ВЕЙЛ, КОЛОРАДО
Ломовик родился в Колорадо, но никогда не бывал в Вейле.
Ничего подобного он не видел за всю свою жизнь, если не считать, конечно, ярких рождественских открыток, которые так любил рассматривать в детстве.
Был ранний вечер. Высоко над городом нависли снежные вершины гор, на склонах которых еще играли лучи заходящего солнца. Внизу же, в долине, уже лежали сине-фиолетовые тени. А сам Вейл казался сотканным из огней витрин и волшебно мерцающих на домах и деревьях лампочек. Ломовик увидел вывеску: «Добро пожаловать! Наш город основан в 1962 году» . Значит, это чудо всего на шесть лет старше его самого.
Они подъехали к стоянке, где были только «мерседесы» и «порше».
– Обычно въезд на машинах запрещен, – похвастался мистер Рей, выключая мотор. – Знаешь, сколько стоит мне эта стоянка? 10 тысяч долларов в год.
Ломовику нечего было сказать на это.
Мистер Рей вышел из машины и открыл дверцу. Ломовик взял багаж – тяжелые чемоданы, лыжи, лыжные палки, огромная дубленка, весящая не менее 50 фунтов, и понес все это через улицу.
В каждой витрине магазина висели ярко освещенные дорогие вещи. Некоторые магазины выставляли на витринах только меха, и они завораживающе поблескивали в электрическом свете. Рестораны работали. Отовсюду доносилась рождественская музыка. По обочинам лежали сугробы. Мистер Рей с явным удовольствием сделал глубокий вздох и спросил:
– Чувствуешь? Какой букет! Словно шампанское.
Ломовик никогда в жизни не пил шампанского, но кивнул в знак согласия.
Мистер Рей тем временем подбежал к группке знакомых, возвращающихся с лыжной прогулки. Богатые, счастливые, не знающие проблем люди. В один голос они прокричали «хелло» на приветствие мистера Рея. Он не представил Ломовика, хотя некоторые из богачей бросали недоуменные взгляды в его сторону.
Мистер Рей и Ломовик подошли к симпатичному домику, украшенному балконами с железными перилами. У входа лежала целая гора дров. Они стали подниматься по лестнице, и Ломовик сразу ощутил тепло уютного жилища по контрасту с колким морозным воздухом улицы. Скорее всего, дом был оснащен хорошей отопительной системой, работающей беспрерывно. Во всем здесь чувствовались роскошь и богатство.
Пол был покрыт огромным ковром с фиолетовыми лилиями и зелеными листьями, который делал неслышными шаги. Мебель была мягкой и очень удобной. На стенах висело несколько картин, в основном горы и снег, в углу стояла бронзовая фигура ковбоя на вздыбленной лошади.
Повсюду, включая стены и потолок, было дерево, и это особенно украшало дом. Огромные окна выходили на горные склоны – излюбленные места лыжных прогулок.
– Купил еще в семьдесят втором, – не без удовольствия произнес мистер Рей. На вид ему было столько же лет, что и Контролю. Они даже были внешне похожи: оба большие, грузные, с крупными, хищными носами и подозрительным взглядом бесцветных глаз. – Тогда Вейл был еще деревней. Домишко переделал за последний год: немецкая кухня, отопление, отделка деревом.
Мистер Рей произнес все это как само собой разумеющееся. Его явно не интересовало мнение Ломовика.
– Отнеси багаж.
И Ломовик понес вещи в спальню. Постель поразила его: словно целый океан из розового атласа. А над ней – огромный портрет обнаженного мускулистого мальчика, чье тело застыло в напряженной позе – то ли экстаза, то ли муки. Картина смутила Ломовика, и он невольно подумал, где же ему приготовят ночлег.
Когда он вновь вернулся в большую комнату, то увидел, что мистер Рей налил себе в бокал виски и расстелил на чайном столике карту. Он водил по ней пальцем, делая какие-то пометки ногтем.
– Она живет здесь. Кондоминиум находится в Пота-то-Патч. Туда можно пройти пешком.
– Мне надо взломать дверь? – спросил Ломовик, уставившись на карту.
– Не будь задницей. Я дам ключи.
– Как вам это удалось? – недоумевал Ломовик.
– А зачем тебе знать?
– Точно. Незачем. Мистер Рей отпил из бокала.
– И вообще, закрой пасть. Оденешься как лыжник. Спортивный костюм, куртка, лыжи на плече, вязаная шапочка на твоей пустой голове – и прямиком в Пота-то-Патч. Войдешь в дом с таким видом, будто он твой, – вот и все.
– Ясно, сэр.
