Нет, она действительно была прекрасна, в руках длинный черный зонт, на голове белоснежная беретка, волосы в этот раз были собраны в плотный пучок. Как и в первый раз в моей памяти не осталось ее гардероба. Верхняя одежда была подобрана со вкусом, но деталей вспомнить я не смог. Ночью трубку взяла она. Таксист. Он ее привез тогда в клуб… я ничего о ней не знаю. В одну секунду готов заменить в своем сердце человека, которому мысленно клялся в верности до конца существования вселенной. Забыть о том, кто далеко. Выбрать того, кто рядом. Отказ. Выбор. Один из миллиона шанс. Я стоял и не знал, что буду делать в следующую секунду. Саша приехала. Она уже не могла оставаться в своем городе и приехала сюда. Зачем? Я никогда не узнаю, но она взяла и приехала!
Девушка на крыльце парфюмерного магазина как будто ждала моих действий. Она посмотрела на небо, потом на свой зонт. Я тоже посмотрел на небо. Развернулся и пошел обратно на вокзал. Покупать билет к Тане.
20. Журавль в руках
Мне редко удается заметить наступление воскресного утра. Это в субботу я просыпаюсь в то же время, что и на протяжении всей рабочей недели. С сожалением смотрю на часы, убеждаюсь, что зря проснулся так рано. Но во второй выходной биологические часы автоматически подводятся на новый график и воскресный полдень – мой частый собеседник после того, как я открываю глаза. Он показывает мне светлые картины и ласково шепчет на ухо перспективы на вечер. Сегодня, проснувшись, я не услышал полуденных сказок. Не открывая глаз, представил расположение предметов в моей квартире. Это получалось без особенных усилий и напряжений ума. Небольшая экскурсия по комнатам. Две черные коробочки, телефон и пульт к телевизору, как всегда на ковре возле кровати. На спинку кресла накинуты джинсы и рубашка, под креслом свернутые в клубочек носки. На журнальном столике железнодорожный билет. Ботинки из прихожей смотрят носами на кухню. А там… Много различных деталей, сочных и осязаемых.
Первое. В мусорном ведре лежит конверт. Письмо незнакомке, которое так и не дошло до адресата. Второе. Кухонный стол. Практически пустая бутылка водки, пепельница (у меня дома всегда хранится дежурная пачка сигарет на случай прихода курящих друзей, но вчера я выкурил ее сам), пустая рюмка, стакан, на дне которого мутнеет огуречный рассол, крошки хлеба, глубокая тарелка, в которой смешались плоды зеленого горошка, кукурузы и оливкового дерева. Вилка… должна быть еще и вилка. Вот она. В раковине. Ходить мысленно по квартире было не сложно, но пора уже вставать.
Проснулся и тут же осознал – сегодня особенный день. Сегодня произойдет знаковое событие в моей жизни. Прецедент, после которого изменится мое отношение к себе, мои отношения с моим миром, относительная величина силы воли на килограмм массы тела. Сны? Снов минувшей ночью не было. Я ведь так и не заснул. Ну, может быть за несколько минут до звонка будильника, я прикрыл глаза и мне приснилось, что сейчас уже утро и пора просыпаться. Но, несмотря на бессонную ночь, я чувствовал себя свежим и энергичным. Сделал легкую зарядку, постоял пару минут под прохладным душем, умылся и начал одеваться. До поезда еще пять часов, но я специально встал пораньше, чтобы прочувствовать каждую секунду этого дня.
Вышел на кухню, собрал всю грязную посуду под краном, окатил моющим средством, затем попеременно включал холодную и горячую воду, вытирать не стал, просто сложил тарелки стопочкой на столе, сверху поставил бокал, рюмку и положил вилку. Накинул на плечи куртку.
Вышел из дома с пластиковым мусорным пакетом, выскальзывающим из рук, мокрым от огуречного рассола. Шел напрямик к мусорным контейнерам. Над одним поднимался усталый черный дымок. Во втором копошилась большая рыжая собака. Третий был точно такой же, как четвертый и пятый. Ржавые, помятые и забитые останками человеческого прогресса контейнеры. Вокруг них была еще двухметровая зона, усеянная яичной скорлупой, обрывками туалетной бумаги и картофельными очистками. Остановившись в нескольких шагах от ближайшего бака, я швырнул пакет и собирался уже возвращаться домой. Но синий полиэтиленовый мешок не долетел до цели считанных сантиметров и упал точно на развороченный борт бака открытым концом наружу. Часть мусора вывалилась на землю, и затем пакет, качнувшись, скрылся в кратере дымящего контейнера. В грязи кроме всего прочего очутился нераспечатанный бумажный конверт. Она не хотела исчезать из моей жизни.
