- Почему?
- У неё и без нас проблем хватает. И потом: эксперимент должен быть абсолютно чистым.
- Мама мылом мыла Милу, - вспомнил я.
- Что?
- Чистота - залог здоровья, - улыбнулся я, понимая, что наша игра в "умри-воскресни" только начинается.
Отцы-командиры учили никому не доверять - даже собственной тени. Тень может предать, а что говорить о людях? Я не верил сотруднику разведки, чувствуя, что он преследует некие свои цели. Какие? Думаю, это скоро выяснится.
У знакомой мне элитной многоэтажки, где живал академик Сирота, кавалькада автомобилей притормозила. Я пересел из импортного комфортабельного лимузина "БМВ" в наш запыленный разбитый "Москвич" и отправился на свидание с девочкой Анечкой.
Вечерний городишко жил своей маленькой провинциальной жизнью: у ресторана "Дубна" гуляла несвежая свадьба, от железнодорожного вокзала торопились те, кто работал в столице, у торговых палаток дули пиво местные забулдыги. Я усмехнулся: другая планета, со своими законами и жизненными установками. Понять их можно только, родившись в этой атмосфере стойкого оптимизма и надежды на лучшее.
Анечка проживала на улице с характерным названием для строителей коммунизма - Энтузиастов. Что-что, а воодушевления нам не занимать. Это я про себя и невидимых естествоиспытателей, следующих за мной. Почему они уверены, что небесные гости пожелают с ними иметь дело? Воистину: человечеству самонадеянности не занимать. Ладненько, сержант, посмотрим, что из всего этого выйдет?
У подъезда панельного дома притормозил машину. На лавочке отдыхали юные жители городка: пели под гитару песни и пили кислое винцо. Когда-то, в другой жизни, и мы с Венькой Маминым так сидели, веря в собственную значимость и бессмертие. И что же теперь? Мой друг погиб, не оставив после себя никого, а я прихожу к пониманию, что вся наша жизнь это потери и поражения. Я уже потерял тело: мои мозги уже не принадлежат мне. Теперь идет охота за моей душой. И все бы ничего - наверное, в нашей удивительной стране можно жить и без тела, и без души, однако в эту научно-производственную мороку хотят вмешать Анечку. А терять её я не хочу, и поэтому оставляю за собой право действовать так, как буду считать нужным.
Пройдя мимо пьюще-поющих юных россиян на лавочке, девочка приблизилась к авто. То ли последние события, то ли джинсовый костюмчик сделал её чуть взрослее. Я открыл дверцы - и Аня села на переднее сидение.
- Я тебя искала, - сказала, - днем, а ты как сквозь землю провалился.
- Прости, - выезжал на центральный проспект. - Дела, - и усмехнулся: девочка словно угадала, где я находился. - Ты же знаешь этого зануду Фаста: где был, что делал? Неприятный тип, - произносил все это, прекрасно зная, что наш разговор прослушивается.
- Дедушка его не любил, - сказала Анечка. - Он говорил, что... эти стукачники...
- Стукачи?..
- Ага. Науку погубят.
- Прав был дедушка, - вел себя как мальчишка. - Не удивлюсь, если выяснится, что они руку приложили к гибели академика.
- Не знаю, но они ищут тетрадку, - сказала Анечка. - Весь дом перерыли.
- Какую тетрадку?
И выясняется, что академик работал дома исключительно дедовским способом. Все свои расчеты записывал в обыкновенную школьную тетрадку с дерматиновой обложкой малинового цвета. Она пропала. И теперь служба безопасности НИЦа ищет её. Да-да, вспомнил я, Фаст об этом мне тоже говорил, но как-то походя.
- Походя? - удивилась Аня. - А там, как я понимаю, последние расчеты по реактору античастиц, без которых...
- Ну и Бог с ним! - радостно прокричал я, удивляя этим свою спутницу. - У них свои проблемы, а мы... катаемся, - и мимикой лица показал, что нам лучше помолчать или говорить на другую тему.
Актеришка с меня аховый - Анечка рассмеялась и поинтересовалась, что со мной происходит? Тсс, приложил указательный палец к своим губам.
- Что?
Я постучал костяшками руки по автомобильной панели. Девочка с нездоровым интересом посмотрела на меня и спросила:
- Кто там?
Представляю, о чем думала служба разведки, следующая за нами. В конце концов я отшутился, сказав, что у меня нервный тик, видимо, от облучения ядерными частицами.
- Дима, прекрати, - недоумевала девочка. - У тебя что-то с головой, да? - И снова угадала: голова моя - была не моя, а черт знает чья! - Ой, а куда это мы! - "Москвич", скатившись на проселочную дорогу, принялся скакать на колдобинах, а мы - в нем.
