ходили за материалом – щипали мох, ломали с деревьев ветки с листьями, снова носили мох. Наконец толщина укрытия составила пять или шесть сантиметров, тогда сверху добавили еще слой прутьев, чтобы не сдуло.
– Проверьте – нет ли внизу камней и сучьев, трава будет нашим матрасом. Потом будем спать в роскоши: на можжевеловых ветках. Нам потребуются одеяла. Вы, три мокрые крысы, берите парашюты, у нас сухая одежда. Итак, заваливайтесь листьями и всем прочим.
Когда ночь рассыпала звезды по небу, все вползли под навес и собрались потесней. Живое тепло быстро согрело их, а ложе было достаточно мягко для усталых тел. Однако Иерн заснул с трудом: он сумел устроиться возле Роники и слишком откровенно реагировал на ее соседство…
2
Началась дорога, и Иерн скоро обнаружил, что потрясен: жизнь складывалась самым великолепным образом. Половину времени шел блеклый докучливый дождь. Потом облаками налетали москиты, и писк их раздражал не менее, чем укусы. Клещи впивались в плоть, извлекать их нужно было весьма осторожно, иначе головка могла остаться под кожей и вызвать нагноение. По совету своего проводника мужчины далеко обходили иногда встречавшихся медведей, гремучие змеи вызывали куда большее опасение; все привыкли выискивать взглядом ядовитый плющ. Но и без того хватало густых кустов, бурелома, трясин, ручьев и запруд, преграждавших путь и зачастую заставлявших углубляться в лес – от берегов внутреннего моря.
Потом они вышли к холмам, дно оврагов давалось труднее, чем склоны.
Несколько раз на берегах они замечали другие холмы, поменьше. Кирпич и стекла проступали из-под наросшей зелени, их обходили. Столетия назад тут были поселки, скорбно было думать об их участи. Для неловких, не знающих мозолей рук путешественников на стоянках находилось множество дел: нужно было собирать дрова для костра, устраивать ночдег, прятать припасы от ночных воришек… Поход продолжался, но лес охватывал все вокруг: безграничный, безжалостный – и прискорбно дикий.
Только в объятиях бури или женщины Иерн так наслаждался собой.
У него хватало ума не восхищаться вслух, остальные же не жаловались.
Большая часть удовольствия была следствием удачи: он был молод, силен от природы, сноровист и попал в лес в подходящей обуви. Бедный бестолковый Плик хромал в городских туфлях, немилосердно натиравших ногу. Элегантные полуботинки Микли еще держались, но он сам признался, что обувь жмет, и, как выяснилось, его сухощавое тело сохранило меньше сил, чем он рассчитывал. Тераи напротив – силы было не занимать, и ловкие руки моряка-кузнеца справлялись с любой работой, но задумчивые зеленые стены, вечно обступавшие его со всех сторон, заставляли нервничать морехода, подтачивая его нервы. Ваироа, казалось, полностью приспособился. Но кто мог подтвердить это, если сам он молчал?
Иерн же учился у Роники.
От нее он узнал, что дождь – это душ, а не докука, и что под ним лучше всего раздеться догола, поскольку холод под промокшей одеждой может убить. (Тело ее ослепляло, а нагота или полунагота была непринужденной, но не зовущей, как доказала дружеская , но сокрушительная оплеуха, заработанная еще в начале пути.) Сок дикой мяты и подорожника отгонял насекомых, а имунная система быстро справлялась с укусами тех, кто все-таки добирался до кожи. Шумы больше не раздражали, а завораживали, лес был сокровищницей звуков, вкусов и запахов, нес отдых глазам. Вот логово мускусной крысы, он не видел его, пока Роника не показала; вот оставленные лапами следы – для него немые, пока она не рассказала ту долгую историю, которая была отпечатана ими. Никогда он еще не был столь осмотрительным. Идти стало проще, когда она обучила его всему нужному. Например, кусты следовало раздвигать коленями и руками одновременно, проскальзывая между ветками. Она не торопила их – зачем? Конечно, можно нестись, но тогда кто-нибудь, глядишь, свалится по пути, а это не шутка – зима не за горами. «Давайте не пыжиться, идем ровно – по двадцать щелчков в день».
Четыре раза Роника объявляла привал, по две ночи они проводили на одном месте; отдыхали и занимались разными делами, такими, как стирка; она сказала, что, если у них нет мыла, это не причина, чтобы оставаться грязными.
