Болтовня дорого обходится девушкам твоей профессии. Все дело в том, что твою подругу задушили. И есть все основания полагать, что это может случиться и с тобой.
– Почему именно со мной?
– Бог троицу любит, крошка! Знаешь, кто это сделал? Ты догадываешься, но не хочешь признаться, не так ли? Но тебя об этом и не спрашивают, потому что мы знаем, кто это сделал. Это покровитель твоей подруги, некто Жорж. Ты, наверное, слышала о нем?
– Она рассказывала мне только о каком-то Андре.
– Она говорила тебе только то, что могла сказать. Андре или Жорж, какая разница. Это вымышленные имена. Так ты его знаешь?
– Клянусь, что никогда его не видела.
– Да нет, ты его видела! Он твой знакомый! Заметь, его также зовут Фред. Это тебе ни о чем не говорит?
Жанин побледнела, пробормотав:
– Фред? Этого не может быть!
– Зачем мне это придумывать? Жорж или Андре твоей подруги, твой Фред или некто Роберт, называемый «Месье Боб» – это один и тот же человек! И это он задушил твою подругу. Ты удивлена? Не хочешь ли отправиться в полицию, чтобы посмотреть его дело? Этого негодяя там давно знают.
– Вы лжете! – воскликнула Жанин. – Вы все это выдумали, чтобы я неизвестно в чем созналась! Это ложь, Фред не может быть Андре.
– Но Андре и есть Фред! К тому же Аньес знала об этом.
– Если бы она знала, она сказала бы мне.
– Повторяю, она не рассказала тебе о многом, крошка. Например, она не сказала, что девушка, которую ты заменила, не покончила с собой. Андре, называемый Фредом, потихоньку с ней расправился. Девицу звали Сюзанн. Она была первой. Теперь пришла очередь и второй, а вскоре, если ты не поможешь его отыскать, наступит и твоя очередь. Такая перспектива тебя устраивает?
– Нет, я этого не хочу.
– Это я понимаю. А раз ты этого не хочешь, ты скажешь, где сейчас скрывается Фред.
– Я не знаю, я его не видела.
– Ты его видела не более двух часов назад. Он приходил за деньгами, – не так ли? А поскольку ты к этому времени еще недостаточно заработала, он дал тебе адрес, куда ты должна их ему принести этой ночью. Поэтому ты так торопилась обслужить клиента, которого подцепила в баре на улице Марбёф, где ты обычно не работаешь. По-твоему, это тоже сказки?
Подавленная Жанин не отвечала.
– Тебе больше нечего сказать? Теперь, если ты мне не веришь, я познакомлю тебя кое с кем, в чьих словах ты не сможешь сомневаться, и кому твоя подруга обо всем рассказала вчера вечером. Она даже рассказала ей о тебе! Поэтому мы тебя и нашли. – Он направился к кухне, открыл дверь и сказал почтительно:
– Пожалуйста, сестра, входите.
Поддельной монахине пришлось сделать нечеловеческое усилие, чтобы подойти с выражением боли и спокойствия на лице к той, которая еще несколько дней назад считала ее самой близкой подругой. Брюнетка сначала посмотрела на нее с изумлением, затем как бы с ужасом и пробормотала:
– Невозможно!
– Да нет, возможно! – сказал инспектор.
Кто… Кто вы? – спросила обескураженная девушка.
– Сестра Элизабет, – ответила тихим голосом монахиня. – Ваша подруга была моей сестрой. Вы ничего обо мне не знаете, но она мне очень много о вас рассказывала. Она вас очень любила.
Жанин переводила обезумевший взгляд с живой на мертвую, и с мертвой на живую, не в силах произнести ни слова. Полицейский заговорил первым:
– Признаюсь, что подобное сходство поражает… Она никогда не говорила тебе о своей сестре? Как видишь, она не все тебе рассказывала. Сестрица, повторите этой женщине то, что ваша сестра рассказала вам вчера вечером.
Выслушав мнимую Элизабет, пораженная Жанин проговорила:
– Хорошо, я все расскажу!
– Еще воды? – спросил инспектор.
– Нет.
Она заговорила монотонным голосом, тяжело переводя дыхание:
– «Он» нашел меня на Елисейских полях и сделал знак, чтобы я остановилась в начале авеню Монтень. Он был в такси. Затем, пересев ко мне в машину, приказал: «Двигай!» Пока мы ехали в сторону Алма, он рассказал мне: «У меня большие неприятности, я должен какое-то время скрываться, а затем уехать за границу. Устроившись, я дам тебе знать. Ты приедешь ко мне, и мы заживем счастливо. Только мне срочно нужны деньги! Постарайся их достать. У тебя сейчас сколько?» Мне только что заплатили десять тысяч, он забрал их и приказал найти его только в том случае, если «заработаю» еще пятьдесят. Я сказала ему, что не знаю, получится ли это. Он ответил, что я могу занять деньги у подруг. И принести их ему до полуночи.
