Всякий материал, выносили ведрами, ящиками, мешками, тачками. К полуночи активность возросла и хищение сопровождалось грузовым транспортом.
Около часа по полуночи Денису надоело это безобразие: наблюдать за стройкой и на завтра продолжение наблюдения потеряло смысл, он снял свой дозор, вернулся к машине и через час был дома.
А утром проснулся от настойчивого телефонного звонка в коридоре, к аппарату не пошел, принялся завтракать и одеваться, а телефон упрямо надрывался в ритме - звонок через десять минут.
На службу идти решительно не хотелось и, чтоб оттянуть свое появление в офисе, он двинулся пешком, прикидывая по дороге свой отчет о командировке. Решил обойтись одним словом: "Воруют." А в тонкостях пусть разбираются специалисты, - быть может, на стройке происходило не воровство, а перегруппировка строительных сил, которую неспециалист понять не мог.
Едва он ступил в холл отеля, как тут же увидел у стойки портье Фарида - бледный и весь зажатый, он молча кивнул Денису и тот простонал в душе от ожидания неминуемого разговора, обвинений и претензий.
- Пройдем к тебе. - едва слышно сказал Фарид и в руках его Денис увидел плоскую коробку из под шоколадного набора.
- Что это с тобой? - спросил Денис.
- Не было бы сейчас с тобой ещё хуже.
Денис открыл свой номер, Фарид прошел следом за ним, и плотно прикрыл дверь. Шагнул к столу и положил на него коробку.
- Ты только не падай в обморок... В коробке штука похуже бомбы...
- Что там?
Фарид молчал.
- Ну, не тяни. Действительно что ли бомбу у себя под кроватью нашел?
- Там.. Нашего Борьку стали резать по частям.
- А там? Член?!
- Его левое ухо.
Денис помолчал, перевел дыхание, потом глуповато спросил.
- Точно?
- Точнее некуда.
- Тогда мне не показывай. Сопроводительное письмо есть?
- Да. - Фарид протянул поздравительную открытку, на обратной стороне которой было выведено каллиграфическим почерком.
"Вы нарушили договор, джентльмены. Осталось одно ухо, нос и руки с ногами. Но тянуть не будем - правое ухо, потом голова."
- Серьезная публика. Ухо под корень срезано, или часть?
- Под корешок. У него только дырка в голове осталась... Коробку принесли швейцару. Какой-то парнишка с улицы, не найдешь. Сказал, передать на мое имя.
- Ты где - нибудь вчера засветился?
- Нет, Ден. Где-то засветился ты.
- Я забрался ночью в кабинет Горина... Сверился с картой, нашел Новоирусалим Потом поехал туда.... Шел через поле, но никакого конфликта не было, знакомых лиц тоже...Значит, за мной наблюдали из коттеджа и узнали.
- Может быть и так, Ден. Что будем делать?
Денис вытер лицо ладонями, словно в него плюнули.
- Подожди, дай очухаюсь... У меня тоже для тебя не радостная новость.
- Какая?
- Ада вышла замуж.
- Ты врешь...
Денис посмотрел на него и ничего не ответил. Фарид сел и сказал глядя в пол.
- Отцу конец... Не скоро прочухается.... Какой ты идиот, Денис. Ты же клинический идиот!
- Я тут при чем? - слабо спросил он , хотя уже знал ответ.
- Да девчонку же тебе с пеленок готовили! Мать твоя покойная, прямо об этом говорила и мои старики. Ты же для неё Богом был, черт тебя дери. Ей некуда было от тебя просто деться, понимаешь ты это?
- Она мечтала о карьере фото-модели...
- Чушь это псиная! Она же татарка наполовину! Одно слово мужчины, любимого мужчины, и она побежит за тобой на край света! Наши женщины не выходят замуж! Они приступают к служению мужчине! Знаешь небось, что ноги моют мужу и все такое прочее? И это великая гордость, а не унижение, идиот ты несчастный... Всю нашу семью покрушил!... Ну, ладно, ладно... У меня на тебя обиды нет.. Так что будем делать с Борькой?
- Завтра поедем с утра выдергивать.
- Хорошо... Тогда я схожу в мечеть, помолюсь.
- Чего? Не дури.
- Дури не дури, а так будет надежней. Не помешает, во всяком случае. Утром я к тебе приду.
- Не ори на сестру, теперь уже ничего не изменишь...
- Да, конечно. Пока в мечети кверху задом постою - остыну.