Она обработала ноги Плика, наложила повязку из мха и ткани на мозоли, заметив, что воспользоваться можно многими материалами: птичьей кожей, лыком, травами… Мы остаемся на месте, пока не обуем тебя подобающим образом. Иасу Крист! Неужели твой папочка никогда не говорил тебе, что дырка в носке проделает дырку в ноге?
– Вчера ты сказала, что можно сделать лодку… из березовой коры, кажется? – заметил Иерн. – Почему бы не поступить таким образом, чтобы не тащиться в такую даль?
– На это уйдет время, а потом нас свяжет погода; грести против ветра тяжелее, чем идти по любому болоту. Кроме того, при всякой необходимости придется причаливать к берегу. Нет, на своих двоих, пожалуй, проворнее.
Роника, согнувшаяся над лодыжками Плика, распрямилась.
– Придется добыть сырой кожи для мокасин. – Она вздохнула. – Ненавижу убивать оленей, когда приходится оставлять брошенной большую часть туши, но придется… пусть братей Ворон и приятель Червь порадуются добыче, так что потеря не так уж и тяжела. – Сперва она постояла в дыму костра, который, осторожно раздувая, сама и развела с помощью деревянного сверла, сучьев и древесной крошки. (На сверло пошло дерево и парашютная стропа. Роника заметила, что ее можно было бы заменить кишкой животного или каким-нибудь из растительных волокон. Оставшись без стального ножа, она умела бы изготовить надежный каменный нож.) Иерн спросил, почему она окуривает себя дымом.
– Звери боятся человеческого запаха, – объявила она. – В конце концов люди были хищниками не менее миллиона лет, как говорили мне палеоантропологи (удивлял и ее словарь). Но инстинкт не заставляет их бояться запаха дыма, если только не вспыхнет пожар в лесу или прерии.
И Роника продемонстрировала, как будет выслеживать добычу: разыскивая слабые отпечатки, оставшиеся в траве и на почве, катышки помета, обкусанные листья… показала, как будет подкрадываться медленно, замирая, когда переменчивое внимание зверя обратится в ее сторону.
– Дома, в лесах Ляски, я развлекаюсь, подбираясь к зверям поближе, чтобы потрогать.
Она намекнула, что, если Иерн увяжется за ней, удачи не будет. И исчезла среди сосен.
Микли отказался одолжить Ронике свой пистолет, и поэтому убивать придется ножом. Из всего прочего она пользовалась лишь своим посохом – кроличьей палкой – которую повсюду носила с собой из принципа. Этот прямой кусок твердого дерева, длиной около метра, удобный для руки, она обычно держала под мышкой. Им она сбивала сухие ветви для костра или всякую мелкую живность, попадавшуюся на пути.
– Однажды на Ляске, – как-то поведала девушка, – я встретилась с гризли, находившимся в скверном настроении. Я взялась за палку.
Конечно, драться с ним бесполезно, но палка заставила звери остановиться, и, пока он думал – ах ты, маленькая настырная бродяжка!
– я успела добраться до дерева, слишком толстого, чтобы он мог вывернуть его, и более высокого, чем он мог зацепить. Наконец мишке надоело, и он оставил меня в покое.
Она вернулась вечером, забрызганная кровью, с плеча ее свисала шкура, набитая мясом и теми частями туши, которыми, по ее мнению, путники могли воспользоваться. Опустились сумерки, вся группа расположилась возле костра, но Роника не сразу ободрилась; уйдя в себя, она сидела скрестив ноги и глядела на языки пламени. Иерн спросил – почему?
– Сегодня я, своей рукой остановила жизнь, – тяжко вздохнула она.
И вновь он удивился ей.
Убийства менее персональные ее не смущали. Она подбирала деревяшки, подпирала ими валун, оставив под ним приманку, и таким образом нередко добывала на завтрак белку или нечто подобное. Роника била рыбу деревянным копьем, или удила на крючки из костей, или же складывала каменные ловушки, если путники под вечер выходили к ручью. Иногда брошенная ею палка сбивала птицу; дрозды.оказались просто великолепными на вкус. Как-то раз туманным утром она разделась, обмотала голову травой и безмолвно и медленно поплыла по озеру.
Подобралась к стае уток и ухватила двух за лапы.
