Потом - и своя шубка у Васьки замечательная. Это я так себя успокаивал. Хотя, конечно, жалко было кота. И кур было жалко. Если бы их съел я, то мне бы их жалко не было. Но, когда Васька - тут было какое-то нарушение правил.
Ведь я же не ем его мышей, крыс, воробьёв…
А потом я нашёл в сарае ещё одну загрызенную курицу. А через день, когда в гараж переселились уже и Чернушка и Аксель, через день я принёс домой из сарая сразу трёх куриц с перегрызенными глотками.
Оказывается, в сарае завёлся хорёк.
А Васька был ни при чём. И Чернушка с Акселем тоже. Они только доедали то, что оставалось от хорьковых преступлений.
Почему-то мне от этого на душе стало легче. Будто камень свалился.
Но проблема всё-таки оставалась. Это теперь что же - перегрызёт-таки у меня всех кур этот проклятый хорёк?
Норку его я нашёл. Вот если бы каким-нибудь газом… Засунуть туда шланг, открыть вентиль и - порядочек…
(Подумалось: мыслю-то как творчески, как советский разведчик. Может, я всю жизнь не тем занимался?)
Только вот газ какой? Тот, что на кухне, опасно - случайная искорка и вместе с хорьком весь сарай может на куски разнести.
Того бы газу, что на «Норд-осте» коллеги-разведчики испытывали… Да, где его сейчас найдёшь! После такой рекламы его наверняка теперь за хорошие бабки все дружественные нам страны расхватали.
Может, наскрести где-нибудь совочком полонию двести десятого?.. И туда, прямо в норку и сыпануть. Кранты придут этому хорьку, уж это точно. Облезет весь, и умирать будет долго и мучительно. За всех моих кур. За Ваську…
А про полоний я тут не случайно вспомнил. На-днях по нашей трассе прошли три фуры. В сопровождении эскорта из броневиков и мотоциклистов. На каждой фуре большими буквами было написано: BEREZOVSKI. Свернули в овраг, за посёлком. Потом оттуда уехали. И с того момента над оврагом появилось северное сияние.
Я так думаю, что это полоний. Сбросили излишки после операции.
Хотя я могу, конечно, и ошибаться.
Нет. Газ, полоний… Это всё несерьёзно.
Пробовал ставить капкан. Утром находил его захлопнутым и без приманки. Потом хорёк просто стал обходить стороной опасную железяку. Капкан я убрал и, наконец, разрешил кошкам жить снова в сарае. Сосед Кеншилик посоветовал не выключать на ночь свет, и на время резня в курятнике прекратилась.
…Ещё когда я подходил к сараю, я услышал, как испуганно кудахчут в сарае куры. - Ну, - думаю, - опять…
Открываю дверь: куры орут, корова стоит, вытаращив глаза, а на полу дёргается какой-то кровавый клубок. Подбегаю - это Васька мёртвой хваткой вцепился в горло хорьку. Оба в крови, в соломе. Хорёк ещё пару раз дёрнулся и затих. Не шевелился и Васька. Я разгрёб солому. Васька истекал кровью и смотрел на меня. На шее у него была глубокая рваная рана. Он замком стиснул зубы на горле куроубийцы и уже не мог их разжать. Я взял пальцами кота за уголки рта, сдавил, а другой рукой потянул хорька за шиворот. Васька расслабил зубы, и я отбросил хорька в сторону.
А теперь Васька умирал. Кровь, пульсируя, вытекала из него на сарайный мусор, а я не мог её остановить, не знал, как… Васька уже на меня не смотрел. Он закрывал глаза, как будто устал, и ему очень хотелось спать. Нужно бы зажать какой-то сосуд. А где он? Ветеринара бы… У нас тут к человеку скорая только на другой день приезжает… Стоп!.. Гурьевна! Как я сразу о ней не подумал! Через три дома Гурьевна живёт. Она и зубную боль заговаривает, и кровь останавливает, и баб лечит от бесплодия. Но - у людей. А тут - зверушка обыкновенная.
Но раздумывать было некогда. Схватил я Ваську на руки, рану, как мог, рукой зажал, и - к Гурьевне.
Старушка нас будто бы уже поджидала: - Заходите, заходите, Александр Иванович. Да, не разувайтесь, я как раз прибирать собралась. Как ваше здоровье, как Мария Павловна, как мама?..
- Да, ничего, ничего, нормально всё у нас, вот - Васька… Господи! - Вырвалось у старушки. - Это кто же его так? Да вы кладите его, кладите сюда, прямо на лавку.
Чудес не бывает. Чудо - это когда не веришь, а что-то хорошее происходит вопреки. А, когда веришь и переставляются горы, когда от этого зацветает бесплодная смоковница - то в этом нет ничего чудесного. Потому что так должно быть.
Почему-то я верил, что у Гурьевны получится.
