Так и тут откроете.
– И что будет?
– А я почем знаю?
– Да ты все всегда знаешь!
– Не-э-э, я шутю. А в дела великие я не лезу, рылом не вышел! – Похмелеон юрко нырнул в зеркало и исчез. Правда, периодически выглядывал.
– Хрен его знает, что там стрясется, – зевнул Джедай. – Но морду этому Эйдолону я бить буду.
А Игорь стиснул кулаки. Почему-то был уверен, что цели Николая – Анастасия и Катя. Вот был уверен, и все. А что за них он глотку порвет любому, он точно знал. Усмехнулся.
– Значит, в Ночь Ночей Николаша нападет, – сказал Игорь, запуская ложечку в варенье. – Николаша, если он сам чей-то подкормыш – а так оно и выходит, – толком сам не знает, чего ему надо. Это знает хозяин, который держит его на поводке. А сам Николай свою крутость всегда всем доказать хотел. Вот он и захочет вернуть жену и дочь и показать им, кто в доме хозяин. Захочет пристукнуть меня. Будет лезть напролом.
– Похоже на то, – сказала Елена Прекрасная. – Он же псих. Конкретный, стандартный, понятный псих.
– Да, но если он нападет, – сказал Аркадий Францевич, – то где? Здешнюю Башню мы разогнали. Где их норы?
– А вы у голов, у голов спросите! – хихикнул из зеркала Похмелеон и снова скрылся.
– Ага. Щаз! – мявкнул Джедай. – Я лучше сам поищу. С прайдами.
– А я с Кобеликсом и Остервениксом, – добавил Джек.
– Значит, где и когда – это мы, можно сказать, узнаем. Но кто и что будет делать? Где и как драться? – сказал Аркадий Францевич.
– Мой враг, – резко встрял Игорь. – Эйдолон-Николай. Я должен его найти и прикончить.
– А я – ту Красную Бабу, – совершенно спокойно ответила Анастасия. – Я за Катю ее загрызу. Просто загрызу.
– А мне нужна та, Крысиха, – вскочила Кэт. Вид у нее был отважный и ужасно беззащитный.
– Ну так мы с Крысами тоже подеремся в охотку, – разгладил усы Джедай, обводя взглядом крыс Трех Племен, Нилакарну, Джека и непонятно каким образом возникшего в доме Армагеддона.
– Мы принимаем бой! – дурашливо проорал из зеркала Похмелеон.
Ли погрозил ему кулаком. Тот ойкнул и снова исчез.
– Я должен вернуться, – глухо сказал Агловаль, вставая. – Я обещал господину моему государю Артуру, что в час беды буду сражаться в его воинстве. Отпустите меня. – Он поднял к Ли отчаянное лицо.
Ли кивнул:
– Иди. Прямо сейчас иди. Пока путь еще не так опасен.
Агловаль на миг преклонил колено, прижав руку к груди, и, окинув всех взглядом, вышел.
– Где он пройдет? – опомнился Игорь.
– Он знает, – негромко ответил Ли.
…Байк разогнался по Новому Арбату, вылетел на Бородинский мост на дикой скорости – чтобы раствориться в воздухе на середине…
– Ну мне тоже на Той Стороне драться, – вздохнула Елена. – И сестрице Эвриале.
– А я буду тут, – решительно сказала Кэт. – Я тут живу, тут мои кошки, это мой город. И Крыса тут. – Она покосилась на Нилакарну. Сиамец настороженно смотрел на Ли синими глазами.
– Ну нам-то сам Бог тут велел, – спокойно проговорил Аркадий Францевич и глянул на молодого человека с маузером. Тот лишь пожал плечами – а как же иначе?
Игорь вдруг рассмеялся:
– Ну мы герои. «Мы принимаем бой!» А с кем драться придется? Как?
– А что думать? – вдруг сказал молчавший до того Андрей. – Уже поздно думать. Драться. Только драться.
– Дерусь потому, что дерусь, – опять рассмеялся Игорь. – Надо мне герб, что ли, с таким девизом завести…
– Нарисую. После войны, – коротко усмехнулся Андрей. – А пару вопросов можно?
– Можно, – кивнул Аркадий Францевич.
– Как мне найти Фоминых? Похоже, им перерезали дорогу. А в тот дом я уже не раз заходил – он мертв. Мне нет пути в их дом по этой Москве…
– А ты через Зазеркалье, по отражению, – послышалось из зеркала.
Андрей сорвался с места так быстро, что никто и ахнуть не успел.
– Вот и все, – вдруг сказал Игорь, сам не понимая своей тоски.
– Ну значит, все, – сказал Аркадий Францевич. – Я так понимаю – ищем «гнезда» злыдней и ставим там наблюдателей. И… готовимся к бою. А сведения – ну к господину Кременникову, не так ли?
