— Вот почему я сейчас хочу предложить на его место такого человека, который одинаково устраивал бы всех нас, как это было при жизни Карстена Реймерса.
Тут Алерт Грот сделал долгую паузу, и некоторые стали уже выказывать нетерпение, по зале прокатился ропот, грозивший вновь обратить собрание в бесплодную перепалку, как вдруг раздался надтреснутый голос старого Томаса Утенхольта:
— Так кого же все-таки имеет в виду уважаемый господин Грот?
Презрительная усмешка, на мгновение скривившая губы старика, не укрылась от Алерта Грота, он почувствовал, как в груди закипает ярость, однако тут же сдержал себя. Томас Утенхольт не только мог повлиять на исход выборов, он был еще и судовладельцем, на службе у которого состоял сам Алерт Хильдебрандсен Грот, нередко принимавший командование одним из кораблей-конвоиров. Помимо этого, все, кто когда-либо имел неосторожность потерять благорасположение Утенхольта, очень быстро начинали ощущать это на собственной шкуре. Не раз тот или иной капитан, боцман, штурман или парусный мастер оказывался на берегу без жалованья и без надежды наняться на какое-нибудь другое судно. Впрочем, это были далеко еще не самые крутые меры мстительного старика. Поговаривали, будто кое-кто из повздоривших в свое время с Утенхольтом вовсе не случайно утонул, свалившись по пьяному делу в Альстер, или поутру был найден в темном переулке с кинжалом в спине и вывернутыми карманами. Находились, правда, и такие, кто утверждал, что слухи эти распускает не кто иной, как сам Томас Утенхольт с единственной целью поддержать молву, будто это его талеры и гульдены направляют клинок шпаги или дуло пистолета туда, куда ему нужно, на самом же деле он отродясь ничем подобным на занимался, ему вполне было достаточно, что об этом болтают на каждом углу. Как бы там ни было, от мнения Томаса Утенхольта сегодня зависело многое, если не все, поэтому Алерт Грот подавил вспышку ярости, набрал в грудь побольше воздуха и провозгласил:
— Я имею в виду всем вам известного и почитаемого шкипера Берента Якобсона Карфангера, сына капитана и судовладельца Иоханна Якобсона Карфангера и его супруги Анны, дочери шкипера Дитриха Янсена.
Последние его слова прозвучали во внезапно наступившей тишине, которую через несколько мгновений нарушил грохот опрокинувшегося кресла — столь поспешно вскочил со своего места Карстен Хольсте. С размаху грохнув кулаком по столу, он возопил:
— Кого?! Мы что, торчим здесь целый вечер ради того, чтобы выслушивать ваши шутки, господин Грот? А если вы говорите серьезно, то я хотел бы спросить вас, на кой дьявол нам этот молокосос? Тогда уж и я могу предложить моего Мартина: он как-никак на три года старше вашего племянника Карфангера!
И тут, как ни странно, именно Томас Утенхольт сделал попытку унять разбушевавшегося Хольсте, положив ему руку на плечо:
— Успокойтесь, крестный, надо полагать, капитан Грот достаточно хорошо обдумал свои слова, и наш долг — столь же серьезно к ним отнестись.
Давайте послушаем те доводы, которыми может подкрепить свое предложение один из наших почтенных сограждан и старейшин гильдии Алерт Хильдебрандсен Грот.
Такого поворота событий Алерт Грот ожидал менее всего. Еще не было такого случая, чтобы Томас Утенхольт что-либо предпринимал, не будучи заранее уверенным в собственной выгоде. Однако времени на раздумья по этому поводу не оставалось, надо было немедленно дать достойный отпор Карстену Хольсте, поэтому Алерт Грот обратился к присутствующим:
— Найдется ли в Гамбурге еще один шкипер, который бы с пятнадцати лет ходил в море, знал все морские пути от Гренландии до Ост-Индии и при этом всегда плавал в одиночку? К тому же этот шкипер, к досаде английских приватиров, испанских и французских корсаров, не потерял еще ни одного корабля с тех пор, как здесь, в этой зале, десять лет назад принял морскую присягу, как полагается каждому шкиперу и капитану. Ни карибским флибустьерам, ни берберийским пиратам из Алжира, Туниса и Триполитании еще никогда не удавалось захватить и разграбить его судно. Не удавалось, ибо искусство сражаться один на один с этим коварными разбойниками и побеждать их Берент Карфангер постигал у одного из величайших флотоводцев нашего времени — адмирала генеральных штатов Михиэла Адрианезона де Рюйтера. Так что вряд ли кому бы то ни было пристало называть его молокососом.