Бабушка присела на лавку возле Васьки, положила на него руки и стала читать молитвы. Я краем уха слышал - молитвы наши, человеческие. А и действительно, какие же ещё? Ведь Бог у всех у нас один. И у меня. И у Васьки. И у любой букашки.
Гурьевна перестала шептать. Кровотечение остановилась. Но не потому, что из Васьки она вся вытекла. Он дышал. И чуть шевелил кончиком хвоста.
Целительница промыла рану марганцовкой, сделала перевязку: - Всё, забирайте своего Ваську.
И Васька поправился. Живуч оказался, как кошка и всё на нём зажило, как на собаке.
В один прекрасный день я сказал жене: - Мария! А давай устроим нашему Ваське праздник. Зарежу-ка я самого жирного нашего петушка, покромсаю на куски, и пусть котик покушает! Ведь, если бы не он - погибло бы всё наше куриное поголовье.
Жена оказалась не против. Только посоветовала петушка того всё-таки сварить, чтобы не развивать далее в нашем спасителе каннибальских привычек.
Сказано - сделано. Отварил я в большой кастрюле петушка, переложил его на противень и выставил в таком виде на крыльцо, где Васька уже сидел. Да не один. А с ним, конечно, и Чернушка, и Аксель.
Василий подошёл, обнюхал курятину, удовлетворительно муркнул и сел рядом: - Навались, - мол, - ребята! Я сегодня угощаю!
И ребята не заставили себя ждать. Аксель с Чернушкой так накинулись на ещё тёплое мясное блюдо, как будто у них во рту недели две маковой росинки не было.
А, когда они устали есть, присоединился к ним и Василий. Хватило всем.
Да, конечно же, не так всё было. Приукрасил я слегка действительность. Где это видано, чтобы кошки за столом друг другу место уступали!
Набросилась вся стая на курятину безо всяких приличий. Только урчание и хруст костей вместо: - Ах! Пожалуйте, я после Вас. Или: - Я не ем белого мяса, окажите любезность, подайте мне крылышко!
Нет. Ели всё подряд, с костями, а, где попадалось - так и с перьями. И Васькина морда первой оказывалась в самых мясных местах и сдвинуть его оттуда Чернушка с Акселем не смогли бы, даже если бы напряглись вместе.
В общем-то, герои - они все в чём-то одинаковы. Они и должны быть такими. Иначе как им всё время оказываться в первых рядах?
И всё бы ничего. Хорошо кончилось то, что хорошо кончилось.
Только по ночам стал меня мучить, стал преследовать жуткий сон. От которого испуганно колотится сердце, и тело покрывается холодным потом.
И я никак не могу отключить эту опцию.
Мне снится, что я несу закутанного в мешок Ваську, укладываю на шпалу и рублю наотмашь топором.
А потом держу руками вздрагивающую кровавую массу. Они, руки, с боков и сверху заливаются кровью.
Держу, будто хочу успокоить, и даже, кажется, шепчу: - Васька… Васька… Вася…
20.12.06
СТАТЬ ЧЕЛОВЕКОМ…
Что-то спать хочется. Это потому, что уже поздно. На дворе уже давно темно. Дядя Витя и тётя Лена закончили все свои вечерние дела. Поужинали. Налили и мне парного молочка. Вот об этом им всегда приходится напоминать. Бывает, сами покушают, чаю попьют, наговорятся, о чём попало, а про то, что мне, их любимому котику Марсику, нужно молочка налить, и забывают. Поэтому - только дядя Витя из сарая с ведром приходит, кидаюсь я к нему под ноги и начинаю вопеть так, что мурлык с мявканьем в один крик смешиваются.
Вообще-то я не такой уж и голодный, но это всё так, на всякий случай, чтоб не забыли.
Слышу, дядя Витя с тётей Леной меня за это осуждают: мол, ишь ты, пуп земли какой, не успел хозяин через порог переступить, тут же ему, Марсику, молока подавай. Ну уж, пусть говорят, что угодно. Но, если начинаешь кричать заранее, то и не забудут, ещё и со стола от своего рта лакомый кусочек оторвут для любимого котика.
Потому что в ответе за того, кого приручили. То есть, за меня.
Вот я уже сколько думал: как же всё-таки хорошо быть человеком! Захотел - молока попил. Захотел - поел мяса. Про хлеб, картошку я уже и не говорю. Да и вообще люди всегда делают, чего захотят.
Это уж как кому повезло - кто родится человеком и ему всё на блюдечке с голубой каёмочкой. А кто - кошкой. Которой приходится всё время ждать от хозяев милости: угостят - не угостят. Пустят в дом - не пустят.
А то ведь и пинка могут дать. Соседские коты рассказывали - это люди с кошками делают запросто. И не такое бывает. Это мне с моими хозяевами повезло - они у меня добрые.
И всё же - как хотелось бы стать человеком!..