– Куда ты должна принести ему деньги?
– В маленькое кафе рядом с Бастилией…
– Покажи адрес.
Она протянула клочок бумаги, на котором был нацарапан адрес. Прочтя, инспектор проворчал:
– «У Жюля»! Я знаю, где это! Он сам будет тебя там ждать?
– Да, во втором зале.
– В котором часу?
– С одиннадцати…
– Вот он и попался, «твой Фред»! Никуда теперь он не денется! Глупец, с шестьюдесятью кусками далеко не уедешь. Теперь он должен сожалеть о том, что столько промотал на скачках и проиграл в рулетку! Если бы он мог предвидеть, что ссора с одной из его «подопечных» закончится таким образом, он копил бы деньги. Это еще раз подтверждает мое предположение, что он убил ее в приступе ярости. Гнев – плохой советчик, особенно тогда, когда нужно спрятать концы в воду.
Он вновь посмотрел на брюнетку, выглядевшую совершенно измученной:
– Ну что, такие дела заставляют призадуматься, не так ли? Ты всего лишь несчастная девушка… Ответь мне еще на несколько вопросов, и я оставлю тебя в покое. Он вышел на площади Алма?
– Да…
– А он признался тебе, что задушил девушку?
– Да.
– Сказал ли он тебе по какой причине?
– Он сказал, что она была шлюха, которая на него донесла…
– Всего-навсего? А он не сказал, как ее звали? И что он заставлял ее работать уже в течение трех лет? Признайся, ты была бы потрясена, если бы он сказал, что ее зовут Аньес?
– Аньес? – переспросила девушка, подняв голову. – Ее звали Кора.
– Кора? Это что-то новенькое. Сестра, говорила ли вам ваша сестричка, что: она изменила имя?
– Да… Я забыла вам об этом сказать, месье инспектор. Аньес даже дала мне понять, что этого потребовал сутенер: ему казалось, что имя Аньес не подходит для ее профессии.
Прежде чем ответить, инспектор посмотрел на умершую:
– Он ошибался, месье Боб! Аньес подходит ей намного больше!
Затем он обратился к Жанин:
– Мы тебя не арестуем, нет никаких оснований. Ты останешься под нашим наблюдением, пока мы не арестуем сутенера. Спокойнее всего будет в участке: сейчас тебя туда отведут, а к часу ночи отпустят. Но я хочу дать тебе хороший совет: остерегайся хвастаться своим будущим клиентам, что ты могла быть третьей жертвой месье Боба! Пресса ухватится за эту историю, возможно, тебя даже попросят дать интервью. Ты не можешь этого делать из уважения к памяти твоей подруги. Сестра, а вы как считаете?
– Я уверена, месье инспектор, что эта девушка будет молчать.
– Да, сестра. Я вам это обещаю. Мнимая Элизабет обратилась к инспектору:
– Не разрешите ли вы мне остаться с ней с глазу на глаз на несколько минут?
– Конечно же… Полицейские вышли в гостиную.
– Жанин, я уже говорила вам, что Аньес вас очень любила.
– О! У вас точно такой же голос, как у нее, и мне кажется, что это ее я слышу, – воскликнула девушка. – Я ее тоже любила, – сказала она в порыве. – Но почему она не назвала настоящего имени? Она ведь могла мне доверять, я ей это доказала.
– Она мне говорила об этом. И была вам очень признательна. Я уверена, что когда-нибудь она вам сказала бы, что ее зовут Аньес, и кем в действительности был тот, который вас обманывал. Но, к сожалению, Господь не оставил ей времени на это!
– Господь? – переспросила Жанин с недоверием. – Скорее уж Боб.
– Нет. Всеми нашими поступками управляет высшая сила. Это Бог решил, что моя бедная сестра уже достаточно пожила…
– Не хотите ли вы заставить меня поверить, что именно Господь направляет убийц?
– Я думаю, что он использует их, как орудие своей божьей воли.
Так как Жанин смотрела на нее, не понимая, мнимая Элизабет продолжала:
– Не кажется ли вам, что Господь именно таким образом хотел вас предостеречь? Вы должны благодарить его, что он пощадил вас, и молиться за вечный покой той, что была вашей подругой… Вы знаете молитвы?
– Я молилась, когда была маленькой.
