Я предположил, что это соучастники преступника, которые могут испортить нам всю игру. Я побежал, чтобы зайти к ним с тыла. «Нужно повредить машину, например разбить камнем хотя бы переднее стекло. Если даже они и улизнут, то путь машины с разбитым стеклом легко будет проследить…» Но и это был холостой выстрел. Подозрительный «мерседес» оказался машиной известного профессора. Потом я это проверил. А фары осветили окно потому, что колеса машины подскочили на выбоине…
– Догадываюсь, что было дальше, – прервал я НД. – Пока ты бежал к машине, убийца, который ударил меня, выбрался не окна, спрыгнул с ограды и скрылся. Так?
– Да. Я понял, что именно он выглядывал в окно. У меня волосы встали дыбом. Я быстро полез на ограду, спеша тебе на помощь.
– Спасибо! Ты вовремя собрался помогать! Да ведь за это время он мог меня четвертовать!
– Лучше поздно, чем никогда, – примирительно заметил мой неоценимый шеф.
– Совершенно верно, – подхватил НД. – Итак, – продолжал он, – твой кот – это всего-навсего окантованный жестью старый альбом для фотографий. А тип, за которым мы охотились, в момент, когда ты влезал в комнату, уже торчал там за портьерой. Он ждал. И как только ты высунул голову из-за стола, элегантно ударил тебя лежавшим поблизости альбомом… Разумеется, до твоего прихода он вытащил из шкафов все, что ему было нужно.
– Как дважды два четыре он получит высшую меру наказания, – решительно вмешался полковник. – В данном случае, принимая во внимание совершенное им убийство, да еще покушение на Глеба, не может быть никаких смягчающих обстоятельств: он действовал хладнокровно и обдуманно.
– Все-таки любопытно, почему он меня не убил?
– Он не знал, кто ты. Когда ты полз по ограде, то выронил бумажник со служебным удостоверением. Я нашел бумажник во дворе, у ограды. Зато в кармане у тебя осталась справка о выписке из психиатрической больницы. Справку он прочитал и бросил возле тебя.
– Да, действительно, накануне в коридоре управления я нашел какую-то справку. Наверно, кто-то уронил. Я забыл отдать ее в канцелярию… А отпечатки пальцев обнаружили?
– Отпечатки… свиной кожи! Он работал чисто, в перчатках. А вот твой пинцет натолкнул его на чудесную идею запутать расследование. Ведь пинцет в твоем кармане означал, что ты пришел за марками. И во время внезапного припадка эпилепсии мог хлопнуться головой о стол… Очевидно, этот тип решил, что встретил собрата, что ты такой же паршивец, как он, что ты тоже хотел ограбить убитого коллекционера. И подумал, что мы будем считать виновным тебя… Между прочим, Глеб, в твоем бумажнике я нашел две продолговатые американские марки, которые тебе возвращаю. – НД положил на одеяло целлофановый конвертик…
– Это результат моего первого филателистического обмена, – ответил я. – И это не имеет никакого отношения к преступлению… А у тебя есть, кроме предположений, какие-то конкретные данные?
– Нет. Все по-прежнему. Нет никаких следов. Положение не изменилось. Олесь Кригер опять был со мной в вилле, – продолжал НД, – и определил, что в тот вечер из альбомов опять вынуты наиболее ценные образцы марок. Грабеж проводился хладнокровно, со знанием дела. Убийца терпеливо вырывал из альбомов закрепленные на наклейках марки.
– Значит, из этого следует, что если бы удалось найти марки с кусочками наклеек или сами наклепки, следы от которых остались в альбомах… – начал я.
– Конечно! Только где и как их искать? – спросил мой шеф. – Разве что приказать просмотреть все мусорные ящики в домах, где проживают филателисты? Сто тысяч мусорных ящиков! Столько, кажется, у нас граждан, собирающих марки? Нет. Делайте это без меня, – заявил он решительно. – Согласия на это я не дам.
– Предприняло ли управление или районный комиссариат какие-нибудь шаги, о которых я еще не знаю?
Полковник с сожалением покачал головой:
– Не могу же я дать телефонограмму во все воеводские управления: «Предписывается розыск марок…» Каких именно марок? – обратился он к НД.
