А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Он лишь поинтересовался, откуда у Карфангера собственное судно, если его родители были всего лишь бедными переселенцами.
— Разве не верно, — спрашивал рейс, — что богатство многих домов постоянно возрастает, хотя их владельцы не утруждают себя работой? Но, с другой стороны, в таких городах появляется все больше и больше нищих и голодных. Стоит ли удивляться, что многим из них надоедает нищенство, и они начинают искать других способов добычи хлеба насущного?
Обо всех этих вещах Карфангер и сам задумывался уже не раз. Но разве мир не изначально поделен на богатых и бедных? И возможно ли вообще такое мироустройство, каким его описывает Томас Мор в своей «Утопии»? Однако сейчас ему меньше всего хотелось обсуждать с пленным алжирцем свои семейные дела, поэтому он перевел разговор в другое русло.
— Правду ли говорят, что в Алжире, Тунисе и Триполитании нет нищих?
— Много встречал я неверных, которые обходили все улицы Алжира в тщетных поисках нищих и попрошаек. А когда на их глазах каждый рейс честно делил добытое в море между своими людьми, то немудрено, что многие предпочли спасать свои души иным, отличным от проповедуемого вашими попами образом.
— И другой причины вы не видите? Насколько я знаю, кое-кто из преступивших в свое время закон пытался таким способом избежать виселицы, чтобы и далее промышлять разбоем и грабежом. Не спорю, возможно, с кем-то обошлись несправедливо, ибо много еще несправедливости творится в этом мире. Однако это не дает пострадавшим права мстить за то, что с ними несправедливо обошлись, посредством такой же или еще большей несправедливости. Вы считаете себя и свое ремесло достойными почестей? Но как можно почитать вас за то, что вы каждого попавшего к вам в лапы честного моряка, не желающего становиться ни мусульманином, ни пиратом, отправляете на галеры? Или ваши рейсы делятся добычей с гребцами-невольниками?
Вы сокрушаетесь по поводу бедности простого человека — и в то же время отнимаете у его жены и детей единственного кормильца. Это, по-вашему, и есть достойное занятие?
— Коль вы заговорили о чести и достоинстве, то подумайте хорошенько: чем рискуют ваши пузатые толстосумы, загребая деньги, заработанные вашим трудом? Нет, это не они, а мы каждый день ставим на карту собственную жизнь. Выше этой ставки не бывает. Они же…
— Ну все, довольно этих разговоров! — Карфангер прервал рейса на полуслове, убедившись, что спорить с ним бесполезно. — Риск, на который мы идем всякий раз, выходя в море, велик и благодаря усилиям таких, как вы, не становится меньше. Теперь мне совершенно ясно, с кем приходится иметь дело. И хотя беспощадное истребление пиратской нечисти есть святой долг каждого честного моряка, я все же намереваюсь отправить вас и остатки вашей шайки обратно в Алжир, чтобы вы могли рассказать вашему бею, как один гамбургский «купец»…
— О, конечно, конечно! Ваше великодушие сбережет почтенным бюргерам города Гамбурга их драгоценные талеры, а не то я давно бы уже болтался на фока-рее вашего вонючего корыта.
Карфангер позвал боцмана и, когда тот явился, приказал:
— Уберите его с моих глаз. Посадите снова в трюм к остальным.
Боцман мигнул обоим маатам и те, не особо церемонясь, выдернули рейса из кресла, заломили ему руки за спину и скрутили их концом, который давно уже держали наготове. Когда они потащили алжирца к двери, он неожиданно уперся и воскликнул, обращаясь к Карфангеру:
— Еще два слова, капитан, всего два слова!
Карфангер, не оборачиваясь, махнул рукой, давая понять, что не желает его больше слушать, однако рейс настойчиво повторил просьбу.
— Ну что там еще? — недовольно проворчал Карфангер. — Мне кажется, мы уже все выяснили.
— Знакомо ли вам имя Тимона Афинского?
— Тимон Афинский? Не знаю такого. А в чем дело?
— Я заметил у вас на столе том в четверть листа, принадлежащий перу мистера Шекспира. В одной из своих пьес он описывает жизнь некоего Тимона Афинского. При случае непременно прочтите, быть может, там вы найдете и другие причины превращения добрейшего из добрейших в ужасного человеконенавистника — причины, кажущиеся порой непостижимыми. Может быть, вы поймете их. Да-да, обязательно прочтите.