– Да, – кивнул Игорь. – Как понимаю, штаб-квартира тут у нас. Согласен.
– Ну вот и ладно. А теперь пора бы и по домам. Думать да наблюдать. Счастливо оставаться, судари мои!
Последними уходили Кэт и Нилакарна. Казалось, Кэт о чем-то ужасно хотелось спросить, но она так и не решилась. И когда она уже стояла в прихожей, надевая пальто, Анастасия заметила, что у нее подозрительно распухли губы и порозовел нос.
– Что случилось? – загородила она дверь.
– Ничего, – прошептала Кэт. – Ничего… важного. Сейчас не до таких пустяков…
– Ну-ка давайте в комнату. Я так вас не отпущу.
И тут Кэт разревелась, уткнувшись Анастасии в плечо.
– Я не знаю, не знаю, что делать! Я все перерыла, а как расколдовать, не нашла! А он принц! – всхлипывала она. – И никто не знает! Никто!
– А ты у голов, у голов спроси! – захихикал кто-то сзади, из зеркала. – Они все знают!
В зеркале кривлялся Похмелеон и ухмылялся черный пес с апокалиптической кличкой.
– Так ведь спрошу, – сказал Игорь и улыбнулся Кэт. – Не плачьте. Мы найдем, как расколдовать вашего, – он посмотрел на Нилакарну, царственного и напряженного, как сжатая пружина, – царевича.
Сон. Один на двоих.
Сначала Анастасия с Игорем шли по асфальтовой дороге, безлюдной, тихой, без машин. Как всегда бывает во сне, идти было легко-легко. Слева внизу тянулся песчаный берег, справа стояли террасами корпуса пансионата или чего-то в таком духе. Было раннее утро, теплое и пасмурное, но не душное. Молочно-белое море тихо шумело внизу и впереди, где широкий залив дугой вдавался в берег. Пахло солью. Границы моря и неба не было видно, и казалось, что это не морское, а небесное побережье.
Они перелезли через металлические перила и спустились по невысокому мергелевому обрыву на берег. Влажноватый крупный кварцевый песок приятно холодил ноги. Игорь наклонился и поднял маленький камешек.
– Аметист, – удивился он и швырнул его в воду. Море тихо накатывало и так же тихо, лениво и тягуче отступало, словно делало берегу легкий ленивый массаж. Анастасия осмотрелась. Вдоль по дороге, чуть дальше, виднелось невысокое цилиндрическое здание из стекла и алюминия, с голубым прозрачным куполом и лестницей, охватывавшей строение спиралью. Наверное, столовая или административный корпус. Берег везде был одинаков – небольшая ступенька метра в полтора и под ней песчаный пляж.
– Где же они? – спросила она.
– Рано еще, – ответил Игорь, садясь под ступенечкой, под языком спутанных корней и травы. На траве спала огромная бабочка-махаон с жесткими бледными крыльями. В каменистой стене торчали мелкие друзы разноцветных кристаллов, рядом с рукой Игоря валялась расколотая жеода, в которой пряталась щетка аметистов.
Они немного посидели, а потом сверху посыпалась земля, и на песок скатилась Катя, деловито сопя и хитро улыбаясь. Она прижимала к себе одной рукой одновременно куклу и кота. Черного одноглазого кота. Игорь вздрогнул. Вилька висел в руках у Кати и делал вид, что он игрушечный.
– Вилька! – позвал Игорь, но Вилька хитро притворялся игрушкой, даже мех у него оказался синтетический.
– Мама! – заверещала Катя и, выронив свои игрушки, побежала к Анастасии.
Игорь подобрал куклу и кота и сел в сторонке, чтобы не мешать. Но Катя все равно притащила маму к Игорю.
– А ты мне больше нравишься без бороды, – безапелляционно заявила она, посмотрев на трехдневную Игореву щетину. – И маме ты без бороды больше нравишься!
– Катя, – зашипела Анастасия, но Катя только округлила глаза:
– Но ведь это же правда! А ты сама говорила, чтоб надо правду, а не врать! Он без бороды лучше!
– Катя, – попытался перевести разговор на другие рельсы Игорь, – а как тебе тут?
– Ой, тут хорошо! – вскочила Катя.
Кот перестал делать игрушечный вид и сел.
– Вилька же! – поймал его за шкирку Игорь. Кот покорился и свернулся на коленях у хозяина.
– Вилька со мной живет. И с бабушкой. Она пошла молоко пить, – махнула куда-то рукой Катя. – Там такие белые коровы, с красными ухами. Они с тети-Ланиной мамой их доят. А тетя Лана делает такие вкусные пироги с малиной! Я вчера четыре вот таких куска съела! – Катя показала руками, как рыболов показывает огроменную рыбину.
Игорь тихо хихикнул. Анастасия улыбалась во весь рот.