– «Россия». Номинал – тридцать копеек, двухцветная, выпуска 1858 года, водяной знак – «тройка», – начал цитировать по записи в блокноте НД. – Судя по надписям, сделанным в альбомах, рисунок в центре мартен был перевернут…
– Ну вот видишь! – прервал его полковник. – Помимо всего… рисунок в центре был перевернут! Даже если бы я мог отдать сколько-нибудь разумное распоряжение, то до этого следовало бы организовать курсы по филателии по меньшей мере для двух офицеров в каждом повяте. А представляешь, Глеб, какие были бы результаты? В одно прекрасное утро камеры предварительного заключения по всей стране заполнились бы коллекционерами! Ну как ты объяснишь работнику на периферии, что ты ищешь двухцветную марку с перевернутым рисунком в центре, стоимостью тридцать копеек, выпуска 1858 года? Это же вообще… черная магия. Увольте, – отрезал полковник.
Мы все умолкли.
– Я попытался выявить круг знакомых убитого, – снова начал НД. – Но все впустую. Вдова ничего не знает и никого не подозревает.
– Да, это убийство и ограбление совершены мастерски, – высказал свое мнение полковник. – И расследование можно загубить. Это действительно необычное дело… Врачебный консилиум, включая доктора Кригера, считает, что в ближайшие дни Глеб сможет приступить к работе. Разумеется… к легкой работе.
– Я слышал, полковник, что вы хотите дать ему отпуск, – буркнул НД.
– Отпуск? Кто вам сказал? Я? Ну и идея! Ни с того ни с сего послать парня в отпуск?
НД с безразличным видом опустил глаза: «Дело не мое – поступай как знаешь».
– Глеб, ты в самом деле собираешься отдыхать? – В голосе полковника слышалось удивление.
– С внеочередным отпуском, который вы мне обещали, можно подождать, – ответил я, памятуя слова полковника, произнесенные им, когда он переступил порог палаты.
– Ну, значит, договорились. Видишь? – обратился он к НД. – Передавать кому-нибудь другому дело об убийстве филателиста было бы неразумно. Глеб начал это дело, получил по голове, теперь пусть сам рассчитается со своим обидчиком. Коль скоро он числится самостоятельным работником, пусть сам реабилитирует себя и сведет счеты со своим личным противником.
Из всего этого я понял, что и проблема моего отпуска, и весь разговор моих гостей были обдуманы заранее.
НД изобразил на лице сожаление и, не дав мне рта раскрыть, продолжил:
– Как я уже говорил, Олесь Кригер опять был со мной в вилле. С его помощью я сделал выборочную опись тех марок, которых не хватает в альбомах. Опись я тебе оставлю. Впрочем, с Олесем ты сам поговоришь… Комната в вилле по просьбе вдовы и но решению прокурора открыта. Вдова и служанка, кроме кратких заявлений для протокола, до сих пор ничего существенного не сказали… Все. Точка. Конец. Финиш…
– Да… Вот видишь, как обстоят дела, – добавил мой дорогой шеф, слегка поглаживая животик и безуспешно пытаясь заложить ногу за ногу, что всегда делал в тех случаях, когда считал вопрос исчерпанным.
Я и НД притворились, что ничего не замечаем.
– В следующий раз я постараюсь первую же пойманную рыбу – а позавчера я поймал вот такого сома – в знак благодарности послать твоей маме, Глеб, – переменил тему разговора полковник. – Она, надеюсь, пришлет мне жирных червей? Говорят, что черви в вашем районе самые лучшие…
– Я вижу, ты взялся всерьез за дело об убийстве и грабеже, – сказал НД, прерывая излияния моего драгоценного шефа о рыбной ловле.
НД взял кляссер, как назло торчавший из-под подушки, и начал его листать.
– Покажи ему, Глеб, серию марок Боснии и Герцеговины, – вставил полковник. – Пусть посмотрит!
– Это даже любопытно, – разглагольствовал НД. – Но если бы дело шло о красивых картинках, я мог бы еще понять: люди собирают миниатюрные репродукции. Но пусть мне растолкуют, в чем красота измазанной штемпелями, грязной и нечетко отпечатанной «Гвианы» или «Лба молдавского быка». А ведь есть и такая марка!
Я понял, что, очевидно, НД просматривал каталоги или обогатил свои познания в области филателии с помощью доктора Кригера.
– Ты рассуждаешь так, словно никогда не ходил в школу, не собирал марок и благодаря коллекционированию не приобретал знаний о мире. Короткая у тебя память, – прервал я НД.
