И Ревилл тоже использовал Джоко. А теперь и она сама использовала Джоко. Когда она поняла это, ей стало тошно.
Герцогиня пожала плечами:
– Для тебя – возможно. Но он благодаря этому выжил. Он с Мак-Нагтеном заботился о своей матери до самого ее смертного часа.
– Джоко с таким обожанием отзывался о нем, хотя тот его использовал, – вздохнула Мария. – Но ведь его мать могла бы, наверное, и не оставаться с этим злодеем. Есть и другие возможности, я все время читала о них в письмах миссис Шайрс. Общества социальной помощи, например. А как же ее церковь?
Герцогиня пренебрежительно фыркнула.
– Бродяги в Сохо не допускаются в церковь. Разве что в миссию. Но они все равно будут там голодать и замерзать от холода, пока эти ханжи-проповедники трезвонят в колокола к заутрене, обедне и вечерне. На улицах они, по крайней мере, могут сыскать теплый ночлег, горячую пищу и кружку пива.
– Я даже не знаю, что сказать.
– Не говори ничего. Просто слушай. И не смотри больше на нас сверху вниз, не жалей нас. Не считай себя лучше нас. – Глаза Герцогини вспыхнули ярко и светло, словно холодная сталь. Она вздернула подбородок, ожидая, осмелится ли Мария возразить ей.
– Я никогда не посмотрела бы сверху вниз на Джоко или на тебя, – сбивчиво пробормотала Мария.
– Вижу, что не стала бы. Мы самым лучшим образом делаем то, что умеем. У Джоко нет даже школьного образования. Он с трудом читает и пишет. Он не сможет печатать на машинке или быть банковским клерком. Знаешь, чем он еще может заниматься?
Мария тупо покачала головой.
– Он может ломать спину, работая портовым грузчиком в доках, или чистить конюшни и выносить помои в каком-нибудь богатом доме. Вот и вся работа, какую он может найти без рекомендации.
Несколько секунд две женщины пристально смотрели друг на дружку. Герцогиня тяжело дышала. Но через несколько мгновений краска с ее лица сошла и она отвела глаза. Ее гнев улетучился. Мария лихорадочно размышляла, отыскивая хоть какие-нибудь подходящие слова.
Герцогиня сглотнула. То, что она сказала после этого, было для Марии совершенно неожиданным.
– Ты – наверное, самое худшее из того, что могло случиться с Джоко Уолтоном.
– Из-за Джека Ронси?
– Нет.
– Тогда я не понимаю.
– Ты подорвешь его дух, и сила оставит его. Ты заставишь его стыдиться себя. Он попытается измениться, чтобы порадовать тебя, и это разобьет его сердце.
– Я хочу, чтобы он изменился, – признала Мария. – Ему нужно избавиться от вины, чтобы свободно заниматься тем, чем он хочет сам, вместо того, что его заставляют делать другие. Но я не принуждаю его меняться.
– Нужно быть храбрым добротворцем, чтобы позволить вору красть, – неприятно рассмеялась Герцогиня. – Не могу дождаться, чтобы посмотреть, как ты себя поведешь, когда вернешь свою сестру. Скорее всего, каждую ночь ее насиловали десять или двенадцать мужчин. Через пару месяцев ты, возможно, обнаружишь, что она беременна.
Будущее выглядело невообразимо унылым. Мария любила дух Джоко, его отвагу, его сильное тело, светлую улыбку. Но как она могла любить его профессию? А что, если Мелисса сошла с ума? Что, если она заболела? Что, если…
Ее мысли, наверное, отразились на ее лице. Герцогиня села на место, ее губы изогнулись в усмешке:
– Вот видишь…
– Вижу, но я не могу оставить их обоих на произвол судьбы.
Герцогиня отодвинула от себя чашку и блюдце.
– Я не пью чай, на мой вкус он слишком слаб. Мой напиток – кофе. Крепкий черный кофе, без сахара.
Мария сделала знак официанту.
– Ну и как вам он, мои дорогие? – миссис Эйвори Шайрс подтащила к их столику скованного, слегка порозовевшего молодого джентльмена.
Глаза обеих женщин широко раскрылись. Первой подала голос Герцогиня:
– Ну, Джоко Уолтон, ты выглядишь просто потрясающе. Настоящий светский франт.
– Отстань, Герцогиня, – пробормотал он.
– Разве он выглядит не чудесно? – продолжала Эйвори, обращаясь к Марии. – Все тот же жульнический огонек в глазах, но совершенно, совершенно восхитителен.
Все они заулыбались, глядя на Джоко. Исчезли и приметный костюмчик, и пальто от Гаррика. На нем теперь был прекрасный темно-серый костюм-тройка, а поверх него – черное облегающее модное пальто. В руке Джоко держал черный шелковый цилиндр.