– Сядь! – приказал мистер Рей, указывая на софу. – Сядь и раскрой уши. Сейчас я скажу тебе, что нужно сделать.
Сердце рвалось из груди. Раньше он никогда так не нервничал, но это было волнение без страха. Ломовик чувствовал себя странно с болтающимися на шее темными очками и лыжами на плече. Снег скрипел под его тяжелыми ботинками. Ему казалось, что каждому с первого взгляда ясно, что он, Ломовик, здесь чужак, что кататься на лыжах для него так же дико, как летать по воздуху. Но никто не обращал на него внимания, и самодисциплина взяла верх.
Войти в кондоминиум оказалось даже легче, чем представлялось. Людишки, конечно, копошились вокруг, но никто не взглянул на Ломовика. Он просто открыл ключами дверь, стараясь дышать как можно спокойнее, и вошел внутрь. Затем всем телом навалился на створку. Вламываться в чужое жилье было для него делом привычным, дважды он совершал убийства по приказу Контроля. Но ничто не давалось ему с таким трудом, как это несложное на первый взгляд действие. В мире городских улиц Ломовик был как у себя дома, а неожиданно оказавшись в этой ожившей рождественской открытке, он начал вдруг задыхаться, словно рыба, выброшенная волной на берег.
Постепенно парень пришел в себя, выпрямился и стал осматриваться. В доме царил полумрак и сладкий, еле уловимый запах. Это был запах женщины. От страха не осталось и следа. Он все-таки сделал то, о чем его просили. Он очутился внутри. Ломовику даже захотелось, чтобы женщина оказалась сейчас дома, где-нибудь в постели, и спала…
Ломовик начал обходить комнату, опуская шторы на окнах и включая свет, как ему и приказывал мистер Рей.
Это жилище отличалось от дома мистера Рея. Поначалу Ломовик даже почувствовал беспокойство. Цвета здесь были не такими яркими и броскими, а мягкими, деликатными. Женщина, видно, сумела собрать очень большую коллекцию индийских безделушек, настоящее сокровище, разбросанное по всем комнатам. На картинах не было изображено ни снега, ни гор, но полотна таили в себе печать времени, и все они были в тяжелых золоченых рамах. Рядом со старыми мастерами на стене висели и абстрактные картины, которые Ломовик не в состоянии был понять. Мебель не была мягкой или комфортной, она оказалась старинной и украшенной резьбой. Глаза Ломовика невольно скользили по всем этим вырезанным фигуркам. На столе стояли фарфоровые и серебряные вазы. Ломовику никогда прежде не приходилось видеть такого количества фарфора, который переливался сейчас всеми цветами радуги. Женщине явно нравились старые красивые вещи. У нее, кажется, вообще не было ничего нового, а сладкий запах, между тем, нарастал и нарастал, будто рядом вдруг очутилось обнаженное женское тело. Ломовик ощутил, как похоть поднимается в нем откуда-то снизу: жгучая волна, готовая ослепить его в любую минуту.
Он подошел к шкафу и начал выдвигать один ящик за другим, пока не нашел нижнее белье. Вот это касалось ее прелестей, было когда-то на ней. Будь он здесь по своей надобности, то он перевернул бы в шкафу все вверх дном. Но работа есть работа. Мистер Рей приказал не оставлять следов. Поэтому он со злобой закрыл шкаф и занялся делом.
Парень развинтил у всех трех телефонов трубки и вставил туда микрофоны для подслушивания. Ломовик пользовался сейчас маленькой ювелирной отверткой, соединяя друг с другом красные и зеленые проводки. Для такой работы его пальцы были слишком толсты и неловки, но ему приходилось проделывать нечто подобное и раньше, и сноровка не подвела.
Затем Ломовик по памяти набрал номер мистера Рея. После трех звонков повесил трубку. Сел у аппарата и вновь принялся озираться по сторонам. Ему нравилось, что он оправдал доверие Контроля и не подвел его. Нынешняя работенка придавала всему особый смысл. Не какая-то дешевка и пачкотня – разбитые стекла, мертвые старики, изуродованные девчонки, – а по-настоящему большое дело неожиданно подвернулось ему.
Машинально он поднес руку ко рту и полизал татуировку. Ломовик сделал рисунки, когда ему исполнилось семнадцать. Рядом с большим пальцем был изображен паук с паутиной – это на правой руке, а на левой – свастика. Класс!
Зазвонил телефон и после первого сигнала тут же смолк: условный знак, что микрофоны работают. Довольный собой, Ломовик натянул перчатки и стал искать бумаги, о которых говорил ему мистер Рей.