Спим мы обычно все вместе. Перед сном я делаю обход по всей большой кровати. Нужно поблагодарить за молочко, пожелать дяде Вите и тёте Лене спокойной ночи. Ещё попросить, чтобы почесали шейку. Там у меня, как мне объясняла мама Мура, любят собираться блохи. Блохи - они для людей не заразные. Даже хорошо, если они у вашей кошки есть. Значит, она экологически чистая. Если же блох нет, то она, может, даже уже мёртвая. И давно.
Тётя Лена шейку чесать не захотела. Притворилась, будто спит. А дядя Витя - вот ведь душа человек! - и снизу, на горлышке почесал, и вокруг, и спинку погладил, и животик…
Ну, теперь, пожалуй, можно и спать.
Свет потушили. Я свернулся клубочком в ямке одеяла между дядей Витей и тётей Леной. Даже уже задремал. Ну, вот… Опять это у них… И чего они никак не мирятся? Вроде и день прошёл ничего, спокойно, и вечер в беседах, со всякими усмешками провели, а теперь… Ой! Нет, пожалуй, нужно пока спрыгнуть на пол… Так и зашибить могут.
Дядя Витя отчего-то на тётю Лену набросился, стал её на кровати кувыркать. Ноги у него волосатые, здоровенные. Шаркает ими, аж поролон пищит.
Да, на полу оно безопаснее. Он ведь, дядя Витя, когда вот так начинает по кровати метаться - он же себя не контролирует. Зашибить своим сорок пятым размером может запросто.
И чем это тётя Лена, на ночь глядя, его обидела? Наверное, что-то серьёзное. Потому что если бы всё было хорошо, то он бы ей на ночь просто почесал бы шейку, погладил бы спинку - и всё.
Интересно, есть ли у людей блохи? Ведь, если ничего не чесать, то одним удовольствием в жизни получается меньше.
Если блох у людей нет, то обязательно должен быть кто-то, кто их заменяет…
Тётя Лена то ли постонала, то ли даже поплакала, но, видимо признала свои ошибки. Потому что дядя Витя сердиться перестал, успокоился, перевернулся на спину и улёгся опять с ней рядом. Так, как когда мне шейку чесал. Ну, всё. Теперь, пожалуй, можно опять запрыгнуть на кровать. До утра должно быть спокойно. Если, конечно, тётя Лена дядю Витю опять как-нибудь не обидит.
Я выбрал в мягком одеяле место поудобнее, на всякий случай всё-таки поближе к краю, свернулся клубочком, спрятал нос в кончик хвоста и стал дремать. Если мы, кошки, прячем нос в кончик хвоста, то жди холодов. Примета такая. А чего их ждать? На дворе уже целую неделю морозище с ветром.
Ну, вот… Так и знал… Ну, так не вовремя…
В туалет захотелось…
Это сейчас-то? В ночь? В мороз? Может, показалось? Попробую всё-таки уснуть, может, пройдёт…
Нет… Положение становится всё более сложным.
Придётся будить хозяев…
Вначале походил по периметру кровати. Не слышат. Спят. Сел на угол и тихонько муркнул. Опять не слышат. Или слышат, но говорят себе, что, наверное, показалось, потому что спать хочется. Придётся муркнуть погромче. И - попротяжнее.
Ага… Зашевелились.
Дядя Витя приподнялся, сел. Ну, вот, так-то оно лучше. Дело-то серьёзное. Тут и до греха недалеко.
Спрыгнул я на пол и - рысью - к дверям. Время, оно, может, и терпит, а я уже не могу. Хлопнула одна дверь, другая - и я на улице. У-у-у-у! Холодина-то какая! Бегу по тропинке к ближайшему сугробу. Плотный снег обжигает лапки. Когда бежишь, то наступаешь на короткое время, и тогда подушечки не так мёрзнут. Но стоит только остановиться… А ведь остановиться придётся… Вот он, сугроб. Скорее…
Всё. Побежали домой. Тут уже, налегке, можно вообще вприпрыжку. Пулей взлетаю на крыльцо. Всё, открывайте скорее дверь, холодно, блин.
Но открывать никто не торопится. Забыли, видать. Спят.
- Мяу!!!- тишина. Вот ведь сурки. Уже было так один раз. Просидел до утра. Уши подморозил. Кончики обвисли. Теперь вид, как у кутёнка. Я как-то в зеркало на себя глянул, так ахнул. Да, ничего уж тут не поделаешь. Это уже на всю жизнь.
Неужели опять стучать тут зубами, пока они проснутся?
О! А это ещё что? Шёрстка моя куда-то исчезает. Короче становится, короче и - голая кожа. Совершенно лысое место, как у людей. То-то я смотрю - мне всё холоднее и холоднее делается! Ой, я уже весь без шерсти. И лапки превратились в ноги и руки, как у дяди Вити. Только у него шерсть хоть кое-какая на теле растёт, а у меня совсем ничего. Наверное, потому, что я ещё молодой.