– Их нельзя забыть! Мы станем на колени у этой постели и помолимся Божьей Матери, чтобы душа нашей умершей покоилась в мире…
Они опустились на колени. Мягкий голос монахини начал: «Я обращаюсь к тебе, всепрощающая Дева Мария…»
Более грубый голос девушки продолжил: «Молись за нас, бедных грешников…»
Когда они закончили молиться, большие глаза Жанин, эти огромные черные глаза, которые показались Аньес такими красивыми в день их знакомства, наполнились слезами. В полном смятении она спросила:
– Сестра, что со мной теперь будет?
– Вы станете той, какой всегда хотели быть: порядочной девушкой… До свидания, Жанин.
– Спасибо, сестра.
Когда девушка вышла в сопровождении двух полицейских, инспектор сказал мнимой Элизабет:
– Очень жаль, что они не могут стать монахинями. Это был бы самый лучший способ их перевоспитания с тем, чтобы они приносили, наконец, пользу!
– Необходимо еще и призвание, – сказала монахиня. – Инспектор, могу ли я воспользоваться вашим предложением и взять одну из машин, чтобы поехать к Джеймсу?
– Вас уже ждут внизу.
– Затем я возвращусь сюда, чтобы посидеть у постели умершей.
– Она не будет в одиночестве. Во время вашего отсутствия в квартире останутся двое полицейских.
– Бедняжка Аньес! Думала ли она, что у ее постели будут дежурить полицейские?
– Полиции приходится всем заниматься, сестра! Мне кажется, что вы считаете нас бессердечными.
– Я вас уважаю – вас и вам подобных, но я глубоко убеждена, что самая эффективная полиция – это та, которая черпает вдохновение в милосердии.
– Это спорная точка зрения, сестра. Тем не менее разрешите выразить вам наши самые искренние соболезнования.
– Благодарю вас, месье инспектор.
В то время, когда полицейская машина увозила ее в сторону Марли, мнимая Элизабет пребывала в задумчивости…
Сначала она от всей души поблагодарила свою сестру-мученицу за то, что она не переставала вдохновлять ее во время допроса, так что она смогла ввести в заблуждение полицейских и сыграть самую трудную роль в своей жизни. Роль? Была бы это всего лишь роль? Инстинктивно, но, чтобы шофер не заметил странных жестов монахини, сидевшей одиноко на заднем сидении, она прикоснулась к скромному белому чепчику, обрамляющему ее голову, к повязке, которая обрамляла ее лоб, к скромной накидке монахини из Канкаля… Пальцы ее продолжали скользить по черному платью, по талии, перехваченной кожаным поясом. Дотронулись до разорванных четок, которые ей все же удалось прикрепить к поясу, как это делала Элизабет и все монахини. Затем она сложила руки в молитве. Не являлся ли этот жест самым таинственным из всех жестов?
Ее руки, не знавшие тяжелого повседневного труда, были руками грешницы, которых Аньес стыдилась. Ей хотелось получить очищение трудом на благо Господа и обездоленных этого мира…
Аньес не нужно было смотреться в зеркало, чтобы увидеть, что она совсем не та, что была прежде. К физическому сходству с сестрой присоединилось духовное. Как будто мысли, сердце и особенно душа Элизабет перенеслись в Аньес. И это было самым большим чудом той, что была уже на небесах. Сверхъестественное вмешательство Элизабет не заставило себя ждать: оно было таким же молниеносным и эффективным, как и принятое ею накануне земное решение освободить свою сестру от сомнительного прошлого. Аньес также понимала, что ни разу за время мучительного допроса она не солгала, ее ответы были искренними, так как она в самом деле стала «сестрой Элизабет». Умерла Аньес-Ирма, а не Элизабет.
Через несколько минут ей предстоит в присутствии того, кого она любила всем сердцем, самое мучительное испытание. Добровольно, потому что этого требовала память умершей, Аньес принесет в жертву свою любовь. Элизабет не побоялась пожертвовать своей жизнью, чтобы ее сестра смогла, наконец, освободиться от своего прошлого, теперь наступила очередь Аньес исполнить свой долг и занять место сестры. Таким образом, ни одна сестра не предаст другую…
4
БОГ ЕСТЬ ЛЮБОВЬ
Если никогда прежде до Джеймса ни один офицер военно-морских сил США не посещал приют на авеню дю Мэн, то и монахиня также впервые находилась в приемной каюте крейсера. Современная обстановка напоминала приемную лишь сдержанностью и аскетизмом.
Капитан вскоре пришел.
– Элизабет? Какой сюрприз! Чем я заслужил такую честь?