Он вышел из номера, Денис хотел было его остановить, чтоб сказать, что на поле, перед коттеджем, никто его не мог засечь, но не стал этого делать.
На поле его не могли засечь. Парни с кастрюлями были незнакомы и совершенно равнодушны к нему. Женщина вела себя так, как ведет себя женщина в пустом доме - даже мужа там не было, во всяком случае, на то не вспоминалось ни единого намека в её поступках на крыльце и у окна.. Про наблюдателей на верхних и нижних этажах говорить не приходилось - голой перед наблюдателем она бы вряд ли прыгала на крыльце. Она томилась одиночеством и жаждала мужчины, а в доме никого не было, вот как было дело. В доме находилась она и запертый где-то Борька, которому парни из лагеря несли завтрак. Получалось, засекли его - на более раннем, или позднем этапе.
Он поднялся и обнаружил, что Фарид в расстройстве забыл коробку с ухом Борьки на столе. Что с ним было делать - неизвестно. Денис взял коробку и сунул её в холодильник - ухо, конечно, нынче говорят пришивают, но если эту операцию проделывают мгновенно. Отмороженное ухо из холодильника - не пришьешь, даже если завтра им удастся выдернуть Борьку из темницы. Пусть лежит ухо в холодильнике, хоть на память.
глава 3
Часа через два после казни, Борису показалось, что у него резко подскочила температура и он впервые за время своего заключения, повел себя как буйный и неукротимый арестант, принялся колотить ногами в двери своей темницы, кричать нехорошим голосом и угрожать. Кончилось это тем, что оба его охранника - дежурили они в очередь и ночевали где-то рядом с камерой Бориса - ворвались в его темный подвал, забыв напялить на свои мерзкие рожи маски. До этого они всегда появлялись в черных шапочках, натянутых до подбородка и с прорезями для глаз. И Борька, увидев морды тюремщиков "голыми" завопил во всю мощь своего разработанного тенора.
- Сволочье поганое! Теперь я вас запомню! Если я умру от заражения крови, вы у меня все передохните! Теперь я ваши рожи на всю жизнь запомню! Смерть вам, гадам будет ! Страшная смерть!
Охранники растерялись - судя по всему они не получили четких указаний своих действий, вошли лишь чтобы как-то прекратить крики буяна, более того - после казни им даже велено было помыть тщательно подвал и вычистить стекло в керосиновой лампе. Как утихомиривать Бориса они не знали - приказ "не бить", связывал руки мордобойцев, поскольку ничего другого, как именно "бить" они и не умели, и Борька эту слабину тут же учуял, принялся ногами и руками колотить своих мучителей по очереди, но в основном надеялся за мощь своего голоса, истошно кричал в потолок.
- Ты, проститутка вонючая! Если я помру, то ты и весь твой род будет на веки вечные про-окля-ят! Про-окля-ят, сука! Про-окля-ят!
Ход оказался категорически правильным. Еще через часок в камеру вошел явно профессиональный врач - в халате, с походным чемоданчиком, с блудливыми глазами, растерянный, но знающий свое дело. Стараясь не втречаться с Борисом взглядом, он размотал на его голове повязку, сделанную палачами сразу после отсечения уха кое-как, осмотрел рану, что-то пробормотал, промыл все, что осталось от уха, чем-то смазал, чем-то больно уколол несколько раз и наложил настоящую повязку. Когда вся процедура была закончена, Борис ехидно спросил.
- Ну, Эскулап, за сколько продал свою профессиональную совесть? За сколько тебя купили?
- Оставьте. Я исполняю свой долг. - покраснев, проворчал врач и принялся быстро собирать свой чемоданчик.
- А клятву Гиппократа принимал, пакостник?! - в голосе Борьки слышалось праведное возмущение, хотя если быть до конца честным, то более всего он переживал даже не утрату левого уха, как такового, а то, что вся экзекуция прошла с такой продуманной ловкостью и скоростью, что Борька даже и сопротивления оказать не успел. Беда не в том что больно, а в том, что обидно. Собственно говоря, его взяли сонного и тепленького. Он и проснуться не успел, как на него навалились, схватили за волосы - чик! - не сразу пришла боль, а то что уха не стало, так и вообще он сообразил, когда палачи уже покинули его подвал, а охранники замотали голову тряпками.
