А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Я предпочитал воспринимать ее по частям, что делало наши взаимоотношения весьма похожими на общение прыщавого застенчивого школяра со своей сексапильной учительницей.
Меня попросили, и я взял ее на работу, она была моей подчиненной, так что никакие мысли «о всяких таких вещах» даже не подлежали обсуждению. Именно об этом я и думал, когда она направилась в дальнюю комнату нашей конторы, с усилием отрывая взгляд от очертаний ее фигуры. Нелегко было отделаться от мысли, что это идет женщина.
Я всегда подозревал, что принял ее на работу, потому что она так привлекательна. Но иногда все же позволял себе думать, что понравилась мне больше всего ее естественность.
– Как бы вас описали ваши друзья? – спросил я ее на предварительном собеседовании.
– Скорее не описали, а просто бы стерли, – ответила она.
Эта реплика заставила меня рассмеяться, ведь надо было иметь смелость, чтобы позволить себе такое. Ее непочтительность контрастировала с моей всегдашней церемонностью. Даже сторожа автостоянки намедни я назвал «сэр».
Впрочем, наше собеседование состоялось пару лет назад. Люси, как я понимал, долго у меня не задержится. Ну и ладно.
Итак, Люси зашла в комнату для персонала, восемь на шесть футов. Строители почему-то забыли проделать здесь хотя бы одно окно, так что это скорее походило на чулан.
Пес бросил взгляд на меня и затрусил следом за Люси.
Внешне он больше всего напоминал дворнягу среднего размера – примерно до колена в положении «сидеть».
Еще он был «поджарым», не в смысле мускулатуры, просто шерсть его наводила на мысль о слегка поджаренном гренке, выпрыгнувшем из тостера: золотисто-коричневые лапы и голова, а на спине черное пятно, напоминавшее седло. Хвост баранкой загибался на спину, этакий пушистый вопросительный знак. Уши как у восточноевропейской овчарки, только несколько более обвислые. И удивительные темно-карие глаза, обведенные черными кругами, словно сурьмой, отчего вид у него был растерянный, как у заснувшего на вечеринке подростка, который, просыпаясь, не может понять, чему смеются его товарищи и зачем раскрыта мамина косметичка.
Пока я мысленно рассуждал о достоинствах собаки, Люси заманила пса печениной обратно в комнату для персонала. Я успел заметить, что спереди у него как будто повязан аккуратный белый нагрудничек. Определенно, это был симпатичный пес, немного напоминавший низкорослую немецкую овчарку, только более миролюбивого вида: когда он дышал, свесив язык, казалось, будто он смеется.
Люси подбросила печенье, и челюсти захлопнулись; раздался звук, похожий на громкий шлепок, – примерно так дельфины хватают скумбрию.
Однако было совершенно очевидно, что собака на этом останавливаться не собиралась. «И все?» – вопрошали ее глаза. Так бывает разочарован ребенок, не веря, что представление в цирке закончилось. Есть много разных способов, которыми пользуются люди, чтобы показать, что они ждут продолжения: легкое покашливание, многозначительное подмигивание, разные призывные жесты, адресованные собеседнику. Поскольку следующее печенье не появилось незамедлительно, собачьи глаза наполнились отчаянием, сравнимым разве что с горем матери с «Титаника», узнавшей, что в спасательных шлюпках не осталось места для ее детей.
«Как?! – вопрошали песьи очи. – Неужели судьба может быть так жестока?»
– Все, дорогой, – сказала Люси, стряхивая крошки с ладоней.
Что, однако, не соответствовало действительности. На столе, недоступные взору собаки, лежали еще три аналогичных лакомства и заварной крем.
Пес повел носом в воздухе и понимающе кивнул, мол, меня не проведешь. Он тут же встал на задние лапы, поднял передние, причем лапы его сложились в каком-то умоляющем жесте, и всем своим видом стал показывать: получи он еще одну сладкую подачку, и это убедит его показать все известные ему трюки.
– Похоже, ему захотелось добавки, – заметила Люси, которую необыкновенно веселило поведение пса.
– Еще бы, – ответил я. – Только этого он и ждет.
Собака снова, видимо, почувствовала себя участником соревнований по задержке дыхания. По крайней мере, звук, который она издала, был похож на глубокий вдох перед вторым заходом.
Второе печенье кануло как камень в воду, вслед за чем снова последовал взор, в котором ожидания было больше, чем благодарности. Похоже, жизнь этого пса проходила в постоянной борьбе удовлетворенности с новым обуревающим желанием.