Здесь ему повезло сразу, стоило только заглянуть в большой ящик письменного стала, переполненный всевозможными папками и бумагами. Здесь же лежали и несколько альбомов с фотографиями.
Ломовик раскрыл один из них и стал рассматривать снимки. Красивая женщина, около сорока или чуть больше, стояла на снежном склоне, крепко сжимая лыжные палки. Рядом с ней – красавчик, будто сошедший с рекламного щита сигарет «Мальборо». Он демонстрировал всему миру свою ослепительную белозубую улыбку. Парочка провела вместе много счастливых минут, катаясь на лыжах и потягивая коктейли по вечерам.
Пролистав еще несколько страниц, Ломовик наткнулся на большую фотографию, сделанную в фотостудии. Женщина загадочно улыбалась в объектив. При более тщательном рассмотрении Ломовик убедился, что куколка старше сорока, о чем говорили морщины у глаз и седая прядь.
Но все равно это была куколка.
И чертовски красивая при этом!
Парень мог поклясться, что ее тело сохранилось в потрясающей форме. Она была из тех, кто любит следить за собой. Напряжение вспыхнуло в нем с новой неудержимой силой. «Может быть, ты и попробуешь ее» , – пронеслись в голове слова Контроля.
Парень взял альбом в руки, чувствуя, как побежали мурашки по телу. Ломовик еще раз посмотрел на фотографию, стараясь навсегда запомнить образ женщины. Он почувствовал почти физическое прикосновение к ней. В нос ударил запах теплой мягкой кожи, густых ароматных волос. Ломовик даже услышал, какие звуки она может издавать во время оргазма. Во рту появился металлический привкус.
Теперь Ломовик знал, что эта женщина будет принадлежать ему. Он знал это, как истинный зверь, который нутром чует добычу. Ломовик улыбнулся, глядя прямо в глаза той, что застыла на фотографии. Когда Контроль прикажет убить куколку, то он сделает все со вкусом. Хотя прежде ему и не приходилось убивать баб.
Но перед тем как убить, Ломовик получит то, с чем не сравнятся никакие вознаграждения. Он знал, как можно изнасиловать, не оставив следов. Очень просто: через презерватив. И тогда – в любые места – вот и все.
– И будем только мы с тобой, – страстно прошептал Ломовик фотографии. – Ты и я, детка.
Усилием воли парень заставил себя положить альбом на место и закончил дело, которое ему поручили.
2
ВЕЙЛ
Наполовину разобрав чемоданы, Кейт неожиданно наткнулась на подарок Петрушки – ярко раскрашенную деревянную куклу-матрешку . Если отвинтить ей голову, то внутри можно было обнаружить еще одну, поменьше. Во второй находилась третья. И так далее. Открывая все эти полые фигуры, неизбежно натыкаешься на самую последнюю и самую маленькую, глаза у которой закрыты: она изображала беспробудный деревянный сон.
Кейт была уверена, что Петрушка не без умысла купила ей игрушку. Она хотела сказать этим, что Кейт совершает в своей жизни нечто подобное, раскапывая и раскапывая прошлое, пытаясь дойти до самой сути.
В поисках самой себя Кейт зашла уже далеко. Поначалу она даже с трудом понимала, зачем ей все это нужно. Но то, что удалось найти, превзошло всякие ожидания.
Словно бездна разверзлась перед ней после путешествия в Россию. И стоило сделать хоть один шаг поближе к этой бездне, как края ее начинали осыпаться. Но теперь, после этой поездки, целая вереница смутных вопросов без ответов вставала в ее голове.
Думая об этом, Кейт вздохнула и поставила матрешку на полку. За последние десять лет она собрала целую коллекцию примитивного искусства Америки. Все ее сокровища были размещены на запыленных полках вдоль стен: всевозможные прялки, керамические фигурки, маленькие куколки, которые использовались в лечебной магии. Русская же матрешка пришла из другого мира и другой культуры. Культуры, в которой было меньше наивности, но гораздо больше хитрости.
Кейт распаковала вещи и приняла душ, чтобы смыть дорожную усталость. Затем, взяв себя в руки, позвонила Кемпбеллу.
– Где ты сейчас? – раздался в трубке сердитый голос, который не дал Кейт даже завершить фразы.
– Дома.
Мгновение Кемпбелл молчал:
– Почему ты не позвонила мне перед вылетом? Я бы встретил тебя в Денвере.
– Мне казалось, что так будет лучше. Ты что, очень сердишься на меня?
Вместо ответа она услышала только гудки.
Минут сорок пять Кейт провела в сомнениях, увидит ли она Кемпбелла еще раз или нет.
