Теперь надо ловить этого сукина сына. У меня есть… идея!
Мы остановились у пивного киоска на площади Коммуны. Рядом с нами два довольно развязных парня угощались крепким портвейном.
– Ох, как спать хочется! – зевнул НД.
– И мне. – Я тоже зевнул.
Мы разыгрывали эту сцену на случай, если преступник вздумает пойти за нами или станет расспрашивать о нас. А вдруг он стоит сейчас на другой стороне площади и смотрит, что мы будем делать дальше?
Мы еще позевали, затем НД купил в соседнем киоске вечерний выпуск «Экспресса».
– Мы, Глеб, пойдем сейчас в разные стороны, а через полтора часа ты постараешься вернуться к вилле, – шептал НД, заглядывая в газету. – Луна взойдет не раньше половины одиннадцатого. Для преступника погода сегодня неблагоприятная: нет ни единой тучки. Поэтому он появится в промежутке между наступлением темноты и восходом луны. Ты должен попасть в виллу раньше него. Я же отправлюсь в комендатуру и организую одно мероприятие, которое его обманет…
Просматривая газету, НД продолжал инструктировать меня усталым, безразличным тоном, который не мог вызвать никаких подозрений. План его был великолепен. Зевая, я усердно кивал головой.
– Итак, Глеб, если у тебя нет замечаний, то давай посередине площади, на виду у всех, пожмем друг другу руки и разойдемся, – закончил НД.
Мы попрощались.
Через несколько минут НД сел в автобус, направлявшийся в центр города. Я поехал в трамвае, идущем в противоположную сторону.
Если преступник был в этот момент на площади, то наш отъезд укрепит его намерение осуществить задуманное.
На последней остановке я вышел из вагона и не спеша направился к Висле. Вдали на улицах зажглись первые вечерние огни. Шагая по тропинке через поле, я думал: «Зачем я утром надел новый костюм? Не известно, что с ним станет. Ведь, чтобы забраться в комнату, мне придется лезть через ограду. Кроме того… эта скотина, преступник, наверняка не заморыш. И в случае стычки он, несомненно, пойдет на все. У него может оказаться оружие… Надо будет захватить его врасплох, когда он начнет упаковывать альбомы. На фотографии было видно, что в шкафу, возле которого лежал труп, полно альбомов… Нет! Альбомы он упаковывать не станет. Лишняя тяжесть будет для него помехой. Скорее всего он постарается выбрать наиболее ценные марки (если до сих пор не выбрал то, что ему нужно)… Может, еще не все выбрал? Иначе зачем ему понадобилось оставлять изнутри ключ в замке, а затем звонить по телефону и ждать, не поднимут ли трубку?…»
У меня еще было время, я присел на кучу щебня и опять задумался.
«Если засада даст результат и мы схватим преступника, то дело будет закрыто на два дня раньше, чем наметил мой бесценный шеф. Мы выясним личность преступника, его знакомства и связи, „накроем“, или, говоря нормальным языком, арестуем, сообщников (если они есть), и я, выполнив очередное задание, со спокойной совестью начну… собирать марки!»
– Захватили, заманили тебя марки. Держись! – пробормотал я.
И, встав, потихоньку пошел по ухабистой дороге, в конце которой начиналась улица, ведущая к вилле. Вокруг было пустынно и тихо. Я не видел никаких оснований скрываться, тайком пробираться от дерева к дереву.
Время приближалось к десяти вечера. Согласно плану, через несколько минут НД должен начать операцию, создающую видимость облавы.
Если преступник затаился где-то рядом, то патруль отрежет ему путь к ограде виллы, отвлечет его внимание и даст мне возможность незаметно пробраться в комнату. План операции предусматривал, что, несмотря на тщательные поиски, никто не должен быть задержан.
«Как только я увижу, что ты на ограде и пробрался в комнату, – говорил мне НД во время нашего совещания на площади Коммуны, – меня тут же „поймают“, поднимут шум, а затем увезут. Потом я вернусь к вилле. Пока преступник поймет, что ему ничего не грозит и что облава не связана с его особой, пройдет минут пятнадцать. Тогда он приступит к делу…»
( Я стоял, прижавшись к забору, метрах в пятидесяти от виллы и от калитки, по которой мне нужно было карабкаться на верх ограды. Время от времени поглядывал на часы.
Облава запаздывала…
Было уже четверть одиннадцатого, когда на соседней улице поднялась суматоха. Раздались звуки сирены, и послышались громкие крики. Кто-то, вынырнув из-за угла, убегал…
Я без труда узнал фигуру НД. Он бежал к забору. Когда он пробежал мимо, я без колебаний бросился за ним. За нами с отчаянным криком гнались два или три участника облавы.
