибудь интересное. Ты не поделишься с нами этими известиями, дорогая?
Шайна изумленно уставилась на мужа. Затем с усилием взяла себя в руки. Покачала головой.
– Я думаю, сейчас не время, Йен. Вряд ли герцога могут заинтересовать наши домашние дела и сплетни о соседях.
– Напротив, – настойчиво продолжал Йен. – Я уверен, что в письме есть по-настоящему важные для вас новости, моя дорогая! А то, что важно для вас, вдвойне важно для меня!
Шайна стиснула зубы. Треклятый Йен! Будь они одни, она бы не постеснялась сказать ему это вслух. Но сейчас, в присутствии этого французского гостя…
– Идите же, дорогая, – мягко, но настойчиво повторил Йен. – Мы с нетерпением ожидаем ваших известий!
Шайна пристально всмотрелась в лицо мужа, пытаясь угадать, что он задумал. «Очевидно, он видел, с какой страстью смотрел на меня герцог, и теперь хочет ему отомстить, а для этого пытается меня выставить в глазах гостя последней идиоткой. Ну что ж! Понять его можно!» – подумала Шайна. А что еще прикажете думать? Ведь не принимать же всерьез слова Йена о важных известиях, содержащихся в брошенном в ящик стола непрочитанном письме. Что важного можно узнать из письма, пришедшего из далекой страны, – разве что новый рецепт яблочного рулета!
Шайна улыбнулась, но при этом бросила на мужа испепеляющий взгляд. Ну ладно! Если ему так хочется узнать последние новости – что ж, за этим дело не станет.
– Если вы так жаждете новостей, – негромко сказала Шайна, взглянув на Демьена и возвращаясь глазами к лицу мужа, – то я могу кое-чем поделиться с вами, не выходя из комнаты. Я жду ребенка. Как вам такая новость?
Улыбка застыла на губах Йена.
Это был хороший удар. Что называется, в самое яблочко. Демьен рассыпался в поздравлениях, но Йен не слышал его – он словно окаменел.
– Вы уверены? – спросил наконец «счастливый» муж одеревенелым, непослушным языком.
– На сто процентов, – последовал ответ.
Герцог де Фонвилль встал и торжественно провозгласил тост в честь Шайны и ее будущего ребенка. Ребенка, которого она носит под сердцем. Сразу же после тоста гость стал раскланиваться – ему было пора.
Йен пошел провожать герцога до кареты, а Шайна тем временем поднялась к себе и кликнула горничную. Освобождаясь с ее помощью от тесного голубого платья, вышитого серебряной нитью, она продолжала размышлять о том впечатлении, которое произвел на нее сегодняшний гость. Переодевшись в ночную рубашку, Шайна присела перед зеркалом к маленькому туалетному столику.
Она не солгала. Она на самом деле носила под сердцем ребенка – ребенка Габриеля. Первые признаки беременности Шайна почувствовала уже давно, но какое-то время сомневалась, полагая, что ее организм просто пришел в расстройство из-за нескладывающейся супружеской жизни и нервных переживаний. Но теперь сомнений не оставалось. Тогда, лунной ночью в благоухающем цветами саду, в ней зародилась новая жизнь – результат ее любовного свидания с Габриелем.
Она прижала ладонь к своему животу. Там, внутри ее, уже был, уже рос ребенок – частичка ее самой и частичка Габриеля. Новая душа.
Ей припомнились слова Демьена о пиратах, схваченных и осужденных в Виргинии, которых должны были повесить.
Шайна прикрыла глаза.
На свете еще полным-полно пиратов. Может быть, это вовсе и не…
Она вспомнила о письме, которое пришло в тот вечер, когда ее посетила леди Саттон. Первым и единственным словом, которое выхватили в письме глаза, было имя Габриеля. Может быть, в письме есть нечто, что успокоит ее? Ведь если Габриель смог тогда добраться до Фокс-Медоу, то теперь он должен быть далеко в море… В безопасности… И тогда она может не волноваться за его судьбу.
Покопавшись в ящике стола, Шайна нашла непрочитанное письмо. Развернула его дрожащими пальцами и, волнуясь, пробежала строки. Лучше бы она никогда не читала, не получала этого письма!
Ребекка подробно написала об аресте Габриеля, о суде и приговоре. Конечно же, возмущалась и поражалась тому, что ее бывший жених оказался Габриелем Форчуном, известным пиратом. И уж, разумеется, умолчала о том, каким именно образом людям губернатора удалось выйти на след и арестовать Габриеля. Она подробно изложила приговор, но ни словом не обмолвилась о показаниях некоей «Шайны Клермонт», которые в конечном итоге и определили судьбу пирата и его экипажа. Только написала, что доказательства вины были «убийственными». В конце она сообщила, что Габриель вместе с большей частью своих людей должен быть повешен двенадцатого октября 1717 года от рождества Христова.
Шайна почувствовала, как сознание покидает ее. Сердце заледенело и сжалось в груди. Комната, ставшая вдруг неестественно длинной, медленно закружилась у нее перед глазами, пол поплыл под ногами, и Шайна обессиленно опустилась на стул возле туалетного столика.