Монахиня не отвечала, и он спросил с волнением:
– Что-нибудь серьезное?
– Очень серьезное, Джеймс!
– Что вы хотите этим сказать?
– Аньес больше нет с нами…
Он смотрел на нее, не понимая. Она повторила:
– Господь призвал вашу невесту к себе… – Она стала рассказывать, как уже это делала полицейским, обстоятельства, при которых была обнаружена ее сестра в квартире на улице Фезандери.
Слушая ее со все нарастающей тревогой, потрясенный офицер переспросил:
– Задушена? Но почему? Что она сделала плохого?
– Тому, кто ее убил, ничего. Напротив, она сделала плохо вам.
– Мне?
– Скрыв от вас в самом начале вашего знакомства подробности, той жизни, которую она вела… Поверьте, Джеймс, я потрясена тем, что вынуждена делать это разоблачение, но мой долг сказать вам теперь, когда ее нет с нами, что Аньес недостойна вашей любви.
Красивый офицер в упор ясными глазами долго смотрел на монахиню, перед тем как сказать:
– Элизабет, вы не должны так говорить! Вы, как и я, так не думаете. Я знаю, какой нежностью вы окружали Аньес, и она платила вам тем же, как вы этого заслуживаете. Зачем пытаться очернить то, что было прекрасно? Я также знаю, что Аньес любила меня и была на все готова ради нашего счастья.
– Джеймс, вам и это известно?
– Да.
– Вы правы: Аньес была совершенно искренна в своей любви к вам. И я благодарю Бога, что он призвал ее до того, как вы узнали всю правду…
– Какую правду? Есть только одна правда: мы любили друг друга! И я всегда буду ее любить…
– Джеймс, молитесь за нее. Так будет лучше. Забудьте ее и свяжите свою жизнь с одной из соотечественниц.
– Никогда! Вы не имеете права, будучи ее сестрой и монахиней, говорить подобные вещи! Бог вас слышит.
– Я знаю, что он меня слышит. Я тоже слышу его. И это он говорит моими устами.
И вновь он пристально посмотрел на нее. Аньес попыталась избежать его взгляда, словно боялась, что он сможет догадаться о подлинных чувствах, которые она отчаянно пыталась скрыть в своем разбитом сердце. В ее взгляде была такая тоска, что, не выдержав, он тихо промолвил:
– Я понимаю… Есть вещи, о которых вы не хотите говорить из любви к Аньес и уважения к покойной. Я не буду вас ни о чем спрашивать. Но я должен вам признаться: я знал, что Аньес жила с негодяем.
Она почувствовала, что в ее жилах застыла кровь, переспросила, пораженная:
– Вы знали об этом?
– С того дня, как я решил жениться на ней, объявив об этом командованию. Расследование, которое в таких случаях проводят наши службы, установило это.
– И несмотря на это, вы хотели жениться на ней?
– Я ответил своему командиру, что одному мне, возможно, не хватило бы сил вырвать ее из этого прошлого, но я знал, что вы мне поможете! Тогда в монастыре я понял, что вы моя самая лучшая союзница. Я также верил, что вы поможете сделать мою жену счастливой.
– И… И что же вам ответили?
– Они также поверили в вас.
– Как вы ее любили, Джеймс!
В последний раз, всего лишь на мгновение, сохранившее, между тем, всю силу вечности, глаза монахини, наполненные любовью, потонули в глазах белокурого красавца, прежде чем навсегда спуститься на грешную землю.
Молодой человек в странном волнении наблюдал, как две слезинки скатились по лицу, обрамленному белым чепчиком. Растроганный, он спросил:
– Могу ли я увидеть ее в последний раз?
– Лучше вам этого не делать, Джеймс… Для вас это будет слишком тяжело. Похороны состоятся послезавтра в нашей часовне.
– Послезавтра? В день нашего венчания? Я приду.
– Я должна вам это вернуть, – она протянула ему обручальное кольцо.
– Оставьте его себе.
– Я не могу этого сделать, я дала обет бедности.
– Используйте тогда вырученные деньги для моих старых друзей – «несносных».
– Их и так достаточно балуют. Разрешаете ли вы мне по-своему использовать это кольцо, как это сделала бы Аньес?
– Все, что вы сделаете, будет хорошо. Мне также нужно вам кое-что вернуть…
Доставая из своего портфеля фотографию, которую дала ему настоящая Элизабет, запечатлевшую сестер в пятнадцатилетнем возрасте, он сказал:
– Я знаю, что это единственная имеющаяся у вас фотография. Я ее вам возвращаю.
Дрожащими руками она взяла фотографию.
– Спасибо, Джеймс. Пора прощаться.