Улица осветилась фарами мотоциклов. Фары то гасли, То загорались, с тем чтобы дать возможность посторонним лицам, если они находятся поблизости, уйти… НД пробежал мимо калитки и дал знак, что путь свободен.
Пока участники облавы старались «искать» и ничего не найти, я без труда влез на ограду и прополз в темноте к окну. Было уж совсем простым делом ухватиться за подоконник, подтянуться и спрыгнуть в комнату на мягкий ковер.
– Помогите! Спасите! – орал на улице НД.
Я, согнувшись, сидел в комнате у окна. В это время должны были схватить НД, надеть ему наручники, а затем, по его же замыслу, отвезти под конвоем подальше от виллы.
Мне было слышно, как подъехал один, затем второй мотоцикл. Возле дома поднялась суматоха. Я услышал голос знакомого сержанта:
– Давай лапы, негодяй! Я отучу тебя хулиганить!
– Помогите! – орал мнимый хулиган.
Но его крики, видимо, никого не трогали, и в ближайших домах открывать окна не спешили.
Вскоре на улице опять стало тихо.
Обхватив руками колени, я уселся поудобнее. Нужно, чтобы глаза привыкли к темноте…
Рядом, у левой стены, стоял большой тяжелый шкаф с полуоткрытыми дверцами. А я помнил, что на фотоснимке дверцы были закрыты! Напротив, за портьерой, темнела дверь, ведущая в прихожую. В правом от меня углу комнаты виднелись очертания столика и кресел. Правую стену, не известную мне по фотографии, от пола до потолка закрывали стеллажи с книгами. Там же, направо, на расстоянии протянутой руки, стоял массивный письменный стол, который как бы загораживал угол комнаты. Место за письменным столом было единственным, где я йог расположиться так, чтобы меня не было видно и чтобы я был как можно ближе к окну. Место за портьерой у двери не годилось: тогда между мною и окном было бы около шести метров…
Моя задача заключалась в том, чтобы позволить убийце и грабителю забраться в комнату, а затем свалить его приемом джиу-джитсу.
Не вставая, согнувшись, я передвинулся к письменному столу. Я хотел определить, достаточно ли велико пространство между тумбами стола (куда сидящий за столом обычно протягивает ноги) или же мне расположиться в углу, за креслом.
И в комнате и во всем доме стояла полная тишина. Жильцы первого этажа спали. Их не встревожила разыгранная нами облава. Вдова и служанка тоже спали, а если и не спали, то уж определенно находились в своих постелях.
Вдруг на ограде дома что-то зашуршало… Я замер… Шорох повторился.
Согнувшись между креслом и столом, я весь напрягся. За моими плечами был угол комнаты.
Удобнее всего будет прыгнуть на него сзади, в тот момент, когда он встанет возле шкафа и начнет освещать фонариком корешки альбомов.
Шорох больше не повторился. Мои нервы понемногу успокаивались. Я расслабил мышцы и выбрал для себя место поудобнее, оставаясь в полусогнутом положении.
Думал ли я, бегая в коротких штанишках а радуясь экзотической «Колонии Оранжевой реки» и «Ньясам» с жирафом, что, став взрослым дядей, буду сторожить коллекцию старых марок? Бес его знает, сколько в этом шкафу в альбомах лежит разноцветных «Колоний Оранжевой реки»? Сколько «Ньяс» с жирафом, сколько «Средних Конго» с готовящимся к прыжку леопардом, сколько идущих по пустыне верблюдов на марках Судана, сколько пирамид Хеопса и сфинксов на марках Египта?…
А может… может, здесь есть и экземпляры марок, репродукции которых я видел в «The Rarest Stamps»? Определенно! Несомненно! Иначе не было бы убийства!
Ожидание начало надоедать, и в голову лезла всякая чепуха: «Как приятно иметь у себя дома хотя бы сотую часть тех марок, что находятся здесь. Рассматривая их, совершишь незабываемое путешествие по чужим, экзотическим странам…»
Между тем мне начал досаждать лежавший в кармане пинцет он запутался в подкладке и колол бедро. Мои мускулы постепенно деревенели. Кругом стояла полная тишина…
…Если бы можно было закурить!.. А может быть, там, с другой стороны стола, посреди комнаты лежит кот? Тот самый, о котором вспоминала служанка. Наверно, он залез днем через открытое окно, уснул, а теперь проснулся…
Я чуточку приподнялся, чтобы вытащить из кармана злосчастный пинцет, и взглянул через стол. Едва я успел подумать, что кот, очевидно, испугался и прыгает на меня, как страшный удар но голове вверг меня в пучину мрака.