К этому времени ее спутники уже перестали печь мясо на углях. Она научила их готовить в полых обрубках или ямах с помощью нагретых камней, или запекать, сложив очаг из камня и дерна. Так лучше сохраняются витамины, утверждала она. И по той же причине настаивала, чтобы мужчины ели все органы животного. Роника все нахваливала свой отвар из личинок, но в данном случае столкнулась с подчеркнутым отсутствием интереса.
Она не настаивала, поскачку в растительной пище также не было недостатка: самые разнообразные ягоды, клевер, семена трав, отдельные части тимофеевки, осоки, чертополоха, одуванчика, крапивы. Некоторые продукты требовали специальной обработки, например кипячения; некоторых следовало избегать, например пурпурных семян травы – в них могла оказаться спорынья. Но кое-чего в это время года просто не было – например опавших спелых шишек сосны. Другие продукты требовали слишком усердной возни, как, например, желуди. Однако Роника доказала, что лес охотно одарит изобилием всякого, кто знает, где искать и как брать – «всегда с любовью и заботой», сказала она в один из моментов откровенности.
Мокасины для Плика и Микли она сработала на скорую руку – по собственному признанию – однако они должны были выдержать до конца весь остаток пути. Так и случилось. Как правило, большую часть дня она где-то ходила, что-то добывала, а мужчины, предоставленные себе, брели к намеченной цели. Под вечер она появлялась с провиантом, и вела всех к новому месту стоянки. У каждого появились обязанности, исполнявшиеся с большим или меньшим успехом. Плик и Микли собирали хворост и камни для готовки; Тераи копал яму, если это было необходимо, исполнял всякую тяжелую работу; Иерн и Ваироа, самые способные ученики Роники, помогали ей в делах, требующих истинного мастерства – в подготовке снастей и шалаша для ночлега.
Набирая сил и обучаясь, путешественники обнаружили, что у них появился досуг: дневной привал, пара часов возле костра перед сном или в шалаше, если шел дождь, где по стенам плясали тени другого костерка, для безопасности разложенного у входа – в тепле, исходящем от стенки, выложенной из камней. По общему согласию, все старались воздерживаться от разногласий. Роника вспоминала обширные просторы Ляски, Иерн – Юpony, Тераи – южные моря и азиатские страны, в которых бывал, Микли время от времени загибал забавную и циничную повесть, Плик иногда пел, а Ваироа однажды в памятный вечер рассказал о том, что видел в Африке.
Луна съежилась, потом снова пополнела…
3
Они приближались к окраинам цивилизации. Еще четыре-пять дней, и они окажутся в Дулу.
Ночь выдалась теплой не по сезону, и они легко управились со всеми делами. Иерн придремывал и не мог уснуть по-настоящему. Ощутив, что Роника оставляет укрытие, сразу встрепенулся: вечером они обменялись парой многозначительных взглядов. Он рассчитывал, что она скоро вернется, справив естественную надобность, но Роники все не было.
Наконец, повинуясь импульсу, Иерн поднялся, пробрался между спящими спутниками и вышел наружу.
Было опять полнолуние, как в ту ночь, когда Люцифером он падал с небес, в каком-то невообразимо далеком прошлом. Невысоко поднявшись над огромным озером, луна заливала его своим светом, и гребни волн вспыхивали тонкими золотыми проволочками на черном обсидиане, жившем своей собственной жизнью. Повсюду над головой перемигивались звезды.
Лунный блеск озарял и траву, поднимавшуюся по склону к деревьям.
Посреди серебра и теней конус шалаша казался пальцем, указующим в недра Галактики. Молчание гнездилось под небом. Ветерок нес влагу, приправленную запахом хвои.
Иерн оставил в шалаше свое покрывало из парашютного шелка. И прежде чем отойти ко сну, повесил одежду сушиться. Прохлада омывала кожу, роса – ноги. Каким-то чутьем он угадал, что искать ее надо у ручейка, что, мерцая, напевал, пробираясь по склону к озеру.
Роника сидела на траве, густой, но подсохшей к концу лета. Обхватив колени руками, она глядела на воду. Лунный свет инеем серебрил волосы, сбегающие на грудь.
Роника уловила его присутствие.
– Привет, – сказала она ровным голосом, оборачиваясь.
– Можно с тобой посидеть? – осведомился он.
– Наверное, да, а может быть, и нет. Посмотрим. – Она похлопала по земле возле себя.
Он присел рядом. Через эти разделявшие их сантиметры он ощущал жар ее крови… слышал барабанный стук ее сердца… Она сидела отвернувшись.
Шло время. Иногда губы ее или бровь чуть дергались, словно от боли.
