Продолжительность этой сцены сделала бы честь самому Крею, который славился умением затягивать самые драматические эпизоды. За спиной Тима кто-то – кажется, его мачеха Терри – ахнул: «О Господи…»На экране загонщики и некоторые из стрелков собирали по полю добычу. Крей вернулся в столовую, остановил пленку и включил свет. На краткий миг гости почувствовали себя героями фильма, гостями маркиза, уже переодевшимися к ужину и вспоминающими о сегодняшней охоте. Несомненно, на такое ощущение и рассчитывал Крей.Но мэр вскоре пришел в себя. Он не поддался на удочку Крея.– Да! – произнес он. – Это действительно один из шедевров французского кинематографа. Благодарю вас, месье.Но Крей смотрел на Клару, Тим сразу заметил это. Клара прижимала к себе Ларса, все еще оберегая его от ужасного зрелища. Она сидела, прижав ладонь ко рту, – при виде судорог умирающих кроликов ее затошнило.– С тобой все в порядке? – обратился к ней Крей через стол. Не отвечая, Клара начала подниматься.Она поняла, что хотел сказать этим Крей: он был готов избить или даже пристрелить ее, как ту крольчиху, которую так безжалостно убили стрелки. Это было написано у него на лице. Клара не боялась, но знала, что Сержу присуща жестокость, которая то и дело проскальзывала в его картинах. Зачем ему понадобилось сегодня показывать гостям этот фрагмент?– В Америке стреляют в людей, как в кроликов, не так ли, месье? – продолжал мэр, который, очевидно, счел этот сеанс оскорблением в свой адрес, и расплылся в довольной улыбке. Но момент был уже упущен, замечание прозвучало не так хлестко, как он рассчитывал.– Это аллегория брака. Кролики – мужья, – объяснил гостям Крей. – Все женщины – меткие стрелки.Кролика убили по-настоящему, думала Клара, пристрелили во время съемок.Кто-то задал Крею вопрос, который Тим не расслышал. Повысив голос, Серж отозвался:– Нет. Теперь, конечно, мы не стреляем в животных. Это недопустимо, показ такого фильма запретят. Нам пришлось бы подыскивать какое-нибудь парализующее вещество краткого действия, от которого кролики дергались бы и засыпали, но оставались живыми. А вот заставить птиц падать на землю было бы труднее, – с улыбкой добавил он.Да, он все знает, поняла Клара, но не испугалась – наоборот, в ее душе пробудилась нелепая надежда на то, что теперь скрытность и осторожность ни к чему, что она сможет встречаться с Антуаном, когда захочет.
Столовая вдруг показалась Тиму декорацией не для ужина в честь его свадьбы, а для другой драмы. Может быть, воображение, взбудораженное близкой свадьбой, сыграло с ним злую шутку, ошибочно приписав Крею мстительность? Тим помнил фильм Ренуара целиком. Верный слуга, муж горничной, застает жену хозяина с любовником в поместье, произносит что-то вроде: «Мне следовало бы прикончить вас обоих», – и в конце концов убивает любовника.Да, «прикончить вас обоих» – так и сказал персонаж фильма.Тим поискал взглядом Клару и Анну-Софи. Не требовалось богатого воображения, чтобы сообразить, что происходит или вскоре произойдет здесь. Крей догадался, что случилось между его женой и Антуаном де Персаном. Поскольку Тим давно заподозрил неладное, он без труда пришел к тому же выводу. Видимо, Персан тоже хорошо помнил фильм «Правила игры». Тим заметил, как пристально и задумчиво Персан смотрит на дробовик, который Крей снова извлек из-под стола. Это вызвало у гостей неловкость – впрочем, все решили, что Крей собирается наглядно проиллюстрировать какой-то из своих доводов. К тому же все считали, что дробовик не заряжен.– Это театральная аксиома, – сказал Крей. – Кажется, Чехов говорил, что если в первом акте пьесы присутствует ружье, то в третьем оно должно выстрелить.Эти слова прозвучали многозначительно и жутковато. Но все-таки Тим удержался от дальнейших выводов. После кровавых сцен люди часто говорят: «Я не мог поверить, что это произойдет», – или: «Я думал, что он на такое не решится». Взвешивание возможностей и вероятностей – каверзная задача. Есть ли человеку что терять или приобретать? Велика ли его ненависть? Тим никак не мог решить, что задумал Крей.