Затем она услышала, как шелестят по гравию шины его «порше».
Он буквально ворвался в дом. Несмотря на то, что Кемпбелл происходил из самой богатой семьи штата Колорадо, по его облику было заметно, что он предпочитает расхожий глянцевый стиль табачной рекламы. Кемпбелл даже не прикоснулся к Кейт и заговорил грубо и с вызовом:
– Как ты могла так поступить со мной?
– Прости, – беспомощно прошептала Кейт в ответ.
– Я не находил себе места от беспокойства. Ты знаешь, я ведь готов на многое.
– Да. Знаю.
– И тебе было все равно?
– Я пыталась дозвониться, и не раз, Кемпбелл. Но из России это сделать почти невозможно. Постоянно кто-то мешал.
Сказанное было только полуправдой: Кейт не звонила ему не потому, что охладела. Она просто хорошо знала, что он начнет приставать со своими вопросами и со своими требованиями вернуться как можно скорее. А это помешало бы Кейт пройти в России через все, что было суждено.
– Половина дипкорпуса в Москве разыскивала тебя, – сказал Кемпбелл мрачно.
– О, Кемпбелл! Тебе не стоило так беспокоиться.
– Я сам звонил послам Америки и Великобритании. Но они так и не смогли отыскать тебя.
– Не надо было этого делать, – устало заметила Кейт. – Я же просила ничего не предпринимать.
– Как же мне тогда следовало поступать? Позволить тебе без следа исчезнуть в этой дурацкой стране?
– Ты слишком чувствителен.
– Не обвиняй меня в излишней чувствительности, – заметил Кемпбелл со злостью. – Сколько еще будет продолжаться разгадывание тайны? Сколько? Пока не разрушишь все, что нас связывает? Пока не убьешь себя сама?
Кейт ни разу не видела его таким прежде. Эта страстность даже испугала ее:
– Мне пришлось избегать посольств, – заметила Кейт, стараясь быть спокойной. – Я обращалась только к частным лицам. Я знаю, ты волновался, но все равно не должен был разыскивать меня.
– Это слишком, Кейт. Слишком. Я достаточно уже натерпелся от тебя обид, но не мог предположить, что ты способна так обойтись со мной.
– Я же сказала, что прошу извинить меня, Кемпбелл, – спокойно повторила Кейт. – Мне тоже пришлось немало пережить. Поэтому, пожалуйста, не начинай.
– Несколько месяцев ты гонялась за миражами, Кейт. И ты изменилась до неузнаваемости. Мне вообще кажется, что это сумасшествие.
– Кемпбелл, пожалуйста…
– Ты разговаривала с Конни?
– Нет еще.
– У тебя была прекрасная работа, Кейт. И Конни тебя любила. Теперь же готовься к увольнению.
– Что ж, если Конни собиралась меня уволить, то ее уже ничто не остановит.
– И тебе все равно ?
– Нет, конечно. Но у меня есть другие ценности.
– Ценности! – Кемпбелл сорвался на крик. – Какие ценности? Что тебе надо в жизни? Что ты делаешь с собой и с нами? Неужели этот каприз так важен для тебя?
– Это не каприз. Мне нужна правда и больше ничего. Правда, понимаешь?
– Правда? – повторил за ней как эхо Кемпбелл. – Не думаю. Мне кажется, что сны и детские фантазии тебя привлекают больше всего на свете. И ты платишь за них чувствами тех, кто тебя любит.
– Ты не прав.
В какое-то мгновение Кейт показалось, будто Кемпбелл собирается ее ударить. Он схватил ее за руки, и пальцы буквально впились в нежную кожу Кейт:
– С меня хватит, слышишь. Ты должна выбрать. Выбрать между мной и своими поисками и фантазиями.
– Мои фантазии, как ты их называешь, ничем тебе не угрожают. Здесь не идет речь об измене или о чем-то другом. И я не собираюсь заниматься поисками в течение хотя бы нескольких месяцев. Обещаю. Я собираюсь заняться только работой. Я не могу так расстраивать Конни.
– А меня, значит, можешь. – Кемпбелл смотрел Кейт прямо в глаза. – Настанет весна, и сумасшествие вернется, да?
– Может быть.
– Брось это, Кейт. Твои поиски только разрушают наши отношения.
– Ты сам не понимаешь, о чем просишь. Обещаю, что наши отношения разрушатся еще быстрее, если я не дойду в своих поисках до конца.
– Нет. Ты должна выбрать, Кейт.
– Прямо сейчас? – спросила она, пытаясь сохранить спокойствие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10