– Бабушка? Ты меня слышишь?
На мгновение веки больной разомкнулись, обнаружим бледно-голубые глаза. Они смотрели на Порцию со знакомой пристальностью. Но незнакомым было одобрение, удовлетворение, какие прочла она во взгляде бабушки Она услышала ее клятву. Услышала и поняла.
И все сомнения, что еще оставались у Порции, разом исчезли. Жизненный путь ее уже был определен. Она сделает то, чего хочет от нее семья. Чего хотят от нее уже пять лет. Собственные ее желания уже не имели значения.
Глава 24
Хит скинул жакет. Потом жилет и рубашку.
– Что ты делаешь? – спросила Делла. На губах ее играла улыбка. Она с любопытством смотрела на своего так долго отсутствовавшего любовника.
«Изгоняю из сердца одну конкретную особь женского пола.
Доказываю раз и навсегда, что Порция не имеет надо мной власти».
Что с того, что она уехала, вернулась в город, где ее ждала целая свора ухажеров. Он не станет страдать, не станет сохнуть по ней, как дерево без воды и солнца. То, что она исчезла из его жизни, не принесло ему ничего, кроме чувства огромного облегчения.
Делла смотрела на него с невеселой усмешкой, и у Хита возникло очень странное ощущение, что она прочла его мысли.
– Похоже, ты раздеваешься.
– Именно. – Рука его задержалась на застежке брюк, и он, взглянув на нее, спросил: – А ты почему все еще одета?
– Ты знаешь, какое у тебя сейчас лицо? – вместо ответа сказала она.
– О чем ты? – Он задумчиво потрогал подбородок.
– Ты выглядишь так, словно готовишь себя к войне, а не к любви.
Хит уставился на Деллу, не зная, как отмести предъявленное ему обвинение. Он действительно не хотел заниматься с Деллой любовью. Он не хотел этого с тех самых пор, как в жизнь его вошла Порция.
С недовольным бурчанием опустившись на диван, Хит потер лицо руками. Он пришел сюда с намерением вычеркнуть Порцию из памяти. Избавиться от нее душой и телом. Чертов дурак. Ничто не могло ему в этом помочь. Эта девчонка прочно засела в его сердце.
– Хит, поговори со мной.
Он закрыл лицо руками и пробормотал:
– Я в беде, Делла.
– Это из-за дочери герцога? – напрямик спросила Делла.
Он кивнул, благодарный ей уже за то, что она не произнесла имя Порции вслух. Оно и так непрерывно звенело у него в голове камертоном, в унисон с которым билось его сердце.
– Ты любишь ее.
Он открыл рот, чтобы ей возразить, но не смог. «Ты любишь ее».
Любил ли он ее? Неужели он пал жертвой чувства, которое запретил себе испытывать? Он ведь дал зарок никогда никого не любить. Может, это простое плотское желание? Но он знал, что такое хотеть женщину, и он вполне был способен сдерживать себя. Так было со всеми. Кроме Порции. Она была той самой, перед которой он не смог устоять. К ней он чувствовал что-то сильнее похоти. Но любовь? Неужели он ничему не научился у своих родителей?
Любовь выявляет худшее в некоторых людях, внушает им, что они вольны как угодно дурно обращаться друг с другом. Но Хит и представить не мог, что способен причинить Порции боль, по крайней мере, так, как его отец обижал мать. Возможно, то была даже нелюбовь. Он лишь знал, что его родители поженились по любви, а потом стали с завидным упорством портить друг другу жизнь. Ни дня не обходилось без ссор в их так называемом любовном союзе, и все вокруг жили как в аду, включая их отпрысков и всех остальных домочадцев. Если он действительно любил Порцию, то у него были все основания вычеркнуть ее из своей жизни и спасти их обоих от того неминуемого дня, когда они пойдут друг на друга войной.
– Ты любишь ее, – повторила Делла. Голос ее звучал еще тише и еще увереннее.
– Нет, – выдавил из себя Хит, словно это «нет» могло перечеркнуть то, что он к ней чувствовал. Наклонившись, он поднял с пола рубашку. – У меня нет будущего. Я ничего не могу ей предложить. Все как было, так и осталось. – Он резким движением сердито просунул руки в рукава рубашки.
– Это не так.
Он в недоумении моргнул.
– Что?
– Твое будущее не так черно, как ты думаешь. – Глаза Деллы затуманились, и она отвела взгляд, глядя куда-то поверх его плеча.
– Как так?
Она медленно повернулась к нему спиной и направилась к креслу возле камина. Опустившись на мягкое сиденье с тихим шелестом юбок, она схватилась за подлокотники кресла так, словно надеялась получить в них опору. Пальцы, сжимавшие подлокотники, побелели.