– Пусть! Но меня марками не соблазнишь. И в эту веру меня никто не обратит. Это совершенно бесполезное занятие!
Я взглянул на шефа. Он скучал. С какой охотой он отправился бы сейчас на рыбалку: только что прошел дождь и клев должен быть отличным.
НД расхаживал по палате, убеждая самого себя в том, что никто не уговорит его собирать марки.
Деревянная груша с кнопкой звонка уже несколько минут была у меня в руке. Я нажал три раза.
В дверях показалась медсестра:
– Я хочу заметить, что посетители злоупотребляют гостеприимством…
Мой шеф даже просиял от этого неожиданного откровения. Он встал и протянул руку:
– Ну, Глеб, хотелось бы еще поговорить с тобой, но сам видишь… выпроваживают. Ничего не поделаешь.
После ужина я открыл казенный кляссер с марками. Чтобы вести расследование об убийстве коллекционера, нужно было научиться свободно разбираться в марках и уметь пользоваться каталогами.
Глава 5
Меня должны были выписать из больницы. Пакет с каталогами и портфель с кляссером и личными вещами уже лежали у двери палаты.
Попрощавшись с лечащим врачом, я зашел к доктору Кригеру, чтобы поблагодарить его за бескорыстную помощь, кроме того, мне хотелось еще получить от него дополнительно кое-какую информацию об убийстве коллекционера.
Я выслушал массу советов, которым, подобно большинству выздоравливающих, следовать не собирался. Затем мы перешли к делу об убийстве. Я спросил Кригера, что ои думает об этом не как врач, а как филателист.
– Гм… Что вам сказать, капитан? – задумался он на минуту. – Мы обсуждали это дело с НД в ту ночь, когда совершилось убийство. Я как раз находился в анатомическом отделении, когда привезли тело убитого… Я, естественно, поинтересовался, кто был этот человек. Когда-то мы с ним даже были в некотором роде конкурентами. Только я всегда вынужден был ему уступать: он мог заплатить за марки более высокую цену и, по-моему, всегда переплачивал. Наконец он перестал посещать Клуб филателистов. Одни говорили, что он разорился на марках. Другие – что он якобы приобрел за солидную сумму коллекцию классиков исключительной ценности. Было это лет десять тому назад.
– Как вы считаете, могла эта исключительно ценная коллекция попасть к нему из сейфов Национального банка, то есть быть той коллекцией марок, которая предназначалась для Почтового музея?
– Скорее всего, да, – подумав немного, сказал доктор. – Постараюсь объяснить, почему я так считаю… Существует польская марка выпуска 1860 года «10 копеек за лот». Эта марка, погашенная круглым штемпелем № 1, не относится к разряду редких. Подобных марок довольно много. Но кроме марок с зубцами, есть марки «За лот» без зубцов. Их подлинность проверяется шириной полей, которая должна быть значительно больше, чем у марок с зубцами. Это, конечно, весьма редкие экземпляры. Такого рода оригинальных, беззубцовых марок «За лот» в мире может быть всего около десятка или немногим больше… Так же обстоит дело с маркой «Десять краковских крон» или, скажем, с австрийским «Меркурием» выпуска 1851 года, стоимостью тридцать крейцеров… «Меркурий» со штемпелем «Промышленность», розового цвета можно встретить раз в жизни. И если, скажем, вам когда-то довелось увидеть в коллекции беззубцовые «За лот», «Десять краковских крон», «Меркурий», «Цюрих» № 1 и № 2, а спустя несколько лет обнаружить следы этого комплекта в виде сорванных наклеек в альбомах в тех местах, где эти марки должны были бы находиться, то вы можете со всей определенностью считать, что источник появления этих редких марок мог быть только один.
– Считаете ли вы, если принять во внимание пустые места в альбомах и следы наклеек, что в числе прочих у убитого коллекционера были украдены перечисленные вами марки?
– Да, – подтвердил доктор. – Как вам, возможно, уже рассказал НД, десять лет назад я был в кабинете директора банка в тот момент, когда из сейфов извлекли коллекцию марок большой ценности, предназначенную дли музея, но она туда так и не попала… С тех пор мне и запомнился тот комплект, о котором я говорю. Его нельзя было не запомнить! В коллекции убитого филателиста не хватает именно этих марок, поэтому я могу с уверенностью сказать, откуда они и где я их видел до этого. Список украденных марок находится у НД, только его следует проверить. В больнице вы, оказывается, не теряли времени даром, копались в каталогах, – рассмеялся Кри-гер. – Если обнаружите в списке какую-нибудь ошибку, заранее прошу прощения. Проверяя альбомы в доме убитого, я давал НД информацию как любитель, а не как специалист и каталогами почти не пользовался.