– Ма-а-ама, – вдруг нежно-нежно протянула Катя. – А когда мы вернемся, мы будем у него жить? Все вместе, да?
Анастасия растерянно захлопала глазами.
– А… ну… но ведь мы с бабушкой живем!
– Ну и что? – надулась Катя. – Бабушка тоже с нами будет.
«Девочка, ведь я убью твоего отца», – подумал Игорь, глядя в серый потолок. За окном было уже светло. Игорь прислушался. В комнате Анастасии было пока тихо. Он встал и тихонько пошел в ванную – бриться.
Когда Анастасия вошла на кухню, на запах кофе, она, глянув на Игоря, покачала головой, затем фыркнула:
– Катька, паршивка… Побрился-таки!
Игорь пожал плечами:
– Она сказала, что так лучше.
– И, понимаешь ли, права!
В доме Фоминых было настолько по-настоящему, что Андрей ощутил, как к глазам подступают слезы. Вспомнилась тетя Поля, двоюродная бабушка, ее старомодные платья с круглыми воротничками, береты с хвостиками, любимая вазочка для варенья, кружевные салфеточки, старый-престарый резной буфет – вот откуда все было, из каких лет…
Где-то бормотал репродуктор, наигрывал «Рио-Риту». Громко тикали часы. За окном стоял вечер, но не яркий вечер современной Москвы, не темный вечер Москвы семидесятилетней давности, а страшный и непроглядный в буквальном смысле слова. Андрей давно заметил, что окна в доме Фоминых всегда показывают не то, что на самом деле находится снаружи, но сегодня они показывали именно то. Темноту. Ощутимую, непроглядную и непроходимую. Только один-единственный переулок чуть светился тускло-желтым – именно по нему Андрей сегодня и пришел сюда. Переулок с его картины – «Последний переулок». В конце которого ждали Выстрелы-с-той-стороны.
Сегодня он шел между мертвых домов, в которых теперь жило только тусклое эхо. Дома, окружавшие дом Фоминых, были еще мертвее. Они даже не казались домами – скорее, структурированным мраком, и Андрея невольно пробирал ужас, когда он начинал себе представлять, что там может обитать. Не жить – там не может быть жизни, а именно обитать. Он с трудом подавил порыв свернуть в сторону и посмотреть, что там, на месте школы и полуподвального зальчика. И еще он знал, что в беспроглядно-черных провалах затаились Те-кто-стреляет-с-той-стороны.
Лидия Васильевна наливала чай из фарфорового чайничка, Вика ставила на стол вазочки с домашним печеньем, Света почти демонстративно читала какую-то книжку, забравшись с ногами в кресло. Кажется, она с самого начала за что-то Андрея невзлюбила.
Когда стол был накрыт, Лидия Васильевна взяла тяжелый бронзовый колокольчик и позвонила.
– К столу! К столу! – настойчиво позвала она.
Фомин явился почти сразу же, неся с собой бутылку вина, обернутую белой салфеткой.
– Лидочка, а фужеры поставить?
– Сейчас, – улыбнулась та. Но улыбка вышла короткой, оборванной.
Наконец все расселись. Фомин торжественно, священнодействуя, разлил по бокалам вино – даже Светке – и сел, держа фужер за тонкую витую ножку.
– Что же, выпьем, – сказал он.
Это походило на заупокойный тост. Андрей не стал пить.
– Что же вы, Андрюша? – спросила Лидия Васильевна.
Андрей встал.
– Я… Алексей Владимирович, Лидия Васильевна… я прошу руки вашей дочери Вики.
Со звоном разбился бокал, Светка ахнула и побежала на кухню, по дороге отчаянно всхлипывая. Оттуда она, естественно, сразу не вернулась – наверное, ревела где-то в уголку. Вика бросилась за сестрой. Вскоре с кухни послышались два плачущих голоса. Светка что-то говорила. Вика что-то отвечала.
– Но мы же мертвые, – возразил академик.
– Я ее люблю, – просто ответил Андрей.
– Андрюша, – деликатно вступила в разговор Лидия Васильевна, – я не буду врать, мы очень рады, очень-очень, но ведь… у нас нет никакого выхода.
– Я знаю. Я просто буду с вами. Куда вы – туда и я. Иначе я жить не смогу.
– Но мы ведь тоже скоро не сможем… вы же понимаете… Наше время кончается. Я давно уже видел, что круг сужается, и скоро мы уже не выйдем из него. И нас возьмут… эти.
– Я понимаю. Вы боитесь умереть.
– Да. Я боюсь, Андрей.
Странно было услышать это признание от этого большого и сильного человека. Почти страшно.