– Думаю, ты захочешь меня прогнать.
– О чем ты говоришь? – настойчиво спросил он. Она облизнула губы и зажмурилась.
– Тебе не грозит сумасшествие.
– Что?
– Ты вне опасности…
– Я слышал, что ты сказала. И все же я не могу понять, что ты имеешь в виду.
– Я нашла письмо, написанное твоей матерью.
У него свело живот.
– Где оно? – прорычал он. Она отвернулась.
– Оно было адресовано твоему отцу. Я полагаю, он его получил. Я помню, ты говорил мне, что перед смертью твой отец жил здесь. Ты говорил, что он стал слишком возбудимым…
– Да, да, – перебил ее Хит. Он не хотел, чтобы ему напоминали о том, что отцом безумие овладело настолько, что его вынуждены были отселить от семьи.
– Должно быть, твоя мать послала его сюда. – Карие глаза Деллы смотрели на него в безмолвной мольбе.
Хит смотрел на нее молча. Голова его шла кругом, он пытался понять, почему она так на него смотрит.
– Она писала о смерти твоего брата, – хрипло продолжила Делла.
Он заставил ее замолчать, рубанув рукой воздух. Горло его сжал спазм. Он пытался забыть, он пытался отречься оттого безобразия, от той вечной ночи, что окружала его.
Он сжал кулаки и перевел дыхание. Как ни старался он забыть, воспоминания все равно не желали стираться из памяти, они бились о стены, которые он возвел вокруг себя. Рана на рану. Горе на горе. Тело матери, лежащей лицом вниз в луже собственной крови. Этот образ встал в памяти так же ярко, как тогда, когда он увидел ее такой. Руки его еще помнили маленькое теплое тело его брата. Грудь его распирало от крика, он силился дышать и не мог. И этот образ сливался с образом мертвой матери, разъедая его сердце, его рассудок.
Делла встала с кресла. Она прошлась перед камином. Свет очага падал на нее, окутывал ее фигуру мягким свечением, и светлые волосы ее в свете огня казались медно-рыжими. Когда-то ему так нравились эти волосы. Он так любил зарываться в них руками, лицом. Теперь он тосковал по совсем другим волосам. По волосам черным, как сланец, густым, как лошадиная грива, и гладким, как восточные шелка. Даже сейчас у него чесались ладони, так хотелось подержать в руках эти шелковистые пряди.
– Я испытала шок, когда нашла это письмо. Я не дала себе труд подумать. Я боялась потерять тебя, ведь из письма следовало, что ты свободен от проклятия и волен вступить в брак. Я знаю, что поступила как эгоистка. Особенно если учесть, что я уже тогда подозревала, что ты питаешь чувства к той девушке. – Она покачала головой и па миг закрыла глаза. – С тех пор как я это сделала, я не перестаю терзаться.
– Письмо, – потребовал он. – Где письмо?
Прошла секунда-другая, прежде чем она ответила:
– Я сожгла его. Я знаю, я не имела права. Пожалуйста, прости…
– Ты сожгла его? – Он кипел от ярости.
– Прости, Хит. Мне так жаль.
Он шагнул к ней, но вдруг резко остановился. Он сказал себе «остынь», и тело повиновалось его воле. Тряхнув головой, он спросил:
– О чем там говорилось? – Делла повернулась к нему лицом.
– Твоя мать была в гневе на твоего отца, она проклинала его за измены, винила в смерти твоего брата, в том заболевании, от которого страдал он, и… – Делла расправила плечи и добавила: – и она тоже.
– Она? – Хит в недоумении смотрел на нее. Он не понимал.
– Болезнь… – Делла оборвала себя и закрыла глаза, словно чтобы набраться мужества. Грудь ее поднялась – она сделала глубокий вздох. – Твоя мать тоже была больна.
– У моей матери была порфирия?
– Нет, Хит. – Делла впилась в него глазами. – Сифилис. Твой отец заразил твою мать сифилисом.
Хит молча уставился на нее.
Делла наклонила голову, искательно заглядывая ему в лицо:
– Ты меня слышал?
О да, он слышал ее. Он просто не мог осмыслить услышанное. То, что он узнал, не укладывалось у него в голове. Ему всю жизнь внушали совсем другое.
Сифилис. Его отец сошел с ума от сифилиса?
Хит прервал молчание хриплым смехом:
– Ты ошибаешься.
– Нет, Хит. Твой отец был весьма неразборчив в связях. Об этом твоя мать ясно дает понять в письме. Она обвиняет его в том, что он принес в дом болезнь…
– Мой брат…
– Заразился через мать, – закончила она за него. – В утробе.