Это что же теперь получается, я человеком стал? Приятно, конечно, но время совсем неподходящее. Жить ведь в таком виде на морозе совсем невозможно. Босые ноги на холодном бетонном крыльце. Ветер с морозом. Уши, теперь уже человеческие, начинает жечь. Голое тело остывает с каждым мгновением, меня уже колотит.
Ну, что же они там?! Я же тут погибну! Стучу кулаками в дверь. Дом молчит. Тёмные окна, вокруг степь, снежные сугробы. Остываю я, замерзаю, что же мне делать?!.. Кричу. Слышу впервые человеческий свой крик. Хриплый, слабый.
Нет, никто меня не слышит.
Отбегаю от дома на несколько шагов, проваливаюсь, утопаю выше колен в колючем зернистом сугробе - машу руками - может, кто из дома заметит… Бегу опять на крыльцо. Ноги исцарапались в кровь. Но боли не слышно. Онемели. И руки. Я снова бью в дверь кулаками, они как чужие. Будто к локтям прицепили две жёсткие колотушки. Кричу, хриплю…
………………………………………………………………….
Бетон, на котором я всё топчусь, подпрыгиваю, начинает вдруг теплеть. Да, да! Мне не показалось, так оно и есть! Пятно подо мной всё больше разогревается, становится шире. И ветер, кажется, стих.
Я, пожалуй, сяду… Тут даже можно прилечь. Бетон тёплый, если свернуться клубочком, то получается очень даже и ничего.
Наконец стал согреваться. Тепло от сердца стало расходиться по всему телу. Хорошо-то как! Ощущение, как будто я лежу на одеяле в мягкой тёплой ямке между дядей Витей и тётей Леной. Как будто я молодой котик, любимец семьи.
Дядя Витя мне только что почесал шейку, сказал чего-то ласковое.
И я засыпаю…
04.03.07
КОГДА ГЛАЗА…
Звоню в дверь уже чуть ли не полчаса. Дилара не открывает. Спит, наверное. И спит крепко. А я с утра пораньше пришёл в гости. «Кто ходит в гости по утрам - тот поступает мудро. Тарам-тарам! На то оно и утро». Я опять нажимаю на кнопку звонка. Мне, как он звонит там, за дверьми, слышно, а Диларе - не слышно. Ладно. Попробуем по-другому.
Я спускаюсь на первый этаж. Тут же, у подъезда, телефон-автомат. Я набираю номер телефона интересной мне женщины, дожидаюсь гудка и - стрелой обратно на седьмой. Высоковато, но лифт работает.
Приложил ухо к двери - нормально, звонит во всю ивановскую. Пять минут, шесть - абонент не выдержал. Слышу - Дилара ругается, бежит к телефону. Слава Богу, проснулась. Теперь можно повторить звонок в дверь: тарам-тарам!
Открыла сразу:
- А, это ты… А мне тут с утра телефон спать не даёт. Вот же люди! Выходной день - и не выспишься!
Дилара хорошенькая женщина. Ей около тридцати и она чуть меня старше. Поэтому я не могу сказать, что она молоденькая. Но на вид она ещё очень даже и ничего, хорошо сохранилась. Дверь открыла в каком-то нежном газовом облаке - голубом пеньюаре, наброшенном прямо на голое тело. Голее некуда. Розовые соски, кудрявый островок между бёдер - всё комфортно, без напряжения, просматривается. Дилара этого абсолютно не замечает. Не замечает, что у меня округлились глаза, и почти остановилось сердце. Бежит на кухню ставить чайник.
Мы очень мало знакомы. Ну, несколько раз вместе попили чай. И один раз - даже коньяк. Болтали, хохотали. С ней очень легко, с Диларочкой. Она умеет как-то по-особенному готовить курицу. Пересыпает кусочки всякими приправами, потом ставит в духовку.
Как-то я пришёл к ней с коньяком, она приготовила именно такую курицу. Засиделись допоздна, я стал ныть, что трудно добираться домой. Далеко, такси не поймаешь. Дилара, конечно, не зверь, пожалела. Разрешила остаться. Постелила мне отдельно, на полу.
Потушили свет. Дилара - в двух шагах, на диван-кровати. У меня сна - ни в одном глазу. Лёг на один бок - что-то жёстко. И на спине неудобно. Лёг на другой бок - ничуть не лучше. Лучше, конечно, там, где Дилара. Диван всё-таки. Интересно - уснула уже, или нет? Зачем спрашивать? Тихонечко рядом прилягу и буду спокойно спать - она и не заметит.
Снимаю плавки и, как уж, почти бесшумно, вползаю к Диларе под лёгкое одеяло. Тишина. Конечно, уже спит. Дотрагиваюсь ладонью - голая. Дотрагиваюсь ещё - голая совсем!
