Почему я не могу, наконец, успокоиться и почувствовать удовлетворение? Но ничего не получалось. Ему исполнился тридцать один год, и он по-прежнему горел желанием разведывать новые места и покорять мир, как если б ему было девятнадцать, и не появилось никакого желания остепениться и пустить где-нибудь корни.
Возможно, он мается дурью, потому что ему светит наследство Савиньи. Когда умрет его дед, он станет очередным бароном де Савиньи. Ужасная перспектива, она ему совсем не улыбалась, но уж так распорядилась судьба, от которой не уйти.
К тому же, возможно, это объяснялось тем, что сам он являлся продуктом двух культур, двух стран, в его жилах текла и французская, и английская кровь. Воспитывался Ги в Англии, но всякий год проводил значительную часть лета в Шато де Савиньи с бабкой и дедом. На этом настояла его мать, Кэтрин. Но это постоянное раздвоение между Англией и Францией выбило его из колеи. Он не чувствовал себя по-настоящему дома ни в Шаранте, ни в Англии, как хотела того Кэтрин; ни там, ни здесь он все-таки не прижился. В обеих странах он был иностранцем. Английское воспитание делало Ги в Шаранте чужаком, несмотря на все уважение, которым его окружали как будущего барона, а наследство превращалось в предмет постоянных насмешек, когда он находился среди английских друзей. Еще ребенком в общеобразовательной школе в Англии он подвергался безжалостным издевательствам, стоило однокашникам пронюхать, почему у него иностранная фамилия – до тех пор, пока он не научился постоять за себя. Ему пришлось рано научиться пускать в ход кулаки. Это доставило ему массу неприятностей, но вскоре среди мальчишек, его сверстников, стало известно, что подтрунивать над Ги де Савиньи небезопасно и можно получить по носу, – его стали уважать. И все-таки осталось странное чувство неприкаянности, бывали минуты, когда Ги отчетливо осознавал свою двойную природу, это чувство отверженности сопровождало его и в более взрослом возрасте.
Конечно, были свои преимущества в том, что он наполовину француз. Он бойко говорил на обоих языках и потому находил занятия французским языком совершенно ненужными, читая на этих уроках под партой свою любимую космическую фантастику. Став взрослым и уже работая пилотом, он практически не сталкивался с трудностями, когда нужно было связаться с землей – и легко объяснялся, прибегая к одному или другому языку.
К тому же, смешанная кровь и французское имя делали его привлекательным в глазах женщин – во всяком случае, Ги так объяснял себе свой успех у женщин. Его всегда несколько удивляло внимание, которое они, даже самые умудренные и опытные, уделяли ему, он явно недооценивал свою смуглую кожу и худощавую, но сильную фигуру. Он также не ценил удивительно голубые глаза, которые каждое утро смотрели на него из зеркала для бритья. А орлиный нос и крепкие скулы, по его мнению, и вовсе нельзя было отнести к признакам мужской красоты. Он не замечал, как ему шли белая рубашка, черная форма летчика со значком, и совершенно не отдавал себе отчета в том, с какой легкостью и непринужденностью двигается и вообще ведет себя.
Но Ги нечасто пользовался возможностями, которые представлялись ему в этом отношении. Хотя женское общество ему очень нравилось и он был щедрым и умелым любовником, но он тут же давал задний ход, как только его хотели привязать к себе. Для Ги самым важным была свобода. Возможно, думал он – когда он вообще об этом задумывался, что случалось редко, – сознание того, что его ожидало баронство со всеми сопутствующими этому положению обязанностями и ограничениями, заставляло его избегать других пут. Как только женщина начинала проявлять признаки покушения на его свободу, он инстинктивно рвал с ней – и как можно быстрее.
Однако в этот вечер проблемы знакомства с женщиной и последствия этого совершенно его не занимали. Единственное, о чем он думал, – это поскорее добраться до своей холостяцкой квартиры, расположенной на другом конце города, налить хорошую порцию виски, принять ванну и потом завалиться в кровать – одному.
Он припарковал «Навахо», дождался, когда почтовые работники выгрузят почту, закрыл самолет и отправился в здание аэропорта.
В это ночное зимнее время, в половине третьего утра, главный вестибюль аэропорта был пуст, окошечки различных авиалиний зашторены, как заснувшие глазки, небольшой магазинчик и пункт обмена валюты закрыты на ночь. Шаги Ги отдавались на полу из плиток гулким эхо. В дверях стоял охранник, курил и посматривал на звезды. Ги поздоровался с ним и прошел к стоянке автомобилей обслуживающего персонала, где слегка подернутые инеем поблескивали несколько машин.