Я не стал задумываться над знаками и символами. Чистая случайность, что письмо не свалилось в бак. Подошел, подобрал пару заплесневелых огурцов, пустую банку от консервированной кукурузы и конверт. Неожиданно для себя прослезился – облако вонючего дыма атаковало глаза и ноздри. В контейнере тлели обрывки газет, пластмассовые тарелки и кукла. Большая кукла с огромными голубыми глазами в коротеньком ситцевом платье. Волос на ее голове уже почти не осталось, они трещали в маленьких желтых язычках пламени. Левая рука расплавилась, ног не было вообще. Я поменял их местами. Конверт и куклу. Отправил письмо в крематорий и эксгумировал чью-то игрушку. Аня (мне почему-то показалось, что ее зовут Аня) закрыла оба глаза, открыла лишь один. Я повторил её движение. Прислонил её к своему лицу, долго всматривался в этот глаз, поцеловал её в губы и бросил назад. Развернулся и пошел домой.
Я все ещё сомневался. Не только в своем выборе из двух вариантов, а вообще в постановке вопроса. Выбор был уже в том, стоит ли делать что-то, выбирать или доверить всё судьбе, ждать, когда она сама расставит всё по местам. Таня далеко, я ни разу ее не видел, совсем недавно она влюбилась, сказала, что любовь эта несчастливая, и она старается забыть о ней. Она влюбилась в человека, который обладал набором характеристик, полностью отрицаемых ее внутренним миром. Он был жёсткий, асоциальный, сильно пьющий… Но ведь не вопреки, а благодаря этому ее так тянуло к нему. Или я не прав? Так притягиваются или отталкиваются противоположности? Похож ли я на нее? Судя по письмам – похож. Тексты, написанные вместе… Я иногда не могу вспомнить, какое предложение придумал я, а какое она, но…
Эта девушка, которая рядом. Ее внешность меня притягивает. Но я устал завоевывать и отвоевывать. Если они счастливы с таксистом, то почему я должен чье-то счастье ставить ниже своего? Или все-таки надо думать о своем счастье? Получат ли ответы все эти вопросы в будущем. Надеюсь, нет. Ведь в таком случае книга будет интересной для потомков, они в ней найдут точно такие же проблемы, вопросы, поиски решений, современные нм. Но и в прошлом их задавали. Неужели моя книга станет лишь констатацией непреходящих загадок человеческого сознания и общения? Тогда, зачем она вообще?
Я и другим людям не люблю задавать вопросы, а тут перед собой рассыпал их целый ворох и силился найти ответ хотя бы на один. Монологи в одиночестве часто бывают весьма затейливыми и полезными, но всегда чуточку предсказуемы. Реплики предвосхищают одна другую и можно по нескольку раз заходить в один и тот же тупик, даже не делая никаких шагов. Я позвонил Диме.
Но трубку никто не поднял. Еще раз набрал его номер, на случай если в первый раз неправильно соединился, но результат тот же. Тогда решил поговорить с Богданом. В трубке послышались гудки, а я пытался побыстрее придумать тему для разговора в столь ранний час. Когда услышал его голос, то сразу же вспомнил, о чем можно спросить.
– Я слушаю, – голос его был заспанный, но добрый, как будто он шел в спальню из кухни, где пил воду.
– Привет, Богдан. Извини, что так рано.
– Так и думал, лишь ты можешь позвонить. Сволочь, да и только. Ты и в прошлый раз ни свет, ни заря меня поднял. Опять бодун? Тан-айран. Я же тебе уже говорил…
– Слушай, все забываю у тебя спросить. Помнишь, мы в прошлый выходной в супермаркет вместе ходили.
– Ну, ты даешь. Слышь, у тебя, правда, все нормально с мозгами? Я же тебе как раз про прошлый раз и рассказываю. Мы тогда с тобой ходили в магазин, потом в кино, потом… Что там потом… Ага, ты напился…
– Да, да, да. Все так. Ты меня о чем-то хотел попросить или спросить. А потом мы как-то о другом заговорили. Олег еще от меня опять убежал.