- Саша! - лениво и сонно говорит Дилара, - давай спать! Ну, уж - дудки! Что я - покойник что ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Ведь я же не ем его мышей, крыс, воробьёв…
А потом я нашёл в сарае ещё одну загрызенную курицу. А через день, когда в гараж переселились уже и Чернушка и Аксель, через день я принёс домой из сарая сразу трёх куриц с перегрызенными глотками.
Оказывается, в сарае завёлся хорёк.
А Васька был ни при чём. И Чернушка с Акселем тоже. Они только доедали то, что оставалось от хорьковых преступлений.
Почему-то мне от этого на душе стало легче. Будто камень свалился.
Но проблема всё-таки оставалась. Это теперь что же - перегрызёт-таки у меня всех кур этот проклятый хорёк?
Норку его я нашёл. Вот если бы каким-нибудь газом… Засунуть туда шланг, открыть вентиль и - порядочек…
(Подумалось: мыслю-то как творчески, как советский разведчик. Может, я всю жизнь не тем занимался?)
Только вот газ какой? Тот, что на кухне, опасно - случайная искорка и вместе с хорьком весь сарай может на куски разнести.
Того бы газу, что на «Норд-осте» коллеги-разведчики испытывали… Да, где его сейчас найдёшь! После такой рекламы его наверняка теперь за хорошие бабки все дружественные нам страны расхватали.
Может, наскрести где-нибудь совочком полонию двести десятого?.. И туда, прямо в норку и сыпануть. Кранты придут этому хорьку, уж это точно. Облезет весь, и умирать будет долго и мучительно. За всех моих кур. За Ваську…
А про полоний я тут не случайно вспомнил. На-днях по нашей трассе прошли три фуры. В сопровождении эскорта из броневиков и мотоциклистов. На каждой фуре большими буквами было написано: BEREZOVSKI. Свернули в овраг, за посёлком. Потом оттуда уехали. И с того момента над оврагом появилось северное сияние.
Я так думаю, что это полоний. Сбросили излишки после операции.
Хотя я могу, конечно, и ошибаться.
Нет. Газ, полоний… Это всё несерьёзно.
Пробовал ставить капкан. Утром находил его захлопнутым и без приманки. Потом хорёк просто стал обходить стороной опасную железяку. Капкан я убрал и, наконец, разрешил кошкам жить снова в сарае. Сосед Кеншилик посоветовал не выключать на ночь свет, и на время резня в курятнике прекратилась.
…Ещё когда я подходил к сараю, я услышал, как испуганно кудахчут в сарае куры. - Ну, - думаю, - опять…
Открываю дверь: куры орут, корова стоит, вытаращив глаза, а на полу дёргается какой-то кровавый клубок. Подбегаю - это Васька мёртвой хваткой вцепился в горло хорьку. Оба в крови, в соломе. Хорёк ещё пару раз дёрнулся и затих. Не шевелился и Васька. Я разгрёб солому. Васька истекал кровью и смотрел на меня. На шее у него была глубокая рваная рана. Он замком стиснул зубы на горле куроубийцы и уже не мог их разжать. Я взял пальцами кота за уголки рта, сдавил, а другой рукой потянул хорька за шиворот. Васька расслабил зубы, и я отбросил хорька в сторону.
А теперь Васька умирал. Кровь, пульсируя, вытекала из него на сарайный мусор, а я не мог её остановить, не знал, как… Васька уже на меня не смотрел. Он закрывал глаза, как будто устал, и ему очень хотелось спать. Нужно бы зажать какой-то сосуд. А где он? Ветеринара бы… У нас тут к человеку скорая только на другой день приезжает… Стоп!.. Гурьевна! Как я сразу о ней не подумал! Через три дома Гурьевна живёт. Она и зубную боль заговаривает, и кровь останавливает, и баб лечит от бесплодия. Но - у людей. А тут - зверушка обыкновенная.
Но раздумывать было некогда. Схватил я Ваську на руки, рану, как мог, рукой зажал, и - к Гурьевне.
Старушка нас будто бы уже поджидала: - Заходите, заходите, Александр Иванович. Да, не разувайтесь, я как раз прибирать собралась. Как ваше здоровье, как Мария Павловна, как мама?..
- Да, ничего, ничего, нормально всё у нас, вот - Васька… Господи! - Вырвалось у старушки. - Это кто же его так? Да вы кладите его, кладите сюда, прямо на лавку.
Чудес не бывает. Чудо - это когда не веришь, а что-то хорошее происходит вопреки. А, когда веришь и переставляются горы, когда от этого зацветает бесплодная смоковница - то в этом нет ничего чудесного. Потому что так должно быть.
Почему-то я верил, что у Гурьевны получится.
Бабушка присела на лавку возле Васьки, положила на него руки и стала читать молитвы. Я краем уха слышал - молитвы наши, человеческие. А и действительно, какие же ещё? Ведь Бог у всех у нас один. И у меня. И у Васьки. И у любой букашки.