— Уильям Шекспир? — Карфангер явно заинтересовался, но тут же спохватился и добавил уже другим тоном:
— Ладно, посмотрим. И если это все, то убирайтесь! Вон из моей каюты!
Помощники боцмана вытолкали рейса за дверь, и наступила тишина.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Оставшись в каюте один, Карфангер принялся обдумывать дальнейший ход своего предприятия. Если через два, самое позднее, через три дня не будет благоприятных известий о де Рюйтере, то волей-неволей придется грузить обратный фрахт и дополнительный провиант для сидящих в трюме алжирцев. Где-то в глубине души он уже начал сомневаться, правильно ли поступил, приказав повторно атаковать пиратский корабль, и без того уже потерявший маневренность, а затем еще и поднять на борт барахтавшихся в океане пиратов. Теперь они превратились в балласт. Но, с другой стороны, ему очень хотелось максимально использовать свой успех.
Уже последние ящики штучного груза перекочевали из трюма «Мерсвина» на портовые шаланды, пришвартованные к гамбургскому кораблю. Боцман доложил, что можно начинать погрузку бочонков с вином; если все пойдет хорошо, наутро можно будет поднимать паруса и отплывать к родным берегам.
Нахмурившись, Карфангер поддел носком сапога валявшийся на палубе обрывок троса — и тут заметил возвращающуюся шлюпку, в которой сидел Ян Янсен. Капитан поспешил к фалрепу.
— Что нового, штурман? — от нетерпения Карфангер не мог дождаться, пока Янсен перелезет через фальшборт. — Где адмирал?
— Шкипер с одного судна, которое недавно пришло из Неаполя, говорит, что между Сардинией и Балеарами встретил в море голландскую эскадру, шедшую курсом ост.
— Когда это было?
— Четыре дня назад. А другой шкипер, из Барселоны, утверждает, что пять дней тому назад видел голландские военные корабли между Ивисой и Аликанте. Но за один день пройти триста миль невозможно!
— Это верно. А что если де Рюйтер разделил свою эскадру? Возможно даже на три части? — И Карфангер на несколько минут глубоко задумался.
— Из всего этого я могу заключить, — сказал он наконец, — что адмирал крейсирует между берегами Испании и Сардинией. Вопрос лишь в том, в какой из групп кораблей находится его флагман? До Картахены или Аликанте отсюда рукой подать, но до Сардинии и обратно… За это время мы дошли бы до Ла-Манша.
— А спустя еще неделю — и до дома, — закончил его мысль штурман.
— Хорошо, подождем еще два дня. Если до тех пор не будет лучших вестей, тогда — быстро грузиться и отдавать швартовы. Пора наконец возвращаться домой.
— А что с теми, в трюме? — спросил Янсен.
— Их, видно, придется взять с собой, — ответил капитан.
В то самое время, когда гамбургский шкипер Берент Карфангер, сгорал от нетерпения, ожидая известий о голландском адмирале Михиэле Адрианезоне де Рюйтере, последний вот уже больше недели крейсировал со своей эскадрой в тридцать линейных кораблей между Сардинией и Балеарскими островами. Голландские военные корабли шли развернутым строем, на большом удалении друг от друга.
Адмирал расположился на высоком квартердеке своего флагмана «Нептун», усевшись на бухту троса прямо под красно-бело-синим кормовым флагом. Он изрядно устал, так как много дней подряд провел в напряженном ожидании встречи с пиратами: ему было точно известно, что с севера должны появиться не менее двух десятков пиратских кораблей. Они возвращались из Тулона с трюмами, набитыми пушками, ядрами, порохом и тысячей мушкетов, — всем тем, что Франция обещала алжирскому бею согласно договору о перемирии. Ведь теперь, после того как Англия и Голландия заключили между собой мир, они не замедлят повернуть пушки своих фрегатов против Алжира, Туниса и Триполитании. Бей так спешил получить обещанное ему оружие, что послал за ним свои собственные корабли. Адмирал подпер ладонью широкий, гладко выбритый подбородок и задумался. Неужели рейсы каким-то непостижимым образом пронюхали, что он их здесь поджидает? Неужели они проскользнули у него в тылу, вдоль берегов Корсики и Сардинии, а то и западнее Балеарских островов, вдоль испанского побережья? Но туда он заблаговременно отправил несколько легких и быстрых фрегатов. Де Рюйтер поднялся, положил длинную подзорную трубу на релинг и обвел ею горизонт.