Наконец он посмел пробормотать:
– Что тебя тревожит, Роника? – Она не ответила. Выждав, он сказал:
– Ну ладно, молчу.
– Спасибо тебе за это, Иерн, ты хороший человек.
Она все глядела на восток, откуда величественно выплывали луна и созвездия. Небо вращалось вокруг Полярной звезды. Он вспомнил про Орион… Рановато. Орион будет виден зимой, когда умрет старый год и народится новый.
Вдруг она повернулась к нему, схватила за руку и скорбно воскликнула:
– О Боже, Иерн, что мне делать? Мы ведь почти пришли.
«Сюрприз за сюрпризом», – подумал он. Вспыхнула надежда. Дрожа и чуть стиснув ее пальцы, он тихо спросил:
– Что ты имеешь в виду? Роника, что так тревожит тебя?
Она ударила кулаком о землю.
– Мы прошли вместе такую дорогу… Тераи, какой он добрый, а Ваироа…
ox, не знаю… не человек – тайна, только, наверное, мужественнее его я никого не встречала. Меня тревожишь не ты или Плик, – выпалила она.
– Думаю, вы легко приживетесь в Северо-западном Союзе, там к вам – уверена – хорошо отнесутся. Но вот маураи – враги, и с этим ничего не поделаешь. После того что они узнали, их нельзя просто так отпустить домой. Нельзя. Они же не смолчат, тогда все раскроется… Микли задумал такое отчаянное дело, он уже говорил со мной… Пистолет или нож, пока они спят… Но нет, нет, хватит с меня и того оленя! Я обещала убить его самого, если он только посмеет… Эти маураи были нашими друзьями в пути… Что же делать?
Она припала к нему. Иерн обнял ее: Роника не плакала, только ее бил озноб.
Наконец она подняла лицо, улыбнулась под светом луны и чуть волнуясь проговорила:
– О'кей. Решать, выходит, и нечего. Я не допущу смертоубийства, но… по крайней мере пока. Только мне нужно… нет, я хочу… нет, не то.
Не думай, что я не вижу, как ты смотришь на меня: ты тоже влечешь меня… А знаешь – мне ужасно хочется… М-м-м-м…
Она была львицей… бурей… огнем… А в промежутках они с удивлением осознавали, какие счастливые мгновения могут подарить друг другу.
Глава 15
1
Путь близился к. концу. Лесные дебри начинали редеть. Вдруг Роника заметила нечто, заставившее ее замереть на месте. Было раннее утро, но она уже добыла жирную куропатку и мечтала побыстрей наткнуться на новую дичь, чтобы скорее вернуться к Иерну: пусть остальные тащатся вперед, а они вполне успеют развлечься, а потом догонять спутников.
– Ого… – выдохнула она, припечатав смачным словцом. Подобные следы требовали внимания. Поломанные ветки, изуродованные кусты и глубокие рытвины в почве остались, видимо, еще с прошлого года – лес уже начинал залечивать раны. Быть может, лишь покоритель мог заметить оставшийся шрам. Ox, лучше бы не замечать.
Ее заколотило, и она забыла про все на свете…
«Отложим забавы. То, что здесь происходило, может утянуть нас в адский котел последствий». Роника опустилась на четвереньки. Припав носом к земле, она сучком счищала листья и иголки со следов, которые хотела разглядеть. Они уже и без того были невидимы глазу, однако же за целый год их никто не нарушил, и это вселяло в душу беспокойство.
Солнечный свет струйками лился сквозь зеленое сито, сочился по щелям, золотил благоуханную землю и травы. Жужжали насекомые; вдали скрежетали вороны; лаяла дикая собака. Осторожность отодвинулась невесть куда. Припав к земле, Роника с головой окунулась в изучение тайны леса, пытаясь понять косноязычную речь следов…
А мужчины тем временем уже выбрали место для отдыха. Они разбили стоянку на крутом бережку живописного озера, деревья поднимались в сотне метрах от них. Над головой безмолвно метались стрижи и летучие мыши. Густая трава под ногами вбирала тепло из воздуха, летние запахи шли на убыль. Солнце уже успело опуститься за зеленую стену, когда Роника вынырнула из теней.
Иерн поспешил навстречу.
