В распоряжении адмирала Монка осталось только чуть более пятидесяти боеспособных кораблей, против которых де Рюйтер может выставить восемьдесят.
Как и накануне, сражение начинается с артиллерийской дуэли. Море на этот раз спокойно, поэтому ядра попадают в цель чаще и наносят больший урон.
Де Рюйтер не сразу бросает в бой все силы; арьергардная эскадра, которой командует адмирал Тромп, остается дрейфовать за кормой флагмана, ожидая приказа. В ее составе шесть тяжелых фрегатов, в решающий момент они могут внести перелом в ход сражения.
На топе грот-мачты «Семи провинций» вивается сигнал «Делай, как я! «, ясно различимый даже в клубах порохового дыма. Несколько минут спустя фрегаты Тромпа на всех парусах бросаются догонять основные силы флота. Вскоре англичане зажаты между флотом де Рюйтера и арьергардной эскадрой, которая заняла выгодную для маневра наветренную сторону: англичанам придется послать чуть ли не все команды к батареям левого борта; тем временем де Рюйтер подойдет к ним с подветренной стороны и даст сигнал к абордажу.
Но все выходит иначе. Бесшабашный Тромп гонит эскадру прямо под жерла пушек линейных кораблей мощной средиземноморской эскадры адмирала Эйскью. Видя это, Михиэл де Рюйтер чертыхается и приказывает повременить с сигналом к абордажу: сейчас надо думать, как спасти корабли Тромпа.
Над «Семью провинциями» взвивается новый сигнал, флагман голландцев идет в фордевинд, увлекая за собой основные силы голландского флота, прямо в центр боевого ордера англичан, в самое пекло; голландцы прорываются в направлении эскадры Эйскью, при этом их фрегаты ведут огонь с обоих бортов. Противники неосторожного Тромпа вынуждены обороняться, эскадра голландцев спасена.
Видя это, англичане с еще большим ожесточением набрасываются на корабли де Рюйтера, адмирал Монк бросает против них все, что еще может держаться на плаву. Снова грохот, треск ломающегося рангоута, языки пламени, пожирающие такелаж и паруса, визг картечи и клубы удушливого дыма.
Но де Рюйтер не уступает. Искусно маневрируя, он выводит корабли из-под шквального огня английских пушек. Нет, не напрасны были месяцы изнурительных учений: команды выполняют свои обязанности четко, словно на маневрах — чинят такелаж, заделывают пробоины, стреляют, поднимают новые паруса взамен изорванных. Корнелис Тромп снова идет в атаку, на этот раз действуя более осмотрительно.
И англичане не выдерживают. Адмирал Монк дает сигнал к отступлению.
Де Рюйтер преследует противника, пока не замечает в сгущающихся сумерках двадцать парусов: это те самые фрегаты Монка, которые он послал навстречу французам. Вновь наступает ночь. За истекший день англичане потеряли семь кораблей, де Рюйтер — ни одного. Правда, его флагман «Семь провинций» сильно поврежден и вынужден покинуть боевой ордер.
Наступило третье утро. Ветер переменился и дул теперь с востока. Флот де Рюйтера, готовый продолжать ожесточенное сражение, снова вышел в пролив. Но шли часы, а корабли противника не появлялись. Де Рюйтер нервно расхаживал по квартердеку наскоро подремонтированного флагмана, то и дело поглядывая в подзорную трубу на юго-запад. Почему Монк не идет? Он ведь получил подкрепление в целых двадцать фрегатов, да еще со свежими командами!
— Может быть, они наконец начали нас бояться? — спросил Жан де Рюйтер своего дядю.
Адмирал сверкнул на него глазами и прошипел:
— Этот начнет бояться, как же! Будто я не знаю Монка. Нет уж, он вновь объявится. А я не двинусь отсюда, пока не увижу их парусов, даже если мне придется ждать до второго пришествия.
— Но ведь он мог и погибнуть, — высказал свое предположение Михель Шредер, — разве не могло случиться…
И умолк на полуслове, потому что сверху донесся вопль марсового:
— Англичане! Англичане идут!
Только после полудня флот адмирала Монка двинулся на боевой ордер голландцев. На этот раз английские линейные корабли уже не мчались вперед на всех парусах, а осторожно лавировали, внимательно следя за всеми маневрами противника и держась поближе к скалистому берегу. Тогда де Рюйтер погнал свой флот с попутным ветром навстречу англичанам, маневр которых был теперь ограничен берегом. Завязалась многочасовая артиллерийская дуэль, продолжавшаяся до вечера. И вновь ни одной из противоборствующих сторон не удалось добиться решающего успеха.