Подходя к стоянке, Ги услышал скрежет стартера и звук нежелавшего работать мотора – кто-то безуспешно пытался завести машину. У какого-то чудака неприятности, подумал он, мотор издает скверный звук.
Он проходил мимо этой машины, а когда поравнялся с нею, то заметил, что водитель, видимо, махнув рукой на свои попытки, вышел из машины, громко хлопнув дверью.
– Проблемы? – окликнул незнакомца Ги.
– Да, – не заводится чертова машина. Эй – Ги, это ты?
– Да, – отозвался слегка удивленный Ги. – Кто вы такой? – Стоянка была плохо освещена, а уставшие глаза Ги еще полностью не освоились с полумраком.
– Билл Уокер, слепая тетеря!
– Билл!
Они вместе тренировались, когда начинали летать, наперегонки доставали лицензии частных пилотов, потом вместе занимались инструкторской работой в том же клубе, стараясь побольше набрать летных часов, что было необходимо, чтобы подняться на следующую ступень, а потом и еще на одну. Их дорожки разошлись, когда они включились в профессиональные коммерческие полеты, но иногда они сталкивались друг с другом в вестибюле аэропорта, в комнате для инструктажа или у стойки бара.
– Что ты тут делаешь? – спросил Ги. – Последний раз я встретил тебя в экзотических краях – в Карибском бассейне, не правда ли?
– Да, на Наветренных островах.
– Ну и погодка. Хуже чем в Англии в середине января.
– Ага, особенно на парковке в два часа утра, когда машина не хочет заводиться. У тебя случайно нет прикуривателя?
– К сожалению, нет. У меня они были, но похоже, я оставил бардачок открытым и кто-то стянул. А новые покупать я не стал.
– Ну, имея такую машину как у тебя, думаю, прикуриватель и не понадобится. Не все могут позволить себе тачки типа Е.
Ги пропустил шпильку мимо ушей.
– Так в чем проблема? Села батарея?
– Думаю, да. Я поставил здесь машину, а сам отправился на совещание с ребятами, возможно, забыл выключить свет. Они высадили меня здесь, а сами укатили. Я не знал, что так получилось. Не думаю, что мне удастся раскочегарить ее сегодня. Может, ты подбросишь меня.
– Как раз хотел предложить. Куда тебе надо?
– Я собрался в Глочестер – у меня там коттедж. Но не беспокойся, не стану просить тебя отвезти меня домой, просто подбрось до города, чтобы я смог снять номер на остаток ночи. Ты поедешь через город, не так ли?
– Да, – во всяком случае, до пригородов. Но зачем тебе связываться с гостиницей. Переночуй у меня.
– Ты серьезно? – Биллу удалось неплохо изобразить удивление, и Ги в темноте улыбнулся – он был уверен, что Билл ждал приглашения. Ги ничего не имел против. Приятно встретиться со старым сукиным сыном. Билл ему всегда нравился.
– Поехали. Закрой на ключ эту старую железку. Не будем терять время. У меня был длительный полет. Не знаю, как ты, а я устал.
– Ты отличный парень, – отозвался с живостью Билл.
– Итак, ты мне не сказал, что ты поделываешь, вернувшись в эту страну, – произнес Ги, наливая виски в высокие стаканы и подавая один из них Биллу.
– Собираюсь жениться. Между прочим, через две недели.
– Правда? Что же, поздравляю, полагаю, что это Диана?
– Угу, думаю, что пришло время сделать ее порядочной женщиной.
– Но зачем ради этого возвращаться домой? – Ги плюхнулся на низкий диван, закинул ноги на кофейный столик. – Почему бы не взять Диану с собой на Карибское море?
– Не захотела туда ехать. Ее мать чувствует себя неважно и не хочет, чтобы единственная дочь уехала на другой конец света.
– Теща уже создает проблемы! Билл, держи ухо востро!
– Дело не только в этом. – Билл отпил глоток виски, его добродушное лицо, загоревшее на Карибском солнце, стало серьезным. – Карибское море – прекрасное место, согласен с тобой, но заработки там не ахти. Мне было там трудно поддерживать тот стиль жизни, к которому я привык. Содержание жены накалит обстановку до предела.