После ухода продажного Эскулапа, Борька успокоился - к нему пришла та стойкость духа ранних христиан, с который они отважно выходили к диким зверям на цирковые арены Древнего Рима и, не дрогув, принимали неизмеримые мучения. Правда - тех поддерживала Великая Вера, а Борьку - Великая Злоба и ещё более Великая Жажда Мести. Но все же, он был человеком холодного ума и логику предпочитал любым взрывам эмоций. Они пять раз подумал, прежде чем проклял Нину (когда кричал в потолок) и шесть раз перепроверил свои мысли, когда оскорблял врача, а шепотом назвал ему телефон, по которому следовало позвонить и сообщить об увиденном. Он понимал, что хотя в общей ситуации схватки со своими врагами и потерпел физический урон, но в большой стратегии борьбы - победил, поскольку наверху, в лице дородной Нины, почти наверняка приобрел союзника.
И кривоумный хитрован, как оказалось - нашел правильную тактику. Еще через час его громких стенаний и одухотворенных проклятий в потолок, охранники (опять в масках) вернулись, вежливо и даже нежно препроводили его наверх, пометили в узенькую, но светлую комнатенку, (при решетке на окне) уложили на чистую кровать с приятно пахнущим бельем. Правда потом, обмотали ногу цепью (собачья, используется для привязи пса к сторожевой будке) и второй конец цепи прочно замкнули на батарее отопления. Двигаться по комнате можно было, но в пределах длинны привязи. Уже, во всяком случае, лучше. Борька был уверен, что в нужный момент сумеет с этой цепи сорваться.
Следом за тем, появилась и заплаканная Нина, которая в слезливых выражениях, просила прощения у мученика и ещё через пару часов тяжелых страданий - этим прощением была облагодетельствована, а Борис, для поддержания физических сил, получил обильный ужин, который был орошен коньяком и шампанским.
К вечеру дом наполнился людьми и шумом голосов, Борис сообразил, что наступил уик - энд, (вечер пятницы) в дом поднабились гости, но никто к нему не заходил, а за дверьми, как ему казалось, сидел кто-то из стражей.
Можно было бы попытаться ночью совершить побег, однако боль в ухе, (или в том месте, где оно должно было быть) сытный и плотный ужин, мягкая постель, пахнувшая женщиной, привели к тому, что с вечера он глубоко заснул, а проснулся с горластым криком петухов, светелка его была залита лучами раннего едва восходящего солнца и о побеге, решил Борька, поздно было думать.
Но в доме царила глубокая тишина и Борька решил ещё понежится в утренней неге, но тут двери его светелки осторожно приоткрылись и плавной походкой вошла Нина - вся просветленная и трепетная.
Нечестивец сразу решил, что женщина выпроводила из дому всех гостей, включая мужа, усыпила бдительность охраны и пришла к нему с утренними визитом вполне определенного свойства. Он откинул одеяло и пригласил весело.
- Приляг, прекрасная моя.
Нина покраснела и сказала глубоким голосом.
- Боря... Ты можешь меня крестить?
- Что? - опешил Борька.
- Я хочу креститься. Так надо.
- Как ты себе это представляешь? - неуверенно спросил Борька, хотя мозги его уже включились в работу, прикидывая свой вариант в возникающей ситуации.
- Ну ты же служил в церкви, знаешь службу, мучения принял, можно сказать... Ну, почти святой. Крести меня.
Никакой даже микро-крохотной церковной службы Борис, натурально, отправить не мог, хотя и пел в церкви добрых пять лет. Но строго говоря, он и не понимал, что поет и зачем это надо - просто не ставил перед собой такой задачи, слушался регента, наслаждался мелодией, ставил звучания своего очень недурного тенора и не более того. Чтобы не выглядеть окончательным циником, к работе относился добросовестно, крест на шее носил не пижонства ради - был действительно крещен. Ну, и как подобает культурному человеку, несколько раз вдумчиво прочел все четыре Евангелия, полистал Ветхий завет, заострил внимания на емких формулировках Экклезиаста, восторгался эротикой "Песни песней", а в остальном, как известно, был скорее сатанистом, нежели христианином.
Было бы у него в данный момент два уха - ни в какую религиозную авантюру он бы и не подумал ввязаться. Но рана на месте отрезанного бритвой левого уха - болела, душу переполняла жажда мщения и он уточнил уверенно.
- В принципе на свершение некоторых таинств я имею право, но ритуал требует специального оформления, дорогая, а так же кое-какого положенного реквизита.
- Какого, Боря?
Он быстро прикинул, что можно высосать из складывающейся ситуации и заявил.
- Во - первых, понятно, я не имею права быть прикованным во время святого обряда. Ну, и охранников при этом, сама понимаешь, не положено.