Ничего. Лишь далеко впереди по правому борту темнела узкая полоска земли
— остров Менорка. Не попытаются ли они проскочить между Меноркой и Мальоркой? Как-никак это кратчайший путь отсюда до Алжира.
За спиной де Рюйтера появился капитан «Нептуна» и негромко кашлянул.
Адмирал опустил подзорную треубу и обернулся.
— Если дозорные их обнаружили, то об этом надо громко кричать, а не робко покашливать, капитан.
— Сожалею, минхер адмирал, но горизонт по-прежнему чист. Я всего лишь хотел спросить, не повернуть ли нам назад?
— Отчего же?
— Мы всегда здесь поворачивали, — отвечал тот, — и сейчас до самого берега Менорки никаких парусов в море не наблюдается.
— Всегда поворачивали, значит? А что, если нам на этот раз поступить иначе? — В уголках губ адмирала затаилась усмешка, а кончики его роскошных черных усов едва заметно дрогнули. — Что вы скажете, если мы с одной половиной эскадры станем на якорь у берега Менорки, а с другой — у Мальорки?
— Вы полагаете, минхер адмирал?..
— Разве это исключено, капитан? — вопросом на вопрос ответил де Рюйтер.
Капитан «Нептуна» с минуту поразмыслил.
— Отнюдь нет, минхер адмирал.
— Прекрасно, в таком случае прикажите взять курс норд-вест.
Всю последующую ночь корабли де Рюйтера напрасно прождали противника у берегов обоих островов, правда, за это время команды успели отдохнуть.
С первыми лучами утренней зари адмирал послал быстрый флейт на север, в проход между островами, поручив его капитану разведать, не появились ли там пиратские корабли. Но не успел парусник, кстати, больше походивший на торговый, чем на военный корабль, обойти мыс Форментор — северо-восточную оконечность острова Мальорка — как на горизонте показались паруса более чем двадцати судов. Капитан Корнелис ван Гаден не стал даже разглядывать их в подзорную трубу: было ясно, что эти и есть та самая берберийская эскадра, простоявшая здесь всю ночь на якоре.
Теперь флейт ван Гадена отделяли от одной половины голландской эскадры, затаившейся за мысом Дель Фре, добрых пятнадцать морских миль — ровно столько же, сколько было и до другой, корабли которой стояли на якоре у южного берега Менорки. На корабль и его команду капитан ван Гаден всегда мог положиться, как на самого себя. Для начала, чтобы сбить с толку пиратов, он проделал несколько крайне неуверенных маневров, словно не зная, в какую сторону удирать. Заметив, что пираты дружно бросились в погоню, он повернул на встречный курс, и флейт, поймав в паруса свежий норд-ост, помчался на юг, увлекая за собой всю берберийскую эскадру.
Когда спустя два часа флейт ван Гадена с своим «эскортом» появился в виду флагманского корабля, де Рюйтер повернулся к капитану «Нептуна», довольно потирая руки.
— Ну, как вам это нравится, капитан?
— В любом случае гораздо больше, чем в феврале пятьдесят третьего года у Портленда, минхер адмирал.
— И я того же мнения, капитан. Но все же Портленд, не стал самым черным днем в нашей истории. Хоть англичане в конце концов и одержали верх, но когда еще, скажите мне, флот генеральных штатов мог в течение трех суток успешно противостоять британцам?
Этот успех не в последнюю очередь следовало отнести на счет суровой выучки, почти муштры, которую исповедовал адмирал де Рюйтер и которая нравилась далеко не всем капитанам голландского военного флота.
Капитан флагмана спросил, не пора ли ставить паруса. Хотя де Рюйтер поначалу и намеревался сняться с якоря лишь в тот момент, когда пираты окажутся на траверзе его кораблей, с тем чтобы, идя курсом зюйд, зажать их в клещи между двумя половинами голландской эскадры; но, прикинув силу ветра, передумал и решил пойти на восток, чтобы перерезать пиратам дорогу. Другая половина эскадры, дрейфовавшая чуть севернее, должна была закрыть берберийцам путь к бегству на север, через проход между островами. Адмирал приказал поднимать паруса и ложиться на курс ост.