Кригер старался говорить со мной простым, доступным языком, избегая непонятных мне терминов. Наконец он открыл свой портфель и достал оттуда небольшой кляссер.
– Я уже говорил вам, что марка «За лот», погашенная штемпелем 1, не относится к числу редких. Конечно, не среди школьников. Встречаются марки, погашенные другими штемпелями: 20, 29, 237, 270, 323, – не спеша перечислял доктор, давая мне возможность делать заметки в блокноте. – Такие марки ищут годами. Лучшее этому доказательство – то, что я помню эти номера. На днях мне удалось приобрести поистине великолепные экземпляры. Вы только посмотрите!
Я заглянул в кляссер и увидел два знакомых мне экземпляра «За лот» с номерами 237 и 323!
– Можно узнать… где и за сколько?
– Они достались мне совершенно случайно в Клубе филателистов. Фуксом, так как подобная оказия бывает редко. Обратите внимание на исключительно свежие цвета красок. В свете кварцевой лампы они чисты, как слеза. И совсем недорого: по две тысячи за штуку.
У меня не нашлось слов ответить доктору. Два «Колумба» – результат моего первого обмена – были реставрированы и не стоили даже двухсот злотых. В этом я убедился позавчера, рассматривая их в палате сквозь увеличительное стекло. О корыстных целях моего случайного знакомого я догадался слишком поздно.
– Еще один вопрос, доктор, если позволите?
– Пожалуйста!
– Насколько я помню, НД говорил, что студент-медяк, который делал инъекции, вам знаком?
– Студент? Да. Хороший парень. Поговорите с ним сами. Он сейчас как раз дежурит. Это недалеко отсюда…
Я решил немедленно встретиться со студентом.
Забрав вещи и попрощавшись с медсестрой, я вышел на улицу.
Чувствовал я себя вполне нормально, словно пришел в больницу час назад по служебным делам, выполняя свои прямые обязанности. Поймав такси, я поехал в студенческое общество.
Так начался первый этап расследования преступления. Все, что происходило до этого, было лишь прелюдией.
Комната, которую студенты арендовали в частной квартире, сияла белизной. Там я застал студента. Он сидел за столом и зубрил анатомию. Тощий парень, видно, из тех, кто с небывалой самоотверженностью доводит учебу до конца. При моем появлении он встал, приветливо поздоровался.
– Поверьте, – вскоре рассказывал он, – мне было очень неприятно, ведь это… это первый смертный случай в моей практике. Еще никто из моих пациентов не умирал. Я жалею, что не выехал раньше, почему-то все медлил.
– Значит, о том, что вам не следует приезжать, так как укол сделает сам врач, вас известили но телефону в тот момент, когда вы собирались выезжать?
– Да-да. Собственно, в это время я должен был уже находиться в пути.
– Вы можете точно передать телефонный разговор?
– Могу. Когда зазвонил телефон, я поднял трубку и услышал: «Говорит доктор… (фамилию он произнес неразборчиво). Прошу вас передать студенту, который делает уколы строфантина на вилле в Западном районе, что я был у пациента и сам сделал ему инъекцию. Поэтому сегодня приезжать не нужно…» Вот и все. Ошибки быть не могло, так как в Западном районе у нас только один пациент. Я позвонил туда на следующий день, чтобы спросить, нужно ли приезжать. Мне никто не ответил… Что же касается голоса звонившего, то у меня создалось впечатление, что он был намеренно изменен.
– Скажите, когда вы ездили делать эти уколы, вы не встречали у больного кого-нибудь, кроме жены и служанки?
– Нет. За всю неделю я никого не встретил. Хотя… – заколебался студент.
– Постарайтесь вспомнить. Может быть, теперь, в свете происшедших событий, что-нибудь привлечет ваше внимание, покажется вам подозрительным?