— Вот-вот, к голландцам он подался постигать премудрости морского дела, — прошипел из своего угла старый Хольсте, — в Гамбурге, видите ли, ему не нашлось учителей, ха!
— Да, к генеральным штатам, которые в сорок восьмом году откололись от империи, — поддержал Хольсте кто-то из старейшин, а тот добавил:
— Лучше не напоминайте мне об этих голландцах. Не они ли прибрали к рукам всю нашу торговлю?
— И весь промысел сельди!
— И китовый тоже!
Шум нарастал; все новые и новые голоса принимались поносить все голландское, и в первую очередь тех гамбургских шкиперов и членов правления капитанской гильдии, кто был голландского происхождения — всех этих Маринсенов, Дорманов, Антонисенов, Карфангеров. Не забыли помянуть и самого Алерта Хильдебрандсена Грота. Некоторые кричали, что, дескать, Алерт Грот для того и предложил своего племянника, чтобы в правлении гильдии снова стало одним голландцем больше. Наступал такой момент в споре, когда словесные аргументы уступают место кулакам. И тогда вновь среди неописуемого гвалта раздался голос старого Утенхольта:
— Тихо на корабле! Зачем понапрасну поднимать шум, любезные братья?
Разве не все мы в равной мере гамбургские мореходы? И разве не всех нас одинаково задевает то, что гамбуржцев повсеместно вытесняют с наезженных торговых путей, из тех мест, где некогда все держала в руках немецкая Ганза? А вы тут ударяетесь в междоусобицы и распри. Если Берент Якобсон Карфангер кого-то не устраивает, пусть встанет и выскажется, как подобает члену правления гильдии.
И Томас Утенхольт поочередно оглядел всех сидевших за столом. Вновь поднялся со своего места Карстен Хольсте и заявил, что, по его разумению, если кто-то проплавал десять лет и не потерял при этом ни одного судна, то тут что-то нечисто. Не иначе этот Карфангер носит под платьем какой-нибудь там колдовской амулет или ведьмино зелье, а то и вовсе запродал свою душу дьяволу, и дух его обречен после смерти вечно скитаться над морями, как тот голландец, что не сумел своими силами обогнуть мыс Доброй Надежды и потому прибег к помощи сатаны.
— Все вы знаете, — вещал старик, — что немало есть на свете моряков, кому привелось своими глазами видеть Летучего Голландца, и всякий раз эта встреча не предвещала ничего, кроме беды: или жестокий шторм, или подводные камни в тумане, или повальная болезнь среди матросов на судне.
Приподнявшись, он наклонился над столом и, глядя в глаза Алерту Гроту, продолжал зловещим голосом:
— Подумайте хорошенько, отчего это ваш племянник, имея один-единственный корабль, рискует больше любого другого шкипера? Отчего, хочу я вас спросить, может он себе такое позволить, а? Истинно говорю вам, Алерт Грот: хотите верьте, хотите нет, а много есть непонятных вещей между небом и землей, и еще больше — между небом и водой, гораздо больше, чем вы думаете, провалиться мне на месте, если это не так!
Ситуация вновь грозила обернуться против Карфангера, который и в самом деле происходил из голландской семьи, если бы не вмешательство Томаса Утенхольта, призвавшего собравшихся еще раз как следует обдумать и взвесить предложение Алерта Грота. Сказав это, он отодвинул свой стул с высокой спинкой и резными подлокотниками и направился к двери, бросив на ходу, что собирается поглядеть, какая на дворе погода. Тут же сорвался с места Карстен Хольсте и выскочил вслед за Утенхольтом, продолжая его в чем-то убеждать. Через несколько минут оба вернулись в зал, и по выражению лица Карстена Хольсте можно было догадаться, что он больше не будет выступать против Берента Карфангера.