– Понимаете ли, пока я был жив, я был уверен, что за гробом ничего нет! И не боялся! Я знал, что жизнь продолжится и после меня, что мое тело распадется на атомы и вернется в цикл жизни, став пищей червям, потом растениям, потом позвоночным… Мне было только печально, что я не увижу новой, прекрасной жизни. – Он помолчал, затем тихонько рассмеялся. – Открою вам страшную тайну. Любой из нас в глубине души надеется на то, что за смертью что-то есть. Любой, даже самый прожженный атеист. Только скрывает это даже от самого себя, а уж как человек умеет себя убеждать – это мы знаем… А теперь мне страшно. Потому что все, чему я не верил, оказалось правдой. А если так, то ведь придется отвечать. Не за то, что я считал идею существования Бога смешной, а за то, что я натворил. Ведь эти твари – это тоже отчасти мое порождение!
Андрей засмеялся против воли:
– Вы много на себя берете. Они и без вас существуют. Вы всего лишь предугадали существование Иллюзиума. Но никого вы не создали. Это существовало и без вас.
– Нет, – покачал головой Фомин. – Если все так, то я вложил свой кирпичик в основание Башни. И как мне это исправить – я не знаю…
Он посмотрел на жену:
– Лидочка…
– Да. Андрей, – посмотрела она на него серьезно до дрожи. – Мы решили – мы ответим на приглашение. И будь что будет. Их, – она особенно подчеркнула это слово, – я боюсь больше.
Что-то произошло. Никто не мог сказать, что именно – какая-то еле заметная рябь прошла по комнате, и за окном тьма стала прозрачнее, словно вернулся обычный темный осенний вечер.
Андрей опустил голову. Потом снова посмотрел на них – таких беззащитных, таких влюбленных друг в друга.
– Мне кажется, что теперь вас эти, – он показал головой за окно, – уже не смогут достать. Никак.
– Всего три дня осталось… – прошептала Лидия Васильевна. – Всего три дня…
– Я пойду с вами. – Андрей положил руку на их соединенные ладони. – Я тоже решил. Что будет с Викой – то и со мной.
И опять что-то произошло – неуловимое, почти незаметное, хрупкое, как угасающий звон разбитого тонкого стекла.
Вика с зареванной, но уже сердито улыбающейся Светкой вернулись в гостиную. Вика была необычно решительной и сильной, а Светка – необычно тихой и послушной.
– Светка плачет, – шепнула она Андрею. – Она плачет, что никогда не станет взрослой, что ее никто никогда не полюбит, как ты – меня… Мне ее так жалко…
– Викушка, подай еще один бокал… Лидочка, а ты помнишь – там, в серванте? По-моему, время.
Лидия Васильевна кивнула, ушла в спальню и через несколько минут вернулась с зеленой бархатной коробочкой.
– Вот, это мы для Викушки и Светочки припасли, – сказала Лидия Васильевна, любовно поглаживая кольца. – А это будет для вас. Это дедовское еще, пусть ваше будет.
– Ну давайте выпьем, по-настоящему, со звоном! – вскочил Фомин.
Они чокнулись бокалами, репродуктор вдруг замолк.
«Это их время кончается. Их мир сжимается», – подумал Андрей, ощущая, как вместе с мирком Фоминых сжимается и его сердце.
Он надел на палец Вике тонкое золотое колечко и поцеловал ее.
Репродуктор вздохнул и выдал «Полет валькирий».
Андрей возвращался домой, полный какой-то злой, сумасшедшей радости.
– «Все долги уплачены до заката, как любил говаривать мистер Коркран», – процитировал он неизвестно откуда всплывшие слова. Кто такой этот мистер Коркран? В Интернете посмотреть, что ли?
Поднялся ветер, с неба смело дождевые облака, в проранах замерцали тусклые городские звезды. И откуда-то издалека, на грани слышимости, донесся далекий-далекий звук рога, лай призрачных псов, мерный неостановимый шаг и лязг затворов.
Стояла глухая ночь. Ветер угрожающе свистел над арбатскими переулками. Почти все окна были темны. Деревья размахивали руками, бешено и бессистемно разрывая в клочья зеленоватые и бледно-оранжевые шелковые платки фонарного света, и разбуженные вороны хрипло и недовольно каркали где-то в темноте.
Игорь, подняв ворот черного плаща и озираясь, остановился у знакомого подъезда.
Дверь была заперта.
А дом был старый. Старый дом – вход в лабиринт городских измерений. Игорь постоял, прислушиваясь к себе и к дому. Холодок скользнул по телу внезапно, словно где-то приотворилась дверь.
– Ну вот и хорошо, – прошептал Игорь и шагнул туда, откуда тянуло этим холодком.
В подъезде опять было тихо и тепло, откуда-то шел слабый рассеянный свет. Каким-то непостижимым образом здесь все оставалось уютно-старинным, несмотря на домофон. А консьержки непременной в подъезде не было…
Он вошел внутрь широкого вестибюля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51