- Угадай мелодию! - проклацал я.
Угадала и высказала удивление: они появляются тогда, когда им надо, а не наоборот. Но бывают исключения, утверждал я, сейчас именно тот случай. Какой такой случай? Они должны нам помочь. Кому нам? Всему человечеству, решил прекратить этот разговор. Аня покачала головой, мол, такого самонадеянного молодого человека она ещё не встречала. Конечно, не могла и предположить, что её сообщение о том, что спецслужба ищет тетрадку деда с последними его расчетами окончательно убедило меня в том, что игра идет нечистая - и очень. Если и были у меня сомнения, то теперь никаких: господин Фаст и его служба хотят использовать меня в своих неких корыстных целях, чтобы после ликвидировать...
Подозреваю, иномиряне были правы в своих домыслах относительно нашего недалекого будущего. Почему не предположить, что существует тайная группа высокопоставленных офицеров, мечтающих с помощью внеземных технологий (Новая Энергия) взять власть поначалу в нашей стране, а затем и во всем мире? Вздор?! Может быть. А если нет?
Ночное небо очистилось - звезды горели, как фонарики на открытой танцплощадке ДК. О чем я и сказал Анечке. Тогда она напомнила, что я ей обещал показать танец, где нужно как бы месить облака.
- Конечно, помесим, - сказал я, выключая мотор. - Кажется, здесь?
- Дурачок, - засмеялась моя спутница. - Они везде.
И это я почувствовал: было такое ощущение, что мы, находящиеся в железной автокоробке, перешли в некое другое измерение. Потом увидел знакомую мне куполообразную крышу, подсвеченную матовым светом. Как говорится, один раз это случай, два - закономерность.
- У нас проблемы, - мысленно проговорил я. - Мой мозг подключен к датчикам. Что делать?
Словно отвечая на этот вопрос, Анечка протянула руку к моему лбу и провела ладонью. Я внутренним зрением "увидел": два микроскопических чипа, впаянные в полушария, пыхают, подобно сигаретам в темной комнате. Боли не чувствовал - наверное, мои мозги были крепки, как спецназовские бутсы? Однако через миг ощутил странное передвижение моего организма - должно быть, так передвигаются НЛО в Пространстве-Времени - и...
я шел по чужому городу. Город праздновал праздник, неизвестный мне: по булыжным мостовым бегали воспитанные дети и летали воздушные шарики, а где-то за углом фальшиво играл духовой оркестр.
Я остановился у ограды старого особняка. У парадного подъезда горбилась карета "скорой помощи". Мимо меня промчался странный человек - во фраке, с цилиндром на затылке, хохотал:
- Друзья мои! Этот оркестр совершил чудо! Произведение, в бессмертии которого я был убежден, он уничтожил за несколько минут. Ха-ха! Соловей берет качеством, а воробей - количеством!
Я прошел к парадному входу. От мотора машины пыхнуло теплом. Из-под можжевельника прыснули воробьи. В палате на втором этаже шлепала мокрая тряпка.
В прохладном готическом вестибюле сидели и ходили женщины. Их было много и все они были беременные. Они носили перед собой затвердевшие животы и прислушивались к будущей, притаившейся жизни: новые дети чувствовали опасность и, защищенные надежной, как им казалось, материнской плотью жили в своем уютном мире, веря в его вечность.
Я, грубый и нелепый, пробрался между временными убежищами таинственной жизни, взялся за ручку двери приемного покоя роддома и услышал:
- Без очереди нельзя, - закричали роженицы. - В порядке живой очереди!
- Позвольте, - возмутился я. - Кажется, я все-таки мужчина?
- Я всегда мечтала о мальчике, - проговорила женщина знакомым голосом и я... проснулся: в комнату входила Анна - несла поднос с кофейными чашками. - Просыпайся, соня. - Поставила поднос на столик, где лежали ноты. - Не пора ли работать, маэстро?
- А зачем? - потянулся я.
- Гений - это тот, кто знает, что он талант, но продолжает работать, назидательно проговорила любимая. - Кофе крепкий, как сургуч. - Нависла надо мной. - Нам никто не пишет писем.
- А кто нам может написать? - удивился я. - Ты же знаешь, ДИКТАТ запретил писать письма.
- А мы друг другу напишем, - нашла выход. - Я так редко дома бываю.
- Да, - согласился я. - Здесь все рождают и рожают. Ты сама-то не хочешь родить?
- Не хочу, - ответила Анна. - Роды люблю принимать, а рожать сама не буду.
- Почему?
- Тут все чужое: город, простыни, деревья, небо, собаки, листья, мысли...