– Эй, где же ты застряла? – крикнул он. – Мне уже всякое думалось… – Он обнял ее целуя. Его мягкие усы и борода ждали бритвы, но ей это даже нравилось: для нее он во всем был мужчиной… настоящим. Она ответила ему с пылом – насколько позволяла усталость;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
– Проверьте – нет ли внизу камней и сучьев, трава будет нашим матрасом. Потом будем спать в роскоши: на можжевеловых ветках. Нам потребуются одеяла. Вы, три мокрые крысы, берите парашюты, у нас сухая одежда. Итак, заваливайтесь листьями и всем прочим.
Когда ночь рассыпала звезды по небу, все вползли под навес и собрались потесней. Живое тепло быстро согрело их, а ложе было достаточно мягко для усталых тел. Однако Иерн заснул с трудом: он сумел устроиться возле Роники и слишком откровенно реагировал на ее соседство…
2
Началась дорога, и Иерн скоро обнаружил, что потрясен: жизнь складывалась самым великолепным образом. Половину времени шел блеклый докучливый дождь. Потом облаками налетали москиты, и писк их раздражал не менее, чем укусы. Клещи впивались в плоть, извлекать их нужно было весьма осторожно, иначе головка могла остаться под кожей и вызвать нагноение. По совету своего проводника мужчины далеко обходили иногда встречавшихся медведей, гремучие змеи вызывали куда большее опасение; все привыкли выискивать взглядом ядовитый плющ. Но и без того хватало густых кустов, бурелома, трясин, ручьев и запруд, преграждавших путь и зачастую заставлявших углубляться в лес – от берегов внутреннего моря.
Потом они вышли к холмам, дно оврагов давалось труднее, чем склоны.
Несколько раз на берегах они замечали другие холмы, поменьше. Кирпич и стекла проступали из-под наросшей зелени, их обходили. Столетия назад тут были поселки, скорбно было думать об их участи. Для неловких, не знающих мозолей рук путешественников на стоянках находилось множество дел: нужно было собирать дрова для костра, устраивать ночдег, прятать припасы от ночных воришек… Поход продолжался, но лес охватывал все вокруг: безграничный, безжалостный – и прискорбно дикий.
Только в объятиях бури или женщины Иерн так наслаждался собой.
У него хватало ума не восхищаться вслух, остальные же не жаловались.
Большая часть удовольствия была следствием удачи: он был молод, силен от природы, сноровист и попал в лес в подходящей обуви. Бедный бестолковый Плик хромал в городских туфлях, немилосердно натиравших ногу. Элегантные полуботинки Микли еще держались, но он сам признался, что обувь жмет, и, как выяснилось, его сухощавое тело сохранило меньше сил, чем он рассчитывал. Тераи напротив – силы было не занимать, и ловкие руки моряка-кузнеца справлялись с любой работой, но задумчивые зеленые стены, вечно обступавшие его со всех сторон, заставляли нервничать морехода, подтачивая его нервы. Ваироа, казалось, полностью приспособился. Но кто мог подтвердить это, если сам он молчал?
Иерн же учился у Роники.
От нее он узнал, что дождь – это душ, а не докука, и что под ним лучше всего раздеться догола, поскольку холод под промокшей одеждой может убить. (Тело ее ослепляло, а нагота или полунагота была непринужденной, но не зовущей, как доказала дружеская , но сокрушительная оплеуха, заработанная еще в начале пути.) Сок дикой мяты и подорожника отгонял насекомых, а имунная система быстро справлялась с укусами тех, кто все-таки добирался до кожи. Шумы больше не раздражали, а завораживали, лес был сокровищницей звуков, вкусов и запахов, нес отдых глазам. Вот логово мускусной крысы, он не видел его, пока Роника не показала; вот оставленные лапами следы – для него немые, пока она не рассказала ту долгую историю, которая была отпечатана ими. Никогда он еще не был столь осмотрительным. Идти стало проще, когда она обучила его всему нужному. Например, кусты следовало раздвигать коленями и руками одновременно, проскальзывая между ветками. Она не торопила их – зачем? Конечно, можно нестись, но тогда кто-нибудь, глядишь, свалится по пути, а это не шутка – зима не за горами. «Давайте не пыжиться, идем ровно – по двадцать щелчков в день».
Четыре раза Роника объявляла привал, по две ночи они проводили на одном месте; отдыхали и занимались разными делами, такими, как стирка; она сказала, что, если у них нет мыла, это не причина, чтобы оставаться грязными.