Неожиданно самый крупный и красивый из английских линейных кораблей
«Наследный принц», имеющий более девяноста пушек и команду в шестьсот человек, налетает на подводную скалу и спускает перед голландцами флаг, так как Монк не может прийти ему на помощь. Адмирал Эйскью сдается в плен, и голландские минеры взрывают корабль. Почти в ту же минуту вспыхивают еще два фрегата из английского арьергарда: Монк сам отдал приказ поджечь их, прежде чем дать сигнал к отступлению.
На четвертый день противники вновь сходятся в отчаянной схватке. На этот раз тяжелые потери несут обе стороны. Голландские фрегаты пылают, словно плавающие факелы, гигантские английские корабли тяжело кренятся на один борт и тонут.
Но по-прежнему никто из противников не может считать себя победителем, и де Рюйтер собирает все силы в один кулак, чтобы нанести решающий удар. Адмирал ван Неес принимает командование авангардом голландского флота, который обходит ордер англичан и смыкается с подветренной стороны с арьергардом под началом Корнелиса Тромпа; тем временем де Рюйтер с основными силами остается с наветренного борта англичан. Охват противника на этот раз удался блестяще: Михиэл де Рюйтер потирает руки и отдает приказ идти на абордаж. Теперь он доведет сражение до победного конца — теперь или никогда!
В гром пушек вплетаются хлопки мушкетных выстрелов. Все ближе подбираются к огромным английским кораблям голландские фрегаты. Корпуса кораблей стонут и трещат, наваливаясь друг на друга, в воздух взвиваются абордажные крючья, перекидываются через фальшборты мостики. На палубах английских линейных кораблей закипает жаркая рукопашная схватка. Пламя, пожирающее такелаж, кажется в наступивших сумерках нестерпимо ярким. Над морем повисает пелена тумана.
Тех из англичан, кого голландцы еще не успели взять на абордаж, охватывает дикая паника, и они спасаются бегством! «Семь провинций» еще цепко держат в когтях абордажных крючьев один из английских фрегатов. Голландцы уже захватили бак и верхнюю палубу, и только на юте еще яростно сражаются капитан фрегата и кучка его людей. Михель Шредер, размахивая тяжелой саблей, прорывается к трапу, ведущему на полуют, и в отсветах пламени, пробивающихся сквозь туманные сумерки, успевает увидеть медную пластину с названием корабля. Но уже в следующую минуту он его забывает
— так велико желание поскорее захватить полуют и покончить с этим кровопролитием. Вот он уже первым ступил на трап, подняв саблю — и тут заметил белобрысую голову и две руки, сжимающие поднятый над ней артиллерийский банник. Матрос стоит на коленях, расширившиеся глаза под окровавленной повязкой на лбу полны смертельного ужаса. Он просит пощады.
Михель Шредер уже занес ногу, чтобы пинком отшвырнуть его в сторону, как вдруг стоящий на коленях с мольбой восклицает:
— Сжальтесь, господин! Я не англичанин, я гамбуржец!
Несколько секунд Шредер оторопело смотрит на него. Но ему некогда разбираться, и он кричит:
— Прочь с дороги! Спросишь потом Михеля Шредера! — с этими словами старший штурман взлетает на полуют, выбивает из руки подвернувшегося англичанина пистолет, валит другого ударом сабли… Потом видит вокруг своих товарищей и в следующий момент — богато украшенный, позолоченный эфес шпаги, которую протягивает ему капитан фрегата.
— Сдаюсь! «Ариадне» больше не на что надеяться, — говорит он, с поклоном подавая Шредеру и свои пистолеты.
— Если не ошибаюсь, наши пути-дороги уже дважды пересекались! — восклицает тот, имея в виду снятие с айсберга и встречу в тумане год назад.
Спустившись на палубу «Ариадны», они остановились перед толпой пленных. Один из них, долговязый блондин с окровавленной повязкой на лбу, окликнул старшего штурмана:
— Одну минуту, господин Михель Шредер!
Старший штурман вспомнил о гамбуржце, просившем пощады, и, приглядевшись, узнал в нем Михеля Зиверса, нанявшегося в свое время на «АннШарлотт» и затем попавшего в Лондоне в лапы к вербовщикам флота его величества.