Я уронил голову на руки. Какой бы забавной ни была эта собака, сейчас мне было не до нее.
А до чего мне было дело? Этого я не знал и сам. Уж во всяком случае, не до этих банковских счетов, хотя я машинально вынул один из ящика своего стола. Если дело доходит до необходимости контакта с финансовыми учреждениями, всегда теряешься в догадках, какой именно следующий шаг тебе предстоит и какой может стать роковым. Когда судебные исполнители явились сюда, чтобы опечатать офис, я обнаружил, что сумма, взятая мною в кредит, достигла уже 70 000 фунтов стерлингов. Единственный источник дохода – мой счет – уходил из-под носа. По счастью, накануне мне повезло в игре, и я смог помахать перед ними несколькими пачками налички. Наличные действуют на них не хуже, чем чеснок на вампиров.
Конечно, доверие финансово-кредитной системы Англии все равно было непоправимо подорвано, и теперь 70 000 фунтов на кредитном счету казались недостижимой мечтой. Да, после еще нескольких недель осторожной и осмотрительной игры мой долг составлял 72 456 фунтов и 98 пенсов, что нанесло заметный удар по моей кредитоспособности. И тут еще как раз мать заболела.
Думаю, теперь пришло время рассказать, как я пристрастился к покеру.
Сразу скажу – я игрок не азартный. Нет, правда. Однажды я даже заткнул уши ватой, прежде чем зайти в «Макдоналдс», чтобы хладнокровно воспользоваться бесплатным туалетом, не покупая там ни их бигмаков, ни жареной картошки. Но покер – это как раз то, что не повышает риск, а напротив, сводит его к минимуму.
Поразительная вещь – когда ты играешь по строгому расчету вероятности комбинаций и действуешь осторожно, это легкая игра. В самом деле, так оно и есть. Так что мой карточный долг вырос до 70 000 фунтов не за счет риска. Нет, как и большинство, я «играл наверняка».
Но в результате у меня возникли серьезные проблемы, когда понадобились деньги на похороны.
– Просто вынесешь меня, когда я умру, в мусорный бак, – сказала мать.
– Я уже думал об этом, – ответил я в том же тоне, – но будут трудности с полицией.
И все же я умудрился оплатить приличные похороны по чеку, который мне выдали в компании, оказывающей услуги по уходу за больными людьми, после того как они вычли причитающуюся им сумму из стоимости маминой квартиры. К счастью, – как раз был конец месяца, – мне удалось из этих остатков еще и выплатить жалованье персоналу, а сам я уже стал подумывать, не перейти ли на некоторое время к курсу оздоровительного голодания или начать экономить на бензине и вечерами не включать электричества. После приблизительных подсчетов я пришел к выводу, что смогу таким образом в течение месяца собрать денег игры на три. Ничего – во всяком случае это было лучше, чем совсем ничего.
Я снова посмотрел на бланк, где маячили упрямые цифры: «72,456.98 od». «Od» означало «овердрафт», или превышение кредита в банке. Я закрыл пальцем эти две грозные буквы. Счет сразу стал выглядеть оптимистичнее.
В дверь снова позвонили, и вскоре перед нами предстал еще один странный тип, второй за день. Это был малый, похожий на техасского рейнджера и нефтяного барона одновременно. Такие в нашу контору еще не захаживали.
На нем были ковбойская рубаха, широкополая шляпа и ковбойские ботинки. Возможно, именно такой костюм подошел бы для какого-нибудь маскарада – вполне удобный и достаточно вызывающий, чтобы выделиться из толпы. На улице, конечно, в таком виде появляться не следовало.
– Приветствую, – сказал я. – Чем могу помочь?
– Сиди, где сидишь. Я щелкну пальцами, если понадобится, чтобы вы все тут забегали, – отвечал он совершенно в духе Эвинга.
У него был заметный американский акцент. Ковбои в Ворсинге нынче не в диковинку, учитывая, что дискотеки и прочие танцевальные заведения заметно потеснили в последнее время собрания благотворительных обществ и клубы деловых людей.
Он подошел к окну и с важным видом посмотрел на улицу.
Все, кому приходится иметь дело с клиентурой, знают, что здесь надо быть готовым ко всему. Приходится иметь дело с разными чудаками. Как всякий человек, участвующий в этой игре, я тоже не могу совершить чуда и продать дом за четверть стоимости. Так что к оскорблениям я уже давно привык, и манеры ковбоя меня не особенно задевали.
Он вытер пот со лба чем-то сильно смахивающим на комок туалетной бумаги.
Я тоже поглядел в окно на выбеленные солнцем бетонные стены.