Гурьевна перестала шептать. Кровотечение остановилась. Но не потому, что из Васьки она вся вытекла. Он дышал. И чуть шевелил кончиком хвоста.
Целительница промыла рану марганцовкой, сделала перевязку: - Всё, забирайте своего Ваську.
И Васька поправился. Живуч оказался, как кошка и всё на нём зажило, как на собаке.
В один прекрасный день я сказал жене: - Мария! А давай устроим нашему Ваське праздник. Зарежу-ка я самого жирного нашего петушка, покромсаю на куски, и пусть котик покушает! Ведь, если бы не он - погибло бы всё наше куриное поголовье.
Жена оказалась не против. Только посоветовала петушка того всё-таки сварить, чтобы не развивать далее в нашем спасителе каннибальских привычек.
Сказано - сделано. Отварил я в большой кастрюле петушка, переложил его на противень и выставил в таком виде на крыльцо, где Васька уже сидел. Да не один. А с ним, конечно, и Чернушка, и Аксель.
Василий подошёл, обнюхал курятину, удовлетворительно муркнул и сел рядом: - Навались, - мол, - ребята! Я сегодня угощаю!
И ребята не заставили себя ждать. Аксель с Чернушкой так накинулись на ещё тёплое мясное блюдо, как будто у них во рту недели две маковой росинки не было.
А, когда они устали есть, присоединился к ним и Василий. Хватило всем.
Да, конечно же, не так всё было. Приукрасил я слегка действительность. Где это видано, чтобы кошки за столом друг другу место уступали!
Набросилась вся стая на курятину безо всяких приличий. Только урчание и хруст костей вместо: - Ах! Пожалуйте, я после Вас. Или: - Я не ем белого мяса, окажите любезность, подайте мне крылышко!
Нет. Ели всё подряд, с костями, а, где попадалось - так и с перьями. И Васькина морда первой оказывалась в самых мясных местах и сдвинуть его оттуда Чернушка с Акселем не смогли бы, даже если бы напряглись вместе.
В общем-то, герои - они все в чём-то одинаковы. Они и должны быть такими. Иначе как им всё время оказываться в первых рядах?
И всё бы ничего. Хорошо кончилось то, что хорошо кончилось.
Только по ночам стал меня мучить, стал преследовать жуткий сон. От которого испуганно колотится сердце, и тело покрывается холодным потом.
И я никак не могу отключить эту опцию.
Мне снится, что я несу закутанного в мешок Ваську, укладываю на шпалу и рублю наотмашь топором.
А потом держу руками вздрагивающую кровавую массу. Они, руки, с боков и сверху заливаются кровью.
Держу, будто хочу успокоить, и даже, кажется, шепчу: - Васька… Васька… Вася…
20.12.06
СТАТЬ ЧЕЛОВЕКОМ…
Что-то спать хочется. Это потому, что уже поздно. На дворе уже давно темно. Дядя Витя и тётя Лена закончили все свои вечерние дела. Поужинали. Налили и мне парного молочка. Вот об этом им всегда приходится напоминать. Бывает, сами покушают, чаю попьют, наговорятся, о чём попало, а про то, что мне, их любимому котику Марсику, нужно молочка налить, и забывают. Поэтому - только дядя Витя из сарая с ведром приходит, кидаюсь я к нему под ноги и начинаю вопеть так, что мурлык с мявканьем в один крик смешиваются.
Вообще-то я не такой уж и голодный, но это всё так, на всякий случай, чтоб не забыли.
Слышу, дядя Витя с тётей Леной меня за это осуждают: мол, ишь ты, пуп земли какой, не успел хозяин через порог переступить, тут же ему, Марсику, молока подавай. Ну уж, пусть говорят, что угодно. Но, если начинаешь кричать заранее, то и не забудут, ещё и со стола от своего рта лакомый кусочек оторвут для любимого котика.
Потому что в ответе за того, кого приручили. То есть, за меня.
Вот я уже сколько думал: как же всё-таки хорошо быть человеком! Захотел - молока попил. Захотел - поел мяса. Про хлеб, картошку я уже и не говорю. Да и вообще люди всегда делают, чего захотят.
Это уж как кому повезло - кто родится человеком и ему всё на блюдечке с голубой каёмочкой. А кто - кошкой. Которой приходится всё время ждать от хозяев милости: угостят - не угостят. Пустят в дом - не пустят.
А то ведь и пинка могут дать. Соседские коты рассказывали - это люди с кошками делают запросто. И не такое бывает. Это мне с моими хозяевами повезло - они у меня добрые.
И всё же - как хотелось бы стать человеком!..
