— Веселишься? Напрасно!
Он отошел, и я смог рассмотреть его в более естественном ракурсе. Он был невысокий, полный, круглый, как колобок. Брюки держались на подтяжках, отчего штанины казались короткими, и из-под них выглядывали серые в клеточку носки. Не высовывая рук из глубоких карманов, человек что-то чесал и тем напоминал фокусника, который, спрятав в мешок голубя, производил какие-то манипуляции, чтобы затем вытащить зайца.
— Ну, что, Цончик? — спросил фокусник, продолжая работать руками в карманах. — С кем ты разговаривал? Что у тебя спрашивали?
Извиваясь, я приподнял плечи, оттолкнулся ногами и прислонился к стене. Повязка давно съехала с головы и теперь болталась на шее, как белый дешевый шарфик. Фокусник с некоторым недоумением смотрел на мои потуги, затем повернулся к мансардному окну, встроенному в косой потолок.
Что заткнулся, дорогой? — спросил он, не поворачивая головы. — Я, что ли, за тебя говорить должен? Кто с тобой встречался?
А вы кто? — спросил я.
Фокусник нахмурился и перестал чесаться.
— Дядя Жорж.
Это ваше настоящее имя? — уточнил я и тотчас понял, что слишком рискую.
Ты дурачком не прикидывайся, иначе тебе отобьют почки до кровавой мочи, — совершенно безобидным голосом пригрозил он, но я понял, что уже стою на грани этого наказания… — Ну, кто тебя допрашивал?
Сначала врач, а потом какой-то Егоров, — признался я.
— Кто такой Егоров? — быстро спросил Жорж, подхватил со стеклянного журнального столика пакетик с фисташками и стал кидать орешки в рот.
— Он представился сотрудником отдела по борьбе с терроризмом, — ответил я.
Жорж перестал жевать, подозрительно глянул на пакет, сплюнул в него все, что скопилось во рту, закрутил, как фантик, и положил туда, откуда взял.
Сотрудник отдела чего? — сплевывая крошки, спросил он.
В каком смысле? — на этот раз я в самом деле не понял вопроса.
Какой же ты тупой, Цончик! — покачал головой мой собеседник. — Как коленвал! Где этот отдел находится? В ФСБ или МВД? Или в Интерполе? Ты удостоверение у него спросил?
Я пожал плечами.
Не спросил. Не до этого было — мозги болели.
Да ладно мне про свои мозги! — махнул он рукой. — То, чего нет, болеть не может… О чем он тебя спрашивал?
Я Цончик, внушал я себе, я Цончик, тупой, как коленвал, как ржавая гайка.
Он спрашивал, не было ли у меня с собой черного кейса.
А ты что? — шлифуя подошвы лаковых туфлей о короткошерстный ковер, спросил Жорж.
Сказал, что у меня не было.
А что ты сказал про остальных шалопаев?
Сказал, что не знаю их.
Ну, естественно, очень умный ответ, — кивнул круглой головой Жорж, снова набирая на трубке «моторолы» знакомую мелодию. — Здравствуй, дорогой! Это снова я, — тихо проурчал он, остановившись у окна и глядя на пронзительно-светлый день. — Твоего шалопая допрашивал некто Егоров, представившийся сотрудником отдела по борьбе с терроризмом… Он не знает, не поинтересовался… Нет такого? Главное, что в твоем ведомстве такого нет… Значит, эфэсбэ? Так я и знал… Даю, даю!
Забыв, что руки у меня связаны за спиной, он протянул мне трубку.
— На, супермен, позаикайся со своим хозяином. Увидев, что я пытаюсь ухватить трубку зубами, вздохнул, покачал головой и пробормотал:
— Ничего не может! Даже гнилую бельевую веревку развязать!
Руки мне освободил низкорослый, узкоглазый человек неопределенного возраста, похожий на вьетнамца, который, казалось, все это время стоял под дверями мансарды, и едва Жорж приоткрыл ее, тотчас оказался на пороге комнаты. Он двигался частыми бесшумными шагами, опустив вниз плечи и прижав руки к бедрам, а одет был в плотно облегающее черное трико, словно исполнитель пантомимы.
Когда вьетнамец удалился, Жорж передал мне трубку. «Кто они такие? — думал я, с ужасом понимая, что сейчас начну путаться, неумело лгать и своим же языком вырою себе могилу. — Может быть, менты?»
Я тихо кашлянул и, стараясь говорить бесцветным голосом, похожим на голоса людей всей планеты, произнес:
Цончик.