Официанты поспешили подставить миссис Эйвори стул, чтобы усадить ее подобающим образом. Перед тем, как позволить Джоко сесть, они взяли у него пальто и шляпу, приговаривая при этом что-то лестное.
Джоко, совершенно потерянный, краснел и смущался:
– Я выгляжу полным дураком, – ворчал он, пока официант хлопотал вокруг него.
– Нет, ты выглядишь очень красивым, – заявила Мария.
– Да, он такой, – согласилась с ней Эйвори. – Не помню, когда еще я видела костюм на такой прекрасной фигуре. Какие широкие плечи, молодой человек, а рост!
Уши Джоко запылали пламенем. Он засунул палец за высокий, жесткий воротничок новой рубашки:
– Я, наверное, задохнусь до смерти.
– Ты такой красавчик, что тебя похоронят не раньше, чем через неделю, – поддразнила его Герцогиня. – Тебя выставят в приемной, чтобы все девочки могли приходить и оплакивать тебя.
– Заткнись, Герцогиня.
Даже с шишкой на челюсти и с синяком на виске, прикрытым тщательно зачесанными волосами, Джоко был красив. На взгляд Марии, он был красивее всех мужчин, которых она когда-либо видела. Его чудесные белокурые волосы были расчесаны на пробор и спускались по обе стороны высокого лба, уложенные с небольшим количеством макассарового масла. Он был свежевыбрит и от него чудесно пахло лосьоном для волос.
Мария почувствовала, что ее сердце сбилось с ритма.
– Ты такой красивый, Джоко.
Он взглянул на нее. На секунду его лицо стало открытым и беззащитным.
Этот взгляд был как удар. Он любит меня, – подумала она. Господи, помоги нам обоим. Он любит меня.
Глава четырнадцатая
Пока они пили кофе и ели булочки со взбитым кремом, Мария не отводила глаз от Джоко. Он был просто великолепен. Не только потому, что ему очень шел новый костюм, но и из-за свежевыбритого лица и подстриженных волос, полностью изменивших его внешность.
Увидев, как он поморщился, протягивая левую руку к блюду с пирожными, она вспомнила, что он был зверски избит. Ей стала невыносима мысль, что его могут снова избить из-за нее.
– А что, если кто-нибудь в «Лордс Дрим» узнает его? – встревожилась она.
– Ох, мне трудно представить, что такое возможно, дорогая Мария. Тем более, когда он так одет, – миссис Эйвори взглянула на Джоко и улыбнулась, словно гордая родительница. – Никто в этом ужасном месте даже и не слышал о нем. Разве не так, молодой человек?
– Так, – пробурчал Джоко. Он все еще чувствовал себя как дурак. Застывшее выражение лица Марии сказало ему все, что ему нужно было узнать – он выглядел как расфранченный осел. Она смеялась над ним, он это понял. Да и любой здравомыслящий человек засмеялся бы. Вор Джоко Уолтон, разодетый как один из отъявленных светских щеголей Лондона – и как же он в это влип?
– Если даже кому-то покажется его лицо знакомым, – заметила Герцогиня, – его ни за что не признают в таком виде. Им и в голову не придет, что Джоко Уолтон может одеться так.
– Но если придет, они подумают, что я сошел с ума.
Эйвори проигнорировала его самокритику. Вместо этого она захлопала в ладоши от удовольствия:
– Значит, маскировка великолепна. Еще одна мысль ужаснула Марию:
– Но ведь придется потратить еще кучу денег.
– Чепуха, моя дорогая, – похлопала ее по руке Эйвори. – Это все для доброго дела. Мы должны спасти твою сестру. В то же время мы, может быть, выведем на чистую воду кое-кого из этого порочного круга.
Все трое молодых людей взглянули на нее.
– Что вы подразумеваете под «выведем на чистую воду»? – осторожно спросил Джоко.
– Просто я известила одного человека, о котором много слышала, – сказала ему Эйвори. Ее глаза возбужденно сверкнули. – Журналиста.
Джоко и Герцогиня переглянулись.
– Ревиллу все это здорово не понравится, – прошептал Джоко. – Не успею я плюнуть, как он засадит меня в Дартмур.
– Журналист из газетных новостей? – спросила Герцогиня.
– Точно. Его зовут Вильям Стид. Он работает в «Пэл мэл гэзетт». В скандальной хронике, разумеется.
– В скандальной хронике… – слабо пробормотала Мария.
– Это правильно. Не совсем «Таймс», но, тем не менее, эта газета читаема. – Эйвори улыбнулась, словно ребенок на вечеринке в свой день рождения. – Вильям – очень хорошая поддержка в таких случаях, как наш. Он искренне хочет помочь женщинам. Я послала ему сообщение.