Глава 4
– Я принесла тебе кляссер с марками и пинцет, как ты просил, – сказала мама, едва переступив порог палаты, где я лежал. – Вот тебе еще компот трех сортов и пирожки, специально для тебя испекла. Ты меня извини, но просьбу о каталогах я не выполнила – в мои годы тяжеловато их тащить. Поэтому я связалась по телефону с твоим шефом и попросила его захватить каталоги, когда он поедет к тебе…
«Связалась но телефону с твоим шефом!» – Эта типично служебная фраза, произнесенная мамой, окончательно отогнала послеобеденную дрему и заставила меня улыбнуться.
– За кляссер спасибо. А шефу ты звонила напрасно. Не нужно было его беспокоить.
– Нужно пли не нужно, мне лучше знать. Он без конца впутывает тебя в какие-то истории. Кстати, вчера вечером я просматривала твой альбом. Там в середине я обнаружила «Ньясу», она очень похожа на ту марку, которая когда-то пропала у тебя в школе – помнишь, из-за нее была целая трагедия?…
Я взглянул на измученное, побледневшее лицо мамы. Оно напомнило мне «Портрет пожилой женщины» Уистлера из Лувра. Когда-то даже была такая марка фиолетового цвета, выпущенная в 1934 или 1935 году в США. Маме нужен отдых, а ей пришлось, очевидно, целыми днями просиживать в больничном коридоре. Как будто и в самом деле что-то случилось!
Но мама, усевшись поудобнее на стуле, забросала меня вопросами.
– Слушай, почему у тебя в казенном кляссере не все марки с зубцами? Это, наверно, дефектные, как ты мне когда-то говорил?
Меня распирала гордость коллекционера.
– Нет, дорогая, не все марки без зубцов являются дефектными. Есть марки совсем без зубцов. Их называют беззубцовыми, или отрезными, так как их не отрывают от листа, а отрезают ножницами, – объяснял я с видом заправского знатока.
– А что такое блок?
– Блок – это одна или несколько марок, отпечатанных на отдельном листе бумаги, обычно с надписями, посвященными знаменательным событиям.
– А какие марки дороже – гашеные или чистые?
– Какие?… (А про себя подумал: «Что-то ты, дорогая мамочка, начинаешь чересчур интересоваться филателией!») В принципе более дорогими считаются неиспользованные марки; так как за них нужно платить полную цену, например шестьдесят грошей за марку. Ту же марку, по со штемпелем мы можем получить даром, с конверта присланного нам письма… А вообще говоря, в марках я понимаю не больше, чем свинья в апельсинах!
Меня немного забавляли неожиданная тема беседы и серьезное выражение мамина лица.
– Если ты не разбираешься в марках, то зачем тебя понесло на эту виллу? Полковник умывает руки и заявляет, что тебя подговорил твой дорогой Юлек!
Так обычно мама называла НД.
– А он не пострадал в этой авантюре? – спросил я.
– Юлек? Не беспокойся! У него никогда даже волос с головы не упадет! Свои идеи он проверяет на таких простофилях, как ты!
– Не говори так. Это была наша общая идея, – твердо заявил я.
– Так я и поверю! Два сапога пара!.. Прямо близнецы сиамские!
Я пожал плечами: «Ворчи, ворчи, мне это не мешает».
В больнице меня держали буквально под стеклянным колпаком. Я совершенно не знал, что же случилось на самом деле в ту злополучную ночь. Все, что произошло с того момента, когда огромный кот неожиданно прыгнул мне на голову, было для меня покрыто мраком.
– Вы, капитан, должны запастись терпением и соблюдать дисциплину, – укоризненно говорил доктор Кригер.
В этой больнице он не работал, но по дружбе и, уж конечно, по просьбе НД наблюдал за ходом моего лечения.
– Скоро вы обо всем узнаете. Трагедии не было и нет! Эти слова я услышал на следующий день, после того как пришел в сознание. Голова болела, все было как в тумане. Говорил я с трудом. Но со вчерашнего дня чувствовал себя уже лучше и мог свободно разговаривать.
– Мы сняли запрет на связь с городом, – заявил мне утром доктор Кригер. – И вам, капитан, можно даже позвонить по телефону.