Письмо выпало из ее онемевших пальцев. Шайна уставилась перед собою ничего не видящими, остановившимися глазами. Она не могла поверить, не могла смириться с тем, что человек, которого она так любила, ради спасения которого пошла на унизительный брак с презренным шантажистом, человек, чьего ребенка она носит под сердцем, – схвачен, осужден и приговорен к смерти.
Дверь в спальню отворилась, и вошел Йен. Проводив Демьена, он явился, чтобы убедиться в том, что его жена сказала правду – там, внизу, в гостиной.
– Так это правда? – без предисловий начал он. – Или ты просто решила выставить меня дураком перед Демьеном?
– Какое сегодня число? – беззвучно прошептала Шайна, пытаясь остановить вращающуюся комнату. Весь мир по-прежнему расплывался у нее перед глазами.
– Что? – опешил Йен. Затем он увидел отсутствующий, отрешенный взгляд Шайны, заметил, как она бледна, как тело ее сотрясает мелкая дрожь. – Что случилось?
Шайна не ответила. Йен увидел лежащее на полу письмо, поднял его, пробежал глазами. Перечитал. Торжествующий огонек появился в его взгляде, которым он окинул Шайну.
Она никак не отреагировала на этот взгляд. Вместо этого вновь тихо спросила:
– Какое сегодня число?
Йен задумался на короткий миг.
– Тринадцатое, – ответил он. – Сегодня – тринадцатое октября.
– Тринадцатое… – безо всякой интонации прошептала Шайна. – Значит, он уже мертв. Габриель уже мертв.
Йен не собирался скрывать от жены своего ликования.
Он мертв, мертв, мертв! Он подох, этот ублюдок! Прикидывался Габриелем Сент-Джоном – лордом, хозяином большой плантации! Думал, что имеет право вести себя так, как ему захочется, делать все, что ему угодно! И подох! Подох как собака – в петле! И горит уже в аду!
Йен снова взглянул на Шайну. Она выглядела такой жалкой, хрупкой, несчастной. Что ж, ее можно понять. Ведь она любила этого мерзавца и теперь оплакивает свою навек потерянную любовь! Нужно быть с нею поласковей, особенно теперь, зная, что ее любовничек канул в вечность – туда ему и дорога!
Йен позвал горничную и с ее помощью уложил Шайну в постель. Конечно, ему очень хотелось знать правду – беременна она или просто разыграла его перед герцогом. Но это может и подождать. Все теперь может подождать. Время у него не ограничено больше ничем: Габриель жарится в аду, а Шайна отныне принадлежит только ему – ему одному.
Когда Йен возвращался к себе в спальню, ему в голову пришла новая мысль, от которой сердце его взволнованно забилось: ведь если Шайна на самом деле беременна, как она утверждает, то он, Йен, для всех будет законным отцом ребенка. А как иначе? И Демьен тоже поверит в это. Ведь здесь, в Англии, ни одной живой душе неизвестно о той истории, которая случилась с Шайной до того, как Йен подобрал ее возле Фокс-Медоу, чтобы доставить в Монткалм, к ее дяде. Теперь, когда этот негодяй Сент-Джон подох, об их романе и вовсе никто и никогда не узнает. Будучи официальным мужем Шайны, он, естественно, становится и отцом ее ребенка. Их ребенка! И поди-ка докажи, что это не так! А значит – конец всем злобным слухам и сплетням вокруг Йена!
Он представил, как появится в обществе со своей беременной женой и сразу заставит замолчать всех тех злопыхателей, кто сомневается в его мужских способностях. Ликующая улыбка появилась на лице Йена, и он еще раз, от всей души пожелал Габриелю Сент-Джону приятного времяпрепровождения в аду.
Затем разделся, лег и провалился в глубокий сон.
Сны ему в эту ночь не снились.
В ту минуту, когда счастливый своим будущим отцовством Йен Лейтон отходил ко сну в своей спальне на Джермин-стрит, в устье Темзы появился корабль. Он медленно разворачивался, готовясь бросить якорь. Измученные океанским плаванием, стосковавшиеся по твердой земле под ногами пассажиры запрудили палубу, жадно вглядываясь в далекие огни ночного Лондона. В стороне от шумной толпы стоял высокий мужчина, закутанный в черный плащ. Он тоже смотрел на огни города, но во взгляде его прищуренных, почти скрытых низко надвинутой шляпой глаз не было ни оживления, ни радости. Высоко поднятый воротник плаща не мог скрыть густую, колючую трехнедельную щетину на его впалых щеках. Но даже она не могла скрыть алый шрам, протянувшийся к виску от левой скулы.
Для спутников, совершивших вместе с этим человеком переход через Атлантику, он так и остался загадкой. Весь рейс странный пассажир провел в одиночестве, не вступая ни с кем в разговор, не отвечая на вопросы, не проявляя интереса ни к кому и ни к чему.
Целыми днями напролет он стоял на носу корабля, всматриваясь в безбрежную водную гладь. Иногда мужчина поднимал глаза к небу, словно упрашивая ветер сильнее надувать паруса, быстрее нести судно к далекой заветной цели. Среди пассажиров поговаривали, что это – муж, которого бросила жена, сбежавшая с любовником.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34