– О Господи, – прошептал Джоко, вжимаясь в стул.
Герцогиня успокаивающе положила ладонь на его руку.
– Какое сообщение? – спросила она.
– О, я написала, что если он хочет получить великолепную историю, то должен сегодня вечером прийти в «Лордс Дрим». Замаскировавшись, конечно. Там он сможет увидеть и услышать все, что случится.
Несмотря на мрачное молчание, установившееся за столиком после ее сообщения, Эйвори ободряюще улыбнулась.
– Включая имена девушек, – вздохнула Мария. Каждый день, проведенный в попытках найти сестру, приносил ей все новые проблемы. Если газетчик упомянет имя Мелиссы в своей статье, ее репутация, несомненно, будет погублена навеки. Все шансы подбодрить ее и притвориться, будто ничего не случилось, будут потеряны.
– Сомневаюсь, что он использует имена девушек. Я уже говорила вам – ведь их эксплуатируют. Он вообще не будет использовать много имен – только имена преступников и тому подобных.
– Господи, пронеси, – прошептал Джоко.
– Не беспокойтесь, – попыталась убедить их Герцогиня. – Когда этот Стид вернется со своей историей в газету, издатель снимет ее из номера.
Мария с надеждой взглянула на нее.
– О нет, – заверила ее Эйвори. – Его редактор тоже борется с этим.
– Дартмур, – угрюмо предсказал Джоко.
Дверь открылась, бросив прямоугольник света на съежившуюся Мелиссу. Та подняла руки к лицу, чтобы защитить глаза от внезапного вторжения. Сквозь пальцы Мелисса различала чьи-то силуэты. По голосу она узнала Гермиону.
– Возьми ее отсюда, вымой и одень. Если она будет сопротивляться, позови Берта и Чарли.
– Она не доставит мне забот.
Мелисса более двух суток была без пищи и воды. Когда она попыталась заговорить, ее голос захрипел:
– Вам лучше отпустить меня. Теперь люди знают, где я.
– Они всегда знали, где ты, дурочка, – неприятно засмеялась леди Гермиона.
– Отпустите меня, – настаивала Мелисса, ее голос окреп. – Я не хочу быть тем, чем вы хотите меня сделать. Я буду сопротивляться. Обещаю, я буду сопротивляться. Вы еще пожалеете, если не отпустите меня.
– Значит, ты будешь сопротивляться? Хорошо. Я уверена, что Терри это понравится. Я бы советовала тебе поберечь силы. Все это я уже много раз слышала прежде, – леди Гермиона отошла в сторону, чтобы пропустить в дверь Несси. – Когда он потребует ее, одень ее по-турецки. Ты привыкнешь, девочка.
Мария закрыла глаза, прислонившись к широкой груди Джоко. Ее руки обняли его, притягивая к себе, но так, чтобы не причинить боли еще не зажившим ребрам.
– Рия, – шепнули его губы ей в волосы. Она чувствовала над головой его теплое дыхание.
Не открывая глаз, Мария вдохнула его запах. Запах чистой, новой ткани – шерсти и хлопка, запах мыла и лосьона для волос и, главное, запах самого Джоко.
– Не нужно тебе идти туда, – пробормотала она.
– Почему? – насторожился он.
– Тебя побьют. Тебя еще раз побьют.
– А как же твоя сестра?
Мария сделала короткое отрицательное движение головой, словно собираясь отказаться.
– Как же она? – нажал Джоко.
– Не знаю. Да, я люблю ее. Я люблю ее всем сердцем. Я хочу найти ее, но не хочу, чтобы тебя побили.
– Почему так?
– Потому что… – она повернула голову и прижалась щекой к его груди, чтобы он не видел ее лица.
– Почему? – настаивал он.
Мария почувствовала, что ее сердце сбилось с ритма. Ее грудь высоко вздымалась при каждом вздохе. Он был таким живым, таким теплым, и заставлял ее тоже ощущать себя живой. Ее тело было создано для его тела. Она чувствовала, как ее груди и чрево наливаются ноющей болью.
– Потому что… ты очень дорог мне, – Марии хотелось бы сказать больше, дать ему тот ответ, которого он желал, но она вспомнила предупреждение Герцогини. Кроме того, нельзя было допускать, чтобы Джоко был причинен вред. Она подняла голову: – Ты свободен от всяких обязательств по отношению ко мне. Я скажу Ревиллу, что не позволю тебе подставляться под опасность. Он не вменит тебе это в вину. Не ходи туда.