Я немедленно воспользовался этим и позвонил полковнику. Увы, мой бесценный шеф рявкнул, что у него совещание, но он обо мне помнит.
– …И вообще, капитан, я сейчас занят, – раздраженно ответил полковник, когда я попытался узнать об участи НД. – Прошу не морочить мне голову!
Ну что ж, это в его стиле. У него такие настроения бывали!
Я положил трубку, стараясь не замечать насмешливого взгляда доктора Кригера. Слушая мой разговор с полковником, он ухмылялся с видом заговорщика:
– Терпение, еще немножечко терпения, капитан!..
«Прошу не морочить мне голову!» Я мог бы обидеться, начать строить всевозможные догадки, если бы впервые столкнулся с моим драгоценным шефом. Я если бы не был убежден в том, что доктор Кригер по-настоящему заботится о моем здоровье.
Моя дорогая мама, снабдив меня рядом ценных, с ее точки зрения, советов, собиралась уходить.
– Раз ты уже встаешь и, как сам говоришь, у тебя нет ничего серьезного, то банки с компотом я поставлю на окно. Следи, чтобы их не сбросило ветром. Пирожки с черешней – в коробке, творожный пудинг – в пергаментной бумаге, клубника – в коробке из-под монпансье. Если ты их не съешь – испортятся. – Она взглянула в окно. – О, я исчезаю. Приехал твой старый нудный шеф и привез с собой Юлека. Будь здоров!.. И пожалуйста, не позволяй себя втянуть в новую авантюру… – добавила она с порога.
Вскоре дверь палаты приоткрылась и заглянула медсестра:
– Доктор Кригер сказал, что вопрос о приеме посетителей вы будете решать сами… Прибыли двое. Если они вас будут раздражать или наскучат вам, нажмите три раза кнопку звонка.
– Будьте уверены, если мне станет с ними скучно, то звонком воспользуюсь.
В ту же минуту в комнату вкатилась кругленькая фигура полковника в штатском. Мой бесценный шеф, зажав в руке букет гвоздики, переступал с ноги на ногу и не знал, как себя вести.
– Кхм, кхм!.. – откашлялся он. – Как дела, Глеб? Мой дорогой… Ну и стукнули тебя по головке!.. Вот тебе каталоги, а вот гвоздика. Я решил дать тебе внеочередной отпуск… – Он был явно смущен и даже заикался.
– Разрешите доложить, постепенно поправляюсь, полковник! – ответил я сухо.
– Фу ты! – вылез вперед НД. – А в городе уже говорят, что нужно заказывать венки. Да он совсем здоров! Я-то знаю об этом от доктора Кригера. Симулирует. Хочет всю вину свалить на нас!
– Успокойся ты… всезнайка, – резко оборвал я его. – Ты еще станешь утверждать, что полковник был автором идиотской идеи о засаде в вилле?!
– Вы только послушайте, полковник, выходит, он залез туда по моему настоянию. Подумаешь! Оказывается, я еще виноват в том, что ваши офицеры такие неженки?
– Прошу вас не забывать, что оценка качеств моих офицеров находится в моей компетенции, – официальным тоном изрек полковник.
– Совершенно верно, но…
Они могли, не смотря друг другу в глаза, препираться до бесконечности, если бы. я. опершись спиной о стенку, не начал разговор по существу.
– Разрешите вам сказать, что, когда я выглянул из-под стола там, в комнате, на меня неожиданно прыгнул какой-то кот… Я охотно выслушал бы, что произошло потом.
– Вот видите, я же говорил, с ним все в порядке! И жалеть его нечего, – воскликнул НД. – Разрешите, полковник… Так вот… понимаешь… – продолжал он, усаживаясь на кровать, – после того как твои пятки мелькнули в окне и ты оказался в комнате, меня «поймали». Затем, согласно плану, облава была свернута. Во время прочесывания местности оперативники, конечно, никого и ничего не обнаружили. Я вернулся к вилле и стал наблюдать за оградой… Через полчаса выяснилось, что мы переборщили. Преступник или вообще лезть туда не думал и телефонные звонки в комнате были случайными, либо мы его спугнули и в эту ночь он уже не придет. А может быть, он только собирался. А это мне вовсе не улыбалось, так как я был страшно голоден и устал… Я размышлял, как связаться с тобой, но тут увидел, что ты выглянул из окна и, очевидно, собираешься вылезать оттуда…
– Вот как! Ты очень наблюдателен! Так, значит, это был я?