Пока в зале разворачивались все эти события, Хармсен и Карфангер в пивной вели разговор о будущем гамбургского мореходства. Карфангер считал, что использовавшееся до сих пор частное конвоирование рано или поздно приведет его к упадку. «Ганза, — говорил он, — всегда опиралась на могучий военный флот империи, и хотя та не всегда оказывала ей непосредственную поддержку, все же без империи ганзейский союз ни за что не достиг бы такого могущества. Нынче, однако, силы и власть империи уже не те, как, впрочем, и города тоже, потому так вольготно живется частным конвоирам. И все это перед лицом того обстоятельства, что помимо такой традиционно могучей морской державы, как Англия, на сцену выходит еще одна — Голландия: недавно отгремевшая война на море между британцами и генеральными штатами не оставляет на этот счет никаких сомнений. И если гамбургский торговый флот собирается и в дальнейшем не сдавать своих позиций в морской торговле, то в самом ближайшем будущем следует начать поиски новых средств для этого».
Иоханн Хармсен поставил на стол рюмку, которую только что собирался поднести ко рту. И чем только его зять забивает себе голову! Едва он собрался что-либо ответить, как возле их стола появился Алерт Грот, положил руку на плечо Карфангера и произнес:
— Ступай за мной, Берент, выслушай решение правления гильдии.
Войдя следом за ним в зал, Карфангер остановился у стола, за которым сидели старейшины в широкополых шкиперских шляпах, затенявших их лица.
Томас Утенхольт поднялся и огласил решение собрания, в котором говорилось, что почтенный, мужественный и многоопытный шкипер Берент Якобсон Карфангер, гражданин вольного имперского и ганзейского города Гамбурга, избирается членом правления гильдии капитанов и шкиперов вместо скончавшегося Карстена — Реймерса. Затем судовладелец вручил вновь избранному тяжелый почетный кубок братства и подвел его к стулу, на котором раньше сидел Карстен Реймерс.
Так молодой шкипер Берент Карфангер, владелец «Мерсвина», был избран — и, судя по всему, единогласно — членом правления гильдии капитанов города Гамбурга. А между тем порывистый западный ветер без устали гнал над Эльбой сплошную стену холодного дождя, и снег, еще вчера сверкавший белизной, превращался в мутные потоки, уносившие с собой оставшийся с зимы мусор в свинцовые воды Эльбы и Альстера, где в гавани уже начинали потихоньку пробуждаться после долгой зимовки парусники торгового флота.
ГЛАВА ВТОРАЯ
В этом году Карфангер поначалу собирался отправиться в Бразилию и ВестИндию, для чего зимой потратил много времени и сил на приобретение партии хорошего скобяного товара и инструментов — и небезуспешно. Уже заготовлены были пилы и молотки, топоры и плуги, гвозди и прочие товары такого рода, которые на тех далеких берегах расходились быстро и по хорошей цене. К тому же не приходилось ломать голову насчет обратного фрахта: красное дерево, сахар, табак или пряности обходились в тех краях недорого и всегда были в Гамбурге нарасхват. Однако за несколько недель до отплытия через Атлантику докатились до Гамбурга дурные вести: португальцы вытеснили голландцев в севера Бразилии, а британцы — испанцев из Ямайки. Для Карфангера это означало потерю долголетних и надежных торговых партнеров. Поиски и налаживание новых торговых связей, — все это требовало времени, поэтому он решил отложить эти дела до будущей зимы.
Ввиду всех этих обстоятельств Карфангеру пришлось довольствоваться лишь партией силезского полотна, которую надлежало доставить в испанский порт Кадис. Обратный фрахт — несколько сотен бочонков малаги — был обеспечен почти наверняка. На сей раз Карфангер охотно бы изменил своему правилу плавать в одиночку: путь его лежал в испанские воды, а западное Средиземноморье и Гибралтарский пролив буквально кишели североафриканскими пиратами: целые эскадры их быстроходных и маневренных парусников рыскали здесь в поисках добычи. Но ожидать попутного конвоя — означало потерять много драгоценного времени, да и «Мерсвин», как видно, отправлялся в свое последнее плавание: после этой навигации Карфангер собирался начать постройку нового корабля, который полностью отвечал бы его представлениям об идеальном судне. Что касается старика «Мерсвина», то без капитального ремонта, который стоил бы кучу денег, нечего было и помышлять о выходе на нем в Атлантику. В то же время он еще мог сослужить хозяину добрую службу, плавая в Англию, Голландию или страны балтийского побережья.
Как раз в постройку нового корабля Карфангер и собирался вложить всю прибыль от этой навигации. Пока что его кошелек был почти что пуст: покупка дома в Новом городе, всей обстановки обошлась гораздо дороже, чем он рассчитывал.