Джоко взглянул на нее глазами, синими, как небеса в промытый дождем день. Как он мог выглядеть одновременно и таким юным и таким взрослым? Он крепче сжал объятия, потянулся к ее рту для поцелуя, его губы прижались к ее губам, впивая их сладость.
Голова Марии кружилась, когда она прервала поцелуй и отстранилась от Джоко. Тот поправил шелковый цилиндр в надлежащее положение:
– Я всегда буду помнить, что ты сейчас сказала.
Джордж Монтегю никогда еще не чувствовал себя так неловко, как в этот вечер, выходя из отцовского экипажа, остановившегося перед «Лордс Дрим». По дороге он спрашивал себя – в своем ли он уме, раз возвращается в дом терпимости? Это дурное место. Его няня, его мачеха, его наставник, его учителя в школе – все предупреждали его об опасности таких мест, об их непристойности и аморальности, о различных болезнях.
Возможно, его отец был прав. Возможно, гувернантка его сестер сама вела себя недостойно. Хорошие девушки не могли даже знать о таких местах, тем более оказаться внутри них. Ведь не могли же?
Лакей, в котором он мгновенно признал Чарли, стоял на страже у двери. Глаза мужчины блеснули при виде Джорджа. Он напряг мощные плечи под темно-зеленой ливреей, его тонкие губы оскалились, обнажая обломки передних зубов.
Джордж сглотнул. Он чуть не залез обратно в экипаж. Затем он вспомнил умоляющие глаза девушки – полные слез и отчаяния, потрясающего оттенка синевы.
Взяв отцовскую трость с золотым набалдашником, которой можно было поигрывать для храбрости, он взошел на ступени. Его взгляд столкнулся со взглядом лакея. К безграничному облегчению Джорджа, эта скотина опустила глаза и поклонилась ему. В приливе уверенности Джордж вошел внутрь.
Во вторник вечером в «Лордс Дрим» было тихо. Суета и волнение выходных дней улеглись. В последние несколько лет леди Гермиона взяла привычку оставлять на какое-то время свое заведение и отдыхать в уединенном доме в Байуотере. Там она держала свои счетные книги, сосредоточив всю энергию на фондовой бирже и представляясь соседям вдовой из зажиточного среднего сословия.
Густо накрашенные губы Кэйт раздвинулись в улыбке, обнажив острые белые зубы, когда она увидела вошедшего Джорджа.
– Надо же, это мистер Монтегю, – промурлыкала она, кладя длинные ногти на его плечо. – А как поживает лорд Монтегю, ваш почтенный отец?
С гримасой омерзения Джордж взглянул на ее руку, словно его коснулась гадюка. Кэйт вызывающе вздернула подбородок:
– Не потерял ли старый педик пару зубов той ночью?
– Нет.
– Жалко. – Кэйт повела Джорджа в главный салон, где бездельничали несколько девочек. Юника подошла, чтобы взять у него шляпу и трость.
– Я оставлю ее себе, – сказал он, стиснув палку в руках.
– Собираетесь всыпать кому-нибудь? – попятилась от него Кэйт.
– Только если кто-то встанет у меня на пути. Она засмеялась.
– Шампанского мистеру Монтегю!
– Нет!
Кэйт испытующе уставилась на него. Одна ее бровь, словно крыло грифа, приподнялась на мертвенно-белом лице.
– Не стоит об этом беспокоиться, – Джордж изобразил на лице то, что, как он надеялся, было понимающей улыбкой. – Это дурно отражается на потенции.
Кэйт расхохоталась, закинув голову назад и выставив напоказ длинную белую шею. Джордж нервно оглянулся вокруг, пытаясь разглядеть лица девушек, но так, чтобы этого не заметили.
– Зачем ты пришел на самом деле? – Кэйт перестала смеяться.
Он не доверял ей.
– За женщиной.
Кэйт повела рукой вокруг:
– Выбирай.
– Мне нужно кое-что особенное.
Она уперлась ладонью в бедро, затем отступила на шаг и встала в картинную позу. При этом ее грудь обнажилась почти до сосков из-под глубокого декольте накрахмаленной белой блузки. Отставив ногу назад, она откинула в сторону полу черной шерстяной юбки. Это движение обнажило ее ногу до середины бедра.
– Я особенная.
Джордж не удержался от гримасы отвращения.
– Ты лжешь, – сказала Кэйт.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь, милашка.
– Ох, не прикидывайся, – она вернула юбку на место. – Твой отец знает, что ты здесь?
– Какое это имеет значение?