– Сестра, я хочу, чтобы вы всегда помнили:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
– Почему именно со мной?
– Бог троицу любит, крошка! Знаешь, кто это сделал? Ты догадываешься, но не хочешь признаться, не так ли? Но тебя об этом и не спрашивают, потому что мы знаем, кто это сделал. Это покровитель твоей подруги, некто Жорж. Ты, наверное, слышала о нем?
– Она рассказывала мне только о каком-то Андре.
– Она говорила тебе только то, что могла сказать. Андре или Жорж, какая разница. Это вымышленные имена. Так ты его знаешь?
– Клянусь, что никогда его не видела.
– Да нет, ты его видела! Он твой знакомый! Заметь, его также зовут Фред. Это тебе ни о чем не говорит?
Жанин побледнела, пробормотав:
– Фред? Этого не может быть!
– Зачем мне это придумывать? Жорж или Андре твоей подруги, твой Фред или некто Роберт, называемый «Месье Боб» – это один и тот же человек! И это он задушил твою подругу. Ты удивлена? Не хочешь ли отправиться в полицию, чтобы посмотреть его дело? Этого негодяя там давно знают.
– Вы лжете! – воскликнула Жанин. – Вы все это выдумали, чтобы я неизвестно в чем созналась! Это ложь, Фред не может быть Андре.
– Но Андре и есть Фред! К тому же Аньес знала об этом.
– Если бы она знала, она сказала бы мне.
– Повторяю, она не рассказала тебе о многом, крошка. Например, она не сказала, что девушка, которую ты заменила, не покончила с собой. Андре, называемый Фредом, потихоньку с ней расправился. Девицу звали Сюзанн. Она была первой. Теперь пришла очередь и второй, а вскоре, если ты не поможешь его отыскать, наступит и твоя очередь. Такая перспектива тебя устраивает?
– Нет, я этого не хочу.
– Это я понимаю. А раз ты этого не хочешь, ты скажешь, где сейчас скрывается Фред.
– Я не знаю, я его не видела.
– Ты его видела не более двух часов назад. Он приходил за деньгами, – не так ли? А поскольку ты к этому времени еще недостаточно заработала, он дал тебе адрес, куда ты должна их ему принести этой ночью. Поэтому ты так торопилась обслужить клиента, которого подцепила в баре на улице Марбёф, где ты обычно не работаешь. По-твоему, это тоже сказки?
Подавленная Жанин не отвечала.
– Тебе больше нечего сказать? Теперь, если ты мне не веришь, я познакомлю тебя кое с кем, в чьих словах ты не сможешь сомневаться, и кому твоя подруга обо всем рассказала вчера вечером. Она даже рассказала ей о тебе! Поэтому мы тебя и нашли. – Он направился к кухне, открыл дверь и сказал почтительно:
– Пожалуйста, сестра, входите.
Поддельной монахине пришлось сделать нечеловеческое усилие, чтобы подойти с выражением боли и спокойствия на лице к той, которая еще несколько дней назад считала ее самой близкой подругой. Брюнетка сначала посмотрела на нее с изумлением, затем как бы с ужасом и пробормотала:
– Невозможно!
– Да нет, возможно! – сказал инспектор.
Кто… Кто вы? – спросила обескураженная девушка.
– Сестра Элизабет, – ответила тихим голосом монахиня. – Ваша подруга была моей сестрой. Вы ничего обо мне не знаете, но она мне очень много о вас рассказывала. Она вас очень любила.
Жанин переводила обезумевший взгляд с живой на мертвую, и с мертвой на живую, не в силах произнести ни слова. Полицейский заговорил первым:
– Признаюсь, что подобное сходство поражает… Она никогда не говорила тебе о своей сестре? Как видишь, она не все тебе рассказывала. Сестрица, повторите этой женщине то, что ваша сестра рассказала вам вчера вечером.
Выслушав мнимую Элизабет, пораженная Жанин проговорила:
– Хорошо, я все расскажу!
– Еще воды? – спросил инспектор.
– Нет.
Она заговорила монотонным голосом, тяжело переводя дыхание:
– «Он» нашел меня на Елисейских полях и сделал знак, чтобы я остановилась в начале авеню Монтень. Он был в такси. Затем, пересев ко мне в машину, приказал: «Двигай!» Пока мы ехали в сторону Алма, он рассказал мне: «У меня большие неприятности, я должен какое-то время скрываться, а затем уехать за границу. Устроившись, я дам тебе знать. Ты приедешь ко мне, и мы заживем счастливо. Только мне срочно нужны деньги! Постарайся их достать. У тебя сейчас сколько?» Мне только что заплатили десять тысяч, он забрал их и приказал найти его только в том случае, если «заработаю» еще пятьдесят. Я сказала ему, что не знаю, получится ли это. Он ответил, что я могу занять деньги у подруг. И принести их ему до полуночи.