Она обработала ноги Плика, наложила повязку из мха и ткани на мозоли, заметив, что воспользоваться можно многими материалами: птичьей кожей, лыком, травами… Мы остаемся на месте, пока не обуем тебя подобающим образом. Иасу Крист! Неужели твой папочка никогда не говорил тебе, что дырка в носке проделает дырку в ноге?
– Вчера ты сказала, что можно сделать лодку… из березовой коры, кажется? – заметил Иерн. – Почему бы не поступить таким образом, чтобы не тащиться в такую даль?
– На это уйдет время, а потом нас свяжет погода; грести против ветра тяжелее, чем идти по любому болоту. Кроме того, при всякой необходимости придется причаливать к берегу. Нет, на своих двоих, пожалуй, проворнее.
Роника, согнувшаяся над лодыжками Плика, распрямилась.
– Придется добыть сырой кожи для мокасин. – Она вздохнула. – Ненавижу убивать оленей, когда приходится оставлять брошенной большую часть туши, но придется… пусть братей Ворон и приятель Червь порадуются добыче, так что потеря не так уж и тяжела. – Сперва она постояла в дыму костра, который, осторожно раздувая, сама и развела с помощью деревянного сверла, сучьев и древесной крошки. (На сверло пошло дерево и парашютная стропа. Роника заметила, что ее можно было бы заменить кишкой животного или каким-нибудь из растительных волокон. Оставшись без стального ножа, она умела бы изготовить надежный каменный нож.) Иерн спросил, почему она окуривает себя дымом.
– Звери боятся человеческого запаха, – объявила она. – В конце концов люди были хищниками не менее миллиона лет, как говорили мне палеоантропологи (удивлял и ее словарь). Но инстинкт не заставляет их бояться запаха дыма, если только не вспыхнет пожар в лесу или прерии.
И Роника продемонстрировала, как будет выслеживать добычу: разыскивая слабые отпечатки, оставшиеся в траве и на почве, катышки помета, обкусанные листья… показала, как будет подкрадываться медленно, замирая, когда переменчивое внимание зверя обратится в ее сторону.
– Дома, в лесах Ляски, я развлекаюсь, подбираясь к зверям поближе, чтобы потрогать.
Она намекнула, что, если Иерн увяжется за ней, удачи не будет. И исчезла среди сосен.
Микли отказался одолжить Ронике свой пистолет, и поэтому убивать придется ножом. Из всего прочего она пользовалась лишь своим посохом – кроличьей палкой – которую повсюду носила с собой из принципа. Этот прямой кусок твердого дерева, длиной около метра, удобный для руки, она обычно держала под мышкой. Им она сбивала сухие ветви для костра или всякую мелкую живность, попадавшуюся на пути.
– Однажды на Ляске, – как-то поведала девушка, – я встретилась с гризли, находившимся в скверном настроении. Я взялась за палку.
Конечно, драться с ним бесполезно, но палка заставила звери остановиться, и, пока он думал – ах ты, маленькая настырная бродяжка!
– я успела добраться до дерева, слишком толстого, чтобы он мог вывернуть его, и более высокого, чем он мог зацепить. Наконец мишке надоело, и он оставил меня в покое.
Она вернулась вечером, забрызганная кровью, с плеча ее свисала шкура, набитая мясом и теми частями туши, которыми, по ее мнению, путники могли воспользоваться. Опустились сумерки, вся группа расположилась возле костра, но Роника не сразу ободрилась; уйдя в себя, она сидела скрестив ноги и глядела на языки пламени. Иерн спросил – почему?
– Сегодня я, своей рукой остановила жизнь, – тяжко вздохнула она.
И вновь он удивился ей.
Убийства менее персональные ее не смущали. Она подбирала деревяшки, подпирала ими валун, оставив под ним приманку, и таким образом нередко добывала на завтрак белку или нечто подобное. Роника била рыбу деревянным копьем, или удила на крючки из костей, или же складывала каменные ловушки, если путники под вечер выходили к ручью. Иногда брошенная ею палка сбивала птицу; дрозды.оказались просто великолепными на вкус. Как-то раз туманным утром она разделась, обмотала голову травой и безмолвно и медленно поплыла по озеру.
Подобралась к стае уток и ухватила двух за лапы.
К этому времени ее спутники уже перестали печь мясо на углях. Она научила их готовить в полых обрубках или ямах с помощью нагретых камней, или запекать, сложив очаг из камня и дерна. Так лучше сохраняются витамины, утверждала она. И по той же причине настаивала, чтобы мужчины ели все органы животного. Роника все нахваливала свой отвар из личинок, но в данном случае столкнулась с подчеркнутым отсутствием интереса.