– Это может иметь очень большое значение. Из ниши на другой стороне комнаты появился еще один лакей в ливрее. Джордж узнал и его тоже. Девочки оставили свои вызывающие позы и сбились в две кучки, уставившись на них и перешептываясь. Джордж почувствовал, что перестает владеть ситуацией:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Герцогиня пожала плечами:
– Для тебя – возможно. Но он благодаря этому выжил. Он с Мак-Нагтеном заботился о своей матери до самого ее смертного часа.
– Джоко с таким обожанием отзывался о нем, хотя тот его использовал, – вздохнула Мария. – Но ведь его мать могла бы, наверное, и не оставаться с этим злодеем. Есть и другие возможности, я все время читала о них в письмах миссис Шайрс. Общества социальной помощи, например. А как же ее церковь?
Герцогиня пренебрежительно фыркнула.
– Бродяги в Сохо не допускаются в церковь. Разве что в миссию. Но они все равно будут там голодать и замерзать от холода, пока эти ханжи-проповедники трезвонят в колокола к заутрене, обедне и вечерне. На улицах они, по крайней мере, могут сыскать теплый ночлег, горячую пищу и кружку пива.
– Я даже не знаю, что сказать.
– Не говори ничего. Просто слушай. И не смотри больше на нас сверху вниз, не жалей нас. Не считай себя лучше нас. – Глаза Герцогини вспыхнули ярко и светло, словно холодная сталь. Она вздернула подбородок, ожидая, осмелится ли Мария возразить ей.
– Я никогда не посмотрела бы сверху вниз на Джоко или на тебя, – сбивчиво пробормотала Мария.
– Вижу, что не стала бы. Мы самым лучшим образом делаем то, что умеем. У Джоко нет даже школьного образования. Он с трудом читает и пишет. Он не сможет печатать на машинке или быть банковским клерком. Знаешь, чем он еще может заниматься?
Мария тупо покачала головой.
– Он может ломать спину, работая портовым грузчиком в доках, или чистить конюшни и выносить помои в каком-нибудь богатом доме. Вот и вся работа, какую он может найти без рекомендации.
Несколько секунд две женщины пристально смотрели друг на дружку. Герцогиня тяжело дышала. Но через несколько мгновений краска с ее лица сошла и она отвела глаза. Ее гнев улетучился. Мария лихорадочно размышляла, отыскивая хоть какие-нибудь подходящие слова.
Герцогиня сглотнула. То, что она сказала после этого, было для Марии совершенно неожиданным.
– Ты – наверное, самое худшее из того, что могло случиться с Джоко Уолтоном.
– Из-за Джека Ронси?
– Нет.
– Тогда я не понимаю.
– Ты подорвешь его дух, и сила оставит его. Ты заставишь его стыдиться себя. Он попытается измениться, чтобы порадовать тебя, и это разобьет его сердце.
– Я хочу, чтобы он изменился, – признала Мария. – Ему нужно избавиться от вины, чтобы свободно заниматься тем, чем он хочет сам, вместо того, что его заставляют делать другие. Но я не принуждаю его меняться.
– Нужно быть храбрым добротворцем, чтобы позволить вору красть, – неприятно рассмеялась Герцогиня. – Не могу дождаться, чтобы посмотреть, как ты себя поведешь, когда вернешь свою сестру. Скорее всего, каждую ночь ее насиловали десять или двенадцать мужчин. Через пару месяцев ты, возможно, обнаружишь, что она беременна.
Будущее выглядело невообразимо унылым. Мария любила дух Джоко, его отвагу, его сильное тело, светлую улыбку. Но как она могла любить его профессию? А что, если Мелисса сошла с ума? Что, если она заболела? Что, если…
Ее мысли, наверное, отразились на ее лице. Герцогиня села на место, ее губы изогнулись в усмешке:
– Вот видишь…
– Вижу, но я не могу оставить их обоих на произвол судьбы.
Герцогиня отодвинула от себя чашку и блюдце.
– Я не пью чай, на мой вкус он слишком слаб. Мой напиток – кофе. Крепкий черный кофе, без сахара.
Мария сделала знак официанту.
– Ну и как вам он, мои дорогие? – миссис Эйвори Шайрс подтащила к их столику скованного, слегка порозовевшего молодого джентльмена.
Глаза обеих женщин широко раскрылись. Первой подала голос Герцогиня:
– Ну, Джоко Уолтон, ты выглядишь просто потрясающе. Настоящий светский франт.
– Отстань, Герцогиня, – пробормотал он.
– Разве он выглядит не чудесно? – продолжала Эйвори, обращаясь к Марии. – Все тот же жульнический огонек в глазах, но совершенно, совершенно восхитителен.
Все они заулыбались, глядя на Джоко. Исчезли и приметный костюмчик, и пальто от Гаррика. На нем теперь был прекрасный темно-серый костюм-тройка, а поверх него – черное облегающее модное пальто. В руке Джоко держал черный шелковый цилиндр.