— Вот как довелось встретиться, — обронил Михель Шредер. — Не лучше ли было тебе оставаться у меня на корабле. А что теперь?
— Я бы хотел обратно в Гамбург, — попросил Зиверс.
— Думаю, что это вполне возможно осуществить. Когда кончится война, голландцы не отправят тебя обратно в Англию. Может, тебе уже недолго осталось ждать.
Больше поговорить им не удалось: каждая пара рабочих рук была на счету, надо было срочно ремонтировать пострадавшие в сражении корабли и готовить их к плаванию к родным берегам. К тому же еще предстояло буксировать домой захваченные английские суда.
Два дня спустя флот-победитель стал на якорь в заливе Эйссельмер. Над Амстердамом плыл перезвон церковных колоколов, возвещавших победу. Вся Голландия чествовала адмирала де Рюйтера, а Йохан де Витт повесил ему на шею почетную золотую цепь — награду генеральных штатов. Спасителя свободы и отечества прославляли на каждом шагу, но за пышными славословиями скрывалось самое главное: эта победа открывала всем голландским толстосумам, судовладельцам, банкирам и плантаторам неограниченные перспективы быстрого обогащения, не говоря уже об отвоеванных колониях в Вест-Индии и Ост-Индии.
Ни один из ораторов ни словом не обмолвился об истинных причинах того, что семь тысяч английских и нидерландских моряков не вернулись из этого крупнейшего и кровопролитнейшего из всех известных до тех пор морских сражений.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Лето клонилось к закату. Спустя восемь дней после великой битвы флоты англичан и голландцев вновь схлестнулись в яростном сражении. Монк жаждал мести за поражение в Четырехдневной битве; на этот раз англичане имели подавляющий перевес в силе флота. Но Михиэл де Рюйтер вовсе не собирался приносить бессмысленные жертвы: он увел свои корабли в прибрежное мелководье, недоступное глубоко сидевшим в воде английским линейным кораблям. Спустя три недели флот де Рюйтера был вновь приведен в полную боевую готовность, однако адмирал Монк на этот раз не рискнул принять вызов — он научился бояться голландцев.
Обе стороны перешли теперь к ведению «малой войны», в которой основная роль отводилась каперам, подрывавшим морскую торговлю противника.
Каперскую лицензию от генеральных штатов получил и Михель Шредер, его легкий фрегат крейсировал между Ла-Маншем и Гельголандом.
В Гамбурге росла тревога за безопасность торговых кораблей. Североафриканские пираты быстро научились извлекать для себя выгоду из неразберихи военного времени, и теперь их корабли заходили даже в Северное море. Совет и адмиралтейство не могли больше противостоять настойчивому давлению коммерц-депутатов и судовладельцев. Постройка двух тяжелых фрегатов была уже делом решенным, хотя парламент, которому предстояло финансировать это предприятие, осторожно заметил, что деньги будут предоставлены не раньше, чем начато строительство кораблей. Последнее, а также события непрекращающейся морской войны представляли собой две главные темы разговоров и споров в залах заседаний совета и гильдий, в конторах купцов и судовладельцев, в трактирах и домах всех, кто тем или иным образом был к этим темам причастен. Теперь Карфангер был почти уверен, что Гамбург получит наконец конвойные фрегаты.
Трезво оценив новую обстановку, Томас Утенхольт пришел к выводу, что раз уж сорвать постройку кораблей не удастся, то необходимо по меньшей мере сделать все, чтобы пробраться в число тех, кто будет распоряжаться конвойной флотилией. Поэтому он принялся уговаривать Маттиаса Дреера и Мартина Хольсте добиваться права командовать конвойными фрегатам, когда настанет время искать для них капитанов, обещая обоим не поскупиться на
«приобретение» необходимого количества голосов.
— Но почему же не удастся сорвать постройку кораблей? — недоумевал Мартин Хольсте. — Если город и согласился на это дело, то это вовсе не означает, что корабли непременно будут спущены на воду. И если совет поймет, что на этот раз выбросил кучу денег на ветер, то в другой и вовсе поостережется браться за такое.