– Мне ни на кого не хотелось бы бросать тень подозрения, – ответил студент. – Тем более направить вас но ложному следу. Но кажется, за два или три дня до происшествия я встретил на лестнице очень взволнованного человека. Я обратил на это внимание потому, что в тот день мой пациент тоже был взволнован. Я даже подумал, что, возможно, у них произошла ссора…
НД вообще не упоминал о такого рода обстоятельствах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
– Догадываюсь, что было дальше, – прервал я НД. – Пока ты бежал к машине, убийца, который ударил меня, выбрался не окна, спрыгнул с ограды и скрылся. Так?
– Да. Я понял, что именно он выглядывал в окно. У меня волосы встали дыбом. Я быстро полез на ограду, спеша тебе на помощь.
– Спасибо! Ты вовремя собрался помогать! Да ведь за это время он мог меня четвертовать!
– Лучше поздно, чем никогда, – примирительно заметил мой неоценимый шеф.
– Совершенно верно, – подхватил НД. – Итак, – продолжал он, – твой кот – это всего-навсего окантованный жестью старый альбом для фотографий. А тип, за которым мы охотились, в момент, когда ты влезал в комнату, уже торчал там за портьерой. Он ждал. И как только ты высунул голову из-за стола, элегантно ударил тебя лежавшим поблизости альбомом… Разумеется, до твоего прихода он вытащил из шкафов все, что ему было нужно.
– Как дважды два четыре он получит высшую меру наказания, – решительно вмешался полковник. – В данном случае, принимая во внимание совершенное им убийство, да еще покушение на Глеба, не может быть никаких смягчающих обстоятельств: он действовал хладнокровно и обдуманно.
– Все-таки любопытно, почему он меня не убил?
– Он не знал, кто ты. Когда ты полз по ограде, то выронил бумажник со служебным удостоверением. Я нашел бумажник во дворе, у ограды. Зато в кармане у тебя осталась справка о выписке из психиатрической больницы. Справку он прочитал и бросил возле тебя.
– Да, действительно, накануне в коридоре управления я нашел какую-то справку. Наверно, кто-то уронил. Я забыл отдать ее в канцелярию… А отпечатки пальцев обнаружили?
– Отпечатки… свиной кожи! Он работал чисто, в перчатках. А вот твой пинцет натолкнул его на чудесную идею запутать расследование. Ведь пинцет в твоем кармане означал, что ты пришел за марками. И во время внезапного припадка эпилепсии мог хлопнуться головой о стол… Очевидно, этот тип решил, что встретил собрата, что ты такой же паршивец, как он, что ты тоже хотел ограбить убитого коллекционера. И подумал, что мы будем считать виновным тебя… Между прочим, Глеб, в твоем бумажнике я нашел две продолговатые американские марки, которые тебе возвращаю. – НД положил на одеяло целлофановый конвертик…
– Это результат моего первого филателистического обмена, – ответил я. – И это не имеет никакого отношения к преступлению… А у тебя есть, кроме предположений, какие-то конкретные данные?
– Нет. Все по-прежнему. Нет никаких следов. Положение не изменилось. Олесь Кригер опять был со мной в вилле, – продолжал НД, – и определил, что в тот вечер из альбомов опять вынуты наиболее ценные образцы марок. Грабеж проводился хладнокровно, со знанием дела. Убийца терпеливо вырывал из альбомов закрепленные на наклейках марки.
– Значит, из этого следует, что если бы удалось найти марки с кусочками наклеек или сами наклепки, следы от которых остались в альбомах… – начал я.
– Конечно! Только где и как их искать? – спросил мой шеф. – Разве что приказать просмотреть все мусорные ящики в домах, где проживают филателисты? Сто тысяч мусорных ящиков! Столько, кажется, у нас граждан, собирающих марки? Нет. Делайте это без меня, – заявил он решительно. – Согласия на это я не дам.
– Предприняло ли управление или районный комиссариат какие-нибудь шаги, о которых я еще не знаю?
Полковник с сожалением покачал головой:
– Не могу же я дать телефонограмму во все воеводские управления: «Предписывается розыск марок…» Каких именно марок? – обратился он к НД.