Спим мы обычно все вместе. Перед сном я делаю обход по всей большой кровати. Нужно поблагодарить за молочко, пожелать дяде Вите и тёте Лене спокойной ночи. Ещё попросить, чтобы почесали шейку. Там у меня, как мне объясняла мама Мура, любят собираться блохи. Блохи - они для людей не заразные. Даже хорошо, если они у вашей кошки есть. Значит, она экологически чистая. Если же блох нет, то она, может, даже уже мёртвая. И давно.
Тётя Лена шейку чесать не захотела. Притворилась, будто спит. А дядя Витя - вот ведь душа человек! - и снизу, на горлышке почесал, и вокруг, и спинку погладил, и животик…
Ну, теперь, пожалуй, можно и спать.
Свет потушили. Я свернулся клубочком в ямке одеяла между дядей Витей и тётей Леной. Даже уже задремал. Ну, вот… Опять это у них… И чего они никак не мирятся? Вроде и день прошёл ничего, спокойно, и вечер в беседах, со всякими усмешками провели, а теперь… Ой! Нет, пожалуй, нужно пока спрыгнуть на пол… Так и зашибить могут.
Дядя Витя отчего-то на тётю Лену набросился, стал её на кровати кувыркать. Ноги у него волосатые, здоровенные. Шаркает ими, аж поролон пищит.
Да, на полу оно безопаснее. Он ведь, дядя Витя, когда вот так начинает по кровати метаться - он же себя не контролирует. Зашибить своим сорок пятым размером может запросто.
И чем это тётя Лена, на ночь глядя, его обидела? Наверное, что-то серьёзное. Потому что если бы всё было хорошо, то он бы ей на ночь просто почесал бы шейку, погладил бы спинку - и всё.
Интересно, есть ли у людей блохи? Ведь, если ничего не чесать, то одним удовольствием в жизни получается меньше.
Если блох у людей нет, то обязательно должен быть кто-то, кто их заменяет…
Тётя Лена то ли постонала, то ли даже поплакала, но, видимо признала свои ошибки. Потому что дядя Витя сердиться перестал, успокоился, перевернулся на спину и улёгся опять с ней рядом. Так, как когда мне шейку чесал. Ну, всё. Теперь, пожалуй, можно опять запрыгнуть на кровать. До утра должно быть спокойно. Если, конечно, тётя Лена дядю Витю опять как-нибудь не обидит.
Я выбрал в мягком одеяле место поудобнее, на всякий случай всё-таки поближе к краю, свернулся клубочком, спрятал нос в кончик хвоста и стал дремать. Если мы, кошки, прячем нос в кончик хвоста, то жди холодов. Примета такая. А чего их ждать? На дворе уже целую неделю морозище с ветром.
Ну, вот… Так и знал… Ну, так не вовремя…
В туалет захотелось…
Это сейчас-то? В ночь? В мороз? Может, показалось? Попробую всё-таки уснуть, может, пройдёт…
Нет… Положение становится всё более сложным.
Придётся будить хозяев…
Вначале походил по периметру кровати. Не слышат. Спят. Сел на угол и тихонько муркнул. Опять не слышат. Или слышат, но говорят себе, что, наверное, показалось, потому что спать хочется. Придётся муркнуть погромче. И - попротяжнее.
Ага… Зашевелились.
Дядя Витя приподнялся, сел. Ну, вот, так-то оно лучше. Дело-то серьёзное. Тут и до греха недалеко.
Спрыгнул я на пол и - рысью - к дверям. Время, оно, может, и терпит, а я уже не могу. Хлопнула одна дверь, другая - и я на улице. У-у-у-у! Холодина-то какая! Бегу по тропинке к ближайшему сугробу. Плотный снег обжигает лапки. Когда бежишь, то наступаешь на короткое время, и тогда подушечки не так мёрзнут. Но стоит только остановиться… А ведь остановиться придётся… Вот он, сугроб. Скорее…
Всё. Побежали домой. Тут уже, налегке, можно вообще вприпрыжку. Пулей взлетаю на крыльцо. Всё, открывайте скорее дверь, холодно, блин.
Но открывать никто не торопится. Забыли, видать. Спят.
- Мяу!!!- тишина. Вот ведь сурки. Уже было так один раз. Просидел до утра. Уши подморозил. Кончики обвисли. Теперь вид, как у кутёнка. Я как-то в зеркало на себя глянул, так ахнул. Да, ничего уж тут не поделаешь. Это уже на всю жизнь.
Неужели опять стучать тут зубами, пока они проснутся?
О! А это ещё что? Шёрстка моя куда-то исчезает. Короче становится, короче и - голая кожа. Совершенно лысое место, как у людей. То-то я смотрю - мне всё холоднее и холоднее делается! Ой, я уже весь без шерсти. И лапки превратились в ноги и руки, как у дяди Вити. Только у него шерсть хоть кое-какая на теле растёт, а у меня совсем ничего. Наверное, потому, что я ещё молодой.