Утенхольт в сомнении покачал головой; Маттиас Дреер изумленно уставился на Мартина Хольсте. Похоже, парень совсем рехнулся! Конечно, в это суровое время никто особо не деликатничал, выбирая средства для достижения цели, но убийство, а теперь еще и поджог — это уж слишком! Нет, на это он не пойдет. Карфангер прав, добиваясь создания городской конвойной флотилии. Что касается предложения тестя попытаться стать капитаном одного из конвойных фрегатов, то оно Маттиасу Дрееру пришлось по душе. Да и кто откажется командовать современным, отлично вооруженным кораблем — ведь это еще ко всему и адмиральский чин! Но если корабли не сойдут со стапелей, откуда в Гамбурге появиться адмиралам?!
Вопрос так и остался без ответа, ибо в этот момент снаружи, со стороны Эльбы, грянул пушечный выстрел. Стекла в окнах конторы Утенхольта зазвенели. Следом за первым выстрелом прогремели еще два.
— Это не салют, — встревожился Маттиас Дреер, — заряды не холостые.
Мартин Хольсте уже распахнул окно.
— Эгей! Взгляните-ка на этого наглеца.
Все кинулись к окну — и застыли в изумлении. Сумерки еще не успели сгуститься — часы показывали только половину восьмого — и картина, открывшаяся их взору, не могла быть наваждением. У берега Эльба стояли на якоре три английских «купца», трюмы которых были загружены товаром для Лондона. Рядом стоял один из кораблей Захариаса Спрекельсена, собиравшийся отправиться в Англию вместе с ними. Легкий фрегат под нидерландским флагом, очевидно, поднявшийся вверх по Эльбе, обстрелял англичан зажигательными ядрами, один из «купцов» уже пылал. Его команда в панике попрыгала в воду, в надежде спастись с помощью пришвартованной к борту горящего судна шлюпки. В этот момент вспыхнули паруса и просмоленный такелаж второго из «купцов»; тем временем голландец открыл огонь по третьему. Едва на нем занялся такелаж, голландский фрегат уже стоял лагом к кораблю Спрекельсена.
— Неужто он собирается?.. — только и успел сказать Маттиас Дреер, и голландец, не обращая внимания на гамбургский флаг, развернулся, батареи его левого борта плюнули огнем в такелаж гамбуржца, и смельчак под всеми парусами начал стремительно уходить вниз по течению Эльбы.
Утенхольт и Дреер оторопело таращились на гибнущие я языках пламени корабли. Тишину нарушил голос Мартина Хольсте:
— Похоже, что этот голландец знает фарватер, как свой жилетный карман.
— Ты прав, — отозвался Утенхольт, — чтобы отважиться на такое, надо быть… Но как может гамбуржец?
— А вы вспомните капитанов того несчастного каравана, доставшегося в шестьдесят втором году пиратам. Их тогда с позором изгнали из города, немудрено, что кто-то из них, быть может, подался на службу к голландцам.
Мысль показалась всем разумной. Они принялись обсуждать происшедшее на их глазах, в то время как отблески пламени от выпавших на Эльбе кораблей плясали на стенах конторы Утенхольта. В дверь, постучали. Вошел слуга и доложил, что внизу дожидается моряк, который желает поговорить с хозяином.
— Прямо сейчас? — Утенхольт поморщился. — Что ему нужно?
— Прошу прощения, сударь, но он отказался ответить на этот вопрос.
Сказал только, что это очень важно.
— А его имя? Назвал он себя?
Слуга прикрыл рот рукой и прошептал хозяину:
— Его имя — Михель Зиверс.
Утенхольт задумался, затем повернулся к Дрееру и Хольсте.
— Михель Зиверс — что-то не припомню?
— Не тот ли это Михель Зиверс, которому Мартенс одолжил денег из выкупной кассы? — спросил Мартин Хольсте.
Теперь и Утенхольт вспомнил об истории с сыном погибшего корабельного плотника с «Мерсвина» и приказал слуге привести Зиверса наверх.
Вскоре тот появился и робко остановился в дверях.
— Подойди-ка поближе, — суровым тоном приказал ему Утенхольт. — Так ты, значит, и есть тот самый Михель Зиверс, из-за которого я имел столько неприятностей несколько лет назад. Думаю, что и хозяин «Летучей рыбы» вспоминает о тебе без особой радости.
— Простите меня, сударь; Я знаю… я хотел бы…
Михель Зиверс бросил взгляд на Дреера и Хольсте. Казалось, что он не решается в их присутствии говорить дальше. Томас Утенхольт, поняв это, сказал Зиверсу, что у него нет секретов от этих людей и что он может при них говорить обо всем открыто. И тем не менее Зиверс еще раз попросил разрешения переговорить с Утенхольтом с глазу на глаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Как и накануне, сражение начинается с артиллерийской дуэли. Море на этот раз спокойно, поэтому ядра попадают в цель чаще и наносят больший урон.
