28
Обход занял всю ночь. Под утро отдохнули немного, прямо в "дознанщицкой", кто на стульях, кто на диване. На рассвете в небольшом магазинчике возле реки Костя заметил Кольку Болтай Ногами, стоявшего в очереди. Тот попытался было убежать, кричал громко:
- Отпустите, не хочу я в "колонку".
- Колония от тебя никуда не уйдет, - ведя его за собой, ответил Барабанов. - А вот лучше скажи, где ты был вчера вечером?
- В подвале. С Би Бо Бо играли в карты...
- Кто еще там был?
- Ленька-Летчик, Жох, Нюшка Глухня... Можете спросить...
- Спросим без твоего совета... А на путях не ты околачивался?
Подросток не ответил. Не объяснил он и про деньги, найденные у него в кармане. Только пожал плечами, - мол, сам не пойму, откуда они.
В полдень в уголовный розыск возвратился Саша Карасев без пенсне. Улыбаясь виновато, рассказал, как в трамвае задержал он Би Бо Бо. Ехал беспризорник с каким-то незнакомым парнем в кожанке. Неподалеку от вокзала уже, на повороте, тот незнакомый парень вдруг отодвинул дверь, а Би Бо Бо выпрыгнул на ходу на мостовую. Саша за ним, но не удержался. Хорошо еще не под копыта бежавшей рядом с трамваем ломовой лошади, не под колеса. Ударился, разбив в кровь колени, локти, разбив пенсне.
Губы у него дрожали от обиды и волнения, он пытался держать себя в руках, улыбался, но голос был тоже дрожащий и печальный:
- Смотрите-ка. Сколько я с ним, с Чуркиным, говорил о жизни. Слушал всегда внимательно он меня, обещал исправиться. Просил в библиотеку записать под мое поручительство, просил книги интересные найти ему почитать. А все, оказывается, от испорченности. Все это он притворялся просто, чтобы поскорее улизнуть снова в свою уличную компанию... Но это, может, и хорошо, - тут же сказал он, потирая колени, с гримасой на лице, показал зато себя Би Бо Бо: боится он, значит, встречи с агентами. Видел я Жоха. Сказал, что были Колька Болтай Ногами и Би Бо Бо вчера вечером в подвале часов в одиннадцать.
Теперь Кольку Болтай Ногами опрашивал сам Яров. Когда Костя вошел в "дознанщицкую", парнишка, опустив голову, смотрел себе под ноги, на ботинки, разбухшие от сырости, на грязные, мятые брюки.
- Сказал же я, где был... И больше ничего не знаю.
Яров, приглаживая то коротко стриженные волосы, то бородку, ходил стремительно и возбужденно по комнате, пригибаясь к лицу задержанного, спрашивал быстро:
- Ты лгунишка, Коля. По всему видно. Говори живо, где был вчера вечером, когда ушел из ночлежки? Где? Ушел из ночлежки до регистрации, а в подвал попал к одиннадцати. Точно в ресторане бражничал... Так где же был ты?
- Гулял. По улицам... По магазинам.
- А может, у склада, у "Хлебопродукта"? Рабочий точно твои приметы дал.
Мальчишка лишь вздохнул. Яров сердито щелкнул пальцами, обернулся к Косте:
- Вот тебе, инспектор, хитрец. Двадцать четыре часа, положенных инструкцией судебной, помолчит, а там выпускайте его гулять на свободу, раз нет дела для судебного разбирательства. Все изучили, все знают... Но ты ошибаешься, - погрозил он тут пальцем подростку, - мы тебя подержим в гостях в розыске, а потом переведем в приемник... Будет время подумать. Пахомов, - устало уже сказал он, - придется нам держать его для опросов. А пока сведи-ка в столовую, со вчерашнего дня, говорит, не ел. Этому я верю, а остальному не верю. Сведи его... Если нет денег, я дам...
- Найдутся деньги, - улыбнулся Костя, похлопал паренька по плечу:
- Куда пойдем? В "Биржу" или в кооперативную столовую?
Беспризорник шмыгнул носом - тихо протянул:
- А все равно. Пошамать бы только...
И по дороге в столовую, и в столовой Костя ни о чем не расспрашивал его. Сидел напротив, глядя, как торопливо и жадно глотает он эти горячие "купоросные" щи, курил папиросу и с грустью думал о судьбе вот таких беспризорников. Что его ждет, какой путь? И как вывести его на правильную дорогу, если он как волчонок, если он сжат в комок и не разожмешь, хоть на наковальню под молот клади.
Ложка гулко стучала о края алюминиевой миски. Беспризорник сопел, давился, кашлял.
- Да ты не торопись, - сказал Костя, оглядывая темное, в лишаях, лицо паренька. - Ешь как следует и спокойно.