– Жара, – заметил я и продолжил в духе диалогов из какого-нибудь вестерна: – Такая, что яйцо во рту можно сварить вкрутую.
Пес покосился на меня, видимо желая попробовать проделать это.
Незнакомец, однако, не придал значения моей попытке сострить и продолжал внимательно обводить взором окна.
– Вот так, значит, – наконец изрек он и тут же повернулся ко мне, словно бы ожидая вопроса, что может означать это «вот так» и какое решающее влияние оно в дальнейшем окажет на мою жизнь. Однако вызывающее поведение незнакомца не вызывало у меня желания дать ему отпор.
Он разглядывал меня с некоторой неприязнью, морщась, хотя, вполне возможно, это было как-то связано с ковбойскими ботинками, совершенно не подходящими для жары. Впрочем, по-моему, такую обувь вообще нельзя носить.
– Я могу скупить всю недвижимость, которую видно из этого окна, по одной кредитной карточке.
Хотелось съязвить: почему бы ему в таком случае, если он настолько богат, не сбросить эти карнавальные тряпки. Но вместо этого, откинувшись на спинку кресла, я учтиво улыбнулся ему, словно перспективному клиенту.
– А тебя, стало быть, посадили выписывать здесь бумажонки, приятель?
Я пытался угадать акцент. Определенно, не совсем техасец, была тут еще какая-то примесь. Возможно, он из Ромфорда.
Пес моментально оторвал взгляд от баночки с заварным кремом, которой Люси водила у него перед носом, чтобы осмотреть техасца. Тот смерил его ответным взором.
– Ну-ка, ну-ка, – заговорил он, слегка заинтригованный. – Откуда вы взяли этого кабысдоха?
– Сэр, – заметила Люси, – вы в самом деле пришли сюда покупать недвижимость или… – за этим «или» читалось: «или проваливайте отсюда поскорее».
– Нет, – отрезал техасец. – Если бы мне нужно было болото, я бы устроился где-нибудь поближе к Миссисипи.
– Это в Техасе? – спросил я, не слишком разбираясь в географии Северной Америки.
– Как и Долли Партон! – отрезал он. – Ну-ка, посмотрим, что это у нас такое.
Он опустился на колени и стал осматривать собаку. Еще когда он приседал, я обратил внимание, что узлы шнурков на его ботинках скреплены серебряными пряжками в виде песьей головы. Сначала он приподнял собачье ухо и заглянул внутрь так осторожно, словно ожидая увидеть исходящий из него свет. Потом осмотрел пасть, оттянув губы и проведя пальцем по клыкам. Затем опытной рукой смерил холку пса и несколько раз провел рукой по шерсти и против, после чего проделал еще какие-то профессиональные манипуляции с хвостом.
– Надо же! – наконец воскликнул техасец. – Вот уж не ожидал встретить тебя в таком захолустье!
Казалось, собака пожала плечами, словно говоря: «Подумаешь, что тут такого? Я часто болтаюсь тут».
– Что это вы имеете в виду? – спросил я, перегибаясь через стол, уже завороженный его действиями.
– Позвольте представиться, – сказал он, впервые посмотрев на меня как на человека, а не на неодушевленный предмет. – Я Джеймс Т. Уилкинсон. Собаки – моя жизнь и мой бизнес. Какая валюта вас устраивает?
Он вытащил толстенный бумажник, под завязку набитый банкнотами, так что казалось, будто кожа лопается от натуги.
– Даю за него пять тысяч здесь и сейчас, что скажете?
– Минутку, – уточнил я. – О чем вы говорите?
– Ты знаешь, о чем. Господи, да что у вас за язык, англичане, никогда не понимаете с первого раза. Я говорю – пять тысяч за эту собаку, здесь и сейчас – не сходя с этого места. Плачу наличными.
И в самом деле, вы не поверите, но этот тип стал «отслюнявливать» банкноты по пятьдесят фунтов и складывать на стол у меня перед носом.
– Что вы делаете? – спросил я, слегка ошарашенный.
– Пятьсот, шестьсот, семьсот… да ладно, отсчитай себе сам. Надоело возиться с этой мелочевкой.
Он бросил бумажник, я машинально подхватил. Портмоне было увесистым – я едва не вывихнул запястье. Оно было забито купюрами разного достоинства, причем преобладали пятидесятифунтовые бумажки. Мне тут же захотелось пригласить этого человека за покерный стол, но я воздержался.
– Послушайте, – сказал я, откладывая бумажник, – о чем вообще идет речь?