– Не перебивай… Я хотел подойти ближе, но в эту минуту от площади Коммуны подъехала автомашина. Свет ее фар скользнул по стене виллы, на миг осветив окно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Мы остановились у пивного киоска на площади Коммуны. Рядом с нами два довольно развязных парня угощались крепким портвейном.
– Ох, как спать хочется! – зевнул НД.
– И мне. – Я тоже зевнул.
Мы разыгрывали эту сцену на случай, если преступник вздумает пойти за нами или станет расспрашивать о нас. А вдруг он стоит сейчас на другой стороне площади и смотрит, что мы будем делать дальше?
Мы еще позевали, затем НД купил в соседнем киоске вечерний выпуск «Экспресса».
– Мы, Глеб, пойдем сейчас в разные стороны, а через полтора часа ты постараешься вернуться к вилле, – шептал НД, заглядывая в газету. – Луна взойдет не раньше половины одиннадцатого. Для преступника погода сегодня неблагоприятная: нет ни единой тучки. Поэтому он появится в промежутке между наступлением темноты и восходом луны. Ты должен попасть в виллу раньше него. Я же отправлюсь в комендатуру и организую одно мероприятие, которое его обманет…
Просматривая газету, НД продолжал инструктировать меня усталым, безразличным тоном, который не мог вызвать никаких подозрений. План его был великолепен. Зевая, я усердно кивал головой.
– Итак, Глеб, если у тебя нет замечаний, то давай посередине площади, на виду у всех, пожмем друг другу руки и разойдемся, – закончил НД.
Мы попрощались.
Через несколько минут НД сел в автобус, направлявшийся в центр города. Я поехал в трамвае, идущем в противоположную сторону.
Если преступник был в этот момент на площади, то наш отъезд укрепит его намерение осуществить задуманное.
На последней остановке я вышел из вагона и не спеша направился к Висле. Вдали на улицах зажглись первые вечерние огни. Шагая по тропинке через поле, я думал: «Зачем я утром надел новый костюм? Не известно, что с ним станет. Ведь, чтобы забраться в комнату, мне придется лезть через ограду. Кроме того… эта скотина, преступник, наверняка не заморыш. И в случае стычки он, несомненно, пойдет на все. У него может оказаться оружие… Надо будет захватить его врасплох, когда он начнет упаковывать альбомы. На фотографии было видно, что в шкафу, возле которого лежал труп, полно альбомов… Нет! Альбомы он упаковывать не станет. Лишняя тяжесть будет для него помехой. Скорее всего он постарается выбрать наиболее ценные марки (если до сих пор не выбрал то, что ему нужно)… Может, еще не все выбрал? Иначе зачем ему понадобилось оставлять изнутри ключ в замке, а затем звонить по телефону и ждать, не поднимут ли трубку?…»
У меня еще было время, я присел на кучу щебня и опять задумался.
«Если засада даст результат и мы схватим преступника, то дело будет закрыто на два дня раньше, чем наметил мой бесценный шеф. Мы выясним личность преступника, его знакомства и связи, „накроем“, или, говоря нормальным языком, арестуем, сообщников (если они есть), и я, выполнив очередное задание, со спокойной совестью начну… собирать марки!»
– Захватили, заманили тебя марки. Держись! – пробормотал я.
И, встав, потихоньку пошел по ухабистой дороге, в конце которой начиналась улица, ведущая к вилле. Вокруг было пустынно и тихо. Я не видел никаких оснований скрываться, тайком пробираться от дерева к дереву.
Время приближалось к десяти вечера. Согласно плану, через несколько минут НД должен начать операцию, создающую видимость облавы.
Если преступник затаился где-то рядом, то патруль отрежет ему путь к ограде виллы, отвлечет его внимание и даст мне возможность незаметно пробраться в комнату. План операции предусматривал, что, несмотря на тщательные поиски, никто не должен быть задержан.
«Как только я увижу, что ты на ограде и пробрался в комнату, – говорил мне НД во время нашего совещания на площади Коммуны, – меня тут же „поймают“, поднимут шум, а затем увезут. Потом я вернусь к вилле. Пока преступник поймет, что ему ничего не грозит и что облава не связана с его особой, пройдет минут пятнадцать. Тогда он приступит к делу…»
( Я стоял, прижавшись к забору, метрах в пятидесяти от виллы и от калитки, по которой мне нужно было карабкаться на верх ограды. Время от времени поглядывал на часы.
Облава запаздывала…
Было уже четверть одиннадцатого, когда на соседней улице поднялась суматоха. Раздались звуки сирены, и послышались громкие крики. Кто-то, вынырнув из-за угла, убегал…
Я без труда узнал фигуру НД. Он бежал к забору. Когда он пробежал мимо, я без колебаний бросился за ним. За нами с отчаянным криком гнались два или три участника облавы.