– Какой Олег? – Богдан, судя по интонации, силился понять меня как можно правильнее, но не мог.
– Олег… ах, да, я же еще не рассказывал. Не суть. Потом объясню. Так что ты хотел попросить, – я радовался, что смог найти такую нейтральную тему.
– Я? Спросить? Если честно, то уже и не помню. Слышь, а что, это так важно в семь утра, в воскресенье? Сейчас, попытаюсь припомнить… Мы говорили о… Это точно важно?
– Да, нет… просто спросил.
Богдан хмыкнул в трубку, произнес что-то насчет адреса сумасшедшего дома. Мы некоторое время молчали, затем он вновь хмыкнул:
– А ты в курсе, что Сашка твоя приехала?
– Вообще-то да, а что?
– Ничего. Она вот у меня в соседней комнате спит. Вечером вчера позвонила, объявила, что стоит возле станции метро в центре города, и попросила ночлега. Я ее не расспрашивал. Странно, что она тебе не позвонила.
Я сразу же потянулся за мобильным телефоном. Он был включен, неотвеченных вызовов не было. Стало немного не по себе. Вроде бы вчера не упрекал ее, что она меня ищет, только когда ей нужна помощь. Почему она не позвонила? Мое молчание затянулось, и я зачем-то соврал Богдану:
– Эээ… Сейчас проверил – телефон был отключен. Я ее утром на вокзале встретил, она вроде как знала, где будет ночевать.
– Вот только я об этом не знал. Что делаешь сегодня вечером? Может, все вместе сходим куда-нибудь? Посидим, поговорим, попьем чего-нибудь расслабляющего. Может, я вспомню, что тебе хотел сказать, может…
– Нет, Бодя. Я уезжаю. Еще твердо не решил, но, скорее всего…
– Куда это ты? Ааа…
Богдан был осведомлен о моем виртуальном романе с Таней. Никогда не одобрял его, но был удивлен серьезностью перемен, произошедших во мне за эти зимние месяцы. И если вначале отпускал в мой адрес шуточки и давал полные иронии советы, то с недавних пор стал предлагать различные пособия по практической психологии, пытаясь доказать мне то, что я и сам прекрасно знал. Сомневался лишь в одном. И это не давало мне возможности полностью довериться своему выбору. Я не знал событий, произошедших в ее жизни за это время. Как она воспримет мой приезд? Как очередную пытку или как избавление от мук. Мучается ли она вообще, или я все придумал?
– Чего молчишь? Ты к ней едешь? Слышь, ты давай, это, не молчи. К ней или нет?
– Говорю же тебе, не знаю еще еду или нет. Билет есть. Но разве билет достаточное условие поездки?
– Ну, по крайне мере, необходимое. Ладно. Будь на связи. Не исчезай как в среду.
– Хорошо, Богдан. Спасибо тебе. За все.
– Удачи тебе, сволочь. Пока.
Легче после разговора мне не стало. При этом все время в фоновом режиме я прокручивал в голове, что сейчас происходит в квартире Олега. Да еще эти попытки предугадать будущее. Вот, встретимся мы с ней. И что дальше? В лучшем случае, поймем, что ошибались в своих чувствах и реальный человек отличается от придуманного образа. Тогда посмеемся, посидим где-нибудь, я уеду со спокойной душой. А если один из нас поймет, что влюблен во второго? Конечно, лучше твердое знание, чем метания между мечтами и невозможностью их воплотить в реальность. Но моя поездка слишком запоздала. Это раньше было необходимо все расставить на свои места. Но ведь расставание уже произошло. Виртуальное расставание… Попытка познакомиться заново? Это тоже уже пройденный этап. Когда-то я так пытался второй раз познакомиться с Сашей. Говорил себе, что, в общем-то, мы сами для себя придумываем жизнь. Так что же мешает придумать второй раз? И если реальные поступки приносят радости и разочарования, то почему бы не совершать выдуманные поступки? Они останутся в памяти в виде точно таких же электронных импульсов, которые будут иногда вспоминаться нам по ночам, которые мы можем вспоминать и пересказывать в других выдуманных историях. И я писал Саше письма. О том, как…
…вспоминаю запах дождя и травы в Дании, в тот день, когда мы познакомились. Было три часа пополудни. Меня только что выгнали с работы. А ведь вначале мне поверили, поверили, что я толковый дизайнер одежды. Пока одним счастливым утром не застали меня за моим «творчеством». Я распарывал турецкую джинсовую куртку и обводил получившиеся «запчасти» карандашом на миллиметровой бумаге. Разговор с директором, заявление «по собственному желанию», комплект одежды из моей «коллекции» (которая, между прочим, выиграла серебряную медаль на неделе моды в Копенгагене) и две булочки для хот-дога. Я еще не решил куда пойти.