Хит бросился к Делле и, схватив ее за плечи, встряхнул.
– Нет, – простонал он, не желая верить в то, что весь его мир был выстроен на лжи, на уверенности в том, что его ждет судьба, которая вовсе не была его судьбой. Если он не был Безумным Мортоном, то кем он был?
– Хит, – тихо сказала она, взяв его за руку, и ее маленькая рука показалась ему на удивление сильной, – ты знаешь, что во всем этом есть смысл. Симптомы порфирии и сифилиса похожи. Рубцы, резкие смены в настроении, безумие.
– Нет, – запальчиво возразил он. Гнев уже поднимался из глубин его существа. Гнев на отца и мать за потерянные жизни и украденные годы… за брата, рожденного без надежды на будущее. Гнев на тех, кто хоронил мать ночью, украдкой, без прощальных слов, без поминовения.
И сколько бы ни было в его душе гнева, он весь излился на родителей, и на Деллу уже ничего не осталось.
– Бабушка говорила, что у него королевская болезнь, – пробормотал Хит и, проведя рукой по подбородку, судорожно вздохнул.
Делла скривила губы:
– А ты бы что сказал на ее месте? Ты бы предпочел, чтобы в округе узнали, что граф Мортон подцепил дурную болезнь и заразил жену и ребенка? Или все же позволил соседям считать, что граф страдает от наследственной болезни, над которой не властен?
Хит встал и натянул жилет и жакет. Он двигался порывисто, резко. Лицо горело, в ушах стоял шум. Бабушка его знала правду. В этом Хит не сомневался. Она сохранила грязную тайну отца, совершив бессовестную подмену. Во имя соблюдения приличий.
– Куда ты пойдешь?
– К бабушке. Хочу потребовать от нее признания.
– Что тебе с того, что она признается? Удовлетворения, которое ты хочешь подучить, ты все равно не получишь.
– О, я получу удовлетворение, еще какое, – пообещал он.
– Поезжай за ней, Хит, – настойчиво сказала Делла. Голос ее окреп звучал громче.
Хит замер на пороге. Ему ни к чему было спрашивать Деллу, о ком она говорила. Одной рукой взявшись за дверь, Хит обернулся, открыл рот, но так и не нашел что сказать.
– Делла…
– Не надо. Ты ничего не должен мне объяснять, Хит. Мы никогда ничего друг другу не обещали. Никогда не любили друг друга. Я счастлива, что ты свободен. – Делла попыталась улыбнуться, но губы ее дрогнули, легкой рябью на глади воды. – Даже если теперь ты будешь счастлив с другой.
Хит тряхнул головой. Грудь его распирало от противоречивых чувств.
– Она уехала, потому что сама того пожелала. Я дал ей то, что она просила. Я согласился жениться на ней. Я не собираюсь ее преследовать. Ничто не изменилось…
– Прекрати лгать самому себе и поезжай. – Делла улыбнулась печально. – Ты не такой, как твои родители. Ты сильнее. Ты будешь уважать любимую женщину. Ты не позволишь себе ее обидеть. Поезжай. Пока не слишком поздно.
Хит повернулся и ушел в ночь. Он говорил себе, что, свободен он или нет, он не потащится в Лондон за Порцией. Даже если он почувствовал, что петля, висевшая на его шее всю жизнь, ослабла и теперь дышать стало легче, сердце его по-прежнему оставалось под спудом. И с этим он уже ничего не мог поделать.
Глава 25
– Ее светлость была абсолютно права. – Влажное дыхание Саймона Оливера противно щекотало ей ухо. – Вы прекрасно танцуете.
Порция пыталась не показывать неприятия, какое вызывала его потная ладонь, плотно прижатая к ее талии. Интересно, что еще рассказывала ему Астрид? Проинформировала ли она его о том, что его ухаживания будут приняты благосклонно? Что ему стоит лишь попросить, и она ответит ему согласием? Они с Астрид успели обсудить эту тему. Пусть от одного его вида по телу Порции ползли мурашки отвращения и страха, Саймон Оливер был идеальным кандидатом в мужья. Особенно для такой, как она. В силу сложившихся обстоятельств не стоило ждать, что джентльмены из высшего общества выстроятся в очередь у ее дверей, предлагая ей руку и сердце. Как бы там ни было, мужа ей надо найти как можно скорее. У Порции не было иного выхода.
– Благодарю вас, мистер Оливер, – пробормотала она, и волоски на затылке снова встали дыбом. Она повернула голову и обвела взглядом танцующих. Ей снова показалось, что за ней кто-то наблюдает. Наблюдает уже давно.