Улица осветилась фарами мотоциклов. Фары то гасли, То загорались, с тем чтобы дать возможность посторонним лицам, если они находятся поблизости, уйти… НД пробежал мимо калитки и дал знак, что путь свободен.
Пока участники облавы старались «искать» и ничего не найти, я без труда влез на ограду и прополз в темноте к окну. Было уж совсем простым делом ухватиться за подоконник, подтянуться и спрыгнуть в комнату на мягкий ковер.
– Помогите! Спасите! – орал на улице НД.
Я, согнувшись, сидел в комнате у окна. В это время должны были схватить НД, надеть ему наручники, а затем, по его же замыслу, отвезти под конвоем подальше от виллы.
Мне было слышно, как подъехал один, затем второй мотоцикл. Возле дома поднялась суматоха. Я услышал голос знакомого сержанта:
– Давай лапы, негодяй! Я отучу тебя хулиганить!
– Помогите! – орал мнимый хулиган.
Но его крики, видимо, никого не трогали, и в ближайших домах открывать окна не спешили.
Вскоре на улице опять стало тихо.
Обхватив руками колени, я уселся поудобнее. Нужно, чтобы глаза привыкли к темноте…
Рядом, у левой стены, стоял большой тяжелый шкаф с полуоткрытыми дверцами. А я помнил, что на фотоснимке дверцы были закрыты! Напротив, за портьерой, темнела дверь, ведущая в прихожую. В правом от меня углу комнаты виднелись очертания столика и кресел. Правую стену, не известную мне по фотографии, от пола до потолка закрывали стеллажи с книгами. Там же, направо, на расстоянии протянутой руки, стоял массивный письменный стол, который как бы загораживал угол комнаты. Место за письменным столом было единственным, где я йог расположиться так, чтобы меня не было видно и чтобы я был как можно ближе к окну. Место за портьерой у двери не годилось: тогда между мною и окном было бы около шести метров…
Моя задача заключалась в том, чтобы позволить убийце и грабителю забраться в комнату, а затем свалить его приемом джиу-джитсу.
Не вставая, согнувшись, я передвинулся к письменному столу. Я хотел определить, достаточно ли велико пространство между тумбами стола (куда сидящий за столом обычно протягивает ноги) или же мне расположиться в углу, за креслом.
И в комнате и во всем доме стояла полная тишина. Жильцы первого этажа спали. Их не встревожила разыгранная нами облава. Вдова и служанка тоже спали, а если и не спали, то уж определенно находились в своих постелях.
Вдруг на ограде дома что-то зашуршало… Я замер… Шорох повторился.
Согнувшись между креслом и столом, я весь напрягся. За моими плечами был угол комнаты.
Удобнее всего будет прыгнуть на него сзади, в тот момент, когда он встанет возле шкафа и начнет освещать фонариком корешки альбомов.
Шорох больше не повторился. Мои нервы понемногу успокаивались. Я расслабил мышцы и выбрал для себя место поудобнее, оставаясь в полусогнутом положении.
Думал ли я, бегая в коротких штанишках а радуясь экзотической «Колонии Оранжевой реки» и «Ньясам» с жирафом, что, став взрослым дядей, буду сторожить коллекцию старых марок? Бес его знает, сколько в этом шкафу в альбомах лежит разноцветных «Колоний Оранжевой реки»? Сколько «Ньяс» с жирафом, сколько «Средних Конго» с готовящимся к прыжку леопардом, сколько идущих по пустыне верблюдов на марках Судана, сколько пирамид Хеопса и сфинксов на марках Египта?…
А может… может, здесь есть и экземпляры марок, репродукции которых я видел в «The Rarest Stamps»? Определенно! Несомненно! Иначе не было бы убийства!
Ожидание начало надоедать, и в голову лезла всякая чепуха: «Как приятно иметь у себя дома хотя бы сотую часть тех марок, что находятся здесь. Рассматривая их, совершишь незабываемое путешествие по чужим, экзотическим странам…»
Между тем мне начал досаждать лежавший в кармане пинцет он запутался в подкладке и колол бедро. Мои мускулы постепенно деревенели. Кругом стояла полная тишина…
…Если бы можно было закурить!.. А может быть, там, с другой стороны стола, посреди комнаты лежит кот? Тот самый, о котором вспоминала служанка. Наверно, он залез днем через открытое окно, уснул, а теперь проснулся…
Я чуточку приподнялся, чтобы вытащить из кармана злосчастный пинцет, и взглянул через стол. Едва я успел подумать, что кот, очевидно, испугался и прыгает на меня, как страшный удар но голове вверг меня в пучину мрака.