Официанты поспешили подставить миссис Эйвори стул, чтобы усадить ее подобающим образом. Перед тем, как позволить Джоко сесть, они взяли у него пальто и шляпу, приговаривая при этом что-то лестное.
Джоко, совершенно потерянный, краснел и смущался:
– Я выгляжу полным дураком, – ворчал он, пока официант хлопотал вокруг него.
– Нет, ты выглядишь очень красивым, – заявила Мария.
– Да, он такой, – согласилась с ней Эйвори. – Не помню, когда еще я видела костюм на такой прекрасной фигуре. Какие широкие плечи, молодой человек, а рост!
Уши Джоко запылали пламенем. Он засунул палец за высокий, жесткий воротничок новой рубашки:
– Я, наверное, задохнусь до смерти.
– Ты такой красавчик, что тебя похоронят не раньше, чем через неделю, – поддразнила его Герцогиня. – Тебя выставят в приемной, чтобы все девочки могли приходить и оплакивать тебя.
– Заткнись, Герцогиня.
Даже с шишкой на челюсти и с синяком на виске, прикрытым тщательно зачесанными волосами, Джоко был красив. На взгляд Марии, он был красивее всех мужчин, которых она когда-либо видела. Его чудесные белокурые волосы были расчесаны на пробор и спускались по обе стороны высокого лба, уложенные с небольшим количеством макассарового масла. Он был свежевыбрит и от него чудесно пахло лосьоном для волос.
Мария почувствовала, что ее сердце сбилось с ритма.
– Ты такой красивый, Джоко.
Он взглянул на нее. На секунду его лицо стало открытым и беззащитным.
Этот взгляд был как удар. Он любит меня, – подумала она. Господи, помоги нам обоим. Он любит меня.
Глава четырнадцатая
Пока они пили кофе и ели булочки со взбитым кремом, Мария не отводила глаз от Джоко. Он был просто великолепен. Не только потому, что ему очень шел новый костюм, но и из-за свежевыбритого лица и подстриженных волос, полностью изменивших его внешность.
Увидев, как он поморщился, протягивая левую руку к блюду с пирожными, она вспомнила, что он был зверски избит. Ей стала невыносима мысль, что его могут снова избить из-за нее.
– А что, если кто-нибудь в «Лордс Дрим» узнает его? – встревожилась она.
– Ох, мне трудно представить, что такое возможно, дорогая Мария. Тем более, когда он так одет, – миссис Эйвори взглянула на Джоко и улыбнулась, словно гордая родительница. – Никто в этом ужасном месте даже и не слышал о нем. Разве не так, молодой человек?
– Так, – пробурчал Джоко. Он все еще чувствовал себя как дурак. Застывшее выражение лица Марии сказало ему все, что ему нужно было узнать – он выглядел как расфранченный осел. Она смеялась над ним, он это понял. Да и любой здравомыслящий человек засмеялся бы. Вор Джоко Уолтон, разодетый как один из отъявленных светских щеголей Лондона – и как же он в это влип?
– Если даже кому-то покажется его лицо знакомым, – заметила Герцогиня, – его ни за что не признают в таком виде. Им и в голову не придет, что Джоко Уолтон может одеться так.
– Но если придет, они подумают, что я сошел с ума.
Эйвори проигнорировала его самокритику. Вместо этого она захлопала в ладоши от удовольствия:
– Значит, маскировка великолепна. Еще одна мысль ужаснула Марию:
– Но ведь придется потратить еще кучу денег.
– Чепуха, моя дорогая, – похлопала ее по руке Эйвори. – Это все для доброго дела. Мы должны спасти твою сестру. В то же время мы, может быть, выведем на чистую воду кое-кого из этого порочного круга.
Все трое молодых людей взглянули на нее.
– Что вы подразумеваете под «выведем на чистую воду»? – осторожно спросил Джоко.
– Просто я известила одного человека, о котором много слышала, – сказала ему Эйвори. Ее глаза возбужденно сверкнули. – Журналиста.
Джоко и Герцогиня переглянулись.
– Ревиллу все это здорово не понравится, – прошептал Джоко. – Не успею я плюнуть, как он засадит меня в Дартмур.
– Журналист из газетных новостей? – спросила Герцогиня.
– Точно. Его зовут Вильям Стид. Он работает в «Пэл мэл гэзетт». В скандальной хронике, разумеется.
– В скандальной хронике… – слабо пробормотала Мария.
– Это правильно. Не совсем «Таймс», но, тем не менее, эта газета читаема. – Эйвори улыбнулась, словно ребенок на вечеринке в свой день рождения. – Вильям – очень хорошая поддержка в таких случаях, как наш. Он искренне хочет помочь женщинам. Я послала ему сообщение.