Хельга меня бесила своей хохотливостью в постели, с ней просто нельзя было серьезно заниматься любовью, я до сих пор не могу понять, отчего ей было так весело. Уна была всем хороша, но вернулся из рейса её придурок-муж. Поэтому придурок-любовник был бы лишним. Оставалась еще Марта. Но с ней были такие сложные отношения, что я лучше переночевал бы на лавочке в городском парке, чем согласился на секс с ней без свидетелей. А со свидетелями (в последнее время) отказывалась она. И вот я шел и размышлял о своем будущем. Можно было рвануть в Эстонию. Там жил Густав. Густав просто обязан был помочь мне. Он был мне должен. Причем это был долг из разряда тех, которые невозможно вернуть, но возвращать необходимо. Густав был… моей женой. Был до того дня прекрасного\ужасного дня, когда он (тогда еще она) решил(а) сменить пол. Причин я до сих пор не могу понять, он/она объяснял(а) мне это тем, что Густав (Анна) хотел(а) почувствовать себя мной. Я не вдавался в подробности – все равно этот брак был инициирован мною с целью приобретения европейского гражданства. Густав помог бы мне. Оставалось только найти человека, который помог бы мне с билетом на паром.
Для этого годилась бы и немолодая, полнеющая дама с тугим кошельком и не менее тугим соображательным органом, но обычно я присматривал хорошо одетого, интеллигентного вида мужчину средних лет. Нет, не стоит думать, что методы этих двух случаев были одинаковы. Мужчина отдавал мне деньги через час, женщина утром. Для мужчины я держал в кармане брюк колоду карт, для женщины я из этих самых брюк нехотя доставал всего одну карту. Зато это был козырь. Но после дождя на улице не было видно ни полнеющих дам, ни хорошо одетых мужчин. И тут я увидел ее. Сашу. Она шла босиком по зеленой лужайке и смеялась. Нет необходимости уточнять, что паром в Эстонию уплыл без меня. Уплыл паром, моя уверенность в себе, уплыли мои мечты о спокойной жизни, уплыла неуверенность в себе (так я остался и без уверенности, и без неуверенности), уплыло все. Осталась только она, я и две булочки для хот-дога.
Женщина, мужчина и две булочки для хот-дога.
Женщина, в которую я был влюблен, мужчина, которым я являлся и две маленькие булочки.
Женщина, чье имя напоминало мне о детстве, лицо которой я видел во сне, к чьим губам мне повезло прикоснуться своими губами; мужчина, который радовался за ее победы и разделял ее неудачи; два маленьких испеченных кусочка теста.
И на ее спине я губной помадой нарисовал бы датский флаг.
И в ее уши я бы шептал гимн это маленькой страны.
Я так хотел увидеть Париж и Лондон, Афины и Прагу, Токио и Лос-Анджелес, но я был готов всю жизнь прожить в Дании, Дании, которая подарила мне ее. И мне не нужен паспорт, там вклеена фотография человека, который не был с ней знаком. Там фотография незнакомого мне человека. Я выбрасываю свой паспорт. Мне не нужен диплом о высшем образовании. Я закончил этот вуз еще до того, как она в него поступила. Я выбрасываю свой диплом. Мои любимые английские кожаные ботинки, которые я не выбросил, даже когда чуть не погиб из-за их распустившихся шнурков в Алжире. Эти ботинки топчут траву, по которой она ходила босиком. Они тоже летят в топку моего расставания с прошлой жизнью. Серьга из проколотого не ее руками уха; компакт-диск с песнями группы, на концерте которой мы не стояли рядом; презервативы, которые я покупал для встречи с другими, я никогда не смогу воспользоваться ими с ней; слова, которые я говорил другим, я никогда не решусь повторить их ей… Собственно, остается всего три слова, которые я не говорил никому. Я люблю тебя…
Саше нравились мои письма. Вот только в ее понимании они существовали отдельно от автора. Она относилась к ним, как к литературным произведениям, самостоятельно живущим, обладающим своим собственным лицом и характером. Что же с ней произошло? Почему она не позвонила мне? Я еще раз набрал Димин номер.