Замысел Михиэла де Рюйтера полностью удался, Завидев восемнадцать тяжеловооруженных двухпалубных голландских военных кораблей, пираты повернули на север, однако вскоре убедились, что путь к отступлению преграждает другая полуэскадра. И тут алжирцами овладело смятение, хотя все они были опытнейшими моряками и умели управляться с пушками так же хорошо, как с абордажными топорами и саблями. Они не привыкли сражаться такими большими силами; другое дело — напасть с двумя-тремя фрегатами на торговый караван. Здесь же пахло крупным морским сражением. И пока пиратским капитанам удалось выстроить свои корабли в более или менее организованный боевой порядок, прошло слишком много времени.
Глухо бухнул первый пушечный выстрел — сигнал к нападению. В следующее мгновение над поверхностью моря загремели раскаты мощной канонады — это заговорили пушки голландских фрегатов. Сотни чугунных ядер обрушились на пиратские корабли, сметая с палуб все живое, круша мачты, стеньги и реи, разрывая в клочья паруса и такелаж. Первым же залпом левого борта «Нептун» отправил на дно крупный двухпалубный фрегат французской постройки; два других пиратских корабля, осыпанные градом зажигательных ядер, вспыхнули, слово факелы.
Почти одновременно обе полуэскадры развернулись, чтобы ударить по пиратам из пушек другого борта; тем временем канониры поспешно заряжали только что разрядившиеся пушки противоположных бортов. Наступил как раз тот момент, на который только и надеялся командир пиратской эскадры: повернув на юго-восток, она попыталась вырваться из тисков. Голландскому адмиралу не оставалось ничего иного, как лечь на тот же курс, повернувшись, таким образом, к пиратам бортами с разряженными пушками. Повторный залп из них мог теперь состояться не ранее, чем через двадцать минут. К тому же голландцам необходимо было держаться подальше от пушек алжирцев.
Но тут по пиратам вновь ударили орудия другой полуэскадры. Снова — грохот залпов, клубы дыма, разлетающиеся во все стороны обломки рангоута, обрывки парусов и снастей. В треск и скрежет вплетались беспорядочные хлопки мушкетных выстрелов. Палубы трех пиратских кораблей занялись пламенем, через несколько минут оно взметнулось к небу гигантскими языками, вмиг поглотив мачты и такелаж. Еще один алжирский корабль с оглушительным грохотом взлетел на воздух — это взорвались бочки с порохом, которыми был набит его трюм. Куски горящего дерева и парусины посыпались на одного из голландцев; мгновенно занялся такелаж. Но уже десятки крепких рук рубили топорами ванты и пардуны, выбрасывали за борт пылающие обрывки такелажа. Корабль потерял способность маневрировать, и капитан Поспешил вывести его из боя.
Но вот наконец пушки правого борта полуэскадры, в которой находился и флагман, были вновь заряжены, и она подошла к строю алжирцев. С палуб алжирских кораблей в сторону голландцев полетели мушкетные пули, ядра и картечь вперемежку с неистовыми проклятиями. Фор-марсель «Нептуна», продырявленный картечным залпом, разорвался пополам, такелажник с подручным бросился выправлять положение. И вот уже несколько матросов, сраженных мушкетными пулями алжирских стрелков, распластались на палубе, но, несмотря на это, уже через четверть часа новый фор-марсель наполнился ветром. И тогда, под грохот батарей левого борта флагмана, окутанного клубами порохового дыма, на топе его грот-мачты заполоскался на ветру сигнальный флаг «Приготовиться к аборжу! «
Пронзительные звуки труб и барабанная дробь подтвердили приказ адмирала; канониры побросали банники и вымбовки и вооружились короткими саблями, абордажными топорами, пистолетами и тесаками. Капралы строили своих солдат из абордажной команды. Помощники боцманов уже держали наготове абордажные крючья и мостки. В воздухе носились проклятья и выкрики команд, стоны раненых и хлопки пистолетных выстрелов; шершавые, продубленные соленой морской водой, солнцем и ветром борта парусников с треском сшибались друг с другом. У пиратов оставалось еще десять боеспособных кораблей, и отступать им было некуда. На их палубах уже засверкали клинки кривых турецких ятаганов, тускло заблестели лезвия метательных топоров и края окованных железом круглых щитов — пираты готовились к последней рукопашной схватке не на жизнь, а на смерть. Абордажные крючья и кошки впивались в фальшборты, сцепляя корабли намертво.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39