К счастью, Серж не из таких, думала Клара, вспоминая об убийствах сестер в Саудовской Аравии, о сицилийских вендеттах, избиении женщин, застреленных любовниках. И все-таки у нее закружилась голова. Грозит ли опасность Антуану? Конечно, нет – ведь они цивилизованные люди, они во Франции, уже двадцатый век. И кроме того, Серж не знает имени ее любовника, даже если подозревает в измене.Серж не считает женщин чьей-то собственностью. Или все-таки считает? Ему чужды архаичные представления о том, что унижает мужское достоинство. А может, не чужды? Она не понимала, откуда Крей все узнал, но догадалась, что ему все известно.Головы оленей, рога – старинные символы, упоминание о которых неизменно выводит мужчин из себя. Почему?– Вот этот дробовик – действенный символ сегодняшнего вечера. Уверен, это далеко не первый дробовик, появившийся на свадьбе. – Крей усмехнулся и заглянул в дуло. По толпе гостей пробежал испуганный ропот, но до паники дело еще не дошло, все только усмехались и шикали.Он часто говорил, что мужчина вправе защищать свою собственность, думала Клара. Судя по вырезкам из газет, он всегда вставал на сторону тех, кто защищал свою собственность. Как плохо она знает Сержа! Он не станет стрелять в нее сейчас, потому что рядом сидит Ларс, но все равно отомстит, это ясно как день. Он даже не попытается вызволить ее из тюрьмы. При мысли о тюрьме будущее стало туманным и неясным. Это все равно что смерть, и ей предстоит пережить такое.Эти мысли вертелись у нее в голове, чередуясь с угрызениями совести. Клара растерялась. Сеньора Альварес подошла к ней и попыталась увести Ларса прочь. Клара ободряюще улыбнулась ребенку, жестом велела ему покинуть комнату, поцеловала и что-то сказала на языке жестов, не сводя глаз с Крея. Пока Ларс был рядом, он не смел стрелять в нее, но теперь у него развязаны руки.– По определению свадьба является первым актом, – спокойно рассуждал Серж, вгоняя две гильзы в стволы дробовика и с отчетливым щелчком закрывая его. – Но для некоторых из присутствующих сегодняшний вечер – третий акт совсем другой драмы.– Осторожнее, месье! – воскликнул мэр, вскакивая и пятясь.Крей вскинул дробовик, поверх голов гостей прицелился в прекрасную позолоченную люстру, висящую под потолком, и выстрелил. Оказалось, что люстра сделана из папье-маше – дробинки выбили из нее клочки материала, упавшие вниз. Крей хмыкнул.Ножки стульев заскребли по полу, гости недовольно запротестовали, кто-то засмеялся. Некоторые поднялись и отошли от стола, но остальные с интересом продолжали наблюдать за Креем, не зная, что это – скетч или шутка.А теперь он выстрелит в меня, думала Клара. Несмотря на присутствие духа, она съежилась, все тело напряглось.Крей повернулся к столу, не выпуская дробовик из рук. Тим поднялся, решив попытаться отнять у него оружие. Заметив, что люди обступают его, Крей быстро вскинул дробовик и повел стволом, пока не остановил его на Кларе. Гости ахнули. Тим метнулся к Крею, его примеру последовал Антуан де Персан и, как ни странно, Джерри Нолинджер, отец Тима, который стоял к Крею ближе всех. Крей даже не попытался удержать оружие, послушно отдал его Нолинджеру и одарил понимающей, саркастической улыбкой Персана, эффектный бросок которого заметили все.– Я не сомневался, что это будете вы, – заявил Крей.Все произошло за считанные секунды. Притихнув после такой развязки, гости вернулись к столу, делая вид, будто ничего не случилось.– Садитесь, садитесь, – обратился Крей к гостям. – Не пугайтесь и не тревожьтесь, продолжаем ужин. Маленькая шутка, не более…Краем глаза Тим заметил, что Сис сунул в карман какой-то предмет – наверное, пистолет.Далеко не все услышали слова Крея, все выглядело не более чем инцидентом, во время которого Нолинджеры и Антуан де Персан, умеющие обращаться с оружием, отобрали дробовик у человека, не сознающего всю опасность, к тому же слегка подвыпившего. Но через несколько минут кое-кто из гостей ушел – в том числе Персаны. Обе мадам де Персан хмурились и поджимали губы. Клара, взгляд которой застыл, как у зверя в ночи, тоже поднялась и вышла из-за стола.Она поняла, что Антуан любит ее и готов ради нее пожертвовать жизнью.Вместе с уходящими гостями она вышла в холл, продолжая болтать с ними, перебрасываться шутками, благодарить за то, что они почтили присутствием ее дом. Все отметили ее самообладание: наверное, она пережила страшное мгновение, очутившись под прицелом дробовика, пусть даже направленного на нее в шутку. Тим заметил, как на миг она вскинула руку в тщетной попытке защититься.– Черт, я бы спряталась под стол, – заявила жена Грейвса, Сью.