- А ты знаешь, - прервал её, - я нашел работу. Буду тапером. А что? Тоже работа.
- Ублажать публику музыкой между бифштексом и стриптизом?
- Тогда мы долго ещё не будем иметь своего маленького домика с палисадником и видом на городскую ратушу, - предупреждаю. - Ты ведь мечтала о домике.
- И здесь мы не свободные, - грустно улыбнулась. - Там нам хотели вырезать мозги, а здесь режут души.
- Ничего, мы ещё потрепыхаемся, - обнимаю за плечи. - Я тебя люблю.
- Мне надо идти принимать роды.
- Роды подождут, - и целую ту, которая спасла меня от лоботомии. - На струнах чувств нужно все время играть новые мелодии, - и целую-целую-целую родное лицо. - Сегодня вечером мы идем на мою работу.
- Ты все-таки хочешь маленький домик?
- Я хочу тебя...
И мы оба начинаем плавиться в янтарном солнечном свете любви, превращаясь в плазменную подвижную массу, чтобы после взорваться в оргазме вечного счастья.
... Вечером мы отправились в ресторан, где мне предложили работу тапером. Дело в том, что старый пианист по прозвищу Гоу решил пойти на пенсию. То есть он заработал на маленький домик с палисадником и ему захотелось пожить для души. И я должен был занять его место.
В ресторане бушевала стихия праздника. По залу летали воздушные шары, пенилось шампанское и лоснились щеки.
- Великая жратва, - поморщилась моя любимая.
- Как говорится: по барабану и палочки, - примирительно проговорил я. - Люди отдыхают.
- Отдыхают? - передернула плечами.
- Сейчас будет выступать великий Гоу, - сказал я и захлопал в ладони: к роялю спешил упитанный и чуть притомленный мужчина, похожий на бюргера.
Он поклонился публике, сел за белый рояль.
Полонез! Маэстро играл шопеновский полонез, и без всяких сомнений, его руками водило по клавишам Божественное провидение. Потом раздался последний аккорд - и публика забушевала:
- Гоу-Гоу-Гоу!
Маэстро, сдержанно поклонившись, удалился за кулисы.
А между столиками шел вальяжный Хозяин ресторана. Одет был во всем белом. Более того, Хозяин был альбиносом и его алебастровые глаза таили зашифрованную опасность.
- Ну-с, друзья мои! Как наш праздник! - наступал, потом сел за столик, по-хозяйски осмотрел Анну. - Вы прелестны.
- Спасибо, - улыбнулась любимая.
- Как вам мой великий Гоу? - спросил Хозяин. - Я всегда чувствую великих. Я открываю звезды и новые миры, - похлопал меня по плечу. Догадываешься, о ком речь?
- Трудно догадаться, - неприятно хихикнул я.
- Публика любит музыку... - начал было разглагольствовать Хозяин.
Анна прервала его:
- Во время приема пищи, - и поправилась. - Во времена приема пищи.
- Что? - обиженно вскричал Хозяин. - Между прочим, музыка - это шум, который дорого стоит, - полномочным взглядом обвел свой ресторан. - За все надо платить, господа! - Указал на жующую публику. - На сытый желудок всякий музыку любит! - И снова хлопнул меня по плечу. - И вашему брату сладкий кусок достается, не так ли?
Я неопределенно пожал плечами и спросил:
- Можно встретиться с великим Гоу?
- А почему бы и нет, - оживился мой работодатель. - Хотя могу откровенно сказать: невыносимый характер. Фантазии всякие, - выразительно покрутил пальцем у виска.
- Любопытно, - сказал я на это. - Кто слишком высоко взял, тот не закончит песню.
- Вот именно, - фыркнул Хозяин. - Или закончит фальцетом. - И сделал широкий жест в сторону кулис. - Прошу!
За кулисами наблюдался привычный мир балагана, непостоянства, декламаций и нахальства. Сновали нагие девушки варьете. Тайком курила старая клоунская чета. На декорациях спал молодой художник-гей. Капризничал тенор.
У дверей гримерной мы остановились. Хозяин постучал в косяк:
- Гоу! - и открыл дверь.
Гримерная была буквально завалена цветами. Казалось, что слой цветочной массы, как сено, покрывал весь пол. У столика сидел уставший бюргер. Увидев нас в зеркалах, он плаксиво вскричал:
- Ну вот!.. Сколько просить: без стука не входить!
- Мы стучали, - заметила Анна.
- Стучать тоже надо уметь, милая моя, - сказал старый тапер со значением. - У нас общество людей, умеющих стучать. А о душе мало кто думает.
- Не умничай, Гоу, - вмешался Хозяин. - Ты же знаешь, я не люблю этого.