Де Рюйтер не сразу бросает в бой все силы; арьергардная эскадра, которой командует адмирал Тромп, остается дрейфовать за кормой флагмана, ожидая приказа. В ее составе шесть тяжелых фрегатов, в решающий момент они могут внести перелом в ход сражения.
На топе грот-мачты «Семи провинций» вивается сигнал «Делай, как я! «, ясно различимый даже в клубах порохового дыма. Несколько минут спустя фрегаты Тромпа на всех парусах бросаются догонять основные силы флота. Вскоре англичане зажаты между флотом де Рюйтера и арьергардной эскадрой, которая заняла выгодную для маневра наветренную сторону: англичанам придется послать чуть ли не все команды к батареям левого борта; тем временем де Рюйтер подойдет к ним с подветренной стороны и даст сигнал к абордажу.
Но все выходит иначе. Бесшабашный Тромп гонит эскадру прямо под жерла пушек линейных кораблей мощной средиземноморской эскадры адмирала Эйскью. Видя это, Михиэл де Рюйтер чертыхается и приказывает повременить с сигналом к абордажу: сейчас надо думать, как спасти корабли Тромпа.
Над «Семью провинциями» взвивается новый сигнал, флагман голландцев идет в фордевинд, увлекая за собой основные силы голландского флота, прямо в центр боевого ордера англичан, в самое пекло; голландцы прорываются в направлении эскадры Эйскью, при этом их фрегаты ведут огонь с обоих бортов. Противники неосторожного Тромпа вынуждены обороняться, эскадра голландцев спасена.
Видя это, англичане с еще большим ожесточением набрасываются на корабли де Рюйтера, адмирал Монк бросает против них все, что еще может держаться на плаву. Снова грохот, треск ломающегося рангоута, языки пламени, пожирающие такелаж и паруса, визг картечи и клубы удушливого дыма.
Но де Рюйтер не уступает. Искусно маневрируя, он выводит корабли из-под шквального огня английских пушек. Нет, не напрасны были месяцы изнурительных учений: команды выполняют свои обязанности четко, словно на маневрах — чинят такелаж, заделывают пробоины, стреляют, поднимают новые паруса взамен изорванных. Корнелис Тромп снова идет в атаку, на этот раз действуя более осмотрительно.
И англичане не выдерживают. Адмирал Монк дает сигнал к отступлению.
Де Рюйтер преследует противника, пока не замечает в сгущающихся сумерках двадцать парусов: это те самые фрегаты Монка, которые он послал навстречу французам. Вновь наступает ночь. За истекший день англичане потеряли семь кораблей, де Рюйтер — ни одного. Правда, его флагман «Семь провинций» сильно поврежден и вынужден покинуть боевой ордер.
Наступило третье утро. Ветер переменился и дул теперь с востока. Флот де Рюйтера, готовый продолжать ожесточенное сражение, снова вышел в пролив. Но шли часы, а корабли противника не появлялись. Де Рюйтер нервно расхаживал по квартердеку наскоро подремонтированного флагмана, то и дело поглядывая в подзорную трубу на юго-запад. Почему Монк не идет? Он ведь получил подкрепление в целых двадцать фрегатов, да еще со свежими командами!
— Может быть, они наконец начали нас бояться? — спросил Жан де Рюйтер своего дядю.
Адмирал сверкнул на него глазами и прошипел:
— Этот начнет бояться, как же! Будто я не знаю Монка. Нет уж, он вновь объявится. А я не двинусь отсюда, пока не увижу их парусов, даже если мне придется ждать до второго пришествия.
— Но ведь он мог и погибнуть, — высказал свое предположение Михель Шредер, — разве не могло случиться…
И умолк на полуслове, потому что сверху донесся вопль марсового:
— Англичане! Англичане идут!
Только после полудня флот адмирала Монка двинулся на боевой ордер голландцев. На этот раз английские линейные корабли уже не мчались вперед на всех парусах, а осторожно лавировали, внимательно следя за всеми маневрами противника и держась поближе к скалистому берегу. Тогда де Рюйтер погнал свой флот с попутным ветром навстречу англичанам, маневр которых был теперь ограничен берегом. Завязалась многочасовая артиллерийская дуэль, продолжавшаяся до вечера. И вновь ни одной из противоборствующих сторон не удалось добиться решающего успеха.