Это что же теперь получается, я человеком стал? Приятно, конечно, но время совсем неподходящее. Жить ведь в таком виде на морозе совсем невозможно. Босые ноги на холодном бетонном крыльце. Ветер с морозом. Уши, теперь уже человеческие, начинает жечь. Голое тело остывает с каждым мгновением, меня уже колотит.
Ну, что же они там?! Я же тут погибну! Стучу кулаками в дверь. Дом молчит. Тёмные окна, вокруг степь, снежные сугробы. Остываю я, замерзаю, что же мне делать?!.. Кричу. Слышу впервые человеческий свой крик. Хриплый, слабый.
Нет, никто меня не слышит.
Отбегаю от дома на несколько шагов, проваливаюсь, утопаю выше колен в колючем зернистом сугробе - машу руками - может, кто из дома заметит… Бегу опять на крыльцо. Ноги исцарапались в кровь. Но боли не слышно. Онемели. И руки. Я снова бью в дверь кулаками, они как чужие. Будто к локтям прицепили две жёсткие колотушки. Кричу, хриплю…
………………………………………………………………….
Бетон, на котором я всё топчусь, подпрыгиваю, начинает вдруг теплеть. Да, да! Мне не показалось, так оно и есть! Пятно подо мной всё больше разогревается, становится шире. И ветер, кажется, стих.
Я, пожалуй, сяду… Тут даже можно прилечь. Бетон тёплый, если свернуться клубочком, то получается очень даже и ничего.
Наконец стал согреваться. Тепло от сердца стало расходиться по всему телу. Хорошо-то как! Ощущение, как будто я лежу на одеяле в мягкой тёплой ямке между дядей Витей и тётей Леной. Как будто я молодой котик, любимец семьи.
Дядя Витя мне только что почесал шейку, сказал чего-то ласковое.
И я засыпаю…
04.03.07
КОГДА ГЛАЗА…
Звоню в дверь уже чуть ли не полчаса. Дилара не открывает. Спит, наверное. И спит крепко. А я с утра пораньше пришёл в гости. «Кто ходит в гости по утрам - тот поступает мудро. Тарам-тарам! На то оно и утро». Я опять нажимаю на кнопку звонка. Мне, как он звонит там, за дверьми, слышно, а Диларе - не слышно. Ладно. Попробуем по-другому.
Я спускаюсь на первый этаж. Тут же, у подъезда, телефон-автомат. Я набираю номер телефона интересной мне женщины, дожидаюсь гудка и - стрелой обратно на седьмой. Высоковато, но лифт работает.
Приложил ухо к двери - нормально, звонит во всю ивановскую. Пять минут, шесть - абонент не выдержал. Слышу - Дилара ругается, бежит к телефону. Слава Богу, проснулась. Теперь можно повторить звонок в дверь: тарам-тарам!
Открыла сразу:
- А, это ты… А мне тут с утра телефон спать не даёт. Вот же люди! Выходной день - и не выспишься!
Дилара хорошенькая женщина. Ей около тридцати и она чуть меня старше. Поэтому я не могу сказать, что она молоденькая. Но на вид она ещё очень даже и ничего, хорошо сохранилась. Дверь открыла в каком-то нежном газовом облаке - голубом пеньюаре, наброшенном прямо на голое тело. Голее некуда. Розовые соски, кудрявый островок между бёдер - всё комфортно, без напряжения, просматривается. Дилара этого абсолютно не замечает. Не замечает, что у меня округлились глаза, и почти остановилось сердце. Бежит на кухню ставить чайник.
Мы очень мало знакомы. Ну, несколько раз вместе попили чай. И один раз - даже коньяк. Болтали, хохотали. С ней очень легко, с Диларочкой. Она умеет как-то по-особенному готовить курицу. Пересыпает кусочки всякими приправами, потом ставит в духовку.
Как-то я пришёл к ней с коньяком, она приготовила именно такую курицу. Засиделись допоздна, я стал ныть, что трудно добираться домой. Далеко, такси не поймаешь. Дилара, конечно, не зверь, пожалела. Разрешила остаться. Постелила мне отдельно, на полу.
Потушили свет. Дилара - в двух шагах, на диван-кровати. У меня сна - ни в одном глазу. Лёг на один бок - что-то жёстко. И на спине неудобно. Лёг на другой бок - ничуть не лучше. Лучше, конечно, там, где Дилара. Диван всё-таки. Интересно - уснула уже, или нет? Зачем спрашивать? Тихонечко рядом прилягу и буду спокойно спать - она и не заметит.
Снимаю плавки и, как уж, почти бесшумно, вползаю к Диларе под лёгкое одеяло. Тишина. Конечно, уже спит. Дотрагиваюсь ладонью - голая. Дотрагиваюсь ещё - голая совсем!
- Саша! - лениво и сонно говорит Дилара, - давай спать! Ну, уж - дудки! Что я - покойник что ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48