– Алло, это ты? – Димка взял трубку практически после первого же гудка.
– Я. А как ты догадался?
– Мне Богдан только что позвонил. Едешь, говорит… Едешь?
– Не знаю.
– Тогда оставайся.
– Не хочу.
– Тогда езжай.
– Не знаю…
– Ну и мудак же ты! – Дима сказал это с каким-то сожалением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Девушка на крыльце парфюмерного магазина как будто ждала моих действий. Она посмотрела на небо, потом на свой зонт. Я тоже посмотрел на небо. Развернулся и пошел обратно на вокзал. Покупать билет к Тане.
20. Журавль в руках
Мне редко удается заметить наступление воскресного утра. Это в субботу я просыпаюсь в то же время, что и на протяжении всей рабочей недели. С сожалением смотрю на часы, убеждаюсь, что зря проснулся так рано. Но во второй выходной биологические часы автоматически подводятся на новый график и воскресный полдень – мой частый собеседник после того, как я открываю глаза. Он показывает мне светлые картины и ласково шепчет на ухо перспективы на вечер. Сегодня, проснувшись, я не услышал полуденных сказок. Не открывая глаз, представил расположение предметов в моей квартире. Это получалось без особенных усилий и напряжений ума. Небольшая экскурсия по комнатам. Две черные коробочки, телефон и пульт к телевизору, как всегда на ковре возле кровати. На спинку кресла накинуты джинсы и рубашка, под креслом свернутые в клубочек носки. На журнальном столике железнодорожный билет. Ботинки из прихожей смотрят носами на кухню. А там… Много различных деталей, сочных и осязаемых.
Первое. В мусорном ведре лежит конверт. Письмо незнакомке, которое так и не дошло до адресата. Второе. Кухонный стол. Практически пустая бутылка водки, пепельница (у меня дома всегда хранится дежурная пачка сигарет на случай прихода курящих друзей, но вчера я выкурил ее сам), пустая рюмка, стакан, на дне которого мутнеет огуречный рассол, крошки хлеба, глубокая тарелка, в которой смешались плоды зеленого горошка, кукурузы и оливкового дерева. Вилка… должна быть еще и вилка. Вот она. В раковине. Ходить мысленно по квартире было не сложно, но пора уже вставать.
Проснулся и тут же осознал – сегодня особенный день. Сегодня произойдет знаковое событие в моей жизни. Прецедент, после которого изменится мое отношение к себе, мои отношения с моим миром, относительная величина силы воли на килограмм массы тела. Сны? Снов минувшей ночью не было. Я ведь так и не заснул. Ну, может быть за несколько минут до звонка будильника, я прикрыл глаза и мне приснилось, что сейчас уже утро и пора просыпаться. Но, несмотря на бессонную ночь, я чувствовал себя свежим и энергичным. Сделал легкую зарядку, постоял пару минут под прохладным душем, умылся и начал одеваться. До поезда еще пять часов, но я специально встал пораньше, чтобы прочувствовать каждую секунду этого дня.
Вышел на кухню, собрал всю грязную посуду под краном, окатил моющим средством, затем попеременно включал холодную и горячую воду, вытирать не стал, просто сложил тарелки стопочкой на столе, сверху поставил бокал, рюмку и положил вилку. Накинул на плечи куртку.
Вышел из дома с пластиковым мусорным пакетом, выскальзывающим из рук, мокрым от огуречного рассола. Шел напрямик к мусорным контейнерам. Над одним поднимался усталый черный дымок. Во втором копошилась большая рыжая собака. Третий был точно такой же, как четвертый и пятый. Ржавые, помятые и забитые останками человеческого прогресса контейнеры. Вокруг них была еще двухметровая зона, усеянная яичной скорлупой, обрывками туалетной бумаги и картофельными очистками. Остановившись в нескольких шагах от ближайшего бака, я швырнул пакет и собирался уже возвращаться домой. Но синий полиэтиленовый мешок не долетел до цели считанных сантиметров и упал точно на развороченный борт бака открытым концом наружу. Часть мусора вывалилась на землю, и затем пакет, качнувшись, скрылся в кратере дымящего контейнера. В грязи кроме всего прочего очутился нераспечатанный бумажный конверт. Она не хотела исчезать из моей жизни.
