А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Незнакомец рассказал ей в кратких словах, что Шарль, уличенный в заговоре бонапартистов, вынужден скрываться, соблюдая большую осторожность, чтобы не подвести спрятавших его друзей, и при первой возможности попросил найти в Пасси ту, которую он называет своей женой. Сообщив, что он – друг Шарля по имени маркиз д'Орво, он прибавил, что взял на себя исполнение его просьбы.
– Ведите меня скорее к моему Шарлю! – воскликнула взволнованная Люси.
Маркиз д'Орво пригласил ее сесть в карету, и та сейчас же отправилась в путь.
Через полчаса езды экипаж остановился на темной улице перед запертой дверью, похожей на вход в отель.
– Где мы? – спросила Люси.
– В предместье Сен-Жермен, – ответил ей д'Орво, спрыгивая на землю и громко стуча молотком в дверь.
Последняя приоткрылась, и д'Орво сделал Люси знак войти. Они прошли в сопровождении слуги через большой двор, поднялись на три ступеньки крыльца, и д'Орво ввел Люси в обширный зал с закрытыми ставнями и мебелью, покрытой чехлами. Две свечи слабо освещали огромную комнату.
– Где Шарль? Ведите меня скорее к нему! – сказала Люси.
Маркиз д'Орво сел в кресло, указал другое Люси и, видя ее колебание сесть, шутливо сказал ей:
– Нам надо поговорить. Незачем утомлять себя. Присядьте!
– Но где же Шарль? Где он? – спросила дрожащим голосом Люси, начавшая пугаться этого странного уединения со своим таинственным спутником.
– Вы увидите своего Шарля, когда придет время и если вы будете благоразумны, мое дитя, – ответил ей маркиз д'Орво, небрежно скрестив ноги.
– Вы скрываете от меня правду! С ним случилось что-нибудь важное. Когда пришли арестовать его, он сопротивлялся, защищался, может быть?! Боже мой! Он ранен, может быть, убит?
– Шарль Лефевр совершенно здоров. Успокойтесь, пожалуйста! Вы можете скоро увидеть его… по крайней мере это зависит от вас.
– От меня? Что это значит? Что я могу сделать? Объясните мне!
Люси все еще стояла перед сидевшим д'Орво; вся странная обстановка этого неожиданного разговора крайне взволновала ее; она начала догадываться, что попала в западню, и хотя еще не знала, какая опасность угрожает ей, но приготовилась энергично бороться с нею, скрывая страх.
– Вы не узнаете меня? – иронически спросил д'Орво.
– Нет, я никогда не видала вас.
– Зато я видел вас и скажу вам сейчас, кто я. Восемь или девять лет тому назад вы встретили в Лондоне эмигранта, который нашел вас прелестной и сказал вам это. Помните, это было на вечере у лорда Басерта? Мы еще были одни в маленьком уединенном салоне?
– Да, это я помню. Кажется, этого французского эмигранта звали граф или маркиз Мобрейль?
– Да, граф Мобрейль, маркиз д'Орво. Это был я.
– Чего же вы хотите от меня? Тот короткий, прерванный мной разговор не дает вам никакого права на меня. Зачем вы завлекли меня сюда?
– Я действовал только в ваших интересах и вы сейчас убедитесь в этом.
– Все, что вы говорили мне про Шарля, конечно, неправда. Зачем вы это сделали? Для чего? Что вам надо от меня? Отвечайте, или я уеду.
Люси сделала шаг к двери. Однако Мобрейль спокойно посмотрел ей вслед и произнес:
– Бесполезно уходить! Все двери заперты. Вы должны выслушать меня до конца.
– Значит, вы обманули меня и держите пленницей? Но я англичанка, сестра капитана Элфинстона, храбрейшего из английских офицеров; в нашей семье не знают страха, и, пока я жива, я не дамся вам в руки.
– Успокойтесь, – весело ответил Мобрейль. – Иногда мне приходилось заставлять исчезнуть людей, но не таких прелестных женщин, как вы. Когда вы видели меня у лорда Басерта, я был занят важным проектом освобождения Европы и английского правительства, в частности, от императора Наполеона. Мне не удалось это, но все является вовремя тому, кто умеет ждать. Англия подождала, и теперь ее враг томится на острове Святой Елены. Однако сейчас речь не о нем, а о вас.
Люси содрогнулась от цинизма этого человека, собиравшегося когда-то убить Наполеона; очевидно, он мог быть способен на самые ужасные вещи, и она задрожала при мысли о том, что, может быть, жизнь Шарля в опасности и ее завлекли сюда, чтобы присутствовать при агонии любимого человека.