– Куда ты должна принести ему деньги?
– В маленькое кафе рядом с Бастилией…
– Покажи адрес.
Она протянула клочок бумаги, на котором был нацарапан адрес. Прочтя, инспектор проворчал:
– «У Жюля»! Я знаю, где это! Он сам будет тебя там ждать?
– Да, во втором зале.
– В котором часу?
– С одиннадцати…
– Вот он и попался, «твой Фред»! Никуда теперь он не денется! Глупец, с шестьюдесятью кусками далеко не уедешь. Теперь он должен сожалеть о том, что столько промотал на скачках и проиграл в рулетку! Если бы он мог предвидеть, что ссора с одной из его «подопечных» закончится таким образом, он копил бы деньги. Это еще раз подтверждает мое предположение, что он убил ее в приступе ярости. Гнев – плохой советчик, особенно тогда, когда нужно спрятать концы в воду.
Он вновь посмотрел на брюнетку, выглядевшую совершенно измученной:
– Ну что, такие дела заставляют призадуматься, не так ли? Ты всего лишь несчастная девушка… Ответь мне еще на несколько вопросов, и я оставлю тебя в покое. Он вышел на площади Алма?
– Да…
– А он признался тебе, что задушил девушку?
– Да.
– Сказал ли он тебе по какой причине?
– Он сказал, что она была шлюха, которая на него донесла…
– Всего-навсего? А он не сказал, как ее звали? И что он заставлял ее работать уже в течение трех лет? Признайся, ты была бы потрясена, если бы он сказал, что ее зовут Аньес?
– Аньес? – переспросила девушка, подняв голову. – Ее звали Кора.
– Кора? Это что-то новенькое. Сестра, говорила ли вам ваша сестричка, что: она изменила имя?
– Да… Я забыла вам об этом сказать, месье инспектор. Аньес даже дала мне понять, что этого потребовал сутенер: ему казалось, что имя Аньес не подходит для ее профессии.
Прежде чем ответить, инспектор посмотрел на умершую:
– Он ошибался, месье Боб! Аньес подходит ей намного больше!
Затем он обратился к Жанин:
– Мы тебя не арестуем, нет никаких оснований. Ты останешься под нашим наблюдением, пока мы не арестуем сутенера. Спокойнее всего будет в участке: сейчас тебя туда отведут, а к часу ночи отпустят. Но я хочу дать тебе хороший совет: остерегайся хвастаться своим будущим клиентам, что ты могла быть третьей жертвой месье Боба! Пресса ухватится за эту историю, возможно, тебя даже попросят дать интервью. Ты не можешь этого делать из уважения к памяти твоей подруги. Сестра, а вы как считаете?
– Я уверена, месье инспектор, что эта девушка будет молчать.
– Да, сестра. Я вам это обещаю. Мнимая Элизабет обратилась к инспектору:
– Не разрешите ли вы мне остаться с ней с глазу на глаз на несколько минут?
– Конечно же… Полицейские вышли в гостиную.
– Жанин, я уже говорила вам, что Аньес вас очень любила.
– О! У вас точно такой же голос, как у нее, и мне кажется, что это ее я слышу, – воскликнула девушка. – Я ее тоже любила, – сказала она в порыве. – Но почему она не назвала настоящего имени? Она ведь могла мне доверять, я ей это доказала.
– Она мне говорила об этом. И была вам очень признательна. Я уверена, что когда-нибудь она вам сказала бы, что ее зовут Аньес, и кем в действительности был тот, который вас обманывал. Но, к сожалению, Господь не оставил ей времени на это!
– Господь? – переспросила Жанин с недоверием. – Скорее уж Боб.
– Нет. Всеми нашими поступками управляет высшая сила. Это Бог решил, что моя бедная сестра уже достаточно пожила…
– Не хотите ли вы заставить меня поверить, что именно Господь направляет убийц?
– Я думаю, что он использует их, как орудие своей божьей воли.
Так как Жанин смотрела на нее, не понимая, мнимая Элизабет продолжала:
– Не кажется ли вам, что Господь именно таким образом хотел вас предостеречь? Вы должны благодарить его, что он пощадил вас, и молиться за вечный покой той, что была вашей подругой… Вы знаете молитвы?
– Я молилась, когда была маленькой.