Я не стал задумываться над знаками и символами. Чистая случайность, что письмо не свалилось в бак. Подошел, подобрал пару заплесневелых огурцов, пустую банку от консервированной кукурузы и конверт. Неожиданно для себя прослезился – облако вонючего дыма атаковало глаза и ноздри. В контейнере тлели обрывки газет, пластмассовые тарелки и кукла. Большая кукла с огромными голубыми глазами в коротеньком ситцевом платье. Волос на ее голове уже почти не осталось, они трещали в маленьких желтых язычках пламени. Левая рука расплавилась, ног не было вообще. Я поменял их местами. Конверт и куклу. Отправил письмо в крематорий и эксгумировал чью-то игрушку. Аня (мне почему-то показалось, что ее зовут Аня) закрыла оба глаза, открыла лишь один. Я повторил её движение. Прислонил её к своему лицу, долго всматривался в этот глаз, поцеловал её в губы и бросил назад. Развернулся и пошел домой.
Я все ещё сомневался. Не только в своем выборе из двух вариантов, а вообще в постановке вопроса. Выбор был уже в том, стоит ли делать что-то, выбирать или доверить всё судьбе, ждать, когда она сама расставит всё по местам. Таня далеко, я ни разу ее не видел, совсем недавно она влюбилась, сказала, что любовь эта несчастливая, и она старается забыть о ней. Она влюбилась в человека, который обладал набором характеристик, полностью отрицаемых ее внутренним миром. Он был жёсткий, асоциальный, сильно пьющий… Но ведь не вопреки, а благодаря этому ее так тянуло к нему. Или я не прав? Так притягиваются или отталкиваются противоположности? Похож ли я на нее? Судя по письмам – похож. Тексты, написанные вместе… Я иногда не могу вспомнить, какое предложение придумал я, а какое она, но…
Эта девушка, которая рядом. Ее внешность меня притягивает. Но я устал завоевывать и отвоевывать. Если они счастливы с таксистом, то почему я должен чье-то счастье ставить ниже своего? Или все-таки надо думать о своем счастье? Получат ли ответы все эти вопросы в будущем. Надеюсь, нет. Ведь в таком случае книга будет интересной для потомков, они в ней найдут точно такие же проблемы, вопросы, поиски решений, современные нм. Но и в прошлом их задавали. Неужели моя книга станет лишь констатацией непреходящих загадок человеческого сознания и общения? Тогда, зачем она вообще?
Я и другим людям не люблю задавать вопросы, а тут перед собой рассыпал их целый ворох и силился найти ответ хотя бы на один. Монологи в одиночестве часто бывают весьма затейливыми и полезными, но всегда чуточку предсказуемы. Реплики предвосхищают одна другую и можно по нескольку раз заходить в один и тот же тупик, даже не делая никаких шагов. Я позвонил Диме.
Но трубку никто не поднял. Еще раз набрал его номер, на случай если в первый раз неправильно соединился, но результат тот же. Тогда решил поговорить с Богданом. В трубке послышались гудки, а я пытался побыстрее придумать тему для разговора в столь ранний час. Когда услышал его голос, то сразу же вспомнил, о чем можно спросить.
– Я слушаю, – голос его был заспанный, но добрый, как будто он шел в спальню из кухни, где пил воду.
– Привет, Богдан. Извини, что так рано.
– Так и думал, лишь ты можешь позвонить. Сволочь, да и только. Ты и в прошлый раз ни свет, ни заря меня поднял. Опять бодун? Тан-айран. Я же тебе уже говорил…
– Слушай, все забываю у тебя спросить. Помнишь, мы в прошлый выходной в супермаркет вместе ходили.
– Ну, ты даешь. Слышь, у тебя, правда, все нормально с мозгами? Я же тебе как раз про прошлый раз и рассказываю. Мы тогда с тобой ходили в магазин, потом в кино, потом… Что там потом… Ага, ты напился…
– Да, да, да. Все так. Ты меня о чем-то хотел попросить или спросить. А потом мы как-то о другом заговорили. Олег еще от меня опять убежал.
– Какой Олег? – Богдан, судя по интонации, силился понять меня как можно правильнее, но не мог.
– Олег… ах, да, я же еще не рассказывал. Не суть. Потом объясню. Так что ты хотел попросить, – я радовался, что смог найти такую нейтральную тему.
– Я? Спросить? Если честно, то уже и не помню. Слышь, а что, это так важно в семь утра, в воскресенье? Сейчас, попытаюсь припомнить… Мы говорили о… Это точно важно?