Глава 4
– Я принесла тебе кляссер с марками и пинцет, как ты просил, – сказала мама, едва переступив порог палаты, где я лежал. – Вот тебе еще компот трех сортов и пирожки, специально для тебя испекла. Ты меня извини, но просьбу о каталогах я не выполнила – в мои годы тяжеловато их тащить. Поэтому я связалась по телефону с твоим шефом и попросила его захватить каталоги, когда он поедет к тебе…
«Связалась но телефону с твоим шефом!» – Эта типично служебная фраза, произнесенная мамой, окончательно отогнала послеобеденную дрему и заставила меня улыбнуться.
– За кляссер спасибо. А шефу ты звонила напрасно. Не нужно было его беспокоить.
– Нужно пли не нужно, мне лучше знать. Он без конца впутывает тебя в какие-то истории. Кстати, вчера вечером я просматривала твой альбом. Там в середине я обнаружила «Ньясу», она очень похожа на ту марку, которая когда-то пропала у тебя в школе – помнишь, из-за нее была целая трагедия?…
Я взглянул на измученное, побледневшее лицо мамы. Оно напомнило мне «Портрет пожилой женщины» Уистлера из Лувра. Когда-то даже была такая марка фиолетового цвета, выпущенная в 1934 или 1935 году в США. Маме нужен отдых, а ей пришлось, очевидно, целыми днями просиживать в больничном коридоре. Как будто и в самом деле что-то случилось!
Но мама, усевшись поудобнее на стуле, забросала меня вопросами.
– Слушай, почему у тебя в казенном кляссере не все марки с зубцами? Это, наверно, дефектные, как ты мне когда-то говорил?
Меня распирала гордость коллекционера.
– Нет, дорогая, не все марки без зубцов являются дефектными. Есть марки совсем без зубцов. Их называют беззубцовыми, или отрезными, так как их не отрывают от листа, а отрезают ножницами, – объяснял я с видом заправского знатока.
– А что такое блок?
– Блок – это одна или несколько марок, отпечатанных на отдельном листе бумаги, обычно с надписями, посвященными знаменательным событиям.
– А какие марки дороже – гашеные или чистые?
– Какие?… (А про себя подумал: «Что-то ты, дорогая мамочка, начинаешь чересчур интересоваться филателией!») В принципе более дорогими считаются неиспользованные марки; так как за них нужно платить полную цену, например шестьдесят грошей за марку. Ту же марку, по со штемпелем мы можем получить даром, с конверта присланного нам письма… А вообще говоря, в марках я понимаю не больше, чем свинья в апельсинах!
Меня немного забавляли неожиданная тема беседы и серьезное выражение мамина лица.
– Если ты не разбираешься в марках, то зачем тебя понесло на эту виллу? Полковник умывает руки и заявляет, что тебя подговорил твой дорогой Юлек!
Так обычно мама называла НД.
– А он не пострадал в этой авантюре? – спросил я.
– Юлек? Не беспокойся! У него никогда даже волос с головы не упадет! Свои идеи он проверяет на таких простофилях, как ты!
– Не говори так. Это была наша общая идея, – твердо заявил я.
– Так я и поверю! Два сапога пара!.. Прямо близнецы сиамские!
Я пожал плечами: «Ворчи, ворчи, мне это не мешает».
В больнице меня держали буквально под стеклянным колпаком. Я совершенно не знал, что же случилось на самом деле в ту злополучную ночь. Все, что произошло с того момента, когда огромный кот неожиданно прыгнул мне на голову, было для меня покрыто мраком.
– Вы, капитан, должны запастись терпением и соблюдать дисциплину, – укоризненно говорил доктор Кригер.
В этой больнице он не работал, но по дружбе и, уж конечно, по просьбе НД наблюдал за ходом моего лечения.
– Скоро вы обо всем узнаете. Трагедии не было и нет! Эти слова я услышал на следующий день, после того как пришел в сознание. Голова болела, все было как в тумане. Говорил я с трудом. Но со вчерашнего дня чувствовал себя уже лучше и мог свободно разговаривать.
– Мы сняли запрет на связь с городом, – заявил мне утром доктор Кригер. – И вам, капитан, можно даже позвонить по телефону.
Я немедленно воспользовался этим и позвонил полковнику. Увы, мой бесценный шеф рявкнул, что у него совещание, но он обо мне помнит.