– Их нельзя забыть! Мы станем на колени у этой постели и помолимся Божьей Матери, чтобы душа нашей умершей покоилась в мире…
Они опустились на колени. Мягкий голос монахини начал: «Я обращаюсь к тебе, всепрощающая Дева Мария…»
Более грубый голос девушки продолжил: «Молись за нас, бедных грешников…»
Когда они закончили молиться, большие глаза Жанин, эти огромные черные глаза, которые показались Аньес такими красивыми в день их знакомства, наполнились слезами. В полном смятении она спросила:
– Сестра, что со мной теперь будет?
– Вы станете той, какой всегда хотели быть: порядочной девушкой… До свидания, Жанин.
– Спасибо, сестра.
Когда девушка вышла в сопровождении двух полицейских, инспектор сказал мнимой Элизабет:
– Очень жаль, что они не могут стать монахинями. Это был бы самый лучший способ их перевоспитания с тем, чтобы они приносили, наконец, пользу!
– Необходимо еще и призвание, – сказала монахиня. – Инспектор, могу ли я воспользоваться вашим предложением и взять одну из машин, чтобы поехать к Джеймсу?
– Вас уже ждут внизу.
– Затем я возвращусь сюда, чтобы посидеть у постели умершей.
– Она не будет в одиночестве. Во время вашего отсутствия в квартире останутся двое полицейских.
– Бедняжка Аньес! Думала ли она, что у ее постели будут дежурить полицейские?
– Полиции приходится всем заниматься, сестра! Мне кажется, что вы считаете нас бессердечными.
– Я вас уважаю – вас и вам подобных, но я глубоко убеждена, что самая эффективная полиция – это та, которая черпает вдохновение в милосердии.
– Это спорная точка зрения, сестра. Тем не менее разрешите выразить вам наши самые искренние соболезнования.
– Благодарю вас, месье инспектор.
В то время, когда полицейская машина увозила ее в сторону Марли, мнимая Элизабет пребывала в задумчивости…
Сначала она от всей души поблагодарила свою сестру-мученицу за то, что она не переставала вдохновлять ее во время допроса, так что она смогла ввести в заблуждение полицейских и сыграть самую трудную роль в своей жизни. Роль? Была бы это всего лишь роль? Инстинктивно, но, чтобы шофер не заметил странных жестов монахини, сидевшей одиноко на заднем сидении, она прикоснулась к скромному белому чепчику, обрамляющему ее голову, к повязке, которая обрамляла ее лоб, к скромной накидке монахини из Канкаля… Пальцы ее продолжали скользить по черному платью, по талии, перехваченной кожаным поясом. Дотронулись до разорванных четок, которые ей все же удалось прикрепить к поясу, как это делала Элизабет и все монахини. Затем она сложила руки в молитве. Не являлся ли этот жест самым таинственным из всех жестов?
Ее руки, не знавшие тяжелого повседневного труда, были руками грешницы, которых Аньес стыдилась. Ей хотелось получить очищение трудом на благо Господа и обездоленных этого мира…
Аньес не нужно было смотреться в зеркало, чтобы увидеть, что она совсем не та, что была прежде. К физическому сходству с сестрой присоединилось духовное. Как будто мысли, сердце и особенно душа Элизабет перенеслись в Аньес. И это было самым большим чудом той, что была уже на небесах. Сверхъестественное вмешательство Элизабет не заставило себя ждать: оно было таким же молниеносным и эффективным, как и принятое ею накануне земное решение освободить свою сестру от сомнительного прошлого. Аньес также понимала, что ни разу за время мучительного допроса она не солгала, ее ответы были искренними, так как она в самом деле стала «сестрой Элизабет». Умерла Аньес-Ирма, а не Элизабет.
Через несколько минут ей предстоит в присутствии того, кого она любила всем сердцем, самое мучительное испытание. Добровольно, потому что этого требовала память умершей, Аньес принесет в жертву свою любовь. Элизабет не побоялась пожертвовать своей жизнью, чтобы ее сестра смогла, наконец, освободиться от своего прошлого, теперь наступила очередь Аньес исполнить свой долг и занять место сестры. Таким образом, ни одна сестра не предаст другую…
4
БОГ ЕСТЬ ЛЮБОВЬ
Если никогда прежде до Джеймса ни один офицер военно-морских сил США не посещал приют на авеню дю Мэн, то и монахиня также впервые находилась в приемной каюте крейсера. Современная обстановка напоминала приемную лишь сдержанностью и аскетизмом.
Капитан вскоре пришел.
– Элизабет? Какой сюрприз! Чем я заслужил такую честь?
Монахиня не отвечала, и он спросил с волнением:
– Что-нибудь серьезное?