– О Господи, – прошептал Джоко, вжимаясь в стул.
Герцогиня успокаивающе положила ладонь на его руку.
– Какое сообщение? – спросила она.
– О, я написала, что если он хочет получить великолепную историю, то должен сегодня вечером прийти в «Лордс Дрим». Замаскировавшись, конечно. Там он сможет увидеть и услышать все, что случится.
Несмотря на мрачное молчание, установившееся за столиком после ее сообщения, Эйвори ободряюще улыбнулась.
– Включая имена девушек, – вздохнула Мария. Каждый день, проведенный в попытках найти сестру, приносил ей все новые проблемы. Если газетчик упомянет имя Мелиссы в своей статье, ее репутация, несомненно, будет погублена навеки. Все шансы подбодрить ее и притвориться, будто ничего не случилось, будут потеряны.
– Сомневаюсь, что он использует имена девушек. Я уже говорила вам – ведь их эксплуатируют. Он вообще не будет использовать много имен – только имена преступников и тому подобных.
– Господи, пронеси, – прошептал Джоко.
– Не беспокойтесь, – попыталась убедить их Герцогиня. – Когда этот Стид вернется со своей историей в газету, издатель снимет ее из номера.
Мария с надеждой взглянула на нее.
– О нет, – заверила ее Эйвори. – Его редактор тоже борется с этим.
– Дартмур, – угрюмо предсказал Джоко.
Дверь открылась, бросив прямоугольник света на съежившуюся Мелиссу. Та подняла руки к лицу, чтобы защитить глаза от внезапного вторжения. Сквозь пальцы Мелисса различала чьи-то силуэты. По голосу она узнала Гермиону.
– Возьми ее отсюда, вымой и одень. Если она будет сопротивляться, позови Берта и Чарли.
– Она не доставит мне забот.
Мелисса более двух суток была без пищи и воды. Когда она попыталась заговорить, ее голос захрипел:
– Вам лучше отпустить меня. Теперь люди знают, где я.
– Они всегда знали, где ты, дурочка, – неприятно засмеялась леди Гермиона.
– Отпустите меня, – настаивала Мелисса, ее голос окреп. – Я не хочу быть тем, чем вы хотите меня сделать. Я буду сопротивляться. Обещаю, я буду сопротивляться. Вы еще пожалеете, если не отпустите меня.
– Значит, ты будешь сопротивляться? Хорошо. Я уверена, что Терри это понравится. Я бы советовала тебе поберечь силы. Все это я уже много раз слышала прежде, – леди Гермиона отошла в сторону, чтобы пропустить в дверь Несси. – Когда он потребует ее, одень ее по-турецки. Ты привыкнешь, девочка.
Мария закрыла глаза, прислонившись к широкой груди Джоко. Ее руки обняли его, притягивая к себе, но так, чтобы не причинить боли еще не зажившим ребрам.
– Рия, – шепнули его губы ей в волосы. Она чувствовала над головой его теплое дыхание.
Не открывая глаз, Мария вдохнула его запах. Запах чистой, новой ткани – шерсти и хлопка, запах мыла и лосьона для волос и, главное, запах самого Джоко.
– Не нужно тебе идти туда, – пробормотала она.
– Почему? – насторожился он.
– Тебя побьют. Тебя еще раз побьют.
– А как же твоя сестра?
Мария сделала короткое отрицательное движение головой, словно собираясь отказаться.
– Как же она? – нажал Джоко.
– Не знаю. Да, я люблю ее. Я люблю ее всем сердцем. Я хочу найти ее, но не хочу, чтобы тебя побили.
– Почему так?
– Потому что… – она повернула голову и прижалась щекой к его груди, чтобы он не видел ее лица.
– Почему? – настаивал он.
Мария почувствовала, что ее сердце сбилось с ритма. Ее грудь высоко вздымалась при каждом вздохе. Он был таким живым, таким теплым, и заставлял ее тоже ощущать себя живой. Ее тело было создано для его тела. Она чувствовала, как ее груди и чрево наливаются ноющей болью.
– Потому что… ты очень дорог мне, – Марии хотелось бы сказать больше, дать ему тот ответ, которого он желал, но она вспомнила предупреждение Герцогини. Кроме того, нельзя было допускать, чтобы Джоко был причинен вред. Она подняла голову: – Ты свободен от всяких обязательств по отношению ко мне. Я скажу Ревиллу, что не позволю тебе подставляться под опасность. Он не вменит тебе это в вину. Не ходи туда.
Джоко взглянул на нее глазами, синими, как небеса в промытый дождем день. Как он мог выглядеть одновременно и таким юным и таким взрослым? Он крепче сжал объятия, потянулся к ее рту для поцелуя, его губы прижались к ее губам, впивая их сладость.