– Да, нет… просто спросил.
Богдан хмыкнул в трубку, произнес что-то насчет адреса сумасшедшего дома. Мы некоторое время молчали, затем он вновь хмыкнул:
– А ты в курсе, что Сашка твоя приехала?
– Вообще-то да, а что?
– Ничего. Она вот у меня в соседней комнате спит. Вечером вчера позвонила, объявила, что стоит возле станции метро в центре города, и попросила ночлега. Я ее не расспрашивал. Странно, что она тебе не позвонила.
Я сразу же потянулся за мобильным телефоном. Он был включен, неотвеченных вызовов не было. Стало немного не по себе. Вроде бы вчера не упрекал ее, что она меня ищет, только когда ей нужна помощь. Почему она не позвонила? Мое молчание затянулось, и я зачем-то соврал Богдану:
– Эээ… Сейчас проверил – телефон был отключен. Я ее утром на вокзале встретил, она вроде как знала, где будет ночевать.
– Вот только я об этом не знал. Что делаешь сегодня вечером? Может, все вместе сходим куда-нибудь? Посидим, поговорим, попьем чего-нибудь расслабляющего. Может, я вспомню, что тебе хотел сказать, может…
– Нет, Бодя. Я уезжаю. Еще твердо не решил, но, скорее всего…
– Куда это ты? Ааа…
Богдан был осведомлен о моем виртуальном романе с Таней. Никогда не одобрял его, но был удивлен серьезностью перемен, произошедших во мне за эти зимние месяцы. И если вначале отпускал в мой адрес шуточки и давал полные иронии советы, то с недавних пор стал предлагать различные пособия по практической психологии, пытаясь доказать мне то, что я и сам прекрасно знал. Сомневался лишь в одном. И это не давало мне возможности полностью довериться своему выбору. Я не знал событий, произошедших в ее жизни за это время. Как она воспримет мой приезд? Как очередную пытку или как избавление от мук. Мучается ли она вообще, или я все придумал?
– Чего молчишь? Ты к ней едешь? Слышь, ты давай, это, не молчи. К ней или нет?
– Говорю же тебе, не знаю еще еду или нет. Билет есть. Но разве билет достаточное условие поездки?
– Ну, по крайне мере, необходимое. Ладно. Будь на связи. Не исчезай как в среду.
– Хорошо, Богдан. Спасибо тебе. За все.
– Удачи тебе, сволочь. Пока.
Легче после разговора мне не стало. При этом все время в фоновом режиме я прокручивал в голове, что сейчас происходит в квартире Олега. Да еще эти попытки предугадать будущее. Вот, встретимся мы с ней. И что дальше? В лучшем случае, поймем, что ошибались в своих чувствах и реальный человек отличается от придуманного образа. Тогда посмеемся, посидим где-нибудь, я уеду со спокойной душой. А если один из нас поймет, что влюблен во второго? Конечно, лучше твердое знание, чем метания между мечтами и невозможностью их воплотить в реальность. Но моя поездка слишком запоздала. Это раньше было необходимо все расставить на свои места. Но ведь расставание уже произошло. Виртуальное расставание… Попытка познакомиться заново? Это тоже уже пройденный этап. Когда-то я так пытался второй раз познакомиться с Сашей. Говорил себе, что, в общем-то, мы сами для себя придумываем жизнь. Так что же мешает придумать второй раз? И если реальные поступки приносят радости и разочарования, то почему бы не совершать выдуманные поступки? Они останутся в памяти в виде точно таких же электронных импульсов, которые будут иногда вспоминаться нам по ночам, которые мы можем вспоминать и пересказывать в других выдуманных историях. И я писал Саше письма. О том, как…
…вспоминаю запах дождя и травы в Дании, в тот день, когда мы познакомились. Было три часа пополудни. Меня только что выгнали с работы. А ведь вначале мне поверили, поверили, что я толковый дизайнер одежды. Пока одним счастливым утром не застали меня за моим «творчеством». Я распарывал турецкую джинсовую куртку и обводил получившиеся «запчасти» карандашом на миллиметровой бумаге. Разговор с директором, заявление «по собственному желанию», комплект одежды из моей «коллекции» (которая, между прочим, выиграла серебряную медаль на неделе моды в Копенгагене) и две булочки для хот-дога. Я еще не решил куда пойти.