Антуан не знал, способен Серж выстрелить или нет, думала Клара; он хотел спасти ее, а его жена, заметив это, пришла к тому же выводу, что и Серж. Клара сожалела о том, что Антуану предстоит неприятный разговор. А может, нет? Но подумать об этом лучше потом.За весь вечер Антуан не обмолвился с Кларой ни единым словом, даже когда уходил. Он удалился так поспешно, что им не хватило времени обменяться взглядами, в которых читалась бы вечная любовь. И все-таки сегодня он пришел сюда и смело кинулся к Сержу.Но так же поступил и отец Тима, с которым Клара была едва знакома. Его примеру последовал бы любой благородный и смелый мужчина, рыцарь в душе. Тим Нолинджер тоже попытался остановить Сержа.Вийонский аббат заметил, как Персан уходил, обнимая за талию Труди, которая нуждалась в моральной поддержке и утешении после сцены, смысл которой она прекрасно поняла: Антуан и жена соседа. Разгневанная мадам Сюзанна де Персан ничего не сказала Антуану.
В состоянии возбуждения говорить на чужом языке было нелегко, поэтому после неожиданной драмы двуязычный альянс мгновенно распался. Французы говорили только с французами, американцы – с американцами. Тим и Анна-Софи уговаривали друзей остаться на танцы. Они сами станцевали первый вальс, но Анна-Софи старалась не смотреть в глаза жениху.Американцы обступили Джерри Нолинджера, расспрашивая, о чем он думал в ту минуту, когда метнулся к вооруженному человеку.– Поразительная отвага! – прошептала Дороти Штернгольц, обращаясь к Терри Нолинджер. – Джерри – настоящий американский аристократ.– Эта сцена была отрепетирована заранее, – предположил кто-то из французов.Возможно, он был прав: Крей вел себя не как взбешенный муж, почти поддавшийся жажде убийства, а как последователь Хичкока, только что продемонстрировавший Аристотелев принцип драмы или киноэффекта. Он бродил среди гостей с довольной усмешкой на лице, любезно предлагая им еще шампанского. На Клару Серж не смотрел.
Как ни парадоксально, Клара жалела о том, что Серж все узнал и разочаровался в ней, в ее честности и преданности. Она вызывающе вскинула подбородок, но это был скорее вызов, порожденный многовековым господством мужчин. Можно ли бросать вызов неписаным законам? Можно ли прелюбодействовать и вместе с тем ощущать свою правоту, полностью оправдывать себя?Она давно предвидела такой исход. Десять лет безмолвного недовольства Сержем заставили ее совершить недопустимый поступок; он сам подтолкнул ее к этому своей холодностью, отчужденностью, равнодушием. Наверное, многие удивлялись, как она может спать с Сержем. И вправду, как она могла? При этом она ожесточалась, а ее сердце тяжелело от неосуществленных желаний.
От внимания присутствующих не ускользнуло то, что Крей сердит на жену. Но в этом не было ничего странного, из ряда вон выходящего – обычное дело, когда жена намного моложе и привлекательнее мужа.– Обычно деньги служат уравнивающим фактором, – заметила Эстелла в разговоре с мадам Уоллингфорт. – Деньги и слава Крея сбалансировали биологические различия, но лишь до определенной степени.– Я сама видела, как часто он бывал резок с ней, – сказала Анна-Софи. – Однажды в нашем присутствии он назвал ее самой глупой женщиной на свете.– Так ты думаешь, Персан ее любовник? – спросил Тим, размышляя о роли Анны-Софи в возвращении «Апокалипсиса Дриада», о том, что он никогда не поймет ни свою невесту, ни женщин вообще, ни то, как Персану удалось затащить Клару в постель, если смысл маленькой драмы действительно заключался в этом. Но ведь Персан мог быть просто благородным и смелым человеком.– Я никогда не говорила об этом с Сюзанной, – со смехом сказала мадам Уоллингфорт Эстелле, – но ей не следовало бы спускать глаз с сыновей. Вспомните, что стало с Шарлем-Анри!– И всему виной американцы. Они так неразвиты! – вмешался мэр Бриак, который беседовал с дамами, наслаждаясь разладом в семье Креев и общим замешательством.– Чтобы не сказать – примитивны, – поддержал его аббат.