Таким образом, выбора у Карфангера не было. Он еще более укрепился в своем решении отправиться в Испанию, когда оттуда через Голландию пришла добрая весть. Адмирал Михиэл де Рюйтер со своей могучей эскадрой выступил против берберийских пиратов, дерзость которых перешла все границы, пока Англия и Голландия целых три года воевали между собой за господство на морях.
Но уже вскоре после отплытия стало казаться, что на сей раз фортуна отвернулась от капитана Карфангера. Началось с того, что отплытие «Мерсвина» состоялось на несколько недель позже обычного, затем в Ла-Манше судно попало в полосу непроглядного тумана. Когда туман наконец рассеялся, задул крепкий встречный вест, так что им понадобилась почти неделя, чтобы выйти из пролива.
И только в первых числах мая паруса «Мерсвина» наконец выгнулись под напором свежего атлантического бриза, и его капитан приказал взять курс зюйд-вест. Вот уже несколько дней подряд Карфангер не снимал тяжелых матросских сапог и задубевшего промасленного плаща. Иногда днем при хорошей видимости он поручал свой старый бравый корабль заботам штурмана Яна Янсена, а сам усаживался на бухту пенькового троса, прислонясь спиной к бизань-мачте, чтобы подремать часок-другой. Все остальное время он мерил шагами палубу на шканцах, то и дело поднося к глазам подзорную трубу, наблюдал за волнением и капризами ветра, вглядывался в очертания показывавшихся на горизонте парусников и отдавал команды по маневрированию кораблем.
Теперь же, когда паруса «Мерсвина» наполнял свежий ветер и судно шло новым курсом через просторы Атлантического океана, у него появилась возможность ненадолго отвлечься от мыслей и забот о людях, судне и грузе в его трюме. Карфангер окликнул штурмана:
— Янсен, я думаю, в ближайшее время ветер не переменится. Ближе к вечеру, когда он задует в корму, можно будет поставить лисели. Я пока пойду, прилягу ненадолго. Команда пусть тоже отдохнет. Вы же глядите в оба.
— Есть глядеть в оба, господин капитан, — отозвался Ян Янсен. Он был не новичок в морском деле. В свое время ему приходилось огибать грозный мыс Горн, под началом де Рюйтера бороздить просторы Тихого и Индийского океанов. Много лет прошло с тех пор, десятка полтора, не меньше. В ту пору Ян Янсен служил простым матросом, а де Рюйтер был молодым капитаном, вроде нынешнего Карфангера. Совместная служба под началом голландца де Рюйтера прочно связывала капитана и штурмана «Мерсвина».
— Желаю спокойной вахты, штурман, — Карфангер еще раз обвел взглядом горизонт, оглядел такелаж и паруса судна и лишь после этого отправился на полуют, спустился по трапу в узкий проход между жилыми помещениями правого и левого борта, в которых размещались корабельный плотник, такелажный мастер, боцман и штурман. Проход вел к капитанской каюте, мало чем отличавшейся от подобных кают на других торговых суднах. В боковых отсеках, выдававшихся за наружную обшивку обоих бортов, располагались друг за другом отделенные от прохода занавесками койки — по две с каждой стороны, — освещавшиеся крошечными иллюминаторами. Под пятью кормовыми окнами, параллельно ахтерштевню, стоял обитый толстым сукном топчан, по обе стороны от него — ряд невысоких, всего до нижнего края кормовых окон, шкафов. Еще два шкафа, но уже высоких, достававших до самой переборки, виднелись по обе стороны от двери. Возле топчана стоял стол, прибитый к покрытому ковром полу железными скобами. Единственную подвижную мебель составляли три кресла с клешнеобразными ножками, расположившиеся полукругом у стола, над которым раскачивался, описывая самые замысловатые фигуры, подвешенный на цепях к переборке окованный железом фонарь.
Некоторое время Карфангер, словно завороженный, не отрывал взгляд от этого маятника, затем энергично встряхнул головой.
«Чепуха, — подумалось ему, — фонарь неподвижен, неподвижен как и Солнце. Зато все остальное находится в беспрестанном движении — звезды. Луна и Земля. Ветер и волны движут корабль, раскачивают его, в то время как фонарь… Еще недавно он светил в Гамбурге, теперь вот приплыл вместе с судном сюда, сам оставаясь неподвижным… неподвижным ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39