А тем временем Мобрейль спокойно продолжал:
– Теперь дело не в убийстве, даже не в вашем обольщении, дитя мое. В тот вечер, увидя вашу красоту, я хотел воспользоваться ею, чтобы подействовать на сердце или хоть бы на чувственность Наполеона, желая представить вас ему. Для этого мне нужно было иметь влияние на вас и я начал с любезностей и тех милых предложений, от которых вы так энергично отказались тогда. Вы уже любили Шарля Лефевра?
– Я люблю его до сих пор и только смерть может разлучить меня с ним!
– Дело идет не о смерти, но мне надо предупредить вас, что предполагается разлука ваша с Шарлем Лефевром. Мне кажется, он обвенчался с вами тайно?
– Да, нас соединяет брак, действительный в Англии. Если мы не освятили этот союз здесь формальностями французского закона, то это произошло из боязни сопротивления, которое ожидал встретить Шарль в своей семье. Тем не менее моя жизнь связана с его жизнью; он мой супруг и я уверена в его любви. Поэтому ваши угрозы, как и ваши любовные домогательства, повторяю опять, бессильны разлучить меня с Шарлем; следовательно, этому затеянному вами похищению, этой шутке насчет заговора, принудительной отставки надо положить конец… – И молодая женщина прибавила с повелительным жестом: – Я забуду странность, чтобы не сказать более, вашего поведения со мной, я ничего не скажу Шарлю, только отворите эту дверь и предоставьте мне вернуться домой, где меня ожидают.
– Да точно ли ожидают вас там так нетерпеливо? – насмешливо спросил Мобрейль.
– У меня малютка-сын, Андрэ, которого я оставила на попечение своей прислуги; он может проснуться и позвать меня. Я должна спешить домой; не удерживайте меня долее!
Мобрейль вынул из кармана изящные часы, посмотрел на них и сказал холодным тоном:
– Я не могу возвратить вам свободу раньше пяти – шести часов.
– Почему же, Бог мой?
– О, этот срок необходим хорошему экипажу, чтобы достичь первой почтовой станции, а следовательно, чтобы далеко опередить возможную погоню!
– Что вы хотите сказать? Про какой экипаж, про какую отсрочку толкуете вы? – Люси дрожала, предчувствуя новую опасность, которая не приходила ей в голову. Воспоминание о ребенке промелькнуло у нее в голове. – О, нет! – пробормотала она. – Это невозможно! Это было бы чересчур ужасно!
Между тем Мобрейль продолжал ледяным тоном:
– Я говорил вам сейчас о необходимой разлуке: я предполагал, что вы покинете Шарля Лефевра хотя бы на некоторое время, чтобы последовать за своим ребенком…
Люси вскрикнула, бросилась к Мобрейлю и воскликнула:
– Мой сын! Зачем говорите вы о моем сыне? Где он? Я хочу видеть его!
– Вы увидите его, когда вам будет угодно, но не раньше указанной мной отсрочки.
– Граф, ради Бога… послушайте; я не притворяюсь более сильной, чем есть на самом деле, я перехожу к мольбам. Разве с моим сыном произошло несчастье? Где он?
– В настоящую минуту ваш ребенок – о, доверенный надежным рукам! – не подвергается никакой опасности, могу вам поклясться! Он находится на пути из Парижа в Калэ. Завтра вечером его доставят в порт, а оттуда переправят в Англию.
Подавленная Люси упала в кресло, бормоча: «Сын мой! Вы похитили моего сына… О, это ужасно!» – а потом, снова вскочив на ноги, крикнула Мобрейлю:
– Ведь это неправда? Сознайтесь! Это новая ложь, нарочно выдуманная вами! Вы хотите напугать меня, подвергнуть испытанию! Скажите мне, что мой сын не похищем. Чего вы добиваетесь? Денег?
– Может быть!
Люси с ужасом посмотрела на Мобрейля и сказала упавшим голосом:
– Вы хотите за деньги вернуть мне моего сына? Посмотрим… Сколько вам нужно? Назовите скорее сумму и ведите меня к нему!
– Это нельзя устроить так скоро, – возразил Мобрейль. – Я сейчас объясню вам, в чем дело. Повторяю, что ваш сын не подвергается никакой опасности, что его понадобилось только удалить от вас на несколько часов; но если вы образумитесь, то мы оба отправимся к нему послезавтра или же вы можете поехать одна по данному мною адресу в Англию и там обнимете вашего ребенка.