Она не настаивала, поскачку в растительной пище также не было недостатка: самые разнообразные ягоды, клевер, семена трав, отдельные части тимофеевки, осоки, чертополоха, одуванчика, крапивы. Некоторые продукты требовали специальной обработки, например кипячения; некоторых следовало избегать, например пурпурных семян травы – в них могла оказаться спорынья. Но кое-чего в это время года просто не было – например опавших спелых шишек сосны. Другие продукты требовали слишком усердной возни, как, например, желуди. Однако Роника доказала, что лес охотно одарит изобилием всякого, кто знает, где искать и как брать – «всегда с любовью и заботой», сказала она в один из моментов откровенности.
Мокасины для Плика и Микли она сработала на скорую руку – по собственному признанию – однако они должны были выдержать до конца весь остаток пути. Так и случилось. Как правило, большую часть дня она где-то ходила, что-то добывала, а мужчины, предоставленные себе, брели к намеченной цели. Под вечер она появлялась с провиантом, и вела всех к новому месту стоянки. У каждого появились обязанности, исполнявшиеся с большим или меньшим успехом. Плик и Микли собирали хворост и камни для готовки; Тераи копал яму, если это было необходимо, исполнял всякую тяжелую работу; Иерн и Ваироа, самые способные ученики Роники, помогали ей в делах, требующих истинного мастерства – в подготовке снастей и шалаша для ночлега.
Набирая сил и обучаясь, путешественники обнаружили, что у них появился досуг: дневной привал, пара часов возле костра перед сном или в шалаше, если шел дождь, где по стенам плясали тени другого костерка, для безопасности разложенного у входа – в тепле, исходящем от стенки, выложенной из камней. По общему согласию, все старались воздерживаться от разногласий. Роника вспоминала обширные просторы Ляски, Иерн – Юpony, Тераи – южные моря и азиатские страны, в которых бывал, Микли время от времени загибал забавную и циничную повесть, Плик иногда пел, а Ваироа однажды в памятный вечер рассказал о том, что видел в Африке.
Луна съежилась, потом снова пополнела…
3
Они приближались к окраинам цивилизации. Еще четыре-пять дней, и они окажутся в Дулу.
Ночь выдалась теплой не по сезону, и они легко управились со всеми делами. Иерн придремывал и не мог уснуть по-настоящему. Ощутив, что Роника оставляет укрытие, сразу встрепенулся: вечером они обменялись парой многозначительных взглядов. Он рассчитывал, что она скоро вернется, справив естественную надобность, но Роники все не было.
Наконец, повинуясь импульсу, Иерн поднялся, пробрался между спящими спутниками и вышел наружу.
Было опять полнолуние, как в ту ночь, когда Люцифером он падал с небес, в каком-то невообразимо далеком прошлом. Невысоко поднявшись над огромным озером, луна заливала его своим светом, и гребни волн вспыхивали тонкими золотыми проволочками на черном обсидиане, жившем своей собственной жизнью. Повсюду над головой перемигивались звезды.
Лунный блеск озарял и траву, поднимавшуюся по склону к деревьям.
Посреди серебра и теней конус шалаша казался пальцем, указующим в недра Галактики. Молчание гнездилось под небом. Ветерок нес влагу, приправленную запахом хвои.
Иерн оставил в шалаше свое покрывало из парашютного шелка. И прежде чем отойти ко сну, повесил одежду сушиться. Прохлада омывала кожу, роса – ноги. Каким-то чутьем он угадал, что искать ее надо у ручейка, что, мерцая, напевал, пробираясь по склону к озеру.
Роника сидела на траве, густой, но подсохшей к концу лета. Обхватив колени руками, она глядела на воду. Лунный свет инеем серебрил волосы, сбегающие на грудь.
Роника уловила его присутствие.
– Привет, – сказала она ровным голосом, оборачиваясь.
– Можно с тобой посидеть? – осведомился он.
– Наверное, да, а может быть, и нет. Посмотрим. – Она похлопала по земле возле себя.
Он присел рядом. Через эти разделявшие их сантиметры он ощущал жар ее крови… слышал барабанный стук ее сердца… Она сидела отвернувшись.
Шло время. Иногда губы ее или бровь чуть дергались, словно от боли.
Наконец он посмел пробормотать:
– Что тебя тревожит, Роника? – Она не ответила. Выждав, он сказал:
– Ну ладно, молчу.