Голова Марии кружилась, когда она прервала поцелуй и отстранилась от Джоко. Тот поправил шелковый цилиндр в надлежащее положение:
– Я всегда буду помнить, что ты сейчас сказала.
Джордж Монтегю никогда еще не чувствовал себя так неловко, как в этот вечер, выходя из отцовского экипажа, остановившегося перед «Лордс Дрим». По дороге он спрашивал себя – в своем ли он уме, раз возвращается в дом терпимости? Это дурное место. Его няня, его мачеха, его наставник, его учителя в школе – все предупреждали его об опасности таких мест, об их непристойности и аморальности, о различных болезнях.
Возможно, его отец был прав. Возможно, гувернантка его сестер сама вела себя недостойно. Хорошие девушки не могли даже знать о таких местах, тем более оказаться внутри них. Ведь не могли же?
Лакей, в котором он мгновенно признал Чарли, стоял на страже у двери. Глаза мужчины блеснули при виде Джорджа. Он напряг мощные плечи под темно-зеленой ливреей, его тонкие губы оскалились, обнажая обломки передних зубов.
Джордж сглотнул. Он чуть не залез обратно в экипаж. Затем он вспомнил умоляющие глаза девушки – полные слез и отчаяния, потрясающего оттенка синевы.
Взяв отцовскую трость с золотым набалдашником, которой можно было поигрывать для храбрости, он взошел на ступени. Его взгляд столкнулся со взглядом лакея. К безграничному облегчению Джорджа, эта скотина опустила глаза и поклонилась ему. В приливе уверенности Джордж вошел внутрь.
Во вторник вечером в «Лордс Дрим» было тихо. Суета и волнение выходных дней улеглись. В последние несколько лет леди Гермиона взяла привычку оставлять на какое-то время свое заведение и отдыхать в уединенном доме в Байуотере. Там она держала свои счетные книги, сосредоточив всю энергию на фондовой бирже и представляясь соседям вдовой из зажиточного среднего сословия.
Густо накрашенные губы Кэйт раздвинулись в улыбке, обнажив острые белые зубы, когда она увидела вошедшего Джорджа.
– Надо же, это мистер Монтегю, – промурлыкала она, кладя длинные ногти на его плечо. – А как поживает лорд Монтегю, ваш почтенный отец?
С гримасой омерзения Джордж взглянул на ее руку, словно его коснулась гадюка. Кэйт вызывающе вздернула подбородок:
– Не потерял ли старый педик пару зубов той ночью?
– Нет.
– Жалко. – Кэйт повела Джорджа в главный салон, где бездельничали несколько девочек. Юника подошла, чтобы взять у него шляпу и трость.
– Я оставлю ее себе, – сказал он, стиснув палку в руках.
– Собираетесь всыпать кому-нибудь? – попятилась от него Кэйт.
– Только если кто-то встанет у меня на пути. Она засмеялась.
– Шампанского мистеру Монтегю!
– Нет!
Кэйт испытующе уставилась на него. Одна ее бровь, словно крыло грифа, приподнялась на мертвенно-белом лице.
– Не стоит об этом беспокоиться, – Джордж изобразил на лице то, что, как он надеялся, было понимающей улыбкой. – Это дурно отражается на потенции.
Кэйт расхохоталась, закинув голову назад и выставив напоказ длинную белую шею. Джордж нервно оглянулся вокруг, пытаясь разглядеть лица девушек, но так, чтобы этого не заметили.
– Зачем ты пришел на самом деле? – Кэйт перестала смеяться.
Он не доверял ей.
– За женщиной.
Кэйт повела рукой вокруг:
– Выбирай.
– Мне нужно кое-что особенное.
Она уперлась ладонью в бедро, затем отступила на шаг и встала в картинную позу. При этом ее грудь обнажилась почти до сосков из-под глубокого декольте накрахмаленной белой блузки. Отставив ногу назад, она откинула в сторону полу черной шерстяной юбки. Это движение обнажило ее ногу до середины бедра.
– Я особенная.
Джордж не удержался от гримасы отвращения.
– Ты лжешь, – сказала Кэйт.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь, милашка.
– Ох, не прикидывайся, – она вернула юбку на место. – Твой отец знает, что ты здесь?
– Какое это имеет значение?
– Это может иметь очень большое значение. Из ниши на другой стороне комнаты появился еще один лакей в ливрее. Джордж узнал и его тоже. Девочки оставили свои вызывающие позы и сбились в две кучки, уставившись на них и перешептываясь. Джордж почувствовал, что перестает владеть ситуацией:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39