Люси облегченно вздохнула; в ее сердце проникла слабая надежда. Ее Андрэ не грозила непосредственная опасность, она может найти его! Но какой ценой? Она вздрогнула, вспомнив, что этот низкий Мобрейль, имевший раньше на нее виды, мог потребовать в виде выкупа за малютку любви, которая ужасала ее как преступление и одна мысль о которой казалась ей невыразимо отвратительной. Молодая женщина' не смела ни о чем спрашивать того, кто тиранил ее с таким хладнокровием, и замолчала.
Однако Мобрейль продолжал:
– Так как вы немного образумились и с вами можно поговорить теперь толком, позвольте мне напомнить вам те условия, в каких находитесь вы, ваш ребенок и Шарль Лефевр. Император Наполеон из благодарности к своему другу и верному слуге Лефевру, храброму генералу, пожаловав его титулом герцога Данцигского, назначил ему прекрасное обеспечение в виде двух миллионов франков дохода, постоянного и неотъемлемого, верное богатство. Ведь вам это известно не так ли?
Люси пролепетала чуть слышно в ответ:
– Я не вижу, какое отношение может иметь это богатство маршала ко мне и моему сыну.
– Мы сейчас дойдем до этого, – ответил Мобрейль. – Этим императорским майоратом не могут распоряжаться по произволу ни маршал, ни его жена, герцогиня Данцигская. По закону он переходит по мужской линии от одного наследника к другому навсегда, то есть после маршала Лефевра – к его сыну Шарлю, а после Шарля – к его внуку, вашему сыну Андрэ… при одном условии, однако, если ребенок будет признан законным сыном Шарля Лефевра. Вы слышали? Вы поняли ясно?
– Да! Но к чему вы клоните?
– К тому, что для этого нужно или чтобы Шарль Лефевр женился на вас и признал прижитого от вас ребенка, или же… – Мобрейль не договорил и внезапно задал вопрос: – Как вы думаете, Шарль Лефевр расположен к женитьбе на вас и к признанию вашего сына?
– Его намерения неизвестны мне.
– Но я знаю их, – сказал Мобрейль. – Пока будут живы его отец и мать, не может быть речи о браке между вами; после них Шарль получит в наследство большое состояние; он будет иметь прекрасное положение при дворе потому, что его величество Людовик Восемнадцатый оказывает большой почет этому сыну маршала империи, чуждому всякого бонапартистского влияния и предубеждения и, по-видимому, приверженцу законной монархии. Таким образом, весьма сомнительно, чтобы вы когда-нибудь стали законной женой Шарля Лефевра, а ваш сын Андрэ – наследником майората.
– С меня и моего сына будет достаточно привязанности Шарля Лефевра, и если его положение помешает ему впоследствии относиться ко мне как к законной жене, то оно всегда позволит Шарлю доставить его сыну материальное обеспечение. На этот счет я спокойна.
– Не спорю, – согласился Мобрейль, – но люди, принимающие в вас участие, смотрят на ваше положение иначе… Ведь Шарль Лефевр сильно привязан к своему ребенку?
– О да, он обожает Андрэ!
– Тем лучше! Я сказал вам, что ваш сын предоставлен попечению моих друзей, которые увезли его в Англию, но вы еще не знаете, с какой целью. Мне хочется составить счастье этого мальчика и ваше собственное. Ввиду того, что Шарль Лефевр, по вашим словам, сильно привязан к своему сыну, я думаю, что у него хватит смелости пойти наперекор недовольству своего отца и даже гневу своей матери, грозной супруги маршала, и он женится на вас, когда узнает…
Мобрейль остановился.
– Договаривайте! – воскликнула растерявшаяся Люси. – Почему принимаете вы участие во мне и моем ребенке? Почему вам хочется, чтобы Шарль женился на мне?
– О, это очень просто! Я вовсе не добиваюсь того, чтобы он женился на вас; мне нужно только, чтобы он признал законным сыном вашего мальчика, который тогда сделается наследником маршала.
– Но это зависит от воли Шарля, а также и от благосклонности его родителей. Я тут ни при чем. Я не позволю себе требовать от него усыновления своего ребенка и в то же время недоумеваю, что заставляет вас действовать таким образом, как будто в вашу пользу.
– Я говорю с вами откровенно. Вам нет надобности не доверять мне. Нужно только, чтобы вы содействовали немного моему плану, представляющему бесспорные выгоды для вас и вашего сына. Вот в двух словах, чего я от вас хочу: так как вы можете сделаться женой Шарля Лефевра лишь путем преодоления трудностей, распрей, борьбы и, пожалуй, судебного процесса, с чем вы, бесспорно, согласны, то слишком ли больно было бы вам, если бы он дал свое имя женщине своего звания, своей среды, которой не отвергли бы маршал Лефевр и герцогиня?