– Очень серьезное, Джеймс!
– Что вы хотите этим сказать?
– Аньес больше нет с нами…
Он смотрел на нее, не понимая. Она повторила:
– Господь призвал вашу невесту к себе… – Она стала рассказывать, как уже это делала полицейским, обстоятельства, при которых была обнаружена ее сестра в квартире на улице Фезандери.
Слушая ее со все нарастающей тревогой, потрясенный офицер переспросил:
– Задушена? Но почему? Что она сделала плохого?
– Тому, кто ее убил, ничего. Напротив, она сделала плохо вам.
– Мне?
– Скрыв от вас в самом начале вашего знакомства подробности, той жизни, которую она вела… Поверьте, Джеймс, я потрясена тем, что вынуждена делать это разоблачение, но мой долг сказать вам теперь, когда ее нет с нами, что Аньес недостойна вашей любви.
Красивый офицер в упор ясными глазами долго смотрел на монахиню, перед тем как сказать:
– Элизабет, вы не должны так говорить! Вы, как и я, так не думаете. Я знаю, какой нежностью вы окружали Аньес, и она платила вам тем же, как вы этого заслуживаете. Зачем пытаться очернить то, что было прекрасно? Я также знаю, что Аньес любила меня и была на все готова ради нашего счастья.
– Джеймс, вам и это известно?
– Да.
– Вы правы: Аньес была совершенно искренна в своей любви к вам. И я благодарю Бога, что он призвал ее до того, как вы узнали всю правду…
– Какую правду? Есть только одна правда: мы любили друг друга! И я всегда буду ее любить…
– Джеймс, молитесь за нее. Так будет лучше. Забудьте ее и свяжите свою жизнь с одной из соотечественниц.
– Никогда! Вы не имеете права, будучи ее сестрой и монахиней, говорить подобные вещи! Бог вас слышит.
– Я знаю, что он меня слышит. Я тоже слышу его. И это он говорит моими устами.
И вновь он пристально посмотрел на нее. Аньес попыталась избежать его взгляда, словно боялась, что он сможет догадаться о подлинных чувствах, которые она отчаянно пыталась скрыть в своем разбитом сердце. В ее взгляде была такая тоска, что, не выдержав, он тихо промолвил:
– Я понимаю… Есть вещи, о которых вы не хотите говорить из любви к Аньес и уважения к покойной. Я не буду вас ни о чем спрашивать. Но я должен вам признаться: я знал, что Аньес жила с негодяем.
Она почувствовала, что в ее жилах застыла кровь, переспросила, пораженная:
– Вы знали об этом?
– С того дня, как я решил жениться на ней, объявив об этом командованию. Расследование, которое в таких случаях проводят наши службы, установило это.
– И несмотря на это, вы хотели жениться на ней?
– Я ответил своему командиру, что одному мне, возможно, не хватило бы сил вырвать ее из этого прошлого, но я знал, что вы мне поможете! Тогда в монастыре я понял, что вы моя самая лучшая союзница. Я также верил, что вы поможете сделать мою жену счастливой.
– И… И что же вам ответили?
– Они также поверили в вас.
– Как вы ее любили, Джеймс!
В последний раз, всего лишь на мгновение, сохранившее, между тем, всю силу вечности, глаза монахини, наполненные любовью, потонули в глазах белокурого красавца, прежде чем навсегда спуститься на грешную землю.
Молодой человек в странном волнении наблюдал, как две слезинки скатились по лицу, обрамленному белым чепчиком. Растроганный, он спросил:
– Могу ли я увидеть ее в последний раз?
– Лучше вам этого не делать, Джеймс… Для вас это будет слишком тяжело. Похороны состоятся послезавтра в нашей часовне.
– Послезавтра? В день нашего венчания? Я приду.
– Я должна вам это вернуть, – она протянула ему обручальное кольцо.
– Оставьте его себе.
– Я не могу этого сделать, я дала обет бедности.
– Используйте тогда вырученные деньги для моих старых друзей – «несносных».
– Их и так достаточно балуют. Разрешаете ли вы мне по-своему использовать это кольцо, как это сделала бы Аньес?
– Все, что вы сделаете, будет хорошо. Мне также нужно вам кое-что вернуть…
Доставая из своего портфеля фотографию, которую дала ему настоящая Элизабет, запечатлевшую сестер в пятнадцатилетнем возрасте, он сказал:
– Я знаю, что это единственная имеющаяся у вас фотография. Я ее вам возвращаю.
Дрожащими руками она взяла фотографию.
– Спасибо, Джеймс. Пора прощаться.
– Сестра, я хочу, чтобы вы всегда помнили:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22