Колька Болтай Ногами вскинул голову, услышав в голосе доброту, в глазах появилось недоумение и вдруг испуг, заставивший его низко склонить голову над чашкой. Точно испугали его посетители за соседними столиками, стучавшие тоже ложками о чашки, покрикивающие друг другу в лица, скрипящие низкими табуретками. А Косте вспомнился девятнадцатый год, трактир "Орел" и Семен Карпович Шаманов. Вот так же и он, приехавший из деревни Костя Пахомов, сидел за столом и давился щами, а его учитель по-отечески ласково приговаривал:
- Ешь, Константин, не стесняйся. Хоть капуста да кипяток, а разогреют кровь...
И с нахлынувшим в сердце волнением, не удержавшись, сказал негромко:
- Ешь, Колька. Мало будет - еще возьмем чашку...
И снова вскинул Колька Болтай Ногами косматую голову, и опять в глазах недоумение. Но вдруг отложил ложку, вздохнув, проговорил:
- Да не надо, дядя Костя. Того и хватит...
На обратном пути, подходя к площади, кивнув на въезжающие в ворота Мытного двора сани, Костя сказал как бы невзначай, приглядываясь к лицу паренька:
- На лошади тебе не хочется покататься?
- На какой лошади? - вырвалось у Кольки Болтай Ногами. Он тут же опустил голову, пробурчал: - Спать мне хочется, а не кататься. Вчерась в подвале ночевал, а какое спанье в подвале-то: ребята орут, то стук, то крысы возятся.
- В ночлежке что же?
Колька Болтай Ногами не ответил. Но, когда подходили снова к уголовному розыску, вдруг ухватился судорожно за рукав Кости.
- Ты что, Коля? - спросил Костя, вглядываясь в побледневшее лицо беспризорника. - Или испугался?
Колька Болтай Ногами молчал, но все держался за рукав, крепко, судорожно. Как будто боялся, что кто-то схватит его сейчас, поволочет прочь.
- Би Бо Бо вспомнил, наверное? - спросил Костя. И тут беспризорник, кивнув головой, сказал виноватым голосом:
- Был я у склада, дядя Костя. На стреме был... Кто брал муку, точно не знаю. Только лошадь видел, а парня, на лошади который ехал, не знаю тоже. Велел мне Би Бо Бо, я и пошел...
- Деньги он тебе дал?
- Он. И еще обещал. От какого-то "ягутки"...
- От "ягутки", говоришь...
А Колька Болтай Ногами вдруг вскинул голову - мольба таилась в этих черных глазах:
- Спрятаться бы куда от него, уехать...
Костя обнял его за плечи:
- Что-нибудь придумаем мы, Коля... Не дадим тебя в обиду...
В "дознанщицкой" он снова и снова повторял это слово "ягутка". Так о скупщиках краденого молодые воры и молодые налетчики уже не говорят. Скажут "барыга с Земляного вала". Но не ягутка. Слово это из давних времен, слово уже забытое... Оно жило в "блатной музыке" тех еще, кто ходили на "дела" в далекие годы, до революции...
Значит, старики. Кто-то из старых. Кто? Их немало по городу. Все они на примете. Может, снова взялся за свое дело Горбун? Тихонький, богобоязненный, в церкви больше при старосте. И все же не Горбун ли... Вспомнилось крупное, с высоким лбом, меловое лицо, опущенный в землю взгляд, походка вприсед, тихий голос сквозь бронхитное покашливание. Не числился он давно в приеме краденого, но, может быть, снова взялся за старое ремесло?
29
Переулок, близкий к городской окраине, был узок, крив, тесно набит деревянными и каменными постройками. У круглой кирпичной лавки, торгующей керосином, стояли две пожилые женщины, о чем-то толкуя между собой. Агенты подошли к ним, спросили, не было ли в переулке вчера вечером лошади с санями.
- Приезжала, - ответила, не задумываясь, первая из них. - Чуть мне по окну оглоблей не заехала. А к кому - не знаю и врать не буду...
Вторая подтвердила, что вчера вечером в переулок заехали какие-то сани, - она ясно слышала скрип полозьев и хруст копыт. Но не выходила из квартиры. Потому что не ее дело смотреть за тем, кто едет, да куда, да на чем.
- У нас тут заводь, - призналась она агентам едва не шепотом. - Такие ли окуни ходят. Страсть... Живо спичку тебе под крыльцо...
- Вы уж меня-то не впутывайте тоже, - вдруг как встрепенулась первая. - Страдать придется да маяться за свой язык... Не знаю, и все тут...
Но и того, что сказали они, было достаточно. Отойдя, Костя, Барабанов и Грахов быстро посовещались. Пришли они к одному выводу, что лошадь была с мукой и что мука эта или в доме у Горбуна или же в сарае.