– …И вообще, капитан, я сейчас занят, – раздраженно ответил полковник, когда я попытался узнать об участи НД. – Прошу не морочить мне голову!
Ну что ж, это в его стиле. У него такие настроения бывали!
Я положил трубку, стараясь не замечать насмешливого взгляда доктора Кригера. Слушая мой разговор с полковником, он ухмылялся с видом заговорщика:
– Терпение, еще немножечко терпения, капитан!..
«Прошу не морочить мне голову!» Я мог бы обидеться, начать строить всевозможные догадки, если бы впервые столкнулся с моим драгоценным шефом. Я если бы не был убежден в том, что доктор Кригер по-настоящему заботится о моем здоровье.
Моя дорогая мама, снабдив меня рядом ценных, с ее точки зрения, советов, собиралась уходить.
– Раз ты уже встаешь и, как сам говоришь, у тебя нет ничего серьезного, то банки с компотом я поставлю на окно. Следи, чтобы их не сбросило ветром. Пирожки с черешней – в коробке, творожный пудинг – в пергаментной бумаге, клубника – в коробке из-под монпансье. Если ты их не съешь – испортятся. – Она взглянула в окно. – О, я исчезаю. Приехал твой старый нудный шеф и привез с собой Юлека. Будь здоров!.. И пожалуйста, не позволяй себя втянуть в новую авантюру… – добавила она с порога.
Вскоре дверь палаты приоткрылась и заглянула медсестра:
– Доктор Кригер сказал, что вопрос о приеме посетителей вы будете решать сами… Прибыли двое. Если они вас будут раздражать или наскучат вам, нажмите три раза кнопку звонка.
– Будьте уверены, если мне станет с ними скучно, то звонком воспользуюсь.
В ту же минуту в комнату вкатилась кругленькая фигура полковника в штатском. Мой бесценный шеф, зажав в руке букет гвоздики, переступал с ноги на ногу и не знал, как себя вести.
– Кхм, кхм!.. – откашлялся он. – Как дела, Глеб? Мой дорогой… Ну и стукнули тебя по головке!.. Вот тебе каталоги, а вот гвоздика. Я решил дать тебе внеочередной отпуск… – Он был явно смущен и даже заикался.
– Разрешите доложить, постепенно поправляюсь, полковник! – ответил я сухо.
– Фу ты! – вылез вперед НД. – А в городе уже говорят, что нужно заказывать венки. Да он совсем здоров! Я-то знаю об этом от доктора Кригера. Симулирует. Хочет всю вину свалить на нас!
– Успокойся ты… всезнайка, – резко оборвал я его. – Ты еще станешь утверждать, что полковник был автором идиотской идеи о засаде в вилле?!
– Вы только послушайте, полковник, выходит, он залез туда по моему настоянию. Подумаешь! Оказывается, я еще виноват в том, что ваши офицеры такие неженки?
– Прошу вас не забывать, что оценка качеств моих офицеров находится в моей компетенции, – официальным тоном изрек полковник.
– Совершенно верно, но…
Они могли, не смотря друг другу в глаза, препираться до бесконечности, если бы. я. опершись спиной о стенку, не начал разговор по существу.
– Разрешите вам сказать, что, когда я выглянул из-под стола там, в комнате, на меня неожиданно прыгнул какой-то кот… Я охотно выслушал бы, что произошло потом.
– Вот видите, я же говорил, с ним все в порядке! И жалеть его нечего, – воскликнул НД. – Разрешите, полковник… Так вот… понимаешь… – продолжал он, усаживаясь на кровать, – после того как твои пятки мелькнули в окне и ты оказался в комнате, меня «поймали». Затем, согласно плану, облава была свернута. Во время прочесывания местности оперативники, конечно, никого и ничего не обнаружили. Я вернулся к вилле и стал наблюдать за оградой… Через полчаса выяснилось, что мы переборщили. Преступник или вообще лезть туда не думал и телефонные звонки в комнате были случайными, либо мы его спугнули и в эту ночь он уже не придет. А может быть, он только собирался. А это мне вовсе не улыбалось, так как я был страшно голоден и устал… Я размышлял, как связаться с тобой, но тут увидел, что ты выглянул из окна и, очевидно, собираешься вылезать оттуда…
– Вот как! Ты очень наблюдателен! Так, значит, это был я?
– Не перебивай… Я хотел подойти ближе, но в эту минуту от площади Коммуны подъехала автомашина. Свет ее фар скользнул по стене виллы, на миг осветив окно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26