Неожиданно самый крупный и красивый из английских линейных кораблей
«Наследный принц», имеющий более девяноста пушек и команду в шестьсот человек, налетает на подводную скалу и спускает перед голландцами флаг, так как Монк не может прийти ему на помощь. Адмирал Эйскью сдается в плен, и голландские минеры взрывают корабль. Почти в ту же минуту вспыхивают еще два фрегата из английского арьергарда: Монк сам отдал приказ поджечь их, прежде чем дать сигнал к отступлению.
На четвертый день противники вновь сходятся в отчаянной схватке. На этот раз тяжелые потери несут обе стороны. Голландские фрегаты пылают, словно плавающие факелы, гигантские английские корабли тяжело кренятся на один борт и тонут.
Но по-прежнему никто из противников не может считать себя победителем, и де Рюйтер собирает все силы в один кулак, чтобы нанести решающий удар. Адмирал ван Неес принимает командование авангардом голландского флота, который обходит ордер англичан и смыкается с подветренной стороны с арьергардом под началом Корнелиса Тромпа; тем временем де Рюйтер с основными силами остается с наветренного борта англичан. Охват противника на этот раз удался блестяще: Михиэл де Рюйтер потирает руки и отдает приказ идти на абордаж. Теперь он доведет сражение до победного конца — теперь или никогда!
В гром пушек вплетаются хлопки мушкетных выстрелов. Все ближе подбираются к огромным английским кораблям голландские фрегаты. Корпуса кораблей стонут и трещат, наваливаясь друг на друга, в воздух взвиваются абордажные крючья, перекидываются через фальшборты мостики. На палубах английских линейных кораблей закипает жаркая рукопашная схватка. Пламя, пожирающее такелаж, кажется в наступивших сумерках нестерпимо ярким. Над морем повисает пелена тумана.
Тех из англичан, кого голландцы еще не успели взять на абордаж, охватывает дикая паника, и они спасаются бегством! «Семь провинций» еще цепко держат в когтях абордажных крючьев один из английских фрегатов. Голландцы уже захватили бак и верхнюю палубу, и только на юте еще яростно сражаются капитан фрегата и кучка его людей. Михель Шредер, размахивая тяжелой саблей, прорывается к трапу, ведущему на полуют, и в отсветах пламени, пробивающихся сквозь туманные сумерки, успевает увидеть медную пластину с названием корабля. Но уже в следующую минуту он его забывает
— так велико желание поскорее захватить полуют и покончить с этим кровопролитием. Вот он уже первым ступил на трап, подняв саблю — и тут заметил белобрысую голову и две руки, сжимающие поднятый над ней артиллерийский банник. Матрос стоит на коленях, расширившиеся глаза под окровавленной повязкой на лбу полны смертельного ужаса. Он просит пощады.
Михель Шредер уже занес ногу, чтобы пинком отшвырнуть его в сторону, как вдруг стоящий на коленях с мольбой восклицает:
— Сжальтесь, господин! Я не англичанин, я гамбуржец!
Несколько секунд Шредер оторопело смотрит на него. Но ему некогда разбираться, и он кричит:
— Прочь с дороги! Спросишь потом Михеля Шредера! — с этими словами старший штурман взлетает на полуют, выбивает из руки подвернувшегося англичанина пистолет, валит другого ударом сабли… Потом видит вокруг своих товарищей и в следующий момент — богато украшенный, позолоченный эфес шпаги, которую протягивает ему капитан фрегата.
— Сдаюсь! «Ариадне» больше не на что надеяться, — говорит он, с поклоном подавая Шредеру и свои пистолеты.
— Если не ошибаюсь, наши пути-дороги уже дважды пересекались! — восклицает тот, имея в виду снятие с айсберга и встречу в тумане год назад.
Спустившись на палубу «Ариадны», они остановились перед толпой пленных. Один из них, долговязый блондин с окровавленной повязкой на лбу, окликнул старшего штурмана:
— Одну минуту, господин Михель Шредер!
Старший штурман вспомнил о гамбуржце, просившем пощады, и, приглядевшись, узнал в нем Михеля Зиверса, нанявшегося в свое время на «АннШарлотт» и затем попавшего в Лондоне в лапы к вербовщикам флота его величества.