- Может быть, нам не заметить ворованное? - предложил Костя товарищам. - Усыпим Горбуна. Кому-то мука да предназначена.
- Засада? - догадался Иван Грахов.
- Да, засаду устроим. Она наведет на того, кому эта мука. Может, больше выясним. А так он упрется. Старик, что с него возьмешь.
Подошли к домику Горбуна, спрятавшемуся за разрушенной часовней. До подоконника снежные сугробы, стекла тоже нагусто запорошены снегом.
- Глядите-ка, - сказал вдруг Грахов. На снегу, куда он показал, четко выделялись следы полозьев, следы копыт. Вели они к маленькой сараюшке возле забора.
- Вот тебе и доказательство, - сказал он. - К гадалке не ходи - тут мучка.
- Давай, Иван, за понятыми, - приказал Костя. Сам же постучал в окно. Потом в дверь и снова в окно. Нелегок на подъем был старик. Наконец дверь отворилась - он стоял, подтягивая штаны ремнем, вглядываясь в лица агентов.
- Давненько милиция не навещала, - проговорил, усмехаясь, а в глазах блеснул и погас нервный огонек. - Или опять на учет поставили?
- Не на учет, - ответил Костя, проходя в сени. - Обход... А у тебя, есть сведения, собираются незнакомые люди. Имеем ордер на обыск.
- Да пожалуйста, - развел руками Горбун. - Ройтесь, если так хочется.
Ему не ответили, прошли в маленькую кухню. Здесь Костя спросил:
- Краденого не хранишь?
- Бог с вами, - ответил Горбун, пряча беспокойство в уголках губ, в этой уродливой усмешке. - Зачем мне на старости...
Обыскали быстро и бегло - в обеих комнатах. Под койкой нашли свернутый парусиновый желтый дождевик. Костя переглянулся с Барабановым. Не Хрусталь ли носил его? Костя потряс плащом, точно выбивал пыль, присмотрелся к нему, как бы невзначай спросил:
- Подошел бы на Хрусталя?
Горбун не ответил, только засмеялся вдруг. Крупная голова еще плотнее вдавилась в плечи. Отступил, присел на койку.
- Так я спрашиваю тебя, старик?
Горбун помотал головой:
- Не пойму, о чем вы, товарищ начальник, толкуете.
- Хрусталь бывал здесь? - спросил Костя, вглядываясь в меловое лицо Горбуна. - Ну, отвечай, да побыстрее...
- Бывал, - признался Горбун. - Месяц назад. С Ушковым. В карты играли. Выигрывал Хрусталь и откидывал вещи мне. Мол, за беспокойство. Потом в нож играть стали... Тут я, верите ли, заплакал. Ну, думаю, прирежут сейчас друг друга... Будет вам, говорю, ребятки... Хотя кто я им?
- Как кто? Старый налетчик и скупщик.
- Когда-то было, давно, - улыбнулся Горбун, но слова инспектора польстили ему. Почему-то оглянулся на понятых, двух женщин.
- Брали, бывало, меня. Шаманов чаще, Семен Карпович, Бурав...
- Что еще хранишь? Везде будем смотреть.
- Пожалте, - раскинул руки Горбун. - Воля ваша. Вы хозяева тут.
Во дворе осмотрели поленницу дров, потом вошли в темную сараюшку. В дальнем углу ее лежали навалом, как будто только что нарубленные, дрова. Целая гора мелко нарубленных березовых дров.
- Что не сложил в поленницу? - спросил Костя, искоса наблюдая за выражением лица Горбуна. А у того не находили покоя руки с ключом, потирал их быстро и суетливо.
- Так времени нет, да и силенок маловато.
- Силенок маловато, значит, - повторил Костя. - Ну ладно, - кивнул он стоявшим за его спиной агентам. - Кончаем осмотр...
И опять глянул искоса на Горбуна, а тот как-то сразу обмяк, как будто выпала из него пружина, только что заставлявшая его тело двигаться нервно и напряженно. Повеселевшим тоном уже спросил, когда вернулись в дом:
- Протокол будете составлять? Положено ведь. Что старое время, что новое, а протоколы на все времена одни.
- Составим и протокол, - сказал Костя, внимательно разглядывая старика. Пожалуй, стоит оставить на свободе. Оставленный на свободе преступник приносит иногда больше пользы, чем под стражей. Там, в сарае под дровами наверняка мешки. За ними кто-то должен приехать. Для кого они?
- Живу один, - забормотал плаксиво старик. - Подохнешь - через неделю разве придет кто, чтоб ногой пхнуть. Спасибо, что навестили...
Крупные уши его под седыми висками казались с чужого лица, приклеенными. Под глазами - рой густо очерченных морщин, а щеки были белы, точно он осыпал себя той краденой мукой.
- Ладно, - составим протокол, - наконец сказал Костя.