У Люси вырвался жест удивления, и она воскликнула:
– Как! Вы собираетесь женить Шарля на другой женщине и хотите, чтобы я содействовала этому?
– Да! О, конечно, не прямо! Вы не станете вмешиваться ни во что, и когда Шарль сообщит вам о своей женитьбе, вы избавите его от упреков, сцен и тому подобного. Не лишним было бы даже, если бы вы согласились помочь ему или, по крайней мере, облегчить первые шаги его к союзу, согласному с общественными требованиями.
– Что вы говорите? Вы хотите, чтобы я сама толкнула Шарля в объятия другой женщины? Но это невозможно! Это чудовищно!
– Это действительно жертва, но, во-первых, никто не обязывает Шарля Лефевра быть верным своей жене. После женитьбы он сможет вернуться к вам…
– Дележ! Это было бы еще отвратительнее!
– В данную минуту дело идет не о том, что вам более по душе, но об участи вашего сына. Если вы желаете получить его обратно, если Шарль Лефевр любит этого мальчика и желает ему счастья, то нечего делать! Надо подчиниться моей воле!
– Чего же вы требуете? – замирающим голосом спросила Люси.
– Чтобы вы дали совет Шарлю Лефевру жениться на молодой особе, с которой его познакомят и которая представляет для него одну из самых приличных партий.
– А как зовут эту особу? Кто она такая? – стала допытываться трепещущая Люси.
– Это моя сестра, – просто ответил Мобрейль, – молодая женщина, превосходная во всех отношениях, вдова одного итальянского маркиза. Она замечательно красива, очень умна; Шарль Лефевр найдет в ней настоящий клад. Вдобавок маркиза Люперкати по моим советам согласится формально усыновить маленького Андрэ.
– Моего сына? Этой женщине сделаться его матерью! О, никогда… никогда!
– В таком случае, – возразил Мобрейль, поднимаясь с места, – мне, к сожалению, пора проститься с вами. Вы останетесь здесь в течение указанного мною срока. – Затем, взявшись за ручку двери, он обернулся и прибавил сухим тоном: – Когда наступит час вашего освобождения, слуга проводит вас до кареты, в которой вы приехали сюда. Вы вполне успеете еще поразмыслить и дать мне ответ. Но когда вы покинете этот дом, карета доставит вас на место, которое не позволит вам дознаться, куда вы были привезены. Тогда будет слишком поздно! Я сам уеду в Англию и вы никогда не увидите более своего ребенка! Поразмыслите же хорошенько.
С воплем отчаяния Люси рухнула на паркет, пока Мобрейль открывал и запирал дверь, за которой скрылся.
IV
А между тем накануне этого происшествия с Люси случилось следующее.
Чтобы успокоить тревогу герцогини, ла Виолетт покинул бал в самом разгаре и отправился в Пасси, где, как ему было известно, Шарль Лефевр имел тайную квартиру. Старый служака не колебался разыскивать молодого человека у его возлюбленной, так как, сообщив отставному тамбурмажору адрес ее домика, Шарль позволил ему явиться туда в случае крайней надобности.
Подойдя к скромному жилищу, ла Виолетт увидал, что одно из окон еще освещено. Он постучал как можно осторожнее концом трости в наружный ставень одного из темных окон нижнего этажа, и сейчас же приотворился решетчатый ставень освещенного окна на втором этаже, и мягкий женский голос спросил;
– Что такое? Это ты, Шарль?
Ла Виолетт, умерив свой громовой бас насколько мог, мягко произнес:
– Я пришел узнать, не здесь ли господин Шарль Лефевр.
В освещенной раме окна показался женский силуэт, и тот же музыкальный голос продолжал:
– А зачем он вам нужен? Разве с ним случилось что-нибудь?
Старый солдат стал в тупик.
Он опасался совершить бестактность и навлечь неприятности на Шарля Лефевра. Он тотчас же подумал, что Шарль, красивый молодой кавалер, имел право позабавиться, что, пожалуй, у него могли быть две-три возлюбленных и потому стоило ли поднимать тревогу в этом мирном убежище, где ничего не знали о его шалостях на стороне?
Если Шарля не было в этом доме, где ла Виолетт рассчитывал застать его, то, значит, он коротал вечер у другой красотки или замешкался на приятельской пирушке. А быть может, он уже сам явился, хотя и опоздав, к матери, пока он рыскал тут, в Пасси? Ла Виолетт подумал, что будет благоразумнее ничего не говорить, избегая всякого переполоха, а завтра объясниться с Шарлем, оправдать свой нескромный приход сюда тревогами материнского сердца герцогини.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29