– Иди сюда, – позвала Анна-Софи Тима. – У меня для тебя кое-что есть – мой свадебный подарок. Я хочу преподнести его сегодня, потому что завтра будет…– Здесь слишком холодно. Дождь льет как из ведра, а ты без пальто, – возразил Тим.– Разве женщина может замерзнуть накануне собственной свадьбы?Однако это милое замечание прозвучало резко, почти грубо. Когда они вышли на террасу, Тим увидел, что Анна-Софи дрожит от ярости, а не от холода. Он коснулся ее щеки, она отвернулась. Они спрятались от ледяных капель под навесом. Анна-Софи зло выпалила:– Попытка обезоружить Крея – какой смелый поступок! Но теперь свадьба безнадежно испорчена, мои старания пошли прахом, всем запомнится только эта отвратительная сцена, сумасшедшие американцы – прости, но они и вправду сумасшедшие! Ты же мог погибнуть!– Ну и что здесь такого? Запоминающийся вечер, – пожал плечами Тим.– И стержнем его была Клара – милая Клара с огромной грудью, окруженная обезумевшими от похоти и ревности мужчинами, среди которых был даже жених…– Не глупи, Анна-Софи, – перебил Тим, сразу почувствовав по ее голосу, что надвигается нешуточная гроза.Но Анна-Софи уже взяла себя в руки, вспомнив одно из изречений графини Рибемон, касающееся мужчин и других красивых и желанных женщин: «Мужчины очень легко поддаются внушению. Ни в коем случае не упоминайте при них о красоте других женщин. Но и не твердите в присутствии мужчины, что та или иная женщина уродлива, ибо он с вами не согласится. А если вы назовете другую женщину дурнушкой, он из благородства встанет на ее защиту. Любое упоминание о других женщинах – стратегическая ошибка».– Dйsolйe, Извини, сожалею (фр.).

– произнесла она с привычной милой улыбкой. – Но ведь у нас не каждый день бывает свадьба. Мне кажется, она отняла у меня звездный час. Но тебе, конечно, этого не понять.Тим и вправду ничего не понимал, даже причин недовольства Анны-Софи. Все они казались ему тривиальными по сравнению с предотвращенной трагедией, со сценой, мучительной для Креев и Персанов, с безнадежной страстью, тюрьмой – все перечисленное было гораздо важнее, чем нелепая обида Анны-Софи.– Возьми себя в руки, все будет хорошо, – сказал он, делая ошибку, но ему сейчас было не до деликатности.– Да, заслонить Клару от пули – смелый поступок! Но подумай, как печальна была бы свадьба без жениха…– А по-моему, это не так уж плохо, – возразил Тим, – хотя я еще не обдумывал смерть в качестве выхода. – Он пытался пошутить, но оба сразу поняли, что в этой шутке есть доля правды. Анна-Софи пристально посмотрела на него. Тим увидел загадочный, жесткий блеск в ее глазах.– О чем ты говоришь? – спросила она, сунула ему подарок и вернулась к гостям. Тим положил завернутый в серебристую бумагу пакет на свое пальто, решив открыть его позднее.
Если кое-кто из присутствующих по примеру Тима и был взволнован недавней сценой, то ничем не выдал своего страха. Гости разошлись, официанты принялись убирать посуду и складывать салфетки. Время для разговора наедине было неподходящим. Когда потушили свечи, в столовой стало мрачно.– Оставьте одну, – попросила Клара. Она пересчитывала салфетки и не поднимала глаз, пока на пороге кухни не возник Серж.– Ты думала, я выстрелю в тебя? – спросил он.– Не знаю. – Самый благоразумный ответ.– А я мог бы. Я ничего не обдумывал заранее, просто затеял сцену в духе Агаты Кристи или Хичкока, когда настоящий убийца не выдерживает напряжения. Но конечно, убийство здесь ни при чем. Правда, я не знал, кто твой любовник… Но когда я увидел тебя через прицел, на долю секунды меня охватило неудержимое желание нажать курок, это вполне могло случиться…– Мне очень жаль, Серж.– Понимаю, Клара. Ты была сама не своя. Этот возмутительный приговор, тюрьма, Ларс… Я прекрасно тебя понимаю.«О Господи, – думала Клара, – меня прощают». Более затруднительного положения она не могла себе вообразить. Что означает это прощение? Разрешение продолжать в том же духе? Ему абсолютно все равно, вдруг поняла она. Может, его самолюбие и уязвлено, но, скорее, он раздражен помехой, ему не терпится вернуться к своим фильмам, своим сценариям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37