Старик обрадовался. Он завалился на койку, укрылся ватником. Выставленные вперед широкие ступни в рваных носках задвигались. Покашливая, бормотал:
- Мне покой нужен, товарищи агенты... Бывало время, заглядывали в дом золоторотцы всякие, шмары... Теперь - шалишь... Не хочу, чтобы меня надзиратели будили по утрам в камере. Одна молитва теперь - как бы без мук вознестись к господу поближе. Как парень по девке, так я по легкой смерти...
- А Хрусталь с Ушковым?
- Так один раз всего.
Костя отложил карандаш, постукал ладонью по бумаге:
- Распишись, что ничего не нашли. Плащ возьмем с собой. Коль не понадобится, вернем. В протоколе указано... Под подозрением плащ.
- Это под каким же? - отозвался Горбун, старательно и с усилием неграмотного выводя буквы на бумаге.
- Скажем потом, - ответил Костя. Он кивнул - Барабанов и Грахов пошли следом за ним.
На улице остановились. Закуривая папиросу, Костя сказал:
- Видали старика?.. По уши в уголовном деле, а не проймешь ничем. Под дровами мука - ясно это.
- Значит, засада? - спросил Грахов.
- Да, установим засаду... Посмотрим, кто придет. А Горбун от нас и так никуда не денется. Вот только надо будет определить место для засады.
Он оглянулся на дом во дворе - старик смотрел на них, кутаясь в ватник. Не догадывался ли, о чем шел разговор у агентов?..
...Хрусталя с Ушковым взяли в другом городе, на квартире, находящейся под подозрением уголовного розыска. Обоих доставили назад. На вопрос Подсевкина, почему они уехали из города, Хрусталь ответил с невозмутимой ухмылкой:
- Не люблю четыре стены, гражданин следователь. Я простор люблю. Чтобы куда хошь, хоть на все четыре стороны.
- Для того надо так жить, как все люди живут, - заметил Подсевкин, записывая фамилию Хрусталя в протокол допроса. Налетчик окинул его насмешливым взглядом, оглянулся на Ушкова. Этот звероватый парень как будто проснулся сразу, хрипло выкрикнул:
- По делу веди допрос. Нечего нам зубы заговаривать... За што только схватили? Жаловаться вот будем...
- Жаловаться вы умеете, - ответил Подсевкин, продолжая записывать в протокол необходимые для ведения допроса данные. - Только прежде должны вы рассказать, при каких обстоятельствах была ограблена женщина в переулке и где ее кольца да перстни. И еще - кто послал брать на складе "Хлебопродукт" муку?
Налетчики, как по уговору, рассмеялись. Непонятно почему. Может, для храбрости.
- Ты нас, гражданин следователь, на мульку не бери, - попросил строго Хрусталь. - Кто-то снимает перстни, кто-то муку обирает на складе. А наше дело - сторона. Можем свидетелей выставить... В общем, - добавил он все так же строго и назидательно, - вероятие тут нужно...
- Будет вам и вероятие, - так же строго и резко ответил ему на это Подсевкин. - Будет и суд.
Хрусталь небрежно откинул длинные семинаристские волосы на вороте шинели, бросил, уже тише только:
- Судья судит, а Хрусталя в тюрьме не будет...
30
В эти зимние дни в городе проходили встречи рабочих и крестьян, проводимые губернским комитетом партии. На одну из таких "смычек" губмилиции и делегатов губрозыск послал своими представителями Костю и Леонтия. Когда они пришли в клуб милиции, зал уже был полон. Места им достались в последнем ряду, по соседству с каким-то молодым мужчиной, широкоплечим и крепкого сложения, чем-то похожим на их Кулагина:
- Садись, ребята, - сказал он им дружелюбно, протягивая руку для знакомства. - Я из деревни Ломтево. А вы откуда будете?
- Из уголовного розыска, - ответил Костя, - не ждал таких соседей?
Мужчина засмеялся раскатисто, шлепнул Костю по плечу:
- Ну, парень, развеселил...
Говорить им долго не пришлось - вскоре же появился докладчик за трибуной, заговорил торопливо, взмахивая рукой, а то указкой. Узнали собравшиеся в зале, как идут военные действия в Китае, как борется за права немецкого народа Эрнст Тельман, о фашистских скандалах какого-то Гитлера в Баварии, о том, что в Латвии ждут суда сто сорок пять коммунистов, о лорде Керзоне и его ультиматуме, о новостройках в стране, о переменах в деревне.
Сосед сидел, не сводя глаз с докладчика, не шевелясь, как будто прибит был к стулу гвоздями. Один раз только оживился - это когда докладчик упомянул о том, что в деревне тоже надо развивать со временем социализм. Наклонил голову, зашептал:
- Мы у себя в совхозе уже строим социализм. У нас пятьдесят коров. Построили двор для овец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28