- Они спят. - засмущалась Нина. - Долго будут спать. Никого дома нет.
Уже хорошо, мелькнула в голове Борьки шальная мысль, час освобождения близок.
- Что ещё нужно? - заботливо спросила Нина. - Ты не думай, я же знаю, что бесплатно ничего не делается.
- Дело не в оплате, отроковица моя. - строго сказал Борька. Таинство крещения сверашается крестом и водой. Крест на шее у меня есть, а воды...
- Я принесу воды... Сколько надо?
Борьке, естественно , захотелось выругаться, но он уже вошел в роль пастыря и сказал сурово.
- Уж не из водопровода ли ты, отроковица, собралась сюда в миске воду принести? Нужна проточная, природная вода! Родниковая, или речная. Сойдет и ручей.
Она явно заколебалась, но стремление приблизиться в Вере превознемогло все страхи.
- Хорошо... Тут неподалеку есть ручей... Совсем рядом. Что еще?
- Еще? Ну, приляг ко мне под бочок и я тебе поясню, как высветить свой дух к обряду. - Борка решил из всей затеи выжать все, что можно, твердо уверенный, что путь к освобождению уже обозначен и десяток минут приятной задержки ничего нарушить не может.
- Боря... А разве тебе можно? С женщиной? Если крещение?
- Это католическом священникеу нельзя! - рассердился Борька. - А православному крестителю - сколько угодно! И даже полезно! Просто понять не могу, как ты ничего не зная, не лоосмыслив основ, устремилась креститься!
- Боря... Я к тебе потом лягу. Но сначала главное сделаем.
- Это ещё подумать надо, что главное, а что второстепенное, внушительно сказал Борька, женщина его не поняла от волнения и спросила.
- А как мне одеваться?
- Да уж понятно, что не в джинсы! - снова обиделся креститель. Надень одну белую тонкую рубашку. Длинную, до пят.
- И все?
- Все остальное я тебе подскажу по ходу процедуры.
- Хорошо, хорошо. - она торопливо вышла и Борька решил, что обижать разом отроковицу не следует, а сначала изобразить крещение, на сколько это в его силах, а затем уж дать стрекача в поля-луга, на сладостный ветер свободы. Он попытался прикинуть технологию обряда который собирался отправить. Борька уже не мог остановиться в хулиганстве и пожалел, что ничего не мог вспомнить из "Песни песней" - было бы к месту почитать над голой язычницы в ручье этот весьма эротический трактат, нажимая на те места, где со смаком описывались различные замечательные части женского тела..."ноги твои, как колонны, перси твои, словно розы и так далее", но напряжение момента, собственные цели обряда и острая боль на месте бывшего уха не давали Борьке сосредоточиться как следует и он решил, что глупую женщину обижать не будет, покрестит её как сможет, а уж потом - даст деру.
Он и не подозревал, сколь большую ошибку допустил, оценивая умственные способности своей кандидатки в крещение. Нина появилась, как и было велено, в длинной, белой, почти прозрачной рубашке и её высокая грудь под тонкой тканью столь соблазнительно колыхалась, что пастырь опять враз забыл о таинствах. Но действия Нины были обдуманы и точны. Поначалу она отомкнула замок на цепи и Борька, радостный от чувства свободы, сел на кровати, облапил Нину за бедра и заявил.
- Это ж будет самое лучшее крещение, дочь моя по вере!
- Потом, это потом, Боря, - торопливо сказала она и Борька вдруг почувствовал, что железное кольцо замкнулось на его руке, а когда присмотрелся, то обнаружил, что второе кольцо наручников на короткой, но толстой цепи - укреплено на руке Нины!
- Это ещё что? - возмутился пастырь.
- Не обижайся, Боренька, - жалостливо сказала Нина. - Я же понимаю, что ты сбежать хочешь, но я тебя отпустить не могу. А то плохо будет и мне, и моему мужу. Я его очень люблю!
- Не будет крещения! - заорал Борька и повалился на постель, увлекая наручниками за собой и Нину.
- Боря, Боря, я тебе потом помогу, через недельку другую! А с тобой сегодня буду, ещё до обеда! Но сделай же, как обещал.
- Прикованным к палачу, то есть палачихе - свершать священный обряд?! - высокомерно оскорбился Борька, а сам уже прикидывал, что в конце концов главное - вылезти из заключения, а на свободе можно будет убежать и вместе со сторожихой, или ещё что-нибудь придумать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28