- Он не любит! - взвился великий Гоу. - Да, ты кто такой! Ты - червяк передо мной! Я из ничего создаю что-то, то есть музыку! А ты?
- А я создаю тебя, - рявкнул Хозяин. - Но ты мне осточертел! Пошел вон!.. Думаешь, тебя некем заменить - ошибаешься, - указал на меня. - Я из него сделаю звезду! Он будет у меня гвоздем программы! Гвоздем сезона!
- Я не хочу быть гвоздем программы, - промямлил я. - И сезона тоже.
- Почему это? - вскинулся Хозяин.
- Потому, что и гвоздь сезона бывает ржавым.
Через несколько дней я лежал в комнате и смотрел в потолок. Я подписал контракт на работу в ресторане, несмотря на то, что не хотел его подписывать. Так получилось, что подписал, и теперь лежал в комнате с больной душой и думал о чем-то своем. Потом появилась Анна, она была в вечернем платье:
- В чем дело, любимый? - удивилась. - Мы уже опаздываем.
- Куда?
- Прекрати издеваться, - погрозила пальцем. - Твой фрак готов, маэстро Хоу!
- Хоу - собачья кличка, - сказал я. - Мы теряем души и нас называют, как собак.
- Прекрати, - топнула ногой Анна. - Надо было раньше думать.
- Я вот и думаю: не послать ли к черту этого Хозяина, этот город, этот мир... - Почему ты это хочешь сделать?
- Скучно так жить, родная, - признался я. - Жить без души.
- А без мозгов весело? - заплакала.
- Не плачь, - поцеловал теплую отмель её глазниц. - Великие платят за искусство жизнью, маленькие зарабатывают на жизнь.
... И я играл - я был мертвый, но я играл, как живой. Играл нечто вульгарное. Меня объявили гвоздем сезона и я бил по клавишам со всей ненавистью, на которую только был способен. И пот слепил мне глаза. Или это были слезы? Не знаю. Я знал лишь одно, пока я играю, я живу. Когда музыка закончится, моя душа уплывет в небесный океан, потому, что души гениев не хотят жить в грудных клетках маленьких людей.
Через несколько дней или, быть может, лет я бродил по парку. Там были деревья, они были чужие, но тоже ветвями петляли в небо.
Потом увидел автомобиль - это было хромированное чудо с белым кожаным верхом. Полудрагоценный реликт катил за мной. На его заднем сидение возлежал Хозяин и пил из бутылки молоко. Я приблизился к авто и спросил недружелюбно:
- Ну? Чем могу служить?
- Прелестно, - хохотнул Хозяин. - Я несу убытки из-за вас, молодой человек, а вы меня ещё спрашиваете?
- Я больше не буду играть, - сказал я. - Рву контракт.
- Вот как! - воскликнул Хозяин. - Почему, смею спросить?
- Не знаю.
- М-да, ответ артистический, - засмеялся.
- Ну, во-первых, я не хочу выступать после великого Гоу, во-вторых, я дирижер, а не тапер...
- Дирижером, голубчик, ты был т а м, - кивнул в сторону горизонта, размытого прошедшим дождем, - а здесь ты именно тапер, но без души. Душу ты заложил мне!
- Нет! - закричал я в ужасе.
- Да-да, - смеялся Хозяин моей жизни. - Ты есть пустое место, маэстро.
- Нет!!!
- Ты есть ноль!
Я попятился и побежал прочь от авто и Хозяина, прочь от сытой жирной бюргерской жизни, прочь от мира, где музыку держат за шлюху...
Я бежал, хватая влажный воздух ртом, и все равно задыхался. Было такое впечатление, что сердце не выдержит и лопнет, как детский воздушный шарик.
Потом я шел по чужому городу, а мне казалось, что иду по бесконечному туннелю, который никогда не закончится. Боковым зрением видел мелькающие картинки своего прошлого: вот я сижу на теплой крыше и вгрызаюсь зубами в яблочный шар, вот я первый раз дирижирую оркестром, вот я целуюсь с Анной в подъезде, вот моя волшебная палочка вонзается в глаз офицера...
Мы спасали себя, и не спасли свои души, вот в чем дело. Это я должен сказать Анне и она меня поймет.
Старый особняк, где находился роддом, освещался церковно-восковым светом. У его парадного подъезда горбилась карета "скорой помощи".
В готическом вестибюле никого не было. Потрескивали свечи в канделябрах. Я поднялся по мраморной лестнице. В сумрачном коридоре заметил маленького человечка:
- А где найти медсестру Анну? - закричал я.
Человечек испугался, метнулся по коридору прочь - бежал на коротеньких ножках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39