— Вот как довелось встретиться, — обронил Михель Шредер. — Не лучше ли было тебе оставаться у меня на корабле. А что теперь?
— Я бы хотел обратно в Гамбург, — попросил Зиверс.
— Думаю, что это вполне возможно осуществить. Когда кончится война, голландцы не отправят тебя обратно в Англию. Может, тебе уже недолго осталось ждать.
Больше поговорить им не удалось: каждая пара рабочих рук была на счету, надо было срочно ремонтировать пострадавшие в сражении корабли и готовить их к плаванию к родным берегам. К тому же еще предстояло буксировать домой захваченные английские суда.
Два дня спустя флот-победитель стал на якорь в заливе Эйссельмер. Над Амстердамом плыл перезвон церковных колоколов, возвещавших победу. Вся Голландия чествовала адмирала де Рюйтера, а Йохан де Витт повесил ему на шею почетную золотую цепь — награду генеральных штатов. Спасителя свободы и отечества прославляли на каждом шагу, но за пышными славословиями скрывалось самое главное: эта победа открывала всем голландским толстосумам, судовладельцам, банкирам и плантаторам неограниченные перспективы быстрого обогащения, не говоря уже об отвоеванных колониях в Вест-Индии и Ост-Индии.
Ни один из ораторов ни словом не обмолвился об истинных причинах того, что семь тысяч английских и нидерландских моряков не вернулись из этого крупнейшего и кровопролитнейшего из всех известных до тех пор морских сражений.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Лето клонилось к закату. Спустя восемь дней после великой битвы флоты англичан и голландцев вновь схлестнулись в яростном сражении. Монк жаждал мести за поражение в Четырехдневной битве; на этот раз англичане имели подавляющий перевес в силе флота. Но Михиэл де Рюйтер вовсе не собирался приносить бессмысленные жертвы: он увел свои корабли в прибрежное мелководье, недоступное глубоко сидевшим в воде английским линейным кораблям. Спустя три недели флот де Рюйтера был вновь приведен в полную боевую готовность, однако адмирал Монк на этот раз не рискнул принять вызов — он научился бояться голландцев.
Обе стороны перешли теперь к ведению «малой войны», в которой основная роль отводилась каперам, подрывавшим морскую торговлю противника.
Каперскую лицензию от генеральных штатов получил и Михель Шредер, его легкий фрегат крейсировал между Ла-Маншем и Гельголандом.
В Гамбурге росла тревога за безопасность торговых кораблей. Североафриканские пираты быстро научились извлекать для себя выгоду из неразберихи военного времени, и теперь их корабли заходили даже в Северное море. Совет и адмиралтейство не могли больше противостоять настойчивому давлению коммерц-депутатов и судовладельцев. Постройка двух тяжелых фрегатов была уже делом решенным, хотя парламент, которому предстояло финансировать это предприятие, осторожно заметил, что деньги будут предоставлены не раньше, чем начато строительство кораблей. Последнее, а также события непрекращающейся морской войны представляли собой две главные темы разговоров и споров в залах заседаний совета и гильдий, в конторах купцов и судовладельцев, в трактирах и домах всех, кто тем или иным образом был к этим темам причастен. Теперь Карфангер был почти уверен, что Гамбург получит наконец конвойные фрегаты.
Трезво оценив новую обстановку, Томас Утенхольт пришел к выводу, что раз уж сорвать постройку кораблей не удастся, то необходимо по меньшей мере сделать все, чтобы пробраться в число тех, кто будет распоряжаться конвойной флотилией. Поэтому он принялся уговаривать Маттиаса Дреера и Мартина Хольсте добиваться права командовать конвойными фрегатам, когда настанет время искать для них капитанов, обещая обоим не поскупиться на
«приобретение» необходимого количества голосов.
— Но почему же не удастся сорвать постройку кораблей? — недоумевал Мартин Хольсте. — Если город и согласился на это дело, то это вовсе не означает, что корабли непременно будут спущены на воду. И если совет поймет, что на этот раз выбросил кучу денег на ветер, то в другой и вовсе поостережется браться за такое.
Утенхольт в сомнении покачал головой; Маттиас Дреер изумленно уставился на Мартина Хольсте. Похоже, парень совсем рехнулся! Конечно, в это суровое время никто особо не деликатничал, выбирая средства для достижения цели, но убийство, а теперь еще и поджог — это уж слишком! Нет, на это он не пойдет. Карфангер прав, добиваясь создания городской конвойной флотилии. Что касается предложения тестя попытаться стать капитаном одного из конвойных фрегатов, то оно Маттиасу Дрееру пришлось по душе. Да и кто откажется командовать современным, отлично вооруженным кораблем — ведь это еще ко всему и адмиральский чин! Но если корабли не сойдут со стапелей, откуда в Гамбурге появиться адмиралам?!