– Спасибо тебе за это, Иерн, ты хороший человек.
Она все глядела на восток, откуда величественно выплывали луна и созвездия. Небо вращалось вокруг Полярной звезды. Он вспомнил про Орион… Рановато. Орион будет виден зимой, когда умрет старый год и народится новый.
Вдруг она повернулась к нему, схватила за руку и скорбно воскликнула:
– О Боже, Иерн, что мне делать? Мы ведь почти пришли.
«Сюрприз за сюрпризом», – подумал он. Вспыхнула надежда. Дрожа и чуть стиснув ее пальцы, он тихо спросил:
– Что ты имеешь в виду? Роника, что так тревожит тебя?
Она ударила кулаком о землю.
– Мы прошли вместе такую дорогу… Тераи, какой он добрый, а Ваироа…
ox, не знаю… не человек – тайна, только, наверное, мужественнее его я никого не встречала. Меня тревожишь не ты или Плик, – выпалила она.
– Думаю, вы легко приживетесь в Северо-западном Союзе, там к вам – уверена – хорошо отнесутся. Но вот маураи – враги, и с этим ничего не поделаешь. После того что они узнали, их нельзя просто так отпустить домой. Нельзя. Они же не смолчат, тогда все раскроется… Микли задумал такое отчаянное дело, он уже говорил со мной… Пистолет или нож, пока они спят… Но нет, нет, хватит с меня и того оленя! Я обещала убить его самого, если он только посмеет… Эти маураи были нашими друзьями в пути… Что же делать?
Она припала к нему. Иерн обнял ее: Роника не плакала, только ее бил озноб.
Наконец она подняла лицо, улыбнулась под светом луны и чуть волнуясь проговорила:
– О'кей. Решать, выходит, и нечего. Я не допущу смертоубийства, но… по крайней мере пока. Только мне нужно… нет, я хочу… нет, не то.
Не думай, что я не вижу, как ты смотришь на меня: ты тоже влечешь меня… А знаешь – мне ужасно хочется… М-м-м-м…
Она была львицей… бурей… огнем… А в промежутках они с удивлением осознавали, какие счастливые мгновения могут подарить друг другу.
Глава 15
1
Путь близился к. концу. Лесные дебри начинали редеть. Вдруг Роника заметила нечто, заставившее ее замереть на месте. Было раннее утро, но она уже добыла жирную куропатку и мечтала побыстрей наткнуться на новую дичь, чтобы скорее вернуться к Иерну: пусть остальные тащатся вперед, а они вполне успеют развлечься, а потом догонять спутников.
– Ого… – выдохнула она, припечатав смачным словцом. Подобные следы требовали внимания. Поломанные ветки, изуродованные кусты и глубокие рытвины в почве остались, видимо, еще с прошлого года – лес уже начинал залечивать раны. Быть может, лишь покоритель мог заметить оставшийся шрам. Ox, лучше бы не замечать.
Ее заколотило, и она забыла про все на свете…
«Отложим забавы. То, что здесь происходило, может утянуть нас в адский котел последствий». Роника опустилась на четвереньки. Припав носом к земле, она сучком счищала листья и иголки со следов, которые хотела разглядеть. Они уже и без того были невидимы глазу, однако же за целый год их никто не нарушил, и это вселяло в душу беспокойство.
Солнечный свет струйками лился сквозь зеленое сито, сочился по щелям, золотил благоуханную землю и травы. Жужжали насекомые; вдали скрежетали вороны; лаяла дикая собака. Осторожность отодвинулась невесть куда. Припав к земле, Роника с головой окунулась в изучение тайны леса, пытаясь понять косноязычную речь следов…
А мужчины тем временем уже выбрали место для отдыха. Они разбили стоянку на крутом бережку живописного озера, деревья поднимались в сотне метрах от них. Над головой безмолвно метались стрижи и летучие мыши. Густая трава под ногами вбирала тепло из воздуха, летние запахи шли на убыль. Солнце уже успело опуститься за зеленую стену, когда Роника вынырнула из теней.
Иерн поспешил навстречу.
– Эй, где же ты застряла? – крикнул он. – Мне уже всякое думалось… – Он обнял ее целуя. Его мягкие усы и борода ждали бритвы, но ей это даже нравилось: для нее он во всем был мужчиной… настоящим. Она ответила ему с пылом – насколько позволяла усталость;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65