Хельга меня бесила своей хохотливостью в постели, с ней просто нельзя было серьезно заниматься любовью, я до сих пор не могу понять, отчего ей было так весело. Уна была всем хороша, но вернулся из рейса её придурок-муж. Поэтому придурок-любовник был бы лишним. Оставалась еще Марта. Но с ней были такие сложные отношения, что я лучше переночевал бы на лавочке в городском парке, чем согласился на секс с ней без свидетелей. А со свидетелями (в последнее время) отказывалась она. И вот я шел и размышлял о своем будущем. Можно было рвануть в Эстонию. Там жил Густав. Густав просто обязан был помочь мне. Он был мне должен. Причем это был долг из разряда тех, которые невозможно вернуть, но возвращать необходимо. Густав был… моей женой. Был до того дня прекрасного\ужасного дня, когда он (тогда еще она) решил(а) сменить пол. Причин я до сих пор не могу понять, он/она объяснял(а) мне это тем, что Густав (Анна) хотел(а) почувствовать себя мной. Я не вдавался в подробности – все равно этот брак был инициирован мною с целью приобретения европейского гражданства. Густав помог бы мне. Оставалось только найти человека, который помог бы мне с билетом на паром.
Для этого годилась бы и немолодая, полнеющая дама с тугим кошельком и не менее тугим соображательным органом, но обычно я присматривал хорошо одетого, интеллигентного вида мужчину средних лет. Нет, не стоит думать, что методы этих двух случаев были одинаковы. Мужчина отдавал мне деньги через час, женщина утром. Для мужчины я держал в кармане брюк колоду карт, для женщины я из этих самых брюк нехотя доставал всего одну карту. Зато это был козырь. Но после дождя на улице не было видно ни полнеющих дам, ни хорошо одетых мужчин. И тут я увидел ее. Сашу. Она шла босиком по зеленой лужайке и смеялась. Нет необходимости уточнять, что паром в Эстонию уплыл без меня. Уплыл паром, моя уверенность в себе, уплыли мои мечты о спокойной жизни, уплыла неуверенность в себе (так я остался и без уверенности, и без неуверенности), уплыло все. Осталась только она, я и две булочки для хот-дога.
Женщина, мужчина и две булочки для хот-дога.
Женщина, в которую я был влюблен, мужчина, которым я являлся и две маленькие булочки.
Женщина, чье имя напоминало мне о детстве, лицо которой я видел во сне, к чьим губам мне повезло прикоснуться своими губами; мужчина, который радовался за ее победы и разделял ее неудачи; два маленьких испеченных кусочка теста.
И на ее спине я губной помадой нарисовал бы датский флаг.
И в ее уши я бы шептал гимн это маленькой страны.
Я так хотел увидеть Париж и Лондон, Афины и Прагу, Токио и Лос-Анджелес, но я был готов всю жизнь прожить в Дании, Дании, которая подарила мне ее. И мне не нужен паспорт, там вклеена фотография человека, который не был с ней знаком. Там фотография незнакомого мне человека. Я выбрасываю свой паспорт. Мне не нужен диплом о высшем образовании. Я закончил этот вуз еще до того, как она в него поступила. Я выбрасываю свой диплом. Мои любимые английские кожаные ботинки, которые я не выбросил, даже когда чуть не погиб из-за их распустившихся шнурков в Алжире. Эти ботинки топчут траву, по которой она ходила босиком. Они тоже летят в топку моего расставания с прошлой жизнью. Серьга из проколотого не ее руками уха; компакт-диск с песнями группы, на концерте которой мы не стояли рядом; презервативы, которые я покупал для встречи с другими, я никогда не смогу воспользоваться ими с ней; слова, которые я говорил другим, я никогда не решусь повторить их ей… Собственно, остается всего три слова, которые я не говорил никому. Я люблю тебя…
Саше нравились мои письма. Вот только в ее понимании они существовали отдельно от автора. Она относилась к ним, как к литературным произведениям, самостоятельно живущим, обладающим своим собственным лицом и характером. Что же с ней произошло? Почему она не позвонила мне? Я еще раз набрал Димин номер.
– Алло, это ты? – Димка взял трубку практически после первого же гудка.
– Я. А как ты догадался?
– Мне Богдан только что позвонил. Едешь, говорит… Едешь?
– Не знаю.
– Тогда оставайся.
– Не хочу.
– Тогда езжай.
– Не знаю…
– Ну и мудак же ты! – Дима сказал это с каким-то сожалением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29