– «Россия». Номинал – тридцать копеек, двухцветная, выпуска 1858 года, водяной знак – «тройка», – начал цитировать по записи в блокноте НД. – Судя по надписям, сделанным в альбомах, рисунок в центре мартен был перевернут…
– Ну вот видишь! – прервал его полковник. – Помимо всего… рисунок в центре был перевернут! Даже если бы я мог отдать сколько-нибудь разумное распоряжение, то до этого следовало бы организовать курсы по филателии по меньшей мере для двух офицеров в каждом повяте. А представляешь, Глеб, какие были бы результаты? В одно прекрасное утро камеры предварительного заключения по всей стране заполнились бы коллекционерами! Ну как ты объяснишь работнику на периферии, что ты ищешь двухцветную марку с перевернутым рисунком в центре, стоимостью тридцать копеек, выпуска 1858 года? Это же вообще… черная магия. Увольте, – отрезал полковник.
Мы все умолкли.
– Я попытался выявить круг знакомых убитого, – снова начал НД. – Но все впустую. Вдова ничего не знает и никого не подозревает.
– Да, это убийство и ограбление совершены мастерски, – высказал свое мнение полковник. – И расследование можно загубить. Это действительно необычное дело… Врачебный консилиум, включая доктора Кригера, считает, что в ближайшие дни Глеб сможет приступить к работе. Разумеется… к легкой работе.
– Я слышал, полковник, что вы хотите дать ему отпуск, – буркнул НД.
– Отпуск? Кто вам сказал? Я? Ну и идея! Ни с того ни с сего послать парня в отпуск?
НД с безразличным видом опустил глаза: «Дело не мое – поступай как знаешь».
– Глеб, ты в самом деле собираешься отдыхать? – В голосе полковника слышалось удивление.
– С внеочередным отпуском, который вы мне обещали, можно подождать, – ответил я, памятуя слова полковника, произнесенные им, когда он переступил порог палаты.
– Ну, значит, договорились. Видишь? – обратился он к НД. – Передавать кому-нибудь другому дело об убийстве филателиста было бы неразумно. Глеб начал это дело, получил по голове, теперь пусть сам рассчитается со своим обидчиком. Коль скоро он числится самостоятельным работником, пусть сам реабилитирует себя и сведет счеты со своим личным противником.
Из всего этого я понял, что и проблема моего отпуска, и весь разговор моих гостей были обдуманы заранее.
НД изобразил на лице сожаление и, не дав мне рта раскрыть, продолжил:
– Как я уже говорил, Олесь Кригер опять был со мной в вилле. С его помощью я сделал выборочную опись тех марок, которых не хватает в альбомах. Опись я тебе оставлю. Впрочем, с Олесем ты сам поговоришь… Комната в вилле по просьбе вдовы и но решению прокурора открыта. Вдова и служанка, кроме кратких заявлений для протокола, до сих пор ничего существенного не сказали… Все. Точка. Конец. Финиш…
– Да… Вот видишь, как обстоят дела, – добавил мой дорогой шеф, слегка поглаживая животик и безуспешно пытаясь заложить ногу за ногу, что всегда делал в тех случаях, когда считал вопрос исчерпанным.
Я и НД притворились, что ничего не замечаем.
– В следующий раз я постараюсь первую же пойманную рыбу – а позавчера я поймал вот такого сома – в знак благодарности послать твоей маме, Глеб, – переменил тему разговора полковник. – Она, надеюсь, пришлет мне жирных червей? Говорят, что черви в вашем районе самые лучшие…
– Я вижу, ты взялся всерьез за дело об убийстве и грабеже, – сказал НД, прерывая излияния моего драгоценного шефа о рыбной ловле.
НД взял кляссер, как назло торчавший из-под подушки, и начал его листать.
– Покажи ему, Глеб, серию марок Боснии и Герцеговины, – вставил полковник. – Пусть посмотрит!
– Это даже любопытно, – разглагольствовал НД. – Но если бы дело шло о красивых картинках, я мог бы еще понять: люди собирают миниатюрные репродукции. Но пусть мне растолкуют, в чем красота измазанной штемпелями, грязной и нечетко отпечатанной «Гвианы» или «Лба молдавского быка». А ведь есть и такая марка!
Я понял, что, очевидно, НД просматривал каталоги или обогатил свои познания в области филателии с помощью доктора Кригера.
– Ты рассуждаешь так, словно никогда не ходил в школу, не собирал марок и благодаря коллекционированию не приобретал знаний о мире. Короткая у тебя память, – прервал я НД.
– Пусть! Но меня марками не соблазнишь. И в эту веру меня никто не обратит. Это совершенно бесполезное занятие!
Я взглянул на шефа. Он скучал. С какой охотой он отправился бы сейчас на рыбалку: только что прошел дождь и клев должен быть отличным.