– Жаль.
– Да, но так складываются дела. Все хорошее когда-нибудь заканчивается, как ты сам это обнаружишь в один прекрасный день.
– Надеюсь, это наступит не скоро.
– Как поживает очаровательная Венди?
Ги скорчил небольшую гримасу при упоминании приятельницы в плане возможной женитьбы. Ему нравилась Венди, привлекательная, умная, ему было интересно проводить с ней время. Но в последнее время она слишком часто намекала, что ей хотелось бы ввести их отношения в более постоянные рамки, и это ее почти не скрываемое желание получить колечко на пальчик, честно говоря, напугало его до смерти. В своем возрасте он должен уже задумываться о том, чтобы жениться и где-то осесть, но такие думы совсем не казались ему привлекательными. Ему этого не хотелось. Во всяком случае, с Венди. Сама мысль об этом отчаянно пугала его.
– У нее все в порядке, – ответил он уклончиво. – Много работает. Она секретарь директора перспективной компании, какой является «Арден электрикэл». Это сделало ее довольно влиятельной женщиной.
– А я думал, что слово «секретарь» – просто более почетное название машинистки.
– В компании «Арден» дело обстоит иначе. И Венди– женщина очень честолюбивая.
– Надейся, надейся. Все это, пока она свои амбиции не обратит на то, чтобы заарканить тебя. Ты убежденный холостяк, правда, Ги?
– Не стану возражать. Конечно, мне не хочется расставаться со своей свободой.
– А что ты сейчас делаешь – в смысле работы, конечно?
– Перевожу авиапочту, пять ночей в неделю. И это мне начинает надоедать.
– Тогда почему бы тебе не взять работу, которой я занимался до сих пор – особенно, если ты хочешь избежать западни Венди? Она бы очень тебе подошла. Солнца сколько влезет, а деньги тебя особенно не беспокоят, правда? – Билл с завистью оглядывал квартиру, отметив про себя, что, хотя она и не прибрана, да и не особенно роскошна, Ги все равно удается поддерживать элегантный стиль, который не могут позволить себе вольнонаемные коммерческие пилоты. Он знал, что средства, необходимые для этого, поступают не только от перевозки авиапочты.
– Должен сознаться, я подумывал о том, чтобы уехать в Штаты. А может быть, даже в Австралию.
– Карибское море лучше. Сент-Люсия, Сент-Винсент, Мустик, остров Юньон… разве нужно продолжать? Я базировался на острове, который называется Мандрепора. Работа в основном заключается в перевозке грузов на самом острове с одной взлетной дорожки на другую, – что-то вроде воздушного такси, а вокруг бескрайнее море, такое голубое, что трудно поверить. Иногда приходится также перевозить видных деятелей. Им нравятся их праздничные дома, утопающие в солнечных лучах. Они отличные люди.
Ги допил содержимое своего стакана и потянулся за бутылкой, чтобы налить снова.
– Знаменитости меня не волнуют, Билл. Они надоедают мне. А сейчас, если не возражаешь, я завалюсь в кровать.
Однако Билл, находившийся в отличном настроении не потому, что выпил виски у Ги, а потому, что основательно пропустил еще раньше, предыдущим вечером, не сразу понял сделанный ему намек.
– Знаешь ли, там есть замечательные люди. Белая кость, снобы и популярные артисты, у всех свои бзики. И не только они одни наслаждаются уединенностью этих мест. Насколько знаю, там живет также несколько международных преступников, которые пребывают в роскоши, проедая награбленные богатства, а некоторые и сейчас еще не оставили свое преступное ремесло. Они обрели там настоящий рай.
– Да, конечно… поговорим об этом в другой раз, ладно, Билл? – Ги поднялся с дивана. Его спина ныла от усталости, ссутулилась, начинало стучать в висках. Он надеялся, что избежит приступа мигрени.
– Один человек показался мне особенно странным, – продолжал Билл как ни в чем не бывало. – Чокнутый немец, которому принадлежит, как мне помнится, Мандрепора. Там нет ничего особенного – только его поместье и гостиница. Мне приходилось изредка перебрасывать туда гостей. Всё немцы и, на мой взгляд, – очень подозрительные. Определенного возраста, понимаешь, к чему я клоню?
– Нет, не понимаю. – Ги раздражала болтливость Билла, он уже сожалел, что поддался первому побуждению и предложил тому ночлег. – Так к чему же ты клонишь?