– Пожалуйста, зовите меня Саймон.
– Саймон, – пробормотал она, возвращая ему взгляд.
Астрид сочла бы, что в их отношениях наметился явный прогресс. Живот ее сжал спазм при мысли о том, что они с Саймоном теперь вроде как друзья.
– Я должен сказать, что наряд на вас сегодня что надо.
Порция поморщилась от столь неуклюжего комплимента и проследила за взглядом мистера Оливера. Он уставился в ее декольте, довольно глубокое. На ней было платье Астрид, которое перед балом пришлось немного переделать, чтобы подогнать ей по фигуре.
– Спасибо еще раз.
Партнер Порции довольно ухмыльнулся. Вальс закончился. Порция облегченно вздохнула.
– Могу я принести что-нибудь, дорогая? Какой-нибудь выпивки?
– Да, с удовольствием.
Саймон Оливер увивался возле нее весь вечер. Душа просила передышки. И наконец, шанс представился. Как только он отвернулся, Порция поспешила затеряться в толпе гостей. Сегодня в салоне леди Гамильтон народу было не протолкнуться. Хозяйка дома могла бы гордиться таким успехом, если, конечно, успех измерялся количеством присутствующих. Музыка, еда и напитки текли рекой. Едва ли бабушка Порции позволила бы ей явиться на такого рода сборище, особенно в столь откровенном наряде. Порция целиком отдала себя на волю невестки, и Астрид с уверенностью заявила, что этот бал – прекрасная возможность осуществить задуманное Порцией.
Пробившись сквозь толпу, Порция вышла на балкон и оттуда по каменным ступеням сошла в сад. Прогулявшись по аллее, она присела на кованую скамью под дубом и подставила разгоряченное лицо свежему ветерку.
Шорох гравия под чьими-то тяжелыми шагами привлек ее внимание. Она смотрела, как из темноты возникла широкоплечая фигура. Мужчина направлялся к ней раскованной твердой походкой. Все ближе и ближе, пока, наконец, образ его не материализовался.
Темная копна волос. Резкие черты. Орлиный нос. Глаза цвета штормового неба.
– Что вы тут делаете? – прошептала она. Сердце распирало грудь, таким оно стало огромным.
– Пришел за вами.
Она поежилась.
– Как вы узнали, что я здесь? – с некоторой запальчивостью спросила она.
Он пожал плечами:
– Это совсем нетрудно. Надо лишь знать, кому и сколько дать, и всегда получишь нужную информацию.
– Вы подкупили моих слуг? – с раздражением и досадой уточнила она.
– Всего одну служанку.
– Разве вас сюда приглашали?
– Нет. – Хит усмехнулся. – Одним гостем больше, одним меньше – кто заметит?
Порция раздраженно мотнула головой и скрестила на груди руки. Наглости ему не занимать, это точно.
Он молча окинул ее взглядом, задержавшись глазами на слишком откровенном декольте. Она едва поборола желание прикрыться от его взгляда рукой. Никогда раньше она не надевала ничего столь вызывающего, столь яркого. Астрид клялась и божилась, что малиновый цвет Порции к лицу, что он подчеркивает красоту и блеск ее темных волос, делает ярче взгляд, а коже придает сливочный оттенок. И судя по взглядам, которые она ловила на себе сегодня, наряд вполне отвечал поставленной цели.
– Вы пришли, чтобы снова оскорблять меня? – Она безвольно махнула рукой, и собственная апатия удивила даже ее саму. – Я думаю, это не доставит вам удовлетворения. То, что произошло в Йоркшире, меня не сломило. Я все еще способна высоко держать голову. Так что можете возвращаться домой с чистой совестью.
Он не торопился с ответом, и под его испытующим взглядом дышать отчего-то становилось все труднее. Как всегда. В этом смысле ничего не изменилось. Его присутствие, как и прежде, завораживало, подавляло разум и волю. Время, расстояние, новая цель в жизни ничего не изменили. Печально. Нет, досадно. Она решила расстаться с мечтами и детскими глупыми желаниями, прекратить ребячество и делать то, что велит долг. Она более не была тем слабым созданием, что отдается на волю страстей. Сейчас она руководствовалась чувством ответственности. Она стала взрослее, мудрее. Ей следовало быть выше желания быть с Хитом.
Небрежно пожав плечами, при этом продолжая смотреть ей в глаза с особой, лишь ему присущей пристальностью, он протянул:
– Это не меняет того, что произошло между нами. – Его хрипловатый голос обволакивал, терзал, скользил по ее коже, как шелк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28