Вопрос так и остался без ответа, ибо в этот момент снаружи, со стороны Эльбы, грянул пушечный выстрел. Стекла в окнах конторы Утенхольта зазвенели. Следом за первым выстрелом прогремели еще два.
— Это не салют, — встревожился Маттиас Дреер, — заряды не холостые.
Мартин Хольсте уже распахнул окно.
— Эгей! Взгляните-ка на этого наглеца.
Все кинулись к окну — и застыли в изумлении. Сумерки еще не успели сгуститься — часы показывали только половину восьмого — и картина, открывшаяся их взору, не могла быть наваждением. У берега Эльба стояли на якоре три английских «купца», трюмы которых были загружены товаром для Лондона. Рядом стоял один из кораблей Захариаса Спрекельсена, собиравшийся отправиться в Англию вместе с ними. Легкий фрегат под нидерландским флагом, очевидно, поднявшийся вверх по Эльбе, обстрелял англичан зажигательными ядрами, один из «купцов» уже пылал. Его команда в панике попрыгала в воду, в надежде спастись с помощью пришвартованной к борту горящего судна шлюпки. В этот момент вспыхнули паруса и просмоленный такелаж второго из «купцов»; тем временем голландец открыл огонь по третьему. Едва на нем занялся такелаж, голландский фрегат уже стоял лагом к кораблю Спрекельсена.
— Неужто он собирается?.. — только и успел сказать Маттиас Дреер, и голландец, не обращая внимания на гамбургский флаг, развернулся, батареи его левого борта плюнули огнем в такелаж гамбуржца, и смельчак под всеми парусами начал стремительно уходить вниз по течению Эльбы.
Утенхольт и Дреер оторопело таращились на гибнущие я языках пламени корабли. Тишину нарушил голос Мартина Хольсте:
— Похоже, что этот голландец знает фарватер, как свой жилетный карман.
— Ты прав, — отозвался Утенхольт, — чтобы отважиться на такое, надо быть… Но как может гамбуржец?
— А вы вспомните капитанов того несчастного каравана, доставшегося в шестьдесят втором году пиратам. Их тогда с позором изгнали из города, немудрено, что кто-то из них, быть может, подался на службу к голландцам.
Мысль показалась всем разумной. Они принялись обсуждать происшедшее на их глазах, в то время как отблески пламени от выпавших на Эльбе кораблей плясали на стенах конторы Утенхольта. В дверь, постучали. Вошел слуга и доложил, что внизу дожидается моряк, который желает поговорить с хозяином.
— Прямо сейчас? — Утенхольт поморщился. — Что ему нужно?
— Прошу прощения, сударь, но он отказался ответить на этот вопрос.
Сказал только, что это очень важно.
— А его имя? Назвал он себя?
Слуга прикрыл рот рукой и прошептал хозяину:
— Его имя — Михель Зиверс.
Утенхольт задумался, затем повернулся к Дрееру и Хольсте.
— Михель Зиверс — что-то не припомню?
— Не тот ли это Михель Зиверс, которому Мартенс одолжил денег из выкупной кассы? — спросил Мартин Хольсте.
Теперь и Утенхольт вспомнил об истории с сыном погибшего корабельного плотника с «Мерсвина» и приказал слуге привести Зиверса наверх.
Вскоре тот появился и робко остановился в дверях.
— Подойди-ка поближе, — суровым тоном приказал ему Утенхольт. — Так ты, значит, и есть тот самый Михель Зиверс, из-за которого я имел столько неприятностей несколько лет назад. Думаю, что и хозяин «Летучей рыбы» вспоминает о тебе без особой радости.
— Простите меня, сударь; Я знаю… я хотел бы…
Михель Зиверс бросил взгляд на Дреера и Хольсте. Казалось, что он не решается в их присутствии говорить дальше. Томас Утенхольт, поняв это, сказал Зиверсу, что у него нет секретов от этих людей и что он может при них говорить обо всем открыто. И тем не менее Зиверс еще раз попросил разрешения переговорить с Утенхольтом с глазу на глаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39