НД расхаживал по палате, убеждая самого себя в том, что никто не уговорит его собирать марки.
Деревянная груша с кнопкой звонка уже несколько минут была у меня в руке. Я нажал три раза.
В дверях показалась медсестра:
– Я хочу заметить, что посетители злоупотребляют гостеприимством…
Мой шеф даже просиял от этого неожиданного откровения. Он встал и протянул руку:
– Ну, Глеб, хотелось бы еще поговорить с тобой, но сам видишь… выпроваживают. Ничего не поделаешь.
После ужина я открыл казенный кляссер с марками. Чтобы вести расследование об убийстве коллекционера, нужно было научиться свободно разбираться в марках и уметь пользоваться каталогами.
Глава 5
Меня должны были выписать из больницы. Пакет с каталогами и портфель с кляссером и личными вещами уже лежали у двери палаты.
Попрощавшись с лечащим врачом, я зашел к доктору Кригеру, чтобы поблагодарить его за бескорыстную помощь, кроме того, мне хотелось еще получить от него дополнительно кое-какую информацию об убийстве коллекционера.
Я выслушал массу советов, которым, подобно большинству выздоравливающих, следовать не собирался. Затем мы перешли к делу об убийстве. Я спросил Кригера, что ои думает об этом не как врач, а как филателист.
– Гм… Что вам сказать, капитан? – задумался он на минуту. – Мы обсуждали это дело с НД в ту ночь, когда совершилось убийство. Я как раз находился в анатомическом отделении, когда привезли тело убитого… Я, естественно, поинтересовался, кто был этот человек. Когда-то мы с ним даже были в некотором роде конкурентами. Только я всегда вынужден был ему уступать: он мог заплатить за марки более высокую цену и, по-моему, всегда переплачивал. Наконец он перестал посещать Клуб филателистов. Одни говорили, что он разорился на марках. Другие – что он якобы приобрел за солидную сумму коллекцию классиков исключительной ценности. Было это лет десять тому назад.
– Как вы считаете, могла эта исключительно ценная коллекция попасть к нему из сейфов Национального банка, то есть быть той коллекцией марок, которая предназначалась для Почтового музея?
– Скорее всего, да, – подумав немного, сказал доктор. – Постараюсь объяснить, почему я так считаю… Существует польская марка выпуска 1860 года «10 копеек за лот». Эта марка, погашенная круглым штемпелем № 1, не относится к разряду редких. Подобных марок довольно много. Но кроме марок с зубцами, есть марки «За лот» без зубцов. Их подлинность проверяется шириной полей, которая должна быть значительно больше, чем у марок с зубцами. Это, конечно, весьма редкие экземпляры. Такого рода оригинальных, беззубцовых марок «За лот» в мире может быть всего около десятка или немногим больше… Так же обстоит дело с маркой «Десять краковских крон» или, скажем, с австрийским «Меркурием» выпуска 1851 года, стоимостью тридцать крейцеров… «Меркурий» со штемпелем «Промышленность», розового цвета можно встретить раз в жизни. И если, скажем, вам когда-то довелось увидеть в коллекции беззубцовые «За лот», «Десять краковских крон», «Меркурий», «Цюрих» № 1 и № 2, а спустя несколько лет обнаружить следы этого комплекта в виде сорванных наклеек в альбомах в тех местах, где эти марки должны были бы находиться, то вы можете со всей определенностью считать, что источник появления этих редких марок мог быть только один.
– Считаете ли вы, если принять во внимание пустые места в альбомах и следы наклеек, что в числе прочих у убитого коллекционера были украдены перечисленные вами марки?
– Да, – подтвердил доктор. – Как вам, возможно, уже рассказал НД, десять лет назад я был в кабинете директора банка в тот момент, когда из сейфов извлекли коллекцию марок большой ценности, предназначенную дли музея, но она туда так и не попала… С тех пор мне и запомнился тот комплект, о котором я говорю. Его нельзя было не запомнить! В коллекции убитого филателиста не хватает именно этих марок, поэтому я могу с уверенностью сказать, откуда они и где я их видел до этого. Список украденных марок находится у НД, только его следует проверить. В больнице вы, оказывается, не теряли времени даром, копались в каталогах, – рассмеялся Кри-гер. – Если обнаружите в списке какую-нибудь ошибку, заранее прошу прощения. Проверяя альбомы в доме убитого, я давал НД информацию как любитель, а не как специалист и каталогами почти не пользовался.