– Да, это забавно, – продолжал он, занимаясь собакой. – Вы знаете, мистер, я многого могу не понимать в этой жизни, но что касается собак… Поверьте, я знаю в них толк. И уж кто-кто, а Джеймс Т. Уилкинсон никогда не перепутает бошкенхаунда, да еще в таком прекрасном состоянии, ни с какой другой собакой. Да это будущий племенной король штата Теннесси!
Пес одарил его благосклонным взором. Похоже, он ничего не имел против такой профессии.
– Теннесси – это в Техасе? – осторожно поинтересовалась Люси.
– Как и Диснейленд, – отрезал он. – Да вы считайте, считайте деньги – и помните, вы наши должники. Если бы не американцы, вы бы сейчас говорили по-немецки.
– А если бы не французы, вы были бы сейчас англичанами, – сказала Люси.
– Это как?
– Лафайет, – сказала она не совсем уверенно, – не тот ли это француз, который выиграл войну за независимость?
Я вспомнил, что год назад Люси на отлично сдала экзамен по истории на гуманитарных курсах.
– Подумаешь, Лафайет, – недовольно пробурчал он. – Да вы считайте, считайте. Хоть понимаете, насколько это редкая порода? Слышали когда-нибудь о гончем бошкенхаунде?
– Кое-что, – солгал я, изображая эксперта. Он недоверчиво уставился на меня.
– Да ни черта вы не знаете. Впрочем, и не удивительно. Я тоже сначала принял его не то за болотную таксу, не то за крысохвата брехливого, а то и за кудлатого пепельшпица. Они здорово напоминают эту редкую породу, но там другая цена. Кое-кто мог ошибочно увидеть в нем и сквизершнауцера, но это совершенно точно вылитый бошкенхаунд. В мире существует всего две дюжины представителей этой породы, а это один из лучших экземпляров, что мне попадались, говорю как знаток. Вы только посмотрите на этот профиль!
Пес гордо выпятил челюсть.
– Знатная собака, – выдавил я одну из банальных фраз, которые обычно произносятся, когда при тебе расхваливают то, о чем представления не имеешь.
– Знатная? – хмыкнул Джеймс Т. Уилкинсон. – Да что вы знаете! Это просто суперстар в собачьем мире! Вы хоть понимаете, сколько может стоить такой экземплярчик? Ладно, черт с вами, берите десять тысяч. Вижу, вы понимаете кое-что в кобелях. Берите сколько влезет.
В тот момент, когда я уже собирался ответить, вмешалась Люси.
– Боюсь, ничего не получится! – Она рассмеялась.
Ценитель бошкенхаундов недоуменно воззрился на нас.
– В чем дело?
– Это не наша собака.
– Не ваша? Как не ваша? А чья же она?
– Хозяин ее, к сожалению, отсутствует.
– Где он? Назовите мне имя этого человека. Дайте адрес! Я хочу говорить с заводчиком, а не с пастухом. Вызовите его. Ну, быстрее, вы знаете, где он? – Покупатель суетливо обвел офис взором, точно суслик, высматривающий, нет ли поблизости ястребов.
– Понятия не имею, где он сейчас, – сказал я, – но если вы подождете, он обещал появиться в течение часа.
Уилкинсон перевел взгляд на запястье, хотя, как я заметил, никаких часов там опять же не было.
– Что за страна! Никого не найдешь на месте. Мне надо взять такси, съездить на пять минут по делам в город. – Он снова залез в карман и вытащил оттуда внушительных размеров кожаную визитницу. – Передайте ему, – метнул он карточку на стол.
Я поймал ее и взглянул. «Джеймс Т. Уилкинсон. Коровы, собаки, нефть – все для звезд», – гласила визитка.
Я передал карточку Люси.
– Интересно, какие это звезды имеются в виду? – полюбопытствовала она.
– Что? – недовольно рявкнул Джеймс Т.
– Каких это звезд, если я вас, верно понимаю, вы снабжаете нефтью, собаками и рогатым скотом?
– Коммерческая тайна. – Он снова тревожно осмотрелся, явно подозревая, что за ним следят. – Скажу одно, если бы мне задал такой вопрос вот этот джентльмен, я бы сказал только: «Папа, не надо нотаций!»
– Почему? – спросил я, и Люси пнула меня под столом. Я понял, что она уже знает ответ на этот вопрос.
– А почему папа не должен читать нотаций? – все равно спросил я.
– Мне пора! – заявил Уилкинсон и рванул к выходу, точно вихрь из прерий, известный под названием «пыльный дьявол».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44