Фуенчик! Идиоты! Кретины! — ворвался мне в ухо поток ругательств. — Где вы подобрали эту бомбу? Вам что было приказано? Элементарное дело, на шпану рассчитанное. Вы нашли этого ублюдка? Он что, вас, четверых дегенератов, обвел вокруг пальца?! На кой хрен я плачу тебе деньги? Когда я брал тебя на работу, ты что мне говорил?..
Хорошо, что он не давал мне ничего ответить, потому как отвечать было нечего, и я мимоходом просеивал весь этот базарный диалект, отыскивая крупинки информации. «Ублюдок», которого «четверо дегенератов» должны были найти, по всей видимости, это я, то есть, Кирилл Вацура. Мне сейчас представлялось, что моя личность раздвоилась, и копия, Вацура-2, бродит где-то по морозной предновогодней Москве, а я должен максимально обезопасить его жизнь.
Мы нашли его, — слабым голосом произнес я. — В пятом часу он вышел из «Элекс-банка».
Это я знаю! — нервно ответил мой абонент. — Дальше!
Мы закрыли стоянку, где он прогревал автомобиль…
Да не пересказывай мне то, что я сам же приказал сделать! — взвизгнул мой «хозяин». — Дубина стоеросовая! Я спрашиваю, где он?
Мы его потеряли на две-три минуты, — ответил я, сходу придумывая легенду. — Он выбежал на набережную. Мне кажется, что там его кто-то ждал и обменял кейс.
А-а-а! — страшным голосом закричал мой нервный «хозяин». — Обменял! Это же можно было предвидеть! Вам подсунули бомбу, а вы ее заглотили, как куры гнилого червя! И не успели отъехать, как сразу стали вскрывать кейс?
Да, — покаялся я.
Кто этот безмозглый тюлень? Нет, вам досталась слишком легкая смерть. Ты так не умрешь. Ты за всех расплатишься! Я тебе устрою все круги ада! Я спрашиваю, кто вскрыл кейс?!
Если бы я знал имя или кличку хотя бы одного из пассажиров взорвавшейся машины! Я ответил:
Не знаю.
Все ясно, — уже спокойным голосом произнес «хозяин». Так бывает, когда человек окончательно убедится в правоте своего решения. — Тебе скоро встречаться с ними на том свете, и ты не хочешь называть имя. Мне, впрочем, все равно. Ты зря выжил, Цончик.
Вацуру, кажется, я спас. Мой виртуальный двойник затерялся в многолюдной Москве. Никто уже его не ищет. Но над Цончиком навис дамоклов меч, а к его шкуре я прилип так крепко, что от удара ни увернуться, ни прикрыться. Я кинулся в ноги мобильному телефону, который сейчас олицетворял моего «хозяина».
Постойте! — взволнованно заговорил я. — Я не могу отвечать за действия тех троих. Но за каждый свой шаг я готов отчитаться. Если бы мне не помешали, я бы взял Вацуру голыми руками!
Если бы, если бы! — прервал меня «хозяин». — Ты все ищешь идеальные условия для работы.
Дайте мне шанс исправить ошибку! — еще с большей энергией заговорил я, чувствуя, что «хозяин» вот-вот «расколется». — Я найду его за три дня. Я знаю, где его искать! Я приволоку его к вам живым или мертвым!
Он мне нужен живым, Цончик! Я не коллекционирую трупы. — Возникла долгая пауза. «Хозяин» уже помиловал меня, но нарочно тянул время, чтобы насладиться властью надо мной — властью удава над кроликом. — Хорошо. Я дам тебе три дня. Если ты не найдешь его, то лучше сам ныряй под лед.
Мне нужны две вещи, — поспешил я воспользоваться милостью «хозяина». — «Пушка» и мобильный телефон.
— Хорошо, тебе подвезут, — на удивление, легко согласился «хозяин». — Все, Цончик. Мы обо всем поговорили. Время пошло.
Связь оборвалась. Я положил трубку на кровать, перед которой сидел на полу. Лицо мое горело, и мне нестерпимо хотелось лечь навзничь в снег. Жорж, покачивая лаковой туфлей, сидел в кресле и с ленинским прищуром смотрел на меня.
Что, ржавая гайка, нам снова шагать по жизни вместе? — Он скользнул взглядом по моим босым ногам. — А твоя самоуверенность мне нравится. Но только не фамилия. У тебя просто идиотская фамилия… Давно ты на Пашу работаешь?
Не очень, — ответил я, поднимаясь с пола. — Вы не могли бы найти мне какую-нибудь одежду?
Да, — согласился дядя Жорж с тем, что мне надо переодеться. — В этом виде ты напоминаешь мне беглого психически больного… Так что тебе пообещал твой хозяин? Подвезут то, что ты просил?
Я кивнул. Жорж призадумался, играя золотой цепочкой с кулоном.
— Ну, ладно, — сказал он, поднимаясь с кресла. — Пойдем со мной.
Мы вышли из мансарды и по закрученной лестнице спустились в большую комнату, в которой было все, что определяет роскошь: и дорогая мягкая мебель, и декоративные колонны, и мраморные скульптуры, и зимний сад с журчащим в его дебрях миниатюрным водопадом. Правда, всего этого было слишком много, и я шел за Жоржем, как за экскурсоводом по музею.
Значит, я начал охоту на самого себя. Трудно вляпаться в большую глупость. Вместо того чтобы волком кинуться по следам Влада, я сам себя запутал в сетях весьма неопределенной третьей стороны, где все для меня было темнее ночи. Я понял только одно: от автостоянки до набережной за мной гонялись люди «хозяина», которого зовут Паша, а из больницы увезли люди Жоржа. Сказать определенно, какую роль играла та и другая группа в моей судьбе, как и в криминальном мире, я пока не мог, потому как они уж очень смахивали одновременно и на представителей спецслужб, и на мафию.
Из большой комнаты-музея мы спустились еще ниже, в обшитый красным деревом и драпом коридор с огромными, во всю стену, окнами, через которые я увидел голубой снег, величественные сосны и розовые отсветы солнца на их верхушках. Здесь нас встретил вьетнамец. Все так же не поднимая глаз и слегка сутуля плечи, он появился перед Жоржем.
— Нгуен, найди ему одежду и отведи в душевую, — попросил его Жорж, причем таким мягким тоном, каким обычно обращаются не со слугой, а с равным. Вьетнамец кивнул головой и пошел впереди меня. Судя по тому, сколько мы миновали комнат и коридоров, я получил представление о внушительных размерах особняка.
Вьетнамец остановился у белой двери, открыл ее передо мной и включил свет.
— Сейчас я принесу все необходимое, — сказал он с легким приятным акцентом и бесшумно пошел по коридору.
Если бы проблемы можно было смыть с себя так же легко, как усталость — я простоял бы под душем до вечера. Тугие горячие струи хлестали меня по телу, потоки воды ласкали кожу, и мыльная пена, закручиваясь в спираль, исчезала в сливном отверстии. Незапотевающее от пара зеркало демонстрировало мне мою копию. Прежде чем намылить голову, я долго рассматривал свое покрытое синяками и ссадинами лицо. Интересно, как бы оно выглядело, если бы не шалопаи, а я вскрыл кейс? Осталось бы оно у меня вообще?
Почти счастливый оттого, что вопреки обстоятельствам остался жив, я закрутил краны и, завернувшись в полотенце, вышел в «предбанник». На журнальном столике, прикрытые салфеткой, стояли запотевшие бутылки с пивом. Но меня сейчас больше интересовала бритва и помазок. Предусмотрительный вьетнамец принес все, начиная от мыла и полотенца и заканчивая спортивным костюмом, шерстяными носками и кроссовками, но забыл про бритву.
Черная щетина придавала моему лицу совершенно дикий вид, и появляться в Москве, где на каждого небритого кидается целое отделение милиции, я не мог.
Выглянув в коридор, я посмотрел по сторонам и негромко позвал:
— Эй,парень! Вьетнамец!
На мой зов никто не откликнулся. Я подумал, прилично ли будет ходить по особняку, одетым, так сказать, только в полотенце, но вытираться, натягивать на себя спортивный костюм, а потом снова идти в душевую кабину представлялось для меня слишком трудоемким процессом, и я, придерживая полотенце, как рукоять шашки, на цыпочках пошел по короткошерстному, словно шкура лошади, ковру.
Этот коридор планировал, наверное, любитель кроссвордов. Несколько раз он переламывался углом, коброй поднимался наверх, подставляя мне под ноги ступени, а потом водопадом уходил вниз. В нем было тепло, и я не чувствовал дискомфорта, разгуливая по нему в костюме Адама. Четыре поворота, два подъема и спуска — и ни одной двери! Должно быть, я обошел особняк по периметру, и уже чувствовал себя, как в лабиринте, из которого нет выхода, как вдруг часть стены слева от меня ушла вглубь прямоугольным провалом, и я на мгновение увидел комнату с большой кроватью, туалетным столиком и пуфиком рядом с ним.
Я отшатнулся от дверного проема, давая возможность выйти в коридор молодой, очень красивой даме с бронзовым от загара лицом, с туго стянутыми на затылке темными волосами и прекрасными глазами, излучающими безразличие и надменность. Она лишь мельком взглянула на меня, никак не отреагировала на такое любопытное зрелище и, махнув длинными полами норковой расклешенной шубки, окутала меня горьким запахом дорогого парфюма.
Дверь за ней захлопнулась, вновь слившись со стеной. Дама быстро пошла по коридору, свернула за угол, и я вновь услышал, как хлопнула дверь. Оказывается, коридор был просто напичкан дверями, просто я не придал значения маленьким золоченым ручкам, исполненным в виде спящих амурчиков.
Любопытство пересилило осторожность, и я беззвучно пошел по запаху духов. За поворотом я уже без труда нашел дверь, надавил на голову амурчика и, предвидя возможность крепкой зуботычины, сначала посмотрел через тонкую щель.
Дверь выводила на широкую лестницу из белого мрамора, водопадом стекающую вниз и разбивающуюся на два расходящихся в стороны рукава. Здесь было ХОЛОДНО. Через приоткрытое витражное окно проникал мороз. Девственно чистые сугробы, которые я видел через окно, слепили глаза, и я не сразу различил задок белого «мерседеса», а перед ним — спину Жоржа, на плечи которого была накинута рыжая дубленка.
Скрипя зубами от холода, я сбежал по лестнице вниз, к окну, и, встав на цыпочки, осторожно приподнял подбородок над рамой.
Рядом с Жоржем стояла дама в норковой шубке.
… Можно сегодня. У него консультация в министерстве, — негромко говорила она. Ее голос тонул в тихом урчании автомобильного мотора. — А потом презентация в какой-то липовой фирме. Как всегда, он нажрется, и я повезу его в Бирюлево, потому что на даче нет запасных рубашек и костюмов.
Ты даешь гарантию?
Да. Оно там… На прошлой неделе я намекнула ему, что хотела бы золотой антиквариат в подарок на рождество.
И что он ответил?
Он сразу же подумал вслух про грейдер, которым надо расчистить снег от трассы до дачи… Это вышло непроизвольно, и он очень смутился.
Прекрасно. Прекрасно, — сказал Жорж, прожигая даму взглядом. — Значит, сегодня. — Он опустил взгляд. — Ты стоишь в туфлях на снегу. Поезжай! Будь осторожна, гололед. Целую твою попочку!
Дама вместо попочки подставила загорелую щеку.
— Забыла спросить, — сказала дама, открыв дверь «мерседеса». — А что это за голый парень по коридорам бродит?
Жорж не сразу сообразил, о ком она говорит. Кажется, он произнес какое-то нелепое ругательство, что-то вроде «ржавой коробки передач», а я сразу сорвался с места, кинувшись по ступеням вверх, и едва не сшиб вьетнамца. Тот, сверкая черными узкими глазами, хмурил лоб и хватал меня за руку.
— Вам нельзя здесь находиться! Кто вам разрешил зайти сюда? Немедленно…
— Мне нужна бритва, — ответил я, не сопротивляясь, но и не позволяя себя слишком дергать.
Мы протиснулись в дверь, ведущую в коридор.
— Сейчас я все вам принесу, — хмуро сказал вьетнамец. — Ждите меня в душевой. Делайте то, что вам говорят. Я бы не советовал вам ходить, где вздумается.
Он довел меня до белой двери. Ничего не понимаю, подумал я, заходя в душевую и обрушивая на себя теплый водопад.
Вьетнамец, снова превратившись в безропотного слугу, постучался, вошел в предбанник и, не поднимая глаз, положил на столик одноразовый станок, помазок и тюбик с кремом. Я с удовольствием очистил лицо от растительности и, вытеревшись, облачился в спортивный костюм.
Вьетнамец ждал меня в коридоре.
— Следуйте за мной, — сказал он и проводил меня на мансарду.
В маленькой комнате со скошенным потолком я остался один. Прыгнул спиной на кровать, сцепил ладони под затылком, качнулся на поролоновом матраце. А красивая баба у Жоржа, подумал я. И, похоже, очень умная. Что-то они вдвоем затевают. Кто-то сегодня нажрется и поедет ночевать в Бирюлево.
Какой-то предмет уперся мне в бок. Я пошарил рукой и вытащил из-под себя трубку мобильного телефона. А-а, электрическое пианино!
Если бы я не стал авантюристом, то стал бы музыкантом. Слуху меня, конечно, не идеальный, но музыку я запоминаю легко и могу ее подобрать на фоно или на гитаре. А воспроизвести «Подмосковные вечера» на мобильном телефоне —
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20