Кригер старался говорить со мной простым, доступным языком, избегая непонятных мне терминов. Наконец он открыл свой портфель и достал оттуда небольшой кляссер.
– Я уже говорил вам, что марка «За лот», погашенная штемпелем 1, не относится к числу редких. Конечно, не среди школьников. Встречаются марки, погашенные другими штемпелями: 20, 29, 237, 270, 323, – не спеша перечислял доктор, давая мне возможность делать заметки в блокноте. – Такие марки ищут годами. Лучшее этому доказательство – то, что я помню эти номера. На днях мне удалось приобрести поистине великолепные экземпляры. Вы только посмотрите!
Я заглянул в кляссер и увидел два знакомых мне экземпляра «За лот» с номерами 237 и 323!
– Можно узнать… где и за сколько?
– Они достались мне совершенно случайно в Клубе филателистов. Фуксом, так как подобная оказия бывает редко. Обратите внимание на исключительно свежие цвета красок. В свете кварцевой лампы они чисты, как слеза. И совсем недорого: по две тысячи за штуку.
У меня не нашлось слов ответить доктору. Два «Колумба» – результат моего первого обмена – были реставрированы и не стоили даже двухсот злотых. В этом я убедился позавчера, рассматривая их в палате сквозь увеличительное стекло. О корыстных целях моего случайного знакомого я догадался слишком поздно.
– Еще один вопрос, доктор, если позволите?
– Пожалуйста!
– Насколько я помню, НД говорил, что студент-медяк, который делал инъекции, вам знаком?
– Студент? Да. Хороший парень. Поговорите с ним сами. Он сейчас как раз дежурит. Это недалеко отсюда…
Я решил немедленно встретиться со студентом.
Забрав вещи и попрощавшись с медсестрой, я вышел на улицу.
Чувствовал я себя вполне нормально, словно пришел в больницу час назад по служебным делам, выполняя свои прямые обязанности. Поймав такси, я поехал в студенческое общество.
Так начался первый этап расследования преступления. Все, что происходило до этого, было лишь прелюдией.
Комната, которую студенты арендовали в частной квартире, сияла белизной. Там я застал студента. Он сидел за столом и зубрил анатомию. Тощий парень, видно, из тех, кто с небывалой самоотверженностью доводит учебу до конца. При моем появлении он встал, приветливо поздоровался.
– Поверьте, – вскоре рассказывал он, – мне было очень неприятно, ведь это… это первый смертный случай в моей практике. Еще никто из моих пациентов не умирал. Я жалею, что не выехал раньше, почему-то все медлил.
– Значит, о том, что вам не следует приезжать, так как укол сделает сам врач, вас известили но телефону в тот момент, когда вы собирались выезжать?
– Да-да. Собственно, в это время я должен был уже находиться в пути.
– Вы можете точно передать телефонный разговор?
– Могу. Когда зазвонил телефон, я поднял трубку и услышал: «Говорит доктор… (фамилию он произнес неразборчиво). Прошу вас передать студенту, который делает уколы строфантина на вилле в Западном районе, что я был у пациента и сам сделал ему инъекцию. Поэтому сегодня приезжать не нужно…» Вот и все. Ошибки быть не могло, так как в Западном районе у нас только один пациент. Я позвонил туда на следующий день, чтобы спросить, нужно ли приезжать. Мне никто не ответил… Что же касается голоса звонившего, то у меня создалось впечатление, что он был намеренно изменен.
– Скажите, когда вы ездили делать эти уколы, вы не встречали у больного кого-нибудь, кроме жены и служанки?
– Нет. За всю неделю я никого не встретил. Хотя… – заколебался студент.
– Постарайтесь вспомнить. Может быть, теперь, в свете происшедших событий, что-нибудь привлечет ваше внимание, покажется вам подозрительным?
– Мне ни на кого не хотелось бы бросать тень подозрения, – ответил студент. – Тем более направить вас но ложному следу. Но кажется, за два или три дня до происшествия я встретил на лестнице очень взволнованного человека. Я обратил на это внимание потому, что в тот день мой пациент тоже был взволнован. Я даже подумал, что, возможно, у них произошла ссора…
НД вообще не упоминал о такого рода обстоятельствах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26