Билл удобно развалился в своем кресле.
– Военные преступники, сын мой. Во всяком случае, я так думаю. Многие из них удрали в Южную Америку, правда? И думаю, именно оттуда приезжают эти гости, что останавливаются в гостинице. Даже живущие в эмиграции военные преступники нуждаются иногда в отдыхе, а разве найдут они лучшее место, чем гостиница на отдаленном острове, которая принадлежит их земляку? Если некоторые из них не относятся к высокопоставленным нацистам, то я тупица. Конечно, теперь у них другие фамилии, но все равно они стараются особенно не выпячиваться. Им совсем не хочется быть узнанными и сесть в тюрьму. Ублюдки.
– Ну, что же, если в работу входит перевозка банды нацистов, то такая работа мне точно не по душе, – лаконично заметил Ги. – Не забывай, что я наполовину француз. Многие мои соотечественники – не говоря уж о моей собственной семье – слишком много перенесли от них, чтобы я мог простить им это.
– Господи, конечно. Совсем забыл. Кажется, они убили твоего отца?
– Именно. Мой отец и дядя были расстреляны как участники Сопротивления. Но эти ублюдки не удовлетворились этим. Они выгнали деда и бабку из их дома, заняли его сами, а когда стало ясно, что война проиграна, – ограбили наше поместье. Одному Богу известно, что стало с сокровищами – вещи, которыми наша семья владела в течение многих поколений, просто исчезли. Думаю, их вывезли из страны.
– В такие места как Южная Америка и Карибский бассейн, – подхватил Билл. Он снова зашевелился, устраиваясь поудобнее. – Однажды я зашел к этому чокнутому немцу – он пригласил меня на рюмочку. Учти, только на рюмочку. Я-то думал, что мне предложат и пообедать, и не позаботился о том, чтобы перекусить. Но не тут то было, ровно в семь тридцать вечера мне был дан от ворот поворот, я ушел, не солоно хлебавши. Вот такие там порядки – испытал на собственной шкуре. Но, по крайней мере, я видел как живет другая половина человечества. Никогда не смогу забыть эту виллу. Очаровательное местечко – и забита доверху сокровищами, которые, могу побожиться, награблены во Франции. Серебряные приборы и посуда, фарфор, бронза, триптих…
– Триптих? – переспросил Ги, забыв про усталость. – Какой триптих?
– Разве они бывают разные? Очень старый, мерцающие краски, религиозные изображения, золотая фольга… Знаешь, в таком роде.
– Да, – отозвался Ги. – Знаю. – У него появилось странное ощущение покалывания, как будто его кожи коснулся слабый электрический разряд. – Не были ли то сцены из жизни Орлеанской девы, как ты думаешь?
– Думаю, что вполне могли быть. Я его не рассматривал внимательно. Но теперь, когда ты упомянул об этом, мне сдается, что я припоминаю какое-то зарево, вроде костра.
Ги простил ему легкомысленную характеристику атеиста сожжения Святой Жанны.
– Как ты сказал фамилия этого немца?
– Брандт. Отто Брандт. Но не думаю, что это его настоящая фамилия.
– Как он выглядит?
– Высокий, седые волосы, шрам на левой щеке, хромает. Почему ты это спрашиваешь?
– Фотографии его у тебя, конечно, нет?
– Откуда же! Я видел его всего два или три раза – его и его жену. Слышал, что у его есть дочь – по словам, настоящий сорванец, – но я ее ни разу не видел, очень жаль. Теперь она в Штатах, насколько мне известно. Но мне показалось странным, что она на каникулы не приезжает домой. Ходили также слухи о том, что на острове происходят какие-то странные вещи.
– Странные? Что ты хочешь этим сказать?
– Точно не знаю. Просто поговаривали, что там происходит значительно большее, чем можно увидеть.
– Ты имеешь в виду немецких посетителей?
– Нет, нет, с ними это не связано. Что-то совсем другое…
– Ну, лично меня интересуют сами фрицы, – отмстил Ги. – И твой герр Отто Брандт с триптихом, в частности.
– Не понял, старина?
Ги рассеянно отпил виски.
– Возможно, я схожу с ума. На какое-то мгновение мне показалось, ЧТО ты действительно наткнулся на нациста, виновного в смерти моего отца.
Билл негромко присвистнул.
– Слишком смелая догадка, правда? Я хочу сказать, что по всему